Враги счастья не дремлют. Обеими руками держитесь за счастье! Замятин Е.И. «Мы»
Нумер N-129 помахал приветливо рукой нумеру S-412 и улыбнулся ему чересчур радостно. Камера это зафиксировала, также как это отметил и наблюдатель за экраном, на котором непрерывно транслировалось изображение. У наблюдателя также был свой номер — Y-903, излишне округлый и совсем не соответствующий его прямоугольной фигуре с широко развитыми плечами и угрюмым, безразличным выражением лица. Именно за эту постоянную эмоцию его выбрали в Бюро Хранителей и удостоили чина Хранителя, доверили вести наблюдение за тщательным исполнением всеми остальными нумерами их обязанностей во славу Единого Государства и Благодетеля, да будет он вечен. Часовая Скрижаль едва показала двенадцать, а эти два нумера уже покинули свои рабочие места и стремились друг к другу. Y-903 прищурил глаза (доминантный азиатский ген — тип 2, подтип 10, который через два поколения будет окончательно ослаблен, но пока он присутствовал в генетике и решающим образом определял его дальнейшую карьеру) и завершил наблюдение, смену должен был принять напарник — болтливый и суетливый H-1802. Он как раз шумел за дверью кабинета, на выходе они встретились и кивнули друг другу: один спешил на работу, другой — в столовую. В коридоре Y-903 огляделся и пошел по правому ответвлению ровным, печатным шагом, каждый звучал соразмерно секундной стрелке на часах, висевших всюду на стенах. В столовой было светло — белый пол, отражающий дневной свет, прозрачные шторы, развевающиеся на ветру, тяжелые деревянные столы со стульями, перекрашенные в цвет топленного молока — всё кругом было гармонично и радовало глаз. Так и должно было быть в Едином Государстве и жители его — славные нумера — трудились на благо всей системы денно и нощно. Через десять дней шторы будут заменены зеркалами, Y-903 видел проект постановления и лично проголосовал за скорейшее его исполнение, так столовая станет математически прекрасной, созерцание отражения собственных лиц позволит нумерам есть быстрее и меньше тратить времени на прием пищи, а значит меньше находиться в столовой и быстрее возвращаться к работе и сосредоточению на ней. Сегодняшнее меню состояло из пяти кусков вареной картошки, двух кусков химического мяса, одного прямоугольного брикета грубоволоконного хлеба, одного стакана травяного отвара. Y-903 позволил себе чуть поморщиться и его лицо вновь разгладилось в выражении равнодушия. Пожалуй, стоило бы проголосовать за замену горького отвара на пресный компот. В столовую вошли два нумера, которых он видел раньше. Y-903 сделал мысленную пометку о запросе подробного досье и продолжил обедать. Тот, у которого фигура была похожа на I, был N-129, его собеседником путем метода исключения являлся S-412. Что-то в них было подозрительным, но Хранитель никак не мог понять, что именно. Когда N-129 наклонился к S-412 и коснулся его рукой, в голове у Y-903 словно вспыхнула ослепительная лампочка. «Да они же делят друг с другом сексуальные дни», — потрясенно подумал он и тут же проверил, отразилось ли это на его лице. Нет, это было не так строго запрещено, как было раньше. И определенным нумерам выдавались специальные талоны, не традиционного розового цвета, а специального голубого, сигнализирующего о том, что данный нумер несет в себе опасный атавистический ген по сокращению рождаемости населения, ныне абсурдный, ибо великие предки, разумные и сведущие, создали Сексуальное бюро именно для контроля одной из досаднейших проблем прошлого — неконтролируемой демографии человеческого рода. Сейчас нумеров обследуют по достижении возраста в двенадцать лет и составляют Табель, согласно которому определяются сексуальные дни, выдаются разрешение на ребенка и оформляются закрепления на всякого нумера. У него самого имелись два голубых талона, по одному на две недели, но он предпочитал не использовать их вовсе или же обменивать два голубых на один розовый. А эти нумеры даже не стеснялись пропагандировать столь дикарское поведение, столь откровенно попирали движение Государственной Машины своей варварской привязанностью. — Оставьте их, — сказал голос сбоку. Y-903 повернул голову и обнаружил, что рядом с ним присел незнакомый нумер. На воротнике у него — как и у любого другого порядочного нумера — обнаружился порядковый номер. J-1310 улыбнулся ему слишком ярко, слишком откровенно. Y-903 промолчал и продолжил есть, но сосед от него не отставал. — Не хочется знать, почему? Отчего-то голос этого нумера взволновал что-то внутри Y-903, ему сразу вспомнились два голубых непотраченных талона. У них был такой нежный цвет, не такой, как у стандартных розовых, очень небесный, очень чистый. — Ну так что? Неужели совсем неинтересно? — J-1310 поправил свои волосы и Y-903 невольно посмотрел на него ещё раз. — Хорошо, продолжайте, — сказал он максимально нейтрально. — Говорят, что N-129 — наш будущий Благодетель, — прошептал J-1310 и движение этих пухлых губ отозвалось щекоткой в животе Y-903. Он уставился на них и сначала не понял ничего из произнесенных слов. — Не может быть, — буркнул Y-903. — Это строжайшая тайна и такой, как он, просто не пройдёт великий отбор. — Сам Благодетель приглашает его разделить с ним завтрак, — ещё более тихим шепотом заметил J-1310. Y-903 ничего больше не сказал и спешно закончил обед. Когда он уходил из столовой, то два нумера продолжали сидеть у окна, а одинокий нумер сидел на его месте и смотрел ему вслед. Вернувшись на своё рабочее место, Y-903 запросил досье на N-129 и получил отказ. Тогда он просто пошёл к своему начальнику — Хранителю под номером B-3258. — Я подозреваю нумера N-129 в ненадлежащем исполнении своих обязанностей перед Единым Государством, — твердо заявил он. — Прошу разрешения на доступ к его досье и переведению его под более пристальное наблюдение. Его и нумера S-412. — В доступе отказано, — возразил B-3258. — Нумер N-129 находится под высшей юрисдикцией и его обязанности — не твоя забота. Оставь это. Y-903 молча на него посмотрел, уголок его губ слегка дернулся в недовольстве. — Он под наблюдением Бюро, однако им занимается кто-то из старших Хранителей, — смягчился B-3258, он испытывал по отношению к Y-903 что-то вроде отцовских чувств, при этом он точно знал, что не проходит по Отцовской норме, как минимум, по десяти пунктам, что не мешало ему заботиться о Y-903 и ненавязчиво его опекать. — Не лезь туда, я предупреждаю тебя. — Хорошо, я уяснил. Могу ли я получить доступ к досье на S-412? — Да, им много кто интересуется. Y-903 развернулся и пошел к двери, как всегда, его спина была ровной и непоколебимой. — Y-903? — окликнул его уже совсем на выходе B-3258. — Получи свой новый Табель сексуальных дней, он готов.***
В холле Сексуального Бюро висели розовые ленты, что по мнению Y-903, было абсолютно отвратительно. Он встал в идеально ровную очередь ожидающих и находился в ней двадцать минут, пока не дошел до обрамленного розовым мрамором окна. — Назовитесь, нумер, — прозвучал механический голос. — Y-903, — сказал Y-903. — Ваш Табель сексуальных дней готов. Согласно последнему забору крови, Ваш уровень половых гормонов повышен на пятнадцать процентов, в соответствии с этим Вам выделяется три дополнительных талона в текущем месяце. Также возрос уровень активности Ваших сперматозоидов, в связи с этим все дополнительные талоны заменены на голубые во избежание дополнительной нагрузки на репродуктивную систему Вашей партнерши. Пожалуйста, заполните Вашу сексуальную анкету и предъявите право на партнера или партнершу по сексуальным дням. Y-903 взял протянутые документы и отошел в сторону. Его уровень половых гормонов впервые повысился настолько высоко, но насколько он знал, такой процент был допустим и решался при помощи дополнительных сексуальных дней, однако теперь он был поставлен в тупик лишними голубыми талонами. Для розовых талонов он привычно вписал назначенную ему партнершу — A-441, невысокую и худенькую, с коротко стриженными волосами и большими чистыми глазами, она работала в научном центре на благо Государственной Машины. Они были партнерами с самого распределения, Y-903 подозревал, что А-441 была от него не в восторге, однако их роднило равнодушие к происходящему в Личные часы настолько, что больше получаса они никогда друг с другом не проводили, хотя стабильно подавали заявки только друг на друга. Сам акт был чем-то заурядным для Y-903, переставшим дарить новые ощущения спустя пять-шесть лет после первого полученного Табеля. Он также перестал соответствовать Отцовской норме по двум пунктам, но это было поправимо при желании. А-441 вряд ли хотела от него детей, так что это было тем более неважно. Он подал заполненную анкету в окно, но её не приняли. — Недопустимое пренебрежение сексуальными днями, — сказал ему механический голос. — Пожалуйста, предъявите заявку на партнера по голубым талонам. — Мне не нужно, — попытался объяснить Y-903. Уши у него вдруг загорелись, туда нелогично прилила кровь, что за странное и неправильное чувство? — Пожалуйста, заполните анкету и возвращайтесь, — настойчиво повторил робот. Y-903 раздраженно стиснул бумажный лист, но все же ушёл. Присев за стол, он постучал ручкой по столешнице (дурацкая и варварская привычка, обусловленная его генетической памятью, не