Freek

— Я, конечно, не борода, но тоже здорово бы смотрелся на твоем лице, — слышит Антон бодрый голос и вздыхает. Он выжидает пару мгновений — врежут ли Арсению? — и не услышав звука удара или вскрика, спокойно сваливает в столовку. Арсений умный, но такой дурак, в самом деле. Сейчас уже не такой как в школе — там хоть стой, хоть падай, прямо как член Арсения на физике, и это явно не то, о чем мечтал знать Антон, да и весь класс тоже. «А что, все же дрочат», — недоуменно пожал плечами Арсений тогда. «Не на уроке, Попов!» — рявкнула учительница и отправила его к директору. У Арсения была косичка, огромные наивные глаза и рука в штанах, а еще отбитость, не позволявшая ему внимать замечаниям и нормам морали. А чтобы он не был полностью отбитым, следил Антон, ведь их с Арсом родители лучшие друзья, и «присмотри за Сенькой», блядь. Антон всю старшую школу и присматривал за дурачком, особо не набиваясь в друзья, хотя набить ему что-нибудь очень хотелось, потому что Антона с этой альтруистичной затеей особо не понимали. Арсения, к слову, особо не донимали — то ли решили, что он просто двинутый, то ли реально опасались тощего Антона, репетирующего воинственный взгляд каждый вечер, — так, ограничивались тычками, издевательствами, но никакой серьезной травли, Арс все же не был мышью. Он искренне надеялся, что поступив в универ в Питере, избавится от этой проблемы, но Арсений, словно на зло, поступил туда же и на первой паре приветливо махал Антону рукой, улыбаясь во весь рот. Антон, понятное дело, к нему не сел и сделал вид, что его не знает. Арсений не обиделся, так, померк слегка, — он, казалось, вообще не замечал такого: ни очевидного заступничества Антона в школе (или делал вид), ни подколок одноклассников, ни презрительных взглядов. Антон как-то его спросил об этом, на что Арсений, улыбаясь, выдал: «Фрик это же от «free», разве нет?» В университете же Антон твердо решил думать только о себе — сразу вступил в студсовет, играл в КВН, прогуливал пары с друзьями и получал автоматы за активность и продвижение популярности универа. И за улыбки, конечно. И коньяк. Арсений, кстати, узнав о методах сдачи зачетов, округлил глаза: «Целый зоопарк где я возьму? Коня и яка?» Никто не засмеялся, и Антон тоже состроил серьезное ебало, хотя губы дрожали. Только он сам — никакого Арсения. Антона уже любили на первом курсе, с ним считались и его уважали, поэтому он собирался стать Доном, а не дном. По крайней мере, так он твердил себе, но все равно по привычке прислушивался к вбросам Арса, закатывал глаза, но ждал ответной реакции, обычно: «фу блядь», «отъебись, придурок, что ли?», «эм, прости?», чтобы спокойно идти дальше. Он делал вид, что не интересуется этим, но замерев посреди коридора от очередного «отсосешь за конспект?», почти выдал себя. Сережа остановился тогда рядом, недоуменно переводя взгляд с него на стоящего около аудитории Арсения, прижимающего к груди учебник, «вы знакомы?», и Антон буквально заставил себя зашагать дальше, не оборачиваясь. Если он может без последствий для своего авторитета остановить рукоприкладство — почему бы нет? Но Арсений все равно идиот. *** Тем не менее Арс был тем еще зубрилкой и не вылезал из учебников, как-то поняв, что ему особо ничего не светит. Может, решил попытаться еще раз на сессии, когда студенты особо отчаянные и готовы идти на крайние меры, но, одним словом, Антон перестал слышать нелепые предложения и расслабился. Он привычно выискивал среди ребят бледную физиономию Арсения с, будто синей шариковой ручкой обведенными, уставшими глазами, и фыркал на свои внимательные мысли. Не волнуют его чужие синяки под глазами, нет. Если что, решил он, Арсений сам скажет, и позволил себе окончательно забыть забитого одногруппника на два года. Во втором семестре он завел себе девушку, потому что это соответствовало его долгосрочному планираванию. *** Ира была классной — улыбчивой, красивой, не доебчивой и адекватной. По крайней мере, от нее Антон ни разу не слышал «давай сядем за последнюю парту, и я тебе подрочу. Уверяю, улетишь на Камчатку». Однако однажды она вскользь заметила, что Арсений похож на извращенца, нюхающего чужие трусы, что слегка Антона покоробило — он был уверен, что никаких чужих трусов Арс даже не видел, — но спорить он не стал. Хотя с другой стороны, Арсений всегда был симпатичным мальчиком, может, кто и повелся: всегда же можно заткнуть болтливый рот приятным для себя способом. С детства весь класс и желающие с параллели узнавали от Арсения, знавшего назубок, какая на вкус сперма, или что будет, если попытаться засунуть в член свечку (здесь Антон был убежден, что Арс уверенно пиздел об опыте паланиковского героя, потому что видел книжку в рюкзаке), и вообще Арсений всегда был кладезем полезной информации. Антона все еще клинило на всей этой теме конкретно — был ли у него опыт раньше, чем у Антона, пробовал ли он сосать кому-то, сосали ли Арсению, и хотя тот уже давно не был гуру секса, эта тема ассоциировалась только с ним — отличником-дрочером с задней парты. А иногда Антон думал, что Арс предлагает просто так — потому что лицо у него было неуверенное, может, боялся кулака в лицо, а не на члене; Ира же хотела молча и настойчиво, параллели с Арсением, открыто говорящим, чего он хочет, проводились сами собой, и со всеми этими мыслями об Арсе в итоге у Антона на Иру не встал. А на Арсения… *** Арсений отстриг себе косичку, и Антон смотрел в его затылок все полтора часа лекции, пытаясь понять, что за хуйня произошла. Он обрадовался: Арсений избавился от женского признака, и теперь точно не должен маячить перед его закрытыми глазами во время минетов. Ах если бы. Секс был прочно связан с Арсением, и все тут. *** Таким образом, в постели он занимался больше ораторским искусством, после которого отсохший язык свешивался через плечо, твердил себе мысленно «вагины-вагины-не члены», но ситуация Иру надолго не удовлетворила и верить постоянным отмазам «почему нет» она перестала. Расстались они по-дружески, и, то ли оставшись в вполне благодушном настроении, то ли потому что язык у Иры тоже длинный, она сообщила Дарине (местной птице-говорун, отличающейся примерно ничем), что в постели он огонь, фаер, развевается хаер. Хотя и хер там, конечно. За это Антон в течение пары месяцев удостаивался заинтересованных взглядов, а Арсений впервые подошел сам: — Я слышал, ты хорошо работаешь кистью, — заявил он, складывая пальцы кольцом, и изобразил протирание воображаемого тубуса, качая запястьем, — уверен, ты тот самый художник, который раскрасит мой мир. У Антона тогда челюсть отвисла, после ошарашенного смешка он заметил: — Это даже романтично. Арсений взглянул на него лукаво и слегка смущенно: — Нет ничего лучше самосовершенствования. — И самоудовлетворения, — намекающе ухмыльнулся Антон. — В самоудовлетворении тоже можно совершенствоваться, — заметил Арсений серьезно. — Позавчера я попробовал отсосать самому себе, и знаешь… Тут Антона напряженно окликнул Сережа, глядя круглыми глазами на загоревшегося радостью общения Арсения, и Антон поспешил прервать Арса и слиться, хотя послушать хотелось. — Ты нафига с ним общаешься? — спросил Сережа, неприязненно оглядываясь. Антон оглянулся тоже, и Арс, понимающе и грустно улыбаясь, смотрел им вслед. Блядство. *** Антон ведь не гей. По крайней мере, он себя им не ощущает, однако клинит же его на Арсе, так? Поэтому на одну чашу воображаемых весов Антон складывает свою какую-никакую, но популярность, девчонок, мамино «Антоша», привычный образ жизни, а на другую тянущего внутри Арсения. Выбор очевиден. *** Потом Антон пробовал встречаться с Ниной, но до горизонта отношения дошли быстрее, чем до горизонтальной поверхности: он ее бросил. Она ходила поддерживать его на концерты КВН, сидела на футбольных трибунах с плакатом «Антон — лучший!» и