Постарайся не сниться мне

*** Вэнь Нин всегда знал, что он невезучий человек. «Неудачник», — презрительно кривился Вэнь Чао, и вслед за ним и остальные адепты Ордена. Ему не повезло родиться в этом Ордене. Ему не повезло родиться таким робким и тихим — вот если бы Цюнлинь был как его сестра Вэнь Цин!.. Ему не везло. Это было привычным. Была робкая надежда, что повезет хотя бы с судьбой. Родственная душа, чье появление всегда знаменовалось снами. Быть может, соулмейт Вэнь Нина, предназначенный ему человек, окажется той самой удачей, подарком судьбы? Надеяться было глупо, но все равно Цюнлинь каждую ночь засыпал с надеждой. Первый сон пришел к нему после состязаний в стрельбе из лука. Его порадовала и смутила встреча с Вэй Усянем, которая невольно зажгла в нем какой-то странный огонь. Показать себя. Проявить. Не сдаваться. Вэй Усянь казался ярким и обжигающим, словно солнце; он заражал улыбкой. Во сне Вэнь Нин увидел улыбку. Чуть смущенную, но яркую; приглушенную — не солнце, скорее, отблеск луны или звезд. Тихий смех, каштановая прядь, блеск глаз из-под опущенных ресниц. Вряд ли Вэй Усянь — Цюнлинь почему-то не сомневался в том, чьим соулмейтом окажется яркий и улыбчивый юноша. Но уже заочно, не видя толком лица, не зная имени — он уже влюбился в улыбку своей пары. Второй сон заставил себя подождать. И уже был не столь мирным. Люди в золотых одеждах избивали худощавого юношу в таких же золотых одеждах. Вэнь Нину казалось, что он может ощутить боль от побоев, будто бьют его самого — значит, били именно его соулмейта. За что? Что он такого сделал? Тонкий юноша сворачивался клубком, рыдал и просил остановиться. А за избиением наблюдал кто-то в роскошной карете, отодвинув красную шторку. Цюнлинь не знал, что такого натворил его соулмейт, но уже заочно недолюбливал Лань Лин Цзинь. Третий сон пришел не вовремя. Вэнь Нин забылся зыбким сном после того, как спас Цзян Чэна и Вэй Ина от своих соклановцев и помог им уйти из сожженной Пристани Лотосов. Он задремал сидя, опираясь спиной о стену какого-то полуразваленного дома, под обреченное ворчание Вэнь Цин, которая возилась с очередным раненным. И вонь обгоревших трупов, и вонь сожженных жизней — вряд ли под все это удастся увидеть сон про свою пару. Но Вэнь Нин увидел. Звездное небо — бескрайнее, бесконечное, в котором взгляд теряется, и кажется, будто улетаешь, теряя землю под ногами. Зеленое море колышущейся травы, по которому пробегают волны. Легкий, свежий ветер — Вэнь Нину кажется, что он чувствует его прикосновения и аромат ночных трав. Ветер трепал каштановые волосы, забранные в неаккуратный хвост, темную простую одежду. Красная ленточка в волосах беспокойно мечется. Незатейливая мелодия срывается с улыбающихся губ. Цюнлинь тянется к нему, хоть и не имеет в этом сне тела, это ведь всего лишь видение… — О, это ты! — юноша оборачивается, светло улыбается. Сверкают аметистами глаза. — Ты пришел ко мне? Вэнь Нин испуганно шарахается, ощущая босыми ступнями мокрую от росы траву. Его пара смеется. — Не бойся. Это же просто сон, да? Вэнь Нин несмело улыбается в ответ. Он не решается заговорить или подойти ближе. Он просто немного посмотрит на свою пару — в этом же ничего такого, да? Вэнь Нин никогда прежде не слышал, чтобы соулмейты встречались во снах — но, может, это свидетельство их скорой встречи? — Может, мы скоро встретимся, — мечтательным тоном произнес юноша. Затем внезапно погрустнел. — А, может, и