иначе!) и неожиданно вспомнил о нумере из столовой. Дрожь вновь прошла по животу от воспоминаний о нежном голосе, шелковистых волосах и дразнящих губах. Y-903 с удивлением обнаружил, что при мысли об этом нумере что-то поджимается внутри. Он было с уверенностью начал вписывать номер в анкету, как вдруг остановился. Он представил себя голым перед незнакомцем, всего-то минут десять, однако ему стало неприятно и даже страшно. Y-903 снова начал свои раздумья, Часовая Скрижаль неумолимо продолжала свой бег и ему надо было возвращаться домой, потому что его Личные Часы скоро должны были начаться, а потом надо было ложиться спать. — Lex sexualis*, — произнесли рядом с ним. Y-903 посмотрел на заговорившего с ним нумера, тот был высок и некрасив, откровенно горбат и это при современной системе воспитания, когда любые физические недостатки исключались в процессе обучения. — Каждый имеет право на каждую, а каждая — на каждого. Мы живем в мире абсолютного равенства и занимаемся сексом с кем хотим. Я вот каждую неделю новую партнершу выбираю, прямо по телефонному справочнику, прикинь? Однажды случайно вписал в заявку нумера мужского пола, но ничего, поладили, я такие звезды в небе увидел, что с тех пор стараюсь два голубых талона выменять хоть раз в два месяца. — О, ясно, — недрогнувшим голосом сказал Y-903. — Я это к чему говорю, — наклонился к нему незнакомый нумер. — Хочешь, впиши меня на этот месяц? У тебя голубых талонов аж семь штук, это же очень много. — Вынужден отказаться от предложения, — твердо отказал Y-903. — Не интересует. — Ну может тогда потом поменяемся, — умоляюще произнес нумер. — Мне уже полгода голубых не выдают, я вроде как прохожу по Отцовской норме, вот мне только розовые и выписывают. — Нет, извините, я не меняюсь, — Y-903 размашисто дописал конец номера и поставил точку, после чего встал и пошел к окну. — Прошу! Давай потом поменяемся! — крикнул ему вслед незнакомец. — Я с ним уже месяц не виделся! — Не интересует, — равнодушно бросил Y-903 и, получив одобрение по сданной анкете, ушел, не оглядываясь. Варварские гены, надо было запомнить этого нумера и подать прошение о пересмотре в его отношении Отцовской нормы. В свою квартиру Y-903 поднялся за пять минут до начала Личных часов. Стеклянные стены осветились неярким светом, сосед сбоку помахал рукой и начал вешать шторы, очевидно по графику у него был сексуальный день. Y-903 переоделся в домашнюю одежду и лег на кровать, потом перевернулся на бок и дотянулся до шкафа, достав оттуда модель нового поколения космического корабля. В детстве он хотел покорять космос и заселять незнакомые планеты, но потом в школе он понял, что до другой планеты он может не долететь, а погибнуть и в последние минуты с ним даже не будет другого нумера, только бездушный робот, который доложит о гибели пилота. Роботов хватило ему в школе, проводить года в бескрайнем пространстве космоса наедине с механическими помощниками человека ему не захотелось, потом было выпускное тестирование, затем отбор в Бюро Хранителей и вот вся его прожитая жизнь катится под откос только потому, что ему выдали три дополнительных голубых талона. «Интересно, а ему тоже выдают голубые талоны?», вдруг подумалось Y-903. Это вызвало небольшое чувство раздражения, однако потом ему вспомнились слова незнакомого нумера в холле Сексуального Бюро. Собственно, это был лозунг Единого Государства в рамках сексуальной политики: «всякий из нумеров имеет право — как на сексуальный продукт — на любой нумер». «Я имею на него полное право, такое же, какое у него есть на меня». Эта мысль вызвала приятное томление, если бы кто-то из его партнеров сейчас был рядом, то Y-903 не отказался бы использовать талон, розовый или голубой, неважно. В таких чувствах он провел свой Личный Час, пока не зазвонил сигнал отбоя. Верный своему слову, он больше не запрашивал досье на нумер N-129, при этом получил на руки самое полное досье на нумеров S-412 и J-1310. Оба они работали в одном здании с N-129, однако S-412 был задействован в Бюро Культуры, там он числился как актер, подумать только, актёр! Y-903 фыркнул и закрыл папку, ничего опасного там не было. Учился, работает и тратит свои розовые и голубые талоны строго в определенные дни. Правда, не было указано на кого именно тратит голубые талоны, но это уже и так ясно. С J-1310 было интереснее. За исключением двух лет, Сексуальное Бюро не выдавало ему никаких голубых талонов, только розовые, и вот исключительно по его заявке, нумеру J-1310 было выделено четыре голубых талона — стандартное количество. Узнав об этом, Y-903 испытал острый приступ вожделения, никак ему не свойственный. Это его озадачило и напугало, может быть, лучше бы он и правда обменял свои лишние талоны, но это противоречило его образу мышления. «Ничего», подумал Y-903. «В конце концов хоть это и сексуальный день, никто не узнает, что дело так и не дошло до секса, можно просто посидеть и поговорить». Но J-1310 его удивил, потому что вышел на контакт раньше, чем были согласованы сексуальные дни. Он подсел на очередном обеде, когда Y-903 был занят решением простых, но увлекательных математических задач из сборника для логического самосовершенствования, рекомендованного Бюро отдыха и развлечений. — Я увидел Вашу заявку в своем Табеле, — смущенно начал J-1310. — И решил подойти к Вам, потому что…это так неожиданно, я не думал, что могу понравиться…. — Вы хотите с кем-то поменяться талонами? — спросил прямо Y-903. Мямлящие нумера, неважно какого пола, его раздражали, потому что современному человеку пристало изъясняться чисто и логически. — Нет, — робко признался J-1310 и улыбнулся ему, от этой улыбки Y-903 почувствовал, как что-то противно обмякает. — Я бы хотел прийти сегодня к Вам. — Но у меня сегодня не сексуальный день, — вдруг охрипшим голосом произнес Y-903. — Я как-то не готов… — Ничего, — ещё светлее улыбнулся J-1310. — Мы с Вами просто посидим вместе с открытыми шторами, порешаем задачи и послушаем Государственный Гимн, хорошо? — Да, — сказал Y-903. — В смысле, конечно, приходите, J-1310. — Можете называть меня только по букве. — Хорошо, J, я буду Вас ждать после работы. Когда J-1310 ушёл, унося с собой поднос, Y-903 сидел и никак не мог доесть обед, идеально сбалансированный объем пищи, предназначенный для полного насыщения одного нумера, в голове его крутилось столько разных и логически несовместимых мыслей, что это даже причиняло боль. Время, отсчитываемое Часовой Скрижалью, до конца смены показалось ему бесконечным, но испытанное им облегчение, когда он увидел, что J-1310 ждет его недалеко от выхода, было невероятным, как будто на плечи давил невидимый атлант. До дома они шли, переговариваясь невнятными фразами, оборванными и бессмысленными. В вестибюле их встретил неожиданно знакомый Y-903 нумер, он сидел за столом и записывал проходящих. На кармане стандартной светло-голубой юнифы печатным шрифтом значилось — T-3012. Это был обычный дежурный, но при его виде J-1310 замедлил шаг и остановился возле него. — Привет! — сказал J-1310 и даже протянул руку. Y-903 застыл и непонятливо воззрился на происходящее. — Что это? — с неким любопытством поинтересовался он. — Архаичное рукопожатие? Наслышан, но никогда ещё не видел, чтобы им кто-то пользовался. J-1310 и T-3012, эти два молодых нумера, рассмеялись и переглянулись странным, одним только им понятным взглядом. — Мы знакомы, — мягко пояснил звонким голосом J-1310. — Мы с Тэ учились в одной группе детоводства. По сути, мы очень близки, можно даже сказать, что нас связывают семейные узы, тоже несколько устаревшее понятие. — Невероятное совпадение, — заметил Y-903 и раздраженно дернул плечом. — Пойдём? — Да, конечно, — согласился J-1310. — Увидимся завтра, Тэ! По лестнице поднимались друг за другом, она была тесной для двоих, раньше Y-903 этого не замечал. Может быть, потому что никогда не шёл по ней с кем-то? Y-903 одёрнул себя и оглянулся назад, убеждаясь, что J-1310, нет, просто J, все ещё рядом. Тот уловил движение и потянулся к нему, взялся за локоть, одними кончиками пальцев, но и этого хватило, чтобы Y-903 занервничал и ускорил шаг. Пальцы J соскользнули, словно оборвалась незримая нить. Впуская едва знакомого человека в квартиру, Y-903 не колебался. Это был стандартный коробок для служащего его уровня, чуть бОльший, чем полагалось тем, кто работал в других Бюро, чуть меньший, чем у его начальства. Планировка тоже стандартна и идентична той, что утверждена Государственной Машиной. На правой стене, недалеко от кровати, висит радио, из которого доносится умиротворяющее тиканье Часовой Скрижали (поистине исцеляющий звук, ежесекундно напоминающий о смысле существования всех нумеров!). Шторы подняты и плотно свернуты, чтобы развернуться в назначенный час. Кровать, стол, два стула, платяной шкаф — по регламенту, строго и выверено. — У тебя здесь так… — неуверенно начал J. — Упорядоченно? — отозвался Y-903, невольно испытывая гордость за полнейшее отсутствие хаоса, привычного сожителя для каждого нумера в той или иной степени, однако Единое Государство предписывало постоянно стремиться к порядку и он, как и любой другой порядочный нумер, развивал это стремление во всех направлениях. — Да, но и так грустно, — сказал J. Он развернулся к Y-903 и