была мировой девчонкой, но Арсений пришел с фингалом под глазом, всколыхнув у Антона почти забытое чувство ответственности. Антон думал: Арсений довыебывался. Антон чувствовал: он проебался. Шастун подошел тогда к нему сам, не вынеся скрежещущего ржавыми зубьями чувства вины. — Ты в порядке? Арсений на него даже не глянул: — Да, отвали. Антон выкурил полпачки, мечась мыслями с «ну и пожалуйста» до «ну и не надо», будто он что-то Арсу предложил, а не просто через два с хуем года подошел с вопросами, типа они друзья; тем не менее, не выдержав, добровольно позвонил матери. — Антош? Неужели? Случилось что-то? Он вздохнул, глубоко затягиваясь, и ввязался в родственную беседу, понимая, что нужное он спросит не раньше, чем ебнется с вороха вопросов. — А у Арса как дела? — спросил он, наконец, и в трубке озадаченно замолчали. — Ты же с ним учишься, — осторожно ответила мать, — ты мне скажи. Питерское небо было серым, синяк Арса фиолетовым, Антон был голубым. — Я с ним не общаюсь, — признался он. — Его мама что-то рассказывает? — Что у Арсения все хорошо, — сказала мама как-то неуверенно. — Что у него много друзей, что он часто устраивает вечеринки, поэтому и на звонки часто не отвечает. Ты там присмотри за ним, ладно? А то со всеми этими вечеринками об учебе забудет. — Конечно, мам, — сдавленно пробормотал Антон. У него промерзла мурашками кожа, хотя ветра не было. *** — Ты врешь матери, — заявил Антон, выждав, пока в коридоре никого кроме Арса не будет. Не то чтобы он его стеснялся. — Я хочу стать актером, — ответил Арс, мельком глянув на него. Он сидел на подоконнике, уставившись в окно, и трагичному его виду не хватало кофе, сигарет и Олеси Троянской на фоне, и да, Антон помнил такое старье. — А чего поступил на экономический тогда? — удивленно спросил Антон, быстро принимая перемену темы, потому что это легче, допытываться до закрытой раковины. Сам-то он учился на менеджменте, а эконом был куда сложнее, хотя общие пары были до сих пор. Арсений взглянул на него совсем уж странно, что Антону стало неловко. — А ты до сих пор не понял? — как-то вяло спросил он. Шастун помотал головой, думая, что впервые их диалог похож на адекватный — Арсений не выглядел как извращенный супер-клей. Не клеился, в смысле. Как раз наоборот: расклеился; смотрел отрешенно в окно, Антон смотрел на Арсения, пытаясь вникнуть. — Секрет Полишинеля, — обронил Арс, спрыгивая с подоконника. — Ну, бывай. *** Это было на прошлой неделе. Антон погуглил: всем известный секрет, и что с того? Антон идет на улицу, вливаясь сразу в группу ребят КВН-щиков, стреляет сигарету, и все сразу просто и понятно, и легко, никаких ебаных загадок. У него нет времени разгадывать ребусы сына маминой подруги. *** К нему липнут девочки, а на одной из вечеринок еще и мальчики. Он как раз ищет Даню, чтобы спросить, куда он его притащил, раз тут парни в обтягивающих футболках, гордые как орлы (живы и целы в таких шмотках) парят в облаках вейпа, когда видит Арсения на танцполе. Лиловые блики на его взмокшем лице мешаются с фиолетовыми, Антон со смутным желанием представляет засосы на бледной коже. Определенно, когда он танцует, а не открывает рот для несусветной чуши, сексуальность так и хлещет через край. У Антона пиво тоже через край хлещет, он вспоминает льющийся сок изо рта Гарри Поттера при виде красивой девочки, отвратно, он выглядит так же. Мысль о сексе с Арсением вдруг не кажется ужасной, и Антон в пьяной задумчивости изучает извивающееся полуголое тело взглядом. Сзади к Арсу притирается какой-то смазливый парень, обхватывая ладонями его тазовые кости, скользит вверх, под наверняка взмокшую футболку, задирает, обнажая бледную кожу и полоску волос от пупка. Арсений откидывает голову на его плечо, расслабленный и податливый, с приоткрытым ртом, склоняется к чужим губам в легком намеке, пальцы парня проникают под ремень джинсов — Антон охуевающе оставляет