***
— Спасибо, — говорит он. Идзаки чуть хмурит брови. — За что? — За дракона. — С чего ты взял? Тамао затягивается. — Я видел как-то один твой набросок. Манера та же. — Да ты, блядь, эксперт в рисовании. — А еще у тебя краска в волосах. — Неопровержимый аргумент. Идзаки тоже это понимает. Чуть заметные — может, одному Тамао — растерянность и удивление делают его лицо совсем другим, нежели обычно. Как облака на рассвете, сказал бы Тамао, если бы додумался до такого. Идзаки проводит рукой по волосам — никогда не верить на слово одно из его правил, — натыкается на слипшуюся прядь, смотрит на пальцы. — Никто больше не заметил. — Чтобы заметить, надо смотреть, — неосторожно говорит Тамао. Лицо Идзаки темнеет, никаких больше облаков. — Я пойду. Тамао не хочет, чтобы он уходил, но из одного варианта выбор невелик.***
Токио появляется как раз вовремя — или же для Тамао любое его появление всегда вовремя. — Это он? Тамао кивает. Слова им давно почти не нужны. Токио внимательно вглядывается в его лицо. Привычная легкая улыбка трогает губы. — Хочешь, я верну его? Тамао смотрит на него, понемногу, глотками проталкивая воздух в легкие через сдавленное тисками горло. Нельзя же так... нельзя настолько понимать. Но если кто-то и может, то только Токио. Тамао притягивает его к себе, прижимает, левое плечо — к левому плечу, сердце к сердцу, смотрит на стену, мысленно дорисовывая рядом с золотым еще двух драконов — темно-синего и изумрудного. — Трискеле, — отзывается на его мысли Токио. — Симметрия и равновесие. Считай это моим подарком на день рождения. Тамао что-то говорит ему на ухо, очень тихо, а может, и не говорит — только думает, но лицо у Токио такое, что даже Токаджи сейчас промолчал бы и отвернулся.