присел на кровать. — Слишком чисто, как будто тебя здесь нет. Y-903 почувствовал себя так, словно ему плеснули в лицо холодной водой. Он поджал губы и отошел на шаг дальше от J-1310, в самом деле, что за дикарское поведение, что за отвратительное чувство вкуса? Это современная планировка, современный дизайн, у него вообще всё было самым лучшим и соответствующим стандартам Государственной Машины. — Ой, неужели ты обиделся? — спохватился J-1310 и стремительно к нему подошел, трогая за локоть. — Прости меня, но это первое, что я подумал. Уверен, что здесь очень мило и уютно, если пожить. — В соответствии с последним стандартом по обустройству жилья, — подтвердил Y-903. Отчего-то чужие пальцы ощущались особенно остро, даже сильнее, чем, когда он проводил Сексуальный день с А-441. — Это так мило, — повторился J-1310 и переплел пальцы с его пальцами. Они простояли так долго, что устали ноги, но Y-903 не мог разорвать это касание, он не находил в себе сил отстраниться, как будто внутри у J-1310 существовал магнит и он неумолимо притягивал его к себе, не допуская послаблений. Прежде такое с Y-903 случалось только тогда, когда открыл для себя математическую музыку — синхронное движение звуковых волн, упорядоченное вращение согласованных нот, порядок и гармония в каждом звуке, ласкавших слух. Помнится, тогда он впервые нарушил распорядок, продиктованный Часовой Скрижалью, его поймали в кабинете музыки после завершения урока и внесли соответствующую отметку в досье, глядя на которую сейчас он неуловимо сожалел о чём-то, но никак не мог понять, о чём именно. J-1310 будил в нём эмоции, этот клубок первородного хаоса, который владел родом человеческим до создания Государственной Машины, который был побежден логикой и разумом, что за напасть, обрушившаяся на него так внезапно? Но сил противиться Y-903 не обнаруживал, словно так и должно быть. Что будет дальше? Он обезумеет и станет завтракать не по расписанию? Он сойдет с ума и будет бегать по улицам, проклиная Благодетеля? Он не знал, но незнание его не страшило в тот момент, когда J-1310 держал его за руку и доверчиво прислонялся боком, словно ища защиты и поддерживая в одно и тоже время. — Мне скоро пора уходить, — шепотом произнес J, лаская тонкую кожу между пальцев, отчего Y-903 подрагивал, но руку не отнимал. — Скоро 22 ½, совсем скоро, осталось пятнадцать минут. — Да, — откликнулся Y-903. — Вам пора. — Ничего не скажете на прощание? — лукаво улыбнулся J, о, эта улыбка на этих губах! — Скажу, — внезапно хрипло отозвался Y-903. — Приходите завтра, иначе к вам приду я. J отбросил его руку и прижался всем телом, плотно-плотно, вытесняя воздух, кислород, все остальное из пространства между ними, изгоняя все другие мысли из головы Y-903, как когда-то их предки изгоняли чужаков со своей территории. — Я не знаю, почему, — прошептал J. — Но вы сводите меня с ума. С того момента, как я увидел вас, я знал — вы мой и больше ничей, не Государство, не Благодетель, никто не посмеет отнять вас у меня, я так твердо в этом уверен, как в том, что дважды два равно четырем. Встретимся завтра у меня. — Буду ждать, — сказал Y-903 и первым отодвинулся рывком, как будто вырывал вросшего в него J силой, преодолевая сопротивление тело, своего и чужого, как преодолевает гравитацию стремящийся в космос корабль. — С нетерпением.***
После ухода J все померкло. Заиграл Государственный Гимн, символизируя окончание очередного продуктивного дня и восхваляя работящих нумеров, чей труд на благо Государства день ото дня чествовал победу всего общества над двумя главнейшими пороками — Голодом и Любовью. Y-903, вопреки стандарту по поведению нумеров в Личный час, лежал пластом на кровати и думал о том, что рука его тепла и горит фантомным огнём, словно она уже не его. От мыслей этих его бросало в холод и противоречие его собственного организма являлось следствием хаоса в голове. Ему бы сесть за стол и прорешать ряд задач из высшей математики, чтобы очистить свой разум, но задачи казались скучными, а квартира впервые казалась неуютной. Весь следующий день он пребывал в лихорадочном состоянии, где уныние то и дело сменялось оживлением, а потом всё шло на убыль. Это состояние было настолько непривычным для Y-903, что к концу рабочего дня он чувствовал себя уставшим и больным. В столовой он мельком видел J, но старательно не обращал на него внимание, стараясь не дразнить то, что образовалось внутри. Снова видел N-129, высокий и статный, он выделялся среди толпы, его глаза умным лазером просканировали Y-903 и отпустили восвояси, только тогда Y-903 понял, почему его пророчат на должность Благодетеля. Пожалуй, за такого стоило проголосовать, независимо от того, с кем он проводит свои Сексуальные дни. Возможно, что Y-903 уделил бы этим мыслям больше внимания, но он был невыносимо, прекрасно болен. Его привычная работа — бесконечное наблюдение за движущимися фигурками на небольших экранах — угнетала и казалась бессмысленной. Разболелась голова и пришлось сходить за таблеткой в медицинский пункт, где ему также настоятельно советовали обратиться в Медицинское Бюро. Y-903 обещался исполнить указание, после чего выдали стандартную таблетку безболина и три капсулы радостина. Выпив их, он вернулся к работе и стал вновь эмоционально стабилен, почувствовав при этом облегчение. Однако, когда Часовая Скрижаль пробила окончание рабочего дня, паника охватила его вновь. Y-903 умышленно задержался на работе на лишние полчаса, когда он вышел, то никого возле входа уже не было. К квартире J он шёл с тяжелым сердцем и никакие таблетки уже не спасали. J-1310 жил в типовом блоке для служащих Единого Государства: пятнадцать этажей, стеклянные панели, прозрачные окна в каждой квартире. И когда Y-903 подошел совсем близко, то он увидел в самом левом блоке нетерпеливое лицо J и это испугало его, что-то заметалось внутри и он остановился. Маленькое лицо ждущего его нумера, жаждущего его тепла, прикосновений, может чего-то большего — всё это в совокупности устрашило Y-903 настолько, что он, не дойдя до входа всего пару шагов, развернулся и пошёл, нет, побежал в обратную сторону. Заворачивая за угол, он всё же обернулся и разочарованное выражение на лице J-1310 отпечаталось у него в глазах настолько ослепительным образом, что он не выдержал и едва не понесся сломя голову назад, но глас разума, мощный и непреодолимый, восторжествовал. «Я победил!», — думал Y-903, когда сидел на стуле с идеально ровной осанкой. «Я победил этого неведомое чудище у себя внутри, это порождение дикарских предрассудков. Я владею собой и отныне я — это я, нумер Y-903». Шквал эмоций, который он испытал при этом, поразил его своей силой, как будто после первого разговора с J-1310 что-то сдвинулось с места и отныне чувства болтались от каждой его мысли, полоскаемые переживаниями, как флаг на ветру. Он лег спать, когда успокоился, и это был хороший пустой сон, какие были всё время, какие полагались добропорядочному нумеру. На следующий день в обеденный перерыв на его стол рухнул поднос с едой. — Вы — трус! — громко сказал J-1310. — Вы — лжец! — Я…Прошу прощения за мой вчерашний поступок, — покорно склонил голову Y-903, но лицо его осталось таким же — не выражающим ничего, кроме скуки. — Мне не нужны ваши извинения, — порывисто сказал J-1310. — Вы… Прогремел громкий взрыв, где-то в здании, все заволокло пылью мгновенно. Y-903 схватил J-1310 и выволок ближе к окну, стекла не пострадали, но дышалось с трудом. Испуганные возгласы раздавались отовсюду, криков боли слышно не было, однако Y-903, шаря руками в этом пыльном облаке, сумел выцепить нумера-сослуживца, который то и дело сбиваясь на кашель, сообщил, что здание атаковали террористы. — Это покушение на Благодетеля, — заключил Y-903, продолжая теснить J-1310 к окну. — Не может быть ничем другим. — Благодетеля нет на месте, — хмуро заявил ещё один нумер-коллега, M-552. — Проклятые дикари! В прошлом месяце мы выследили их организатора, но они живучи, как крысы, как тараканы, как паразиты, они жаждут нашей крови. — Сейчас не время для эпитетов, — оборвал его Y-903. — Необходимо провести эвакуацию и оценить состояние присутствующих нумеров. Нумеры выходили из пыли серые, под давлением от взрыва не выдержало перекрытие на третьем этаже и потолок рухнул вниз. Никто не пострадал, поскольку все находились на обеденном перерыве, но террористы, эти недобитые революционеры, разносчики атавистических генов, парализовали работу всех отделов. Многие кашляли и хрипели, бетонная пыль от подорванных опор забила носоглотку и легкие, у Y-903 тоже першило в горле. Его призвали к работе, велели снять наблюдение с камер и приставили к городскому патрулированию с целью выявления затаившихся радикалов. — Талон в конце недели, — только и успел сказать Y-903 на прощание. — Лучше приходите вы. J-1310 смотрел испуганными глазами, ах, что за прелестное выражение лица, оно снова колыхнуло что-то внутри и осело внизу, как маленький тлеющий уголек, выкатившийся из костра. Вот и всё. Следующие несколько дней Y-903 помнил только через вереницу лиц незнакомых нумеров — лица, рост, вес, отличительные черты. Кто-то картавил, кто-то хромал, кто-то пресмыкался, кто-то улыбался. И установка в голове: искать того самого или ту самую, кто посмел предать