стакан. Мама просила его присмотреть за Арсом, так что хуя с два ему что-то сегодня обломится. Он уверенно шагает к ним, выдирая Арса из цепких рук, волочит его, брыкающегося, за собой. — Какого хуя? — вопит он. — Че ты тут забыл? Отъебись же! Ну! Антон останавливается только за тем, чтобы засунуть руку в задний карман Арса, — тот пораженно замирает, и Антон самодовольно ухмыляется от качнувшейся ему навстречу задницы, — и вытащить номерок. — Бля-адь, — скулит Арсений, увидев перед глазами победоносно выуженную пластмасску. Он едва стоит на ногах, так что Антон крепко держит его за плечо. — Антон! Я хочу трахаться! Я не хочу умирать девственником! Он куксится, но Антон, не обращая внимания, берет их куртки и одевает вновь воспротивившегося, извивающегося угрем, Арсения. Даже собирается прикусить ему кожу на шее молнией, но Арс так доверчиво на него таращится, что это как ребенка пнуть. Арсений пьяный и откровенный, и открытый до «пожалуйста, мы же оба сине-голубые»; Антон пьяный, но все еще думает верхним мозгом, поэтому меланхолично размышляет, откуда Арс знает, что он гей. И сразу спрашивает об этом покачивающегося Арсения, пока они ждут такси. — Мы в гей-клубе, — смеется тот, глядя на него искрящимися глазами. А. В тепле такси его развозит, Арс сползает ему на колени, обхватывая руками за талию, умащивается на этом крохотном островке сидения неведомо каким образом, но кажется, его устраивает. Трется носом о ширинку, впрочем, без всякой задней мысли, потому что, почесав нос, успокаивается и удовлетворенно вздыхает. — Эй, — тормошит Антон, вспомнив, — почему ты поступил сюда? Арсений поднимает голову, заспанно глядя на него. — Очевидно, потому что ты сюда поступил, — просто говорит он, и в темноте такси, с проплывающими фонарями и плывущим взглядом, Антону кажется это забавным. — Правда? — все же уточняет он, улыбаясь. Но Арсений уже спит. Антон укладывает его на диване, и Арсений цепляется за него сквозь сон, не желая отпускать, мычит, и, кажется, все внутри протестует, когда Шаст идет к себе. *** С утра это кажется уже пиздецом: в смысле, из-за него?! Но спрашивать ему не хочется — а вдруг Арсений признается в чувствах, и Антону придется отказать? Наверное? Антон не знает. Проще сделать вид, что ничего не было, и он не помнит. Определенно, проще. Даже план «Барбаросса» не сравнится с гениальностью бухой амнезии. Арсений сидит у него дома, в несвежей футболке и со следами зубной пасты на запястье — зубы чистил пальцем поди, обляпался, — хмурится в чашку кофе. Антон курит в форточку, стараясь игнорировать существование Арсения и вчерашних идиотских мыслей об Арсении, потому что это Арсений, дрочер с последней парты, и блядь, если Антон еще раз мысленно произнесет «Арсений», он ебнется. И вообще с этим надо что-то делать. — Переспим? — предлагает он вдруг, без всяких заходов. Ему отвечает замершая тишина, а потом комнату разрывает кашель. Антон оборачивается, чтобы лицезреть, как Арс, вероятно, решает погадать на кофейной гуще прямо на столешнице. — Вчера не сблевал, так сегодня решил? — уточняет Антон невозмутимо. Арсений поднимает на него ошалелые глаза. — Ты? Со мной? — уточняет он неверяще. Антону не нравится такое выделение, потому что Арсений нормальный, если не пытается ни с кем трахнуться. — Да, дурилка, — вздыхает он, — с тобой. Арс вскакивает, как восторженный щенок, которому пообещали, что он сейчас посрет. Прогулку, в смысле. — Когда? Сейчас? — Антон и рта не успевает раскрыть, как Арс радостно продолжает: — Мне надо подготовиться, я читал! И уносится в ванную, оставляя его осознавать, что сейчас у него будет первый секс. С парнем. С, упаси господи его душу, Арсением. *** «Сейчас» растягивается на полтора часа, и Антон сам уже хочет в туалет, а потому едва дожидается, пока Арс закончит ковыряться. Где именно, ему думать не хочется, но Арсений радостно поясняет сам, выйдя: — Я пальцами