нет. Бывает такое, — он обернулся к Вэнь Нину полностью, — что соулмейтам встреча не суждена. На мгновение Цюнлинь забыл, как дышать. — Но ведь это не наша судьба, правда? — тихо произнес юноша, со странной улыбкой. — Мы встретимся… когда все будет уже кончено, Вэнь Нин. «Откуда ты знаешь мое имя? Откуда такая обреченность? Почему ты улыбаешься, говоря такие страшные вещи? Почему ты смотришь на меня с такой нежностью и болью?» — Не переживай, — он улыбнулся шире. — Я с нетерпением буду ждать встречи, Вэнь Нин. Запомни, меня зовут Сюаньюй. Мы встретимся, я обещаю. Вэнь Нин встрепенулся, видя, как все заволакивает туманом. Все — и море трав, и небо полное звезд, и тонкую фигуру перед ним. Теплая улыбка и мягко блестящие глаза оставались в его сознании до конца. До самого пробуждения. Этот сон был странным. Он был слишком двойственным. Вэнь Нин не понимал, что происходит. Что имел в виду его соулмейт? Сюаньюй. Его Сюаньюй. Улыбчивый, такой хрупкий, с ясными озорными глазами. Похож на Вэй Ина, правда, но мягче, легче, тоньше, похож на раннее утро в горах, когда легкий туман стелется по земле, сонные солнечные лучи пробираются в дома, первые птицы робко распеваются. Такой… легкий. Действительно, будто перышко. Легкое темное перышко. А перья легко ведь сгорают. Вэнь Нин гнал от себя дурные мысли, как только мог. Последний сон в его жизни был на поле боя. Он уже умирал, все тело коченело от дождя — или же это было дыхание смерти? На минуту Цюнлинь забылся сном, тревожным, легким. Сон поприветствовал его ударившим в нос запахом крови и темных чар. На полу какой-то хижины были начертаны кровью странные символы, похожие на те, что рисовал молодой господин Вэй. А на знаках лежал Сюаньюй, подтянув колени к груди и вытянув руки — перепачканные кровью. Кровоточили раны на руке, бледное лицо с закрытыми глазами покрывал неровный слой белил и румян, губы страдальчески приоткрыты. И Вэнь Нин замечает, пусть и не сразу, что Сюаньюй уже не дышит. Его соулмейт. Уже не дышит. «Мы умираем вместе. Значит, встреча, о которой ты говорил, произойдет уже на небесах? Сюаньюй, ты это мне предсказывал? Как жаль… что я не нашел тебя… при жизни…» Вэнь Нин уже не чувствовал слез сестры, ее теплых, несмотря на холодный дождь, рук. Не слышал заклятий Вэй Ина, не слышал зова сестры. И пусть позднее он все понимал, все помнил — боль в сердце засела тупой иглой — но изменить он был уже не в силах. Вэнь Нин бережно хранил в памяти каждый сон, зная, что новых уже не будет. Мертвым сны уже не снятся. *** Вэй Ин смеялся, приобняв Ханьгуан-цзюня. Со стороны казалось, что Лань Ванцзи как минимум равнодушен — а может, и вовсе недоволен подобным фривольным поведением. Но Вэнь Нин отлично понимал, что на самом деле Лань Ванцзи невероятно счастлив; и только наличие вокруг людей мешает ему открыто проявлять свои чувства к паре. Вэнь Нин его отлично понимал и не осуждал. Потому уголки его губ чуть дергались в попытке по-доброму улыбнуться. Увы, лицевые мышцы были не очень гибкими. Понимание не умаляло упавшей на душу серой пеленой тоски. Впервые за тринадцать долгих лет услышав знакомые трели, он обрадовался — хоть и не контролировал себя абсолютно. Позднее, когда разум наконец прояснился и он увидел знакомые черты… Будь он живым, он бы задохнулся от удивления, радости, неверия. Такие знакомые глаза — лавандовые. Так знакомо растрепанные волосы и даже ленточка в волосах такая же