Единое Государство, преподнести на блюдечке варварам, кто до сих пор не покинул пещеру и потрясает дубинкой для устрашения. Такому не место в благословенном будущем, о нет, выследить и выцепить, пусть это займет время, но надо уничтожить заразу, пока она не уничтожит всех. И выцепили. Шесть нумеров были арестованы, и был назначен День Правосудия. Всюду развесили белые флаги и ленты, выдали парадную белую юнифу и по такому случаю в столовой дали пресного компота. Y-903 с наслаждением его выпил, ощущая, как влага остается на верхней губе, и осел на стуле. Гонка закончилась, можно и отдохнуть вопреки стандарту. — Вот это выдалась неделька! — бодро воскликнул H-1802. — Хлопот не оберешься, теперь ещё и День Правосудия. — Это же радость, — невозмутимо сказал Y-903. — Это смерть, — неожиданно печально возразил H-1802. — Среди задержанных нумеров трое ещё так молоды. — Нужно обрывать поросль революции, пока она не выросла и не дала свои побеги, — рядом снова возник M-552. Он прихлебывал своим компотом и Y-903 неодобрительно на него покосился. Его стакан был уже пуст. — Дикарские массы только и ждут, когда мы дадим слабину. Нет, в этом деле нужно быть твердыми, нужно показать, что нас не сломить, мы уже выиграли эту войну единожды и выиграем ещё раз, если потребуется. — Война — тоже плохо, — H-1802 взгрустнул и посмотрел на Y-903. — Что вы думаете по этому поводу? — Надо служить на благо Единому Государству и всё, — Y-903 быстро дожевал свой обед и вернулся к себе в кабинет. Здание не успели восстановиться за такие короткие сроки, поэтому он, как свободный нумер, был автоматически приписан к ремонту. Расчистка завалов шла ударными темпами, материалы доставлялись с западного склада. Благодетель уже выступил с вдохновляющей речью — величественный и освещенный светом, он ободрил уставших людей, его слова сопровождали звуки Музыкального завода, трубы ревели, фанфары звенели, люди ликовали.***
С утра был День Правосудия, день торжества справедливости над низменностью инстинктов. Белые ленты колыхались на площади, нумера в белоснежной одежде заполонили цикличные круги стадиона, толпа колыхалась и вдруг замерла. В едином порыве взметнулись руки, головы и мысли — зазвучал Государственный Гимн. Нумера раскачивались и пели вместе (слышите ли вы голос этой многотысячной толпы, этот стройный хор, эти звуки соединенных разумов, устремляющихся сквозь время и пространство, произносящих священные слова, о, этот клич народа, слившегося в одно целое!), прославляя Государство и Благодетеля. И он вышел на этот зов, и простёр длань над головами, и он говорил, а толпа внимала. Безукоризненное построение слов, величественная логика букв, сакральный трепет последовательности. Сердце Y-903 билось в такт со всеми, лицо его озарялось с каждым словом, как будто и не было помутнения с J-1310, всё было сном, всё это как наплывший и исчезнувший морок. Осужденных вывели на помост Машины и посадили в кресла, сверху опустился прозрачный колпак, лица нумеров были видны и Y-903 их вспомнил. Одна работала в Архиве, узкие запястья, крошечные губы; второй изучал детоводство, дважды отклоняли запрос на заведение ребенка; третий из Бюро Хранителей, не пользовался талонами уже год, на дознании признался, что имеет жену из дикарей; четвертая виновна в том, что претендует на другого нумера единолично и желает детей только от него; пятый — сумасшедший, ставивший эксперименты по взращиванию злаковых культур; шестая просто стара и бредит о каком-то чудесном и новом мире. Все они виновны. Но отчего-то у Y-903 сжалось что-то внутри, как будто схватила его невидимая рука и перекрутила внутренности. — Ух, вот вам! — закричал мужской голос с соседней трибуны, а толпа подхватила, беснуясь и срываясь, все кричали. И праздник перестал быть праздником, все превратилось в бушующий балаган. Когда колпаки засветились и тела судорожно дернулись в последний раз, Y-903 вздрогнул тоже. Спустя мгновение только лужи воды на сиденьях говорили о том, что правосудие свершилось. Люди вокруг запели в знак торжества, Y-903 молчал и губы его дрожали, он смотрел на лужи, на отражавшееся в них синее небо и защитный купол. Когда же все закончилось, он пошёл домой и предъявил голубой талон, чтобы получить разрешение на развертывание штор. В 21½ вошёл J-1310 в стандартной юнифе. Они постояли в тишине, потом Y-903 закрыл шторы, теперь они остались в темноте, которую разбавляла лампа на столе, но и ту Y-903 выключил. Они легли на кровать и Y-903 свернулся в клубок, в нерекомендуемую позу для сна согласно стандарту по поведению для нумеров, но ему было плохо и всё равно, а J-1310, нет, просто J, обнял его крепко-крепко. Они уткнулись лбом в лоб, дыхание согревало кожу и они обменивались им, словно это был самый драгоценный ресурс. — Они умерли за будущее, — еле слышимо прошептал J. — Это был их осознанный выбор. — Это был их конец, — также еле уловимо ответил Y. — Конец означает конец и ничего более. — Но у их конца есть смысл, их дело продолжат. Они не будут забыты. Y шевельнулся и нечаянно боднул J, тот беззвучно рассмеялся, потом погладил его по лицу. — Ты мое будущее, — продолжил J, оглаживая ладонями всего Y. — Я хочу, чтобы мы были счастливы. Я хочу бороться за такое будущее. Но нужен ли тебе я? — Нужен, — вырвалось у Y. — Я не могу сказать иначе, но ты нужен мне для моего дальнейшего функционирования. Я без тебя словно не полон, не целостен, я больше не я, необходим ты. — Да, — сказал J и поцеловал его горячими губами, и сам он был горяч, пламя под тонкой кожей грозило вырваться и сжечь, Y застонал и покорился, его расплющило, раскатало под напором, он перестал быть только им и превратился в мы. Они катались, дергали простыню (стандартную, голубой расцветки, 160×220), мычали и растворялись друг в друге, взаимопроникали и познавали суть того греха, которого предки после войны убили и потоптались на нём, лишая имени как такового, но любовь была более живуча, чем все давно выведенные тараканы, и теперь она прочно пускала корни в этих двоих. Едва успели расцепиться, с сожалением и горечью, с болью в опухших губах, с невысохшим семенем на телах — расставались за пять минут до 22½. J накинул вверх от юнифы, с блестящими безумными глазами выпил дыхание вновь из подставленных губ, махнул на прощание и умчался до звенящего грома Часовой Скрижали. Y остался в разворошенной постели, с трудом поднялся и закатал шторы. Сосед сбоку уставился на него удивлённо, вид Y был красноречив, но ему было все равно, он нырнул обратно в ворох постельного белья, где всё ещё сохранялся след от них. Y подумалось, что был бы он котом, этим неразумным созданием, лишенным логики, то растянулся бы поперек постели и замурлыкал от переполнявшего его удовлетворения. Он также подумал, что стеклянные стены раздражают, словно крадут у него те несчастные крохи тепла. Пожалуй, если революционеры борются за нечто подобное, то их стоило бы поддержать. Мысль была крамольной, но Y повертел её внутри и не встретился с отторжением.***
Утро было яркое, слепящее глаза шар, закатилось к нему в кровать и вытолкало его оттуда раньше, чем Музыкальный завод заиграл Государственный Гимн всеми своими хромированными трубами. Грянул гимн, точно гром, загрохотало в ушах и на крохотной площадке за дверью. Ворвались Хранители в своих юнифах — черных, развевающихся за спинами, с дубинками и наручниками — грозные стражи и скрутили Y в одно мгновение, толкнули и заломили руки, уткнули носом в простыни. Вошёл M-552, сияющий точно начищенная монета — артефакт забытого прошлого — и сказал. — Ах, голубчик, как же так? Вы были прилежным нумером — одним из лучших, наша светлая надежда. Шли на повышение и не смогли устоять перед притяжением варварской свободы, как же досадно! Ведь подумайте, пораскиньте своим рациональным разумом, ведь свобода Вам ни к чему, дорогой Y-903. — Я не понимаю, — пробормотал Y и больше ничего не произнес. М-552, громадный и колыхающийся, как темная медуза, подал знак и Y подхватили под руки, вынесли из квартиры прочь и поволокли по улице. Y только и успел увидеть распахнутые в удивлении глаза Т-3012, снова дежурившего внизу. Ему бы крикнуть последнее прощание для J, но все казалось таким нереальным, как будто он видит плохой сон, от которого так сложно проснуться, горло свело сухой судорогой и даже мышиный писк ему не был доступен. «Кто-то увидел», — билась в голове испуганная мысль, стучала по вискам и разгоняла дальше по крови этот первобытный страх. Привели в светлое помещение, белое, просторное, пугающее своей необъятностью и посадили на диван. М-552 улыбнулся, потрепал его по плечу и ушёл в глубины, растворившись в коридорах. Это был главный филиал Хранителей, тот самый, в котором жил Благодетель после первой атаки дикарей. Y не помнил сколько он там просидел, зарывшись руками в короткие волосы и кусая губы так отчаянно, что выступила кровь. Дверь открылась и порог перешагнул он — Благодетель. В белой юнифе, отороченной золотыми кружевами и брошью на груди, как символ Избранного. Y вскочил с дивана, настолько порывисто, что едва сумел устоять на ногах, но Благодетель подошел ближе и сияние, окружавшее его всегда и всюду, вдруг угасло и взору Y предстал немолодой и усталый нумер. На его лице кратерами были запавшие глаза, в них не было живого блеска, только тусклое отражение, в котором Y видел себя, носогубные складки резко бороздили лицо, вспахивая старческое лицо и делая его похожим на унылого клоуна (снова эта варварская память!), а некогда красивый нос согнулся крючком и нависал над ртом, как вороний клюв. — Благодетель! — все же вырвалось у Y, он был поражен открывшейся ему реальностью. Ему всегда представлялось, что подобно Единому Государству, непоколебимому и вечному, Избранный общностью должен быть безукоризненным, вечно молодым и цветущим, но правда была как никогда строга. — Присядьте, нумер Y-903, — сказал ровно Благодетель. — Давайте поговорим. Y вновь осел на диван и послушно сложил руки на коленях. — До меня донеслись тревожные слухи о том, что авторитет Хранителей подорван, — продолжил разговор Благодетель. — По большей части, из-за таких, как Вы. — Но я ни в чем не виноват! Я всецело верен Государственной Машине, — а в глубине души Y знал, что это не так. Его разум был отравлен, а логика смята и отправлена в утиль, как отработавшая своё путеводная звезда. В нем что-то было неправильно, но это больше его не смущало, а только радовало и распаляло. Больше, ему нужно было больше этого неправильного чувства! Как пламя пожирает дерево, так ему было нужно больше всего! Улыбок! Касаний! Любви! И даже Свободы! — Вы испорчены, я вижу это ясно, — устало сказал Благодетель. — Как же это хлопотно, травишь вас, словно крыс, а вы все лезете и лезете. Наверное, Хранители были правы и настало время для Порядка. Он хлопнул по столу и выскочившие из-за двери нумера в темной одежде схватили Y, повели куда-то, но Y выворачивался и сопротивлялся, желая сказать этому нумеру с рано постаревшим лицом, что все напрасно, что когда-нибудь человеческое вновь зародится в каждом из них и прорастет сквозь плоть и кровь — неумолимо. — И всё же она есть, — прокричал Y через плечо, упираясь в косяк двери ногой, на белоснежной краске пыльный отпечаток подошвы стандартного ботинка. — Вы понимаете, она есть! Мы не победили её, она не убиваема! — О чём это он? — переглянулись нумера в непонимании, повертели головой и потащили Y дальше. Бесконечные коридоры, симметричные, логичные, но уровень за уровнем и Y потерялся в поворотах. Его закрыли в камере, глухо брякнул засов и тишина опустилась покрывалом на изможденные нервы. Маленькое окошко, пропускающее тонкие лучи солнца, находилось слишком высоко. Y сел в угол, подтянув к себе колени, и гонял в голове мысли, которые лишились своего упорядоченного строя и метались из сторону в сторону. Минуты шли, тянулись чередой неспешно шествующих муравьев, за стеной кто-то скребся, но Y не отвечал на робкий шорох. — Эй, — зашептали откуда-то из стены. — Эй, ты оглох там? Сюда иди. Y нехотя повернул голову на голос и подполз ближе к соседней стене, откуда шёл шум. — Тут просили передать, чтобы ты не беспокоился, — сказал незнакомый нумер. Голос у него хрипел, окончания терялись. — Я понял, — ответил Y и сполз по стене ниже. Время снова потекло неспешным ручьем. Делать в камере было абсолютно нечего, вот и Y оставалось пожирать себя изнутри. Сомнения, поднявшиеся единожды, как муть со дна пруда, закручивались в нём в водоворот отчаяния. Что будет с ним? Что будет с J? Кто донёс? Что же он сказал, этот неведомый кляузник (снова архаизм!)? Вопросов было так много, но и времени теперь было порядочно, так думал Y, однако по прошествии двух часов или трёх, не важно, за ним пришли. Вновь вошли нумера в черной юнифе, подхватили под локти, как будто он не мог идти сам, и понеслись бесконечные коридоры. Притащили под дверь — белую, чистую, с табличкой, где золочеными буквицами было выбито «Медицинское бюро». Дверь любезно открыли и Y втолкнули тычком в спину. В кабинете — два стола, за каждым по нумеру, оба заинтересованно повернулись на шум. — Доставили на проверку душеобразования, — доложился один из Хранителей. — Так-с, значит, нумер Y-903, — зашелестел бумаги медицинский нумер, похожий на чайник. Слова у него были булькающие, словно лопались на поверхности пузырьки газа — хлоп-чпок, и снова разевается рот с округлыми губами, сложенные в трубочку. — Подойдите ближе, голубчик. Y подтолкнули и он подошёл на полусогнутых ногах. Душа? Что такое душа? Это, что, новая болезнь? — Подышите, так-так, глубже, ещё глубже, а теперь не дышите, ага, — забормотал врач, прислоняя к коже холодный диск стетоскопа. — Ну, вроде нормально. Бессонница есть? — Нет, — ответил Y. — А снятся ли Вам сны? Знаете, цветные такие? Лужайки, бабочки, просторы и поля? — Нет. — Тогда чувствовали ли Вы боль в груди, когда её быть не должно быть? — Нет. — Что же Вы его привели ко мне? — обратился врач к стоявшим сзади Хранителям. — Пациент здоров и души у него не наблюдается. — Уверены? — спросил ближайший Хранитель. — Против него выдвинуты серьезные обвинения. — Душеобразование сложно выявить, однако первичных признаков я не вижу, хотя может быть, что это уже поздние этапы, однако Порядок должен привести к упорядочиванию и таких, как он. А пока что ничего опасного не замечаю. — Что такое душа? — осторожно поинтересовался Y и этот вопрос, полный опасений, внезапно поменял отношение Хранителей к нему, они сразу как-то расслабились и перестали смотреть на него так, словно он может в один момент кинуться и укусить. — Как же Вам объяснить, голубчик… Смотрите, вот Ваш разум — холодный, прозрачный, понятный и логичный, как зеркало. А вот эти вот разводы поверх — это всё наносное, эмоции и переживания, даже чувства, все они мутят поверхность и пятнают её, мысли в диком хаосе и никакой гармонии. Болезнь дикарей — вот, что есть душа! От неё произошли все беды наших предков, пока самые разумные из них не побороли её. Однако она имеет свойство самообразовываться в тех нумерах, которые не в силах справиться со смутой в своем рассудке. Вот Вы, например. Чего Вы так разволновались из-за голубых талонов? Совершенно ни к чему такое беспокойство, все равно их скоро упразднят. Врач расхохотался, посвистывая на выдохах, его коллега — почти вопросительный знак — поморщился и сделал жест рукой. Что это означало, Y понял, когда его развернули к выходу и вывели в коридор. На этот раз никуда не тащили и не волокли, Хранители разошлись и рядом только один. — Бюро Хранителей сожалеет о Ваших неудобствах и просит Вас вернуться на свое место. Следуйте за мной, — проговорив это, Хранитель быстро зашагал куда-то и Y пришлось чуть ли не бежать за ним, чтобы не отстать и не потеряться в незнакомом здании. Вывели к двери, за которой был вечер, теплый и совсем не похожий на утро. Y неожиданно понял, что у него дрожат ладони, он сжал их в кулаки и пошёл вниз по улице с прямой спиной, давая понять, что произошедшее никак на него не повлияло. На проходной его дома сидел незнакомый нумер, который внимательного его оглядел, но ничего не сказал. В квартире царил беспорядок: пыльные отпечатки чужой обуви, смятые простыни со вчерашнего вечера, случайно сдвинутая с места тумбочка возле кровати. Всё это резало глаз и муть со дна души…да, души, все же она есть у него…поднималась, скручивалась и воспламенялась, заставляя зубы стискиваться, но Y наклонил голову и упрямо стал убираться, пока в квартире не стало стерильно чисто. Зазвонил телефон. Его сухая трель звенела в унисон с Часовой Скрижалью, возвещавшей начало Личного часа. Y ждал, пока не отзвонит своё аппарат, но он всё продолжал трещать. Тогда Y подошел и поднял трубку, в ней было слышно чье-то прерывистое дыхание: — Y? Это же ты? Всё хорошо? — J спрашивал тонким, ломающимся голосом, от которого вчера у Y кружило голову. — Тэ сказал мне, что тебя забрали утром в Бюро. — Мне сказали, что души у меня нет, — Y не знал, почему он сказал именно это из всего того, что крутилось у него в голове. — Это ложь, — J почти пропел в трубку и неожиданно это успокоило Y, как будто наличие этой странной штуки, этой души, очень важно для него. Важно для обоих. — Тот врач соврал, мы попросили его. Так было надо, чтобы тебя выпустили. — Так ты связан с ними? С террористами, подорвавшим недавно третий корпус Бюро, — чуть не вскричал Y, однако вовремя опомнился и яростно зашептал. — Что это всё значит? — Приходи завтра в Древний дом после работы, — попросил J. — Пожалуйста, приходи. — Хорошо, — Y согласился, но внутри он ещё сомневался. Звонок оборвался, Y положил трубку обратно. Провод лег на стол, как свернувшаяся змея, солнце уже давно закатилось. Сквозь стеклянные стены была видна ночь, темные окна и редкие шторы. Спустя некоторое время зазвучал сигнал к отбою, и тишина после этого особенно сильно ударила по ушам. У Y складывалось ощущение, что он лежит на поверхности болота, с каждым мгновением утопая всё глубже и глубже, пока он не опустится на самое дно, где уже ничего не видно и слышно просто потому, что никто там и не живет. Мучимый этим неожиданно ярким образом он проворочался полночи без сна, а когда смог задремать, то снилось ему нечто тревожное — руки, покрытые шерстью, узкие глаза, квадратные челюсти и поразительно острые зубы. Ему снились дикари, которые ухмылялись, смеялись, делали ужимки, недостойные цивилизованного человека, но в тоже время они выглядели настолько счастливыми и свободными, а ещё они любили — весь мир, всех других людей, себя и каждого, удивительное чувство общности, прикоснуться к которому Y мог только в высшие моменты торжества Единого Государства.***