яркая. — Вэнь Нин? Вот только голос — совершенно другой. Интонации, тембр, манера разговаривать. Взгляд — вроде бы и лукавый, но на дне его таятся тени. Мо Сюаньюй призвал в свое тело Вэй Усяня, возвращая к жизни. А свою душу обрекая на вечный ад. Ведь за такой ритуал наказание должно быть суровое, это преступная, темная магия, даже молодой господин Вэй не рисковал такое использовать. Лишь рассуждал о таком, но на практике не применял. Насколько была ужасна жизнь Сюаньюя, раз он на такое решился? Вэнь Цюнлинь знал о ней лишь со слов Вэй Усяня. Сны, что он видел… Редко, очень редко, но такое случается — ты видишь сны о прошлом или же о будущем своего соулмейта. Обычно это дурной знак. Вэнь Нин видел будущее Сюаньюя. Интересно, что же видел в своих сновидениях сам Сюаньюй? Насмешки Вэней, грубоватую заботу сестры, разрушения, войну, смерть? Цюнлинь не сказал Вэй Ину, что предыдущий хозяин тела был его парой. К чему тревожить его? Вэй Усянь и сам настрадался, так пусть хоть теперь обретет счастье со своей парой. Что же до Вэнь Нина… Он все равно уже мертв. Он упокоит души своих сородичей, позаботится об А-Юане. Было бы немного интересно увидеть, каким он вырастет. А когда совсем устанет от этого бессмысленного существования — попросит Ханьгуан-цзюня сыграть для него Упокоение. Может, было бы лучше попросить об этом А-Юаня, но вряд ли его племянник согласится на это. Ханьгуан-цзюнь надежнее. Учитывая, скольких он убил… Он ведь попадет туда же, где сейчас душа Сюаньюя? Он на это надеется. Но если вдруг окажется, что сам Цюнлинь обречен на ад, а Сюаньюй переродится — он будет только рад. Было бы чудесно, если бы они оба переродились. И наконец-то смогли бы встретиться в другой жизни. Вэнь Нин сам не мог понять, как умудрился заснуть. Мертвым сон не нужен, он еще ни разу не почувствовал усталости или сонливости, а вот надо же — стоило им с А-Юанем сделать привал и стоило племяннику задремать, как его веки сами собой сомкнулись, а сознание заволокла туманная пелена. Неужели он и вправду способен заснуть? И если он все еще способен видеть сны, пусть этот сон будет о Сюаньюе. — Вэнь Нин? — Сюаньюй не улыбался, но его тонкие губы, казалось, были готовы в любой момент изогнуться в улыбке. — Наконец-то мы смогли встретиться! — Жаль, что не наяву, — невольно вырвалось у Вэнь Нина. Все та же долина, все то же море трав, волны, пробегающие по ним из-за легкого ветра. Небо, полное звезд. Сюаньюй, такое же поразительно легкий и светлый. Да, сейчас Вэнь Нин отчетливо видел разницу между Старейшиной Илин и Мо Сюаньюем. Пусть тело было одно и то же, но разные души буквально преображали облик. — Жаль, — согласно кивнул Сюаньюй. — Но ничего страшного, мы скоро встретимся вновь, Вэнь Нин. — Встретимся?.. Ты отдал свое тело, разве ты не… мертв? — Это не помешает мне встретиться с тобой. К тому же, я же разговариваю сейчас с тобой — как я могу быть мертв, — неожиданно твердо произнес Сюаньюй. Удивленно заморгал. — Неужели ты правда думал, что мы уже никогда не увидимся? — Ты сам сказал, что мы встретимся, когда все будет кончено, — Вэнь Нин сделал несколько шагов к Сюаньюю. Ничего же не случится, если он его коснется? — И ты решил, что я имел в виду нашу с тобой смерть? — широко распахнутые глаза, в голосе звенит возмущение пополам с удивлением. Вэнь Нин покаянно кивает, приближаясь еще ближе. — Я вовсе не имел в виду смерть — твою или мою, — горячо заверил Сюаньюй, сам