Проснулся он тяжело, долго выпутывался из объятий сна и чуть не опоздал на работу. Его напарник, H-1802, тревожно на него поглядывал всю смену и в столовой сидел рядом с ним, словно боялся, что Y рухнет без сил, но опасался он зря. На чистом упорстве Y отсидел всю смену, все было, как в тумане, знакомые и незнакомые нумера сливались и плыли. Кто-то подходил, мучимый любопытством, почему его возили в Бюро, кто-то искренне ужасался и советовал пожаловаться на самоуправство Хранителей, однако Y почти ничего не запомнил. Под кожей у него словно был кто-то другой, кто-то колючий, имеющий по каждому вопросу своё мнение и не желающий больше слушать многократное повторяемые истины, которые были заучены каждым нумером ещё со школы. Это кто-то вырывался из него упрямо, ожесточенно, зная, что прорываться придется с боем. Y пугался самого себя, но на встречу с J решил идти несмотря ни на что. После смены он вышел на площадь, быстро поймал аэро и скомандовал лететь к Древнему дому. Это был исторический музей, скорее сохранившееся здание древней архитектуры с воссозданной обстановкой и бытом, присущим их предкам до момента войны. Темно-серые стены из бетона, крохотные окна, тяжелая железная дверь — разве можно спокойно жить в этом гробу? Но Y полагал, что для тех времен такое жилье было нормальным, в ту эпоху не была изобретена технология силового поля, люди не умели адаптировать природу под себя, наоборот, они были вынуждены адаптироваться сами. Теперь же Древний Дом выглядел абсурдным, всего лишь памятником ушедших времен. Его встретила старушка, у которой не было нумера, что невероятно поразило Y. — Ох, а тебя-то я здесь не видела, — зашамкала она своим странным морщинистым ртом. — Неужто на домик мой решил посмотреть? — Меня ждут, — кратко ответил Y, испытывая неудобство при виде настолько старого человека. — Ну раз ждут, то проходи, — улыбнулась старушка и присела на некое подобие скамейки — старое бревно, вот-вот грозившее рассыпаться в труху. Y прошел внутрь здания и поднялся по темной узкой лестнице на второй этаж. J ждал его во второй комнате справа, нервно расхаживая мимо шкафов. — Наконец-то, пришёл, — сказал он прежде, чем прильнул горячими губами к Y, осыпал его поцелуями, будучи сам раскрасневшийся донельзя. — Я так волновался вчера, не мог сидеть на месте и добился разрешения показать тебе кое-что. Ты же пойдешь со мной? — Да, — сумел ответил Y, ещё минуту назад он сомневался в J, но чужие губы смыли волнение и укрепили его решимость нырнуть в это древнее чувство с головой. — Я пойду за тобой куда угодно, даже на свою погибель. — Я не дам тебе погибнуть, — опалил его дыханием J. — Если нам и суждено погибнуть, то мы сделаем это вместе, мы никогда не расстанемся. Ещё какое-то время они целовались, забыв обо всем, пока J не мучительно простонал, отрываясь от него. — Мы должны идти, сейчас. Тебе нельзя находиться здесь больше двух часов, Хранители все ещё наблюдают за тобой. J схватил его за руку и повел на первый этаж. Там они вошли в самую маленькую квартиру посередине, по сути одна комната, захламленная двумя шкафами и комодами. J открыл один шкаф, хитрым образом поднял нижнюю крышку, представлявшую из себя тонкий лист фанеры и взгляду Y открылся прямоугольный ход вниз с веревочной лестницей. — Куда мы идём? — спросил Y, смутно догадываясь, что после этой вылазки его жизнь не сможет стать прежней. — За Стену, Уай. Мы идем туда, где существуют любовь и свобода, — торжественно произнес J. — Ну что, ты готов? Вырытый лаз был тесным, но достаточно просторным, чтобы не касаться одеждой стен. Y потерял счет времени, сколько они ползли по нему, помнил только, что впереди J. По его подсчетам, до Стены было не так уж далеко, когда он летел на аэро, то видел зелень вдали, а значит и конец силового поля. Немного перехватывало дыхание и стучало в висках, в подземном проходе было не так уж много кислорода и организм требовал свежего воздуха. Когда же впереди заколыхался тусклый свет, это обрадовало Y, потом свет стал ярче и наконец превратился в полноценный дневной просвет. Ему помогли вылезти в конце, буквально вытащили за руки, стряхнули с него пыль и оставили в покое. Оглянувшись кругом, Y увидел дикарей всюду. Они действительно выглядели свободными — эти безмятежно бродящие в оголяющих разные части тела дикари. И среди них был J, скинувший с себя синюю юнифу и надевший устаревшую одежду, кажется, это называлось футболкой, обнажавшей бОльшую часть рук, и штаны, сделанные из плотного материала. И Y мог поклясться на чём угодно, но это шло J, словно он был рожден для таких вещей. — Мы зовем себя Мефи. Честно говоря, я не знаю, откуда пришло это слово, надо спросить у N, он точно знает, — весело брызнул словами Джей. — Смотри, вон там, видишь, это наша школа. Она совсем не такая, как за стеной, там нет роботов. Все дети, которые рождаются здесь, остаются у родителей, а в школе только учатся. Ты представляешь, возвращаться к тем, кто тебя создал, кто тебя любит каждый день, а не засыпать среди сотни таких же несчастливых детей? Посмотри же, Уай, разве не это счастье? — Как? — только и сумел сказать Уай. Зелень повсюду, лица и улыбки бросались в глаза, словно говоря, взгляни на нас и уверуй. — Видишь ли, Единое Государство — не вполне едино, — пояснил хрипловатый голос. Подняв глаза, Уай увидел N-129, того самого нумера, которого пророчили на место Благодетеля. — Мы не нумера с порядковым обозначением, мы — люди. Каждый и каждая из нас — личность и все мы здесь потому, что понимаем это, — продолжил он, этот статный нумер, нет, человек, со звучным голосом, в которого так хотелось поверить. — Те, кто живет за Стеной, умирают от болезней, но в свободе, вольные любить и жить так, как им хочется. Те, кто живет в пределах Стены, медленно роботизируются, ибо Хранители не понимают ничего, кроме логики, они — эмоциональные кастраты, вырожденцы, которые воспользовались шансом после Войны и захватили власть. В других уголках Земли мы уже одержали победу и здесь мы вырвем наших братьев и сестер из лап этих недолюдей, пока не поздно. Вы слышали, что грядет Порядок? После того, как Порядок будет установлен в пределах Стены, они начнут отлавливать и нас, вырезая подчистую всех мятежников. Мы для них — крысы и тараканы, варварские гены, не имеющие ценности. Однако мы выжили после Войны, мы пронесли эти гены, которые помогли нам выжить, и очень скоро мы освободим всех пленников Единого Государства! Незаметно собравшаяся толпа одобрительно зашумела и речь N произвела глубокое впечатление на заслушавшегося Уай. Он представил, как просыпается по утрам здесь, в одном из этих неуклюжих домиков, вдыхает полный утренней свежести воздух, идет по натоптанным дорожкам на работу, где больше нет мониторов и слежки. Это отчетливо ему виделось, так ярко, словно это когда-то уже было. Просыпаться и засыпать с Джеем под боком, обнимать его по утрам, не боясь, что увидят соседи и донесут в Бюро Хранителей, не заполнять заявку на питающую к нему неприязнь А-144 и не выполнять долг по отношению к ней, не давиться жесткой картошкой в столовой и не вымаливать разрешение на шторы на проходной. Мысли пронеслись в его голове, и он вскинул руку над головой раньше, чем успел это осознать, как будто кто-то другой дёрнул за ниточку. — Он прав, — зашептал Джей, стоя рядом так тесно, что Уай буквально чувствовал тепло исходящее от него. — Конечно же, он прав. Это наш лидер. Его зовут не просто N, у него есть настоящее имя — Намджун. Он выбрал его сам из чудом уцелевшей книги про генеалогию старых времен. Он и нам решил дать имена, но пока это очень опасно, мы должны отзываться на числа, бессмысленный набор букв и цифр. — Я бы хотел это, —сказал Уай. — Имя… — У нас оно будет, — повернулся к нему Джей, глаза его блестели от эмоций. — Слышишь? Мне неважно, как называть тебя, потому что в душе я всегда тянусь к тебе независимо от звука, но имя — это нечто другое. Имя — это путь, указующий перст. Я бы хотел звать тебя по имени. Уай улыбнулся легко, исчезла окружавшая его серость и мир был полон красок, мир был полон любви. Но за этот мир ещё предстояло повоевать и Уай чувствовал, как наполняется решимостью. — Не получится освободить всех без крови, — сказал он решительно. — Есть те, кто уже привык, и они не пойдут за нами, они будут сопротивляться. — Выбор — удел свободных, — ответил N, нет, Намджун. Он устремил свой лучистый и мудрый взгляд куда-то за горизонт и Уай ощутил благоговение, он прикоснулся к той части мироздания, которая вершит судьбы. — Мы дадим им выбор, а там уже они вольны следовать за той жизнью, к которой их неумолимо влечёт. — Снова теракты? — спросил Уай. — Хранители хватают всех подозрительных и проводят обследования на образование души. У меня её не нашли. — Мы подкупили доктора, — Намджун повернулся к нему и хмыкнул. — Видишь ли, нас гораздо больше, чем кажется. Мы проникли всюду, нумер, зовущий себя Благодетелем, в чём-то прав. Нас гнали и травили, поэтому мы просачивались за Стену, как тараканы в щели. Мы стали везде своими: в Медицинском бюро, в Бюро Хранителей, в Детоводном, в Бюро Роботов и Машин. Только благодаря совместным усилиям мы зашли так далеко. Как иронично, Единое государство будет свергнуто общностью. Уай посмотрел на него — предводитель дикарей был юн, едва ли старше него, но пылающее сердце его полыхало так, что в глазах, раскосых и тёмных, как уголь, взмывало пламя трепещущей души. Казалось, что яркие огненные языки вот-вот прорвутся наружу. «Так вот как выглядит душа», — подумал Уай и прикоснулся к своей груди. Где-то там внутри под тесной физиологической оболочкой пряталось нечто, что делало из бездушного нумера Y-903 вполне живого и слегка угрюмого человека по имени Уай, который мечтал о том, чтобы в столовой давали другое меню и желательно с компотом в качестве десерта. — Я с вами, — сказал Уай. — Я хочу жить в новом мире. Что для этого надо сделать? Джей рядом заулыбался и обнял за плечи, прижимаясь близко, пока Уай инструктировали. Все люди были уже расписаны по задачам, но все же исполнителей не хватало — сказывалась недавняя чистка, устроенная Хранителями. От Уай требовалось немногое: всего лишь оказаться в нужное время в нужном месте. — Мы должны успеть раньше, чем разразится Порядок! Если не нанести упреждающий удар, то ударят по нам и карающая длань Единого Государства отбросит наше сопротивление на года назад. Мы более не должны сомневаться, ведь семена уже посеяны, а поросль уже взращена. Настало время, когда должны распуститься новые цветы и этими цветами станут новые люди! — Да! — закричал Уай и крохотная его душа наполнилась мятежностью, заметалась внутри, закружилась в неистовом восторге. — Да! — крикнул рядом Джей и нежный голос его огрубел от эмоций. — Дааааа! — воскликнули стоящие вокруг люди. Среди них цепкий глаз Уай выцепил и нумера S-412 — красиво постриженного и улыбающегося так, словно он безмерно счастлив, и нумера T-3012 — большие глаза его пылали, брови вразлёт делали взгляд грозным, и какого-то незнакомого нумера, чей номер начинался с буквы J, совсем как у Джея, но и он смеялся и купался в овациях для Намджуна. Опьяненный от эмоций, потоком хлынувших в прежде упорядоченный разум, Уай выбирался из лаза неуклюже, два раза наступил Джею на ногу, но они только хихикали и цеплялись друг за друга. В какой-то момент Уай коснулся чужих губ, да так и не смог от оторваться. Спотыкаясь и прижимаясь ближе, они целовались до тех пор, пока звон Часовой Скрижали не достиг их ушей. — Нам нельзя опаздывать, иначе весь план пойдёт насмарку, — зашептал лихорадочно Джей и огладил спину так, что сразу расхотелось куда-то идти. — Нужно отряхнуть одежду, ты весь в пыли. — Ты тоже, — ответил Уай, но смог отстраниться и похлопал себя по коленям и локтям, сбивая с них пыльную взвесь. — Пошли, надо торопиться. Вынырнули на улицу — старушка по-прежнему сидела на своём бревне и наблюдала за закатом или просто спала, непонятно. Аэро улетел на автопилоте, пришлось вызывать новый и, пока они ехали на заднем сидении, Уай легко, буквально самыми кончиками касался свисавшей ладони Джея и тепло распространялось даже через такой еле ощутимый контакт. Когда же Уай шёл домой, он чувствовал, что изменился, что ему уже никогда более не стать прежним. Некто новый покинул старую оболочку, бывшую ему ужасно тесной, и теперь он владел этим телом, направляя руки и ноги на благо тех, кого ещё неделю назад он бы назвал дикарским племенем. Вместо логики — чистая интуиция, вместо спокойного разума — разрозненный клубок из эмоций, всюду хаос и беспорядок. Когда зашёл в квартиру — стало тошно, будто здесь никто и не жил. «Так вот отчего смеялся Джей», — понял Уай. Милый Джей, это сущее дитя с греховными глазами и огненной душой, смеялся над его духовной скудостью! Уай казалось, что он идеален, но он был пуст и выдавал нищету за аскетизм, что путать категорически нельзя, ведь одно дело отстраняться от всего самому и другое, когда тебя лишили этого всеми возможным способами. Он был нищ, но теперь он обрёл, а завтра он пойдёт и сразится за то, что он впервые мог назвать своим, а не общим.***
Как только заиграли трубы Музыкального завода утром, Уай встал и начал готовиться к рабочему дню. Он достал новую юнифу, на ней застыли стрелки, которые никто не отпаривал дома, умылся и причесал волосы. Уай взглянул мельком в окно и застыл — там сосед прилюдно совокуплялся со своей постоянной партнершей, не закрыв шторы и даже не удосужившись переставить кровать. Увиденное только укрепило в Уай веру, что назад дороги нет. Часовая Скрижаль пробила восемь раз, Уай сел завтракать — два маслянисто-черных кубика лежало у него тарелке. Это была новая пища, на неё предстояло перейти всем нумерам, начиная с этого дня. Уай медленно положил один кубик на язык. Горечь разлилась по рецепторам, и слюна начала неконтролируемо скапливаться во рту. Будучи не в силах проглотить противную жижу, в которую превратился кубик, Уай выплюнул всё в тарелку. И не стал ничего убирать, так и ушел на работу, зная, что сюда уже не вернется. В 8½ Уай покинул свой коробок и отправился на работу. Повсюду нумера спешили попасть на рабочие места, где-то вдалеке мелькнули знакомые лица. Проходя мимо Сексуального Бюро, Уай увидел, что он изукрашен похабными рисунками, наполовину закрашенными, но розовые ленты оборваны и потоптаны. Здание Административного Бюро, напротив, производило впечатление ощетинившегося, готового обороняться зверя. Глухо закрытые двери и окна, Хранители, шныряющие туда-сюда, сама гнетущая атмосфера — как будто все знали, что грядёт землетрясение. Уай прошёл через пропускную и зашёл в комнату наблюдения, включил камеры и начал отсматривать записи. Теперь он без труда видел среди порядочных нумеров своих собратьев-революционеров, они выделялись на фоне бездушных, как куклы, нумеров. Улыбка в глазах и более осмысленные движения, как будто они и есть оригиналы, а всё остальное — неудачные кадры. За этим занятием он и проводил своё время, пока за дверью не начался какой-то шум. Уай вышел наружу и обнаружил, что нумера покинули свои рабочие места и теперь суматошно носятся по коридорам. — Что случилось? — поймал он пробегавшего мимо нумера. — Листовки…на улице…всюду! — прокричал тот и убежал прочь. Проталкиваясь в толпе, Уай поспешил на улицу и выскочил в тот самый момент, когда сверху разлетелась новая порция желтоватой бумаги, на которой были напечатаны всего два слова: «ВРЕМЯ ПРИШЛО!». Прямо перед ним покрасневший Хранитель начал хватать и мять листки, злобно поглядывая по сторонам, чтобы никто не подбирал из любопытства. Но нумера всё равно умудрялись цеплять по одной-другой листовке и прятать их под юнифой, а потом уносить в здание. Но это было только началом. Когда, казалось бы, общественное спокойствие было восстановлено, где-то вдалеке раздался мощный взрыв. — Горит стройка! — испуганно ахнули вслух. — Там же космолёт нового поколения! Уай с дрожью понял, что пришло его время. Невозмутимо он прошёл мимо растерявшихся без соответствующих инструкций Хранителей и направился к Административному зданию. По пути он свернул в неприметный угол на пересечении двух дорог и вытащив один кирпич из стены, нащупал там пакет со свёртком вещей. Переодевался он там же, поспешно сменяя голубую юнифу на черную. После Уай затолкал свою одежду в тайник и поспешил вниз по дороге, сливаясь с другими растерянными нумерами, которые смотрели на клубы дыма, поднимавшиеся к небу с западной стороны. Пройти в Административное Бюро оказалось, на удивление, легко. Уай представился Хранителем S-4711 и его тут же направили на шестой этаж. Но, конечно, же на шестой этаж он не пошёл, он проскользнул мимо лестницы и устремился в правое крыло — там, по мнению организаторов революции, находился контрольный пункт. Неожиданно чьи-то шаги послышались сзади. — Стой! — сказали ему в спину. Уай повернулся вполоборота. Посередине коридора стоял его коллега — H-1802. — Что ты здесь делаешь? — Иду с докладом в комнату 566, — невозмутимо ответил Уай. — Тебя же задержали! — потрясенно воскликнул H-1802, словно не услышав его. — Почему же ты здесь?! — …так это ты! — внезапно осенило Уай. — Это ты донёс на меня в Бюро! — Я хотел, как лучше, после встречи с этим нумером ты начал меняться, — забормотал H-1802. — Ты слышишь, я просто хотел, чтобы с тобой всё было хорошо. Уай растерялся, он не понимал, что происходит. Драгоценное время уходило — купол надо было срочно отключить, иначе тщательно спланированное нападение рухнет. Что там бормотал этот нумер? — …ты увлекся, да, это было совсем плохо. Куда бы он завел тебя? Но со мной тебе было бы хорошо, это да… — Прекрати это, Эйч! — не выдержал Уай. — Мы же знакомы ещё с третьей ступени обучения. Как ты мог на меня донести? Разве ты мне не друг? — Нет! Всё было не так! — вскрикнул H-1802, смущенно хватая его за руку. — Я не знал, что они тебя заберут, просто…я запаниковал и испугался, а тут этот M со своей ухмылочкой. Всё получилось так быстро, но я не хотел. Поверь мне! — Я…не знаю, что сказать. Мне надо идти, — Уай вырвал руку и оттолкнул своего бывшего друга в сторону. — Может ещё увидимся. — Уай! — крикнул ему вслед H-1802. — Прости меня, Уай! Я действительно желал тебе только добра! Уай ничего не ответил, только пошёл быстрее. В смятенных чувствах он чуть не прошагал нужный поворот и спустя несколько долгих минут смог добраться