подаваясь вперед. — Я… я имел в виду своего брата. Мэн Яо. Я имел в виду, когда с его интригами будет покончено… Знаешь, когда злодей будет покаран… — Сюаньюй запинается, смущенно смеется, прячет взгляд. Вэнь Нин понимает — он до сих пор не считает брата злодеем на самом деле. Он ему, наверное, даже сочувствует. Но также и понимает, что так дальше продолжаться не может, что этому злу нужно было положить конец. Это он и имел в виду тогда, в том видении? — Извини, что не понял раньше, — искренне извиняется Вэнь Нин, подходя наконец практически вплотную. Медленно поднимает руку, замирая, опасаясь, что его прикосновения будут неприятны. Осторожно поправляет чужие волосы, убирая мешающую прядку за ухо. Сюаньюй неожиданно ярко краснеет, смущенно опускает взгляд, улыбается сладко и радостно — ему приятно. Вэнь Нин немного растерян — он мертв, он больше ничего не должен чувствовать. Тогда откуда же такое горячее смущение, острое желание обнять, смотреть вечно на этот румянец, на улыбку, ловить каждый взгляд и смех? — Мы с тобой обязательно встретимся, — обещает Сюаньюй. Он смелеет, и хоть щеки все еще окрашены румянцем, он обхватывает узкими ладонями лицо Вэнь Нина, заставляя наклониться к себе. Прижимается лбом к его лбу, задевая щекотно кончик носа своим. — Не пропусти меня, — шепот оседает на губах обещанием, горькой карамелью. — Не пропусти, Цюнлинь. Мы обязательно встретимся. Я обещаю, ты только не упусти… «Не упущу», — хочет сказать Вэнь Нин. И обнять Сюаньюя, да покрепче. Но едва он касается своей пары, как он тает, само видение тает, расплывается туманом, стекает мглой с вытянутых рук. — Дядя Нин? Что-то случилось? — А-Юань недоуменно смотрит, тревожно хмурит брови. — Все нормально, — качает головой Вэнь Нин, опуская руки. — Просто… очень хороший сон. У Лань Юаня хватает такта, чтобы не сказать, что лютые мертвецы, вообще-то, не могут видеть сны. Вэнь Нин и сам это знает. Вот только это был не просто сон. Это было предсказание. Обещание встречи. И теперь у него есть цель, смысл существования. Дождаться их с Сюаньюем встречи наяву. Когда бы она не произошла — он дождется. *** Вэнь Цюнлинь замер на краю поля. Горизонт терялся вдалеке, а по морю трав ветер гонял изумрудные волны. Над головой расстилалось бескрайнее небо, ясно-голубое, ослепительное. Впервые он здесь наяву — но это место он узнал бы всегда, в любое время. Значит, то место в их с Сюаньюем снах — реально… Хотелось подставить лицо солнцу и чувствовать, как ветер трепет волосы. Вдохнуть полной грудью свежий воздух, наполненный ароматом разнотравья. Напиться бы этим запахом допьяна, упасть бы среди трав, чтобы видно было только небо, и больше ничего. Смеяться бы до слез, до горящих легких, потому что жив и можешь видеть красоту мира, можешь жадно пить такой пьянящий воздух, можешь чувствовать прикосновения солнца, можешь… просто можешь чувствовать. У Вэнь Нина такой роскоши не было больше пятнадцати лет. Все эти годы он был мертвецом — холодным, мертвым, темным пятном на ткани мироздания, которое следует оттереть, смахнуть, как грязь, и позабыть. Он ничего не ощущал, даже чувства свои похоронил глубоко внутри полумертвой души. Ведь так больно, когда не можешь выплакать горе… И только последние полгода его состояние начало меняться. Сперва появилась боль. Едва заметная боль от ударов, человек бы от таких орал, как резанный. А Вэнь Нин, прежде даже не ощущавший их, начал чувствовать совсем немного, как слабый укус котенка. Потом вкус. Сначала мерзкий привкус гнили и крови, который пришлось долго выполаскивать. Потом — сладость локв, которые ему притащил перепуганный и обрадованный одновременно Сычжуй. Запахи, прикосновения, вкус… Вэнь Нин, будто ребенок, заново познавал мир. Вэй Ин, озадаченный таким чудом, сделал невероятное предположение, которое сотрясло бы весь мир заклинателей, если бы оно не было тайным: Вэнь Цюнлинь снова становился живым. Вэнь Нина не волновала ни одна из гипотез, которые выдвинул Старейшина Илин, ни одно предположение. Он все еще был больше мертв, чем жив, но он мог чувствовать боль — и это уже делало его самым счастливым. Он был уже не лишним в этом мире. У него были цели, у него была жизнь, полная таких прекрасных чувств. Так какая разница — как, почему, зачем? Если это дар богов, то Вэнь Нин был им безмерно благодарен. Вэнь Нин неспешно спустился с холма прямо в травяное море. Трава была высокой, ему до пояса. Он провел по ней ладонями, чуть улыбнулся. Он совсем недавно научился улыбаться; и первым его улыбку посчастливилось увидеть Цзинь Лину. Он тогда сопровождал молодого главу Ланьлин Цзинь и Сычжуя с остальной молодежью на ночной охоте. Ребята много шутили и веселились, Вэнь Нину становилось очень тепло от их смеха. И как-то сама собой, совсем незаметно, на его лице возникла слабая улыбка, невесомая, как утренний туман. И первым ее увидел Цзинь Лин. Странно вздрогнул, распахнул глаза шире, затем залился румянцем в ответ на вопросительный взгляд и поскорее отвернулся. Наверное, Вэй Усянь обрадовался бы этой улыбке, она напомнила бы ему те времена, когда Цюнлинь был очаровательно застенчивым юношей, метко стреляющим из лука. Но Вэй Ин был далеко, а Вэнь Нину впервые не хотелось появляться рядом с ним. Хотелось побыть наедине с собой и своими вновь обретенными чувствами. Хотелось вдыхать этот мир полной грудью. Хотелось… жить. И любить, не сомневаясь, что любим в ответ. Он все еще ждал. Внимательно вглядывался в глаза прохожих, вслушивался в смех прохожих. Уже прошел почти год с его последнего сна, но надежда не угасала. Даже становилась ярче. Ведь теперь он сможет поприветствовать Сюаньюя искренней улыбкой. Он даже научился засыпать, хотя спать ему по-прежнему не нужно было. Но когда было совсем спокойно и тихо, Цюнлинь мог ненадолго задремать. Это было очень приятное чувство расслабления и покоя, будто все тело укутали в меховое одеяло. Вэнь Нину даже снились сны — ничего не значащие дымные образы и смутные пейзажи. Пару раз даже мелькнули лавандовые глаза Сюанюя. Очень, очень редко ему снилась музыка. Легкие переливы флейты, будто звонкий ручеек бежит, весело звеня и словно смеясь. Так порой играл Вэй Ин — не для темной магии, просто так, для души. И эти мелодии Цюнлинь любил больше всего. Но мелодия, что снилась ему сейчас, была иной. Она казалась знакомой он точно слышал ее прежде. Вэнь Нин лениво перебирал воспоминания, оставаясь в полудреме. Это было, наверное, еще когда он был жив. До смерти, даже до встречи с Вэй Ином… Ах, точно. Старшая сестра в детстве часто играла ему на травяной флейте. Просто листик, особым образом надрезанный, прижимался к губам двумя пальцами. Мягкая, простая, но очаровательная мелодия. Вэнь Нин так и не научился играть так, как сестра. А Вэнь Цин быстро позабыла свои мелодии. Вэнь Цюнлинь окончательно вынырнул из дремы, поспешив открыть глаза, которые