до контрольного пункта. Как и предполагалось, помещение охранялось тремя Хранителями, но от Уай не требовалось ничего сверхъестественного. Отойдя подальше, он подсунул под дверь предварительно сломанную посередине тонкую пластину, судя по штампу, изготовленную в недрах Бюро Технологий. Послышался тонкий звук треска и за дверь суматошно забегали, ручка судорожно задергалась, но Уай её блокировал стулом из другого кабинета. Нумера за стеной очевидно умирали, они кашляли и царапали ногтями пол и дверь, Уай слышал этот предсмертный скрежет, но он молчал и продолжал их убивать. В конце концов, они бы всё равно не ушли из комнаты без боя. Он зашёл внутрь спустя десять минут, когда утих последний звук. Лица застыли в предсмертной судороге, Уай накрыл тела запасными юнифами, лежавшими в шкафу. Затем он подошёл к контрольной консоли и последовательно нажал комбинацию кнопок, переданную ему Намджуном. Это должно было отключить защитный купол, мешавший Мефи свободно проникнуть в город. Также Уай проследил за тем, куда в случае опасности перемещали Благодетеля, пока он был здесь — в Административном здании, но с угрозой нападения революционеров его наверняка должны были где-то спрятать. Спустя несколько минут в коридорах наметилось шевеление, Хранители вывели недовольного нумера в белой юнифе и повели прочь. Больше всего это походило на охрану преступника, никак не могущественного политика, но Уай последовательно переключая камеры наружного наблюдения предположил, что из здания его в любом случае не выведут, скорее спрячут в подземном бункере. Уай поспешил наружу, плутая по лабиринтам коридоров, он умудрился не наткнуться на других Хранителей, хотя слышал их на этажах. Выйдя за дверь, он увидел, что улицы заполнены суматошной толпой — все кричали, бежали, хватались друг за друга. Хаос воцарился так быстро, листовки валялись повсюду и Уай подхватил одну из них. На ней был нарисован крылатый юноша с пламенеющим сердцем — краски брызгали с бумаги прямо в глаза. — Западные кварталы захвачены! — орали на заднем плане. Уай мог только смотреть на рисунок и в юноше он видел Джея. Его толкнули сзади, уволокли за собой и Уай поддался течению толпы, несмотря на то, что на нем была черная юнифа, нумера вокруг не желали расступаться и теснились, попирая всех и каждого. Людская масса пронесла его мимо своего служебного здания, в окнах мелькали испуганные лица, мимо Хирургического Бюро, где начал устанавливать какие-то машины, мимо Площади Единства. Толпа неслась от запада на восток, но Уай смог выбраться из середины раньше, чем его окончательно уволокло в восточный сектор. На западе вновь раздались взрывы, многочисленные и громкие, как будто лопался пыльный мешок и эхо разносило звук на сотни метров вперед. Уай стремился не к взрывам, что там происходило дальше, его уже не особо волновало, он побежал к дому Джея. Тот должен был сказать больным сегодня и не выходить на работу, но Уай всё равно желал убедиться, что он в порядке. Бегом — по лестнице наверх, поворот и дальше — вот она, квартира Джея. Ворвался, дверь не заперта и никого нет, только пустота. — Джей! — крикнул Уай. — Где ты, Джей?! Окна открыты, шторы сорваны и брошены вниз, но где же Джей? — Джей! — умоляюще воскликнул Уай, срывая голос. — Джей!!! — Что ты тут делаешь? — сказали за спиной. Уай порывисто обернулся и узнал молодого нумера со вчерашнего собрания, чей номер тоже начинался с буквы J. — Его здесь нет, он уже эвакуирован. И ты тоже должен срочно уйти из города! — Я знаю, но мне хотелось его увидеть. Что мне делать? — Иди к западным кварталам, там наши смогли прорваться и там же находится Намджун. Ты же узнал, где Благодетель? — Да-да, я всё узнал. — Так иди же! — нумер толкнул его к дверям и Уай снова попал в круговерть шума и паники. До западных кварталов добраться было сложнее, чем проникнуть в Административное здание, но Уай очень старался. Он обратил внимание на то, что на перекрестке Хранители уже начали возводить новую Стену взамен разрушенной, судя по протянутым кабелям — эта была не каменной, а проводящей высокое напряжение. Через час Уай всё же сумел проскользнуть вместе с новым отрядом Хранителей на закрытую территорию и тут же очутился посреди боя. Мефи были вооружены дубинами и камнями, Хранители же отстреливались паралитиками, но преимущество было на стороне революционеров. Упавших заменяли новые люди, они были нескончаемы, выносливее и намного сильнее, чем их собратья из Единого Государства. Уай выбил из рук соседа оружие и обездвижил его самого, после чего сорвал с себя черную юнифу и побежал к бунтарям. — Я — свой! — заорал он из последних сил, но его все равно скрутили и обыскали, а потом переправили назад. Кажется, ему даже прилетело по голове, потому что очнулся только тогда, когда его приволокли прямо под ноги Намджуну. Тот удивленно воззрился на него, но сделал жест, чтобы сняли веревки. — Мы ожидали, что ты вернёшься проверенным путём, — сказал лидер повстанцев. — Джей весь извелся, да и нам нужно решать что-то насчёт Благодетеля. — Он в подземном бункере под Административным Бюро, — выпалил Уай. — Его защищает около двадцати нумеров-Хранителей из числа Высших. Я думаю, что в ближайшее время он никуда не денется. — Хорошо, — Намджун задумчиво пожевал губу. — Ты свободен. И да, добро пожаловать в Благословенное Тайное Сообщество. Звучит глупо, но нам было по десять, когда мы это выдумали, так что просто нужно к этому привыкнуть. — И что делает это Сообщество? — Освобождает людей от оков Государственной Машины, — улыбнулся Намджун. — Иди уже, он совсем заждался. Уай привели в комнату и Джей действительно весь извелся, при его виде он тут же бросился обниматься. — Тише, — нежно сказал Уай и потрепал его по спине. — Я немного растерялся и зачем-то пошёл к тебе домой, я думал, что ты там и ждёшь меня. Сам не знаю, почему, но я надеялся, что встречу тебя. Когда я увидел, что никого нет, мне стало так больно! Что это за боль, Джей? — Это твоя душа, — ласково обхватил его лицо своими ладошками Джей и потерся носом. — Это всё, что есть ты. Вся эта боль, все эмоции и переживания — это всё ты. И я. Люди состоят из этого, Уай, к этому нужно привыкнуть и насладиться. — Это пугает, — пробормотал Уай. — Я, наверное, привыкну, но нужно время. — Теперь у нас куча времени и Часовая Скрижаль не властна над нами. Нет никого превыше нас, слышишь? С этого момента мы — свободны. Уай поцеловал его своими сухими пыльными губами и почувствовал спокойствие, привычное чувство, но уже без примеси равнодушия. Он ощущал себя согретым и досыта накормленным, несмотря на то, что Стеной продолжали ухать взрывы и кричать люди. Где-то внутри Уай всегда знал, что он не пригоден для работы Хранителя, что его судьба вовсе не заключается в том, чтобы наблюдать за работающими, гуляющими, обедающими нумерами для того, чтобы было кого сажать под колпак в День Правосудия и дезинтегрировать до уровня водной лужицы. Будущее отныне не казалось ему безоблачным, всё же революция — это не прогулка по летнему парку, но всяко будет интереснее, чем просиживание своей жизни по ту сторону монитора. — О чем ты думаешь? — спросил Джей, заглядывая в глаза. Они были почти одинакового роста и потому им было удобно. — Я думаю о будущем, — пояснил Уай. — Я думаю, что пора и нам обрести имена. А потом мы пойдём и поможем всем безымянным обрести свою душу.***
Спустя пятьдесят лет на месте Единого Государства — города-полиса, в котором насильно удерживалось более миллиона жителей — был воздвигнут Музей Благословенного Тайного Сообщества. Большая часть архитектуры была уничтожена во время Великой Революции, но оставшиеся здания, в частности, Административное бюро и восточно-южный квартал были отреставрированы и преобразованы в объекты культурного наследия. Новое государство стало намного шире и разделилось на провинции под эгидой правящего президента, взявшего себе анахроническую фамилию Ким. Подобные же фамилии с полноценными именами были розданы всем желающим и особенно тем, кто прежде существовал в качестве бесправного нумера. Также в Музее сохранен архив имён, которые были выбраны первыми нумерами, перешедшими на сторону революционеров после падения Стены. Среди первой тысячи можно найти и наших героев, строчка за строчкой: — Нумер H-1802 — Хосок (в последующем Чон Хосок, служил в экспедиционном корпусе, исследовавшим южные земли, точные данные неизвестны). — Нумер J-109 — Чонгук (в последующем Чон Чонгук, первый победитель Грандиозных спортивных игр — мероприятия, устроенного в честь первой пятилетней годовщины Великой Революции). — Нумер J-1310 — Чимин (в последующем Пак Чимин, солист Центрального Театра Соула, исполнитель главной роли в пьесе «МЫ»). — Нумер N-129 — Намджун (в последующем Ким Намджун, Президент Благословенного Тайного Общества, Президент Объединённых Свободных Территорий, Президент Соула). — Нумер S-412 — Сокджин (в последующем Ким Сокджин, фотомодель агитационных плакатов эпохи Великой Революции, официально был связан браком с Ким Намджуном, см. Нумер N-129) — Нумер T-3012 — Тэхён (в последующем Ким Тэхён, основатель Галереи Тонких Искусств Соула, меценат и художник). — Нумер Y-903 — Юнги (в последующем композитор Мин Юнги, автор «Марша Восстания» и «Ликующее будущее»).