почему-то сильно резало. Из-за слишком яркого солнца? Мелодия из сна не спешила стихать. Более того, Вэнь Нин отчетливо чувствовал тепло человека, который играл, он сидел совсем рядом. Достаточно лишь повернуть голову. Достаточно лишь протянуть руку — и коснешься узкой талии, собранных в небрежный хвост волос. Темная одежда (как всегда), красная ленточка в волосах (как прежде), воплощение хрупкости и легкости (будто темное перышко). Вэнь Нину было страшно, что это сон. Который растает, едва он коснется сидящего рядом Сюаньюя, играющего на травяной флейте с закрытыми глазами. Но его рука словно зажила своей собственной жизнью — коснулась осторожно свободной руки, переплела свои пальцы с чужими, такими пугающе хрупкими, но обжигающе теплыми. Сюаньюй вздрогнул и отнял листок от покрасневших губ. Посмотрел на Вэнь Нина, широко улыбнулся, сжав его пальцы крепче. — Проснулся? Снилось что-нибудь хорошее? — Да, — Вэнь Нин улыбнулся в ответ. — Ты меня искал или это случайность? — Случайность. Я тоже искал наяву это место, — глаза все такие же, лавандовые. А вот форма лица — немного другая. И на щеках и носу — россыпь едва заметных веснушек. — Это чужое тело, верно? Сюаньюй погрустнел. Словно притушили свечу резким порывом ветра. — Он все равно уже умирал. Еще один мой единокровный братец, — пояснил он с заметной грустью. — Ему тоже не повезло с семьей… Мне сильно помогли с вселением. Знаешь, за гранью тоже знают, что такое сочувствие и милосердие, демоны оказались не такими уж и страшными… Вэнь Нин прервал его, потянув к себе. Уронил Сюаньюя себе на грудь, уложил поближе к небьющемуся сердцу — такого легкого и теплого, сразу уютно прижавшегося. Пряно и сладко пахли растрепанные волосы, тонкие пальцы сразу вцепились, обняли покрепче. Кожу даже под одеждой обжег удовлетворенный вздох. — Я скучал, — очень, очень тихим шепотом. — Я постоянно видел с тобой сны: как ты рос со своей сестрой, как с тобой обращались в твоем Ордене, как ты познакомился со Старейшиной Илин… Как умер. Как сражался после смерти. Как терял… Мне так хотелось быть рядом, но я ведь тогда был слишком мал. Я только много позже понял, что отчасти видел твое прошлое, в книгах вычитал. Мне всегда казалось, что таких красивых, как ты, не бывает, — смущенно признался Сюаньюй, спрятав лицо в складках ханьфу Цюнлиня. — Я был счастлив в каждом сне. Мне не хотелось просыпаться. Но… я знал, что меня ждет. Знал, что брат… что Гуан Яо меня в живых не оставит. Я видел сны о твоем будущем, я знал, что все будет кончено — и его интриги, и сам он погибнет… — Ты знал, что призовешь в свое тело Вэй Ина… — Да, — Сюаньюй смущенно усмехнулся. — Я верил, что мы однажды встретимся… хоть это мне и не снилось. Но я верил. И… я очень сильно по тебе скучал, — сдавленный шепот будто оседал шелком в самом сердце. — Я так хотел поскорее с тобой встретиться наяву… Вэнь Нин прижал его к себе теснее, мягко погладил спину, плечи, мягкие пряди. — Я тоже. Я очень хотел тебя увидеть. Сюаньюй тихо смеялся и что-то рассказывал негромким радостным голосом. Вэнь Нин слушал его, улыбаясь и не прекращая гладить его — такого хрупкого и теплого, словно наполненного солнечным теплом. Они были на дне травяного моря, а над ними раскинулось ослепительное небо. Вэнь Нин впервые за пятнадцать лет чувствовал, как из глаз идут слезы, приносящие облегчение и оставляющие после себя лишь легкость и улыбку. Невероятно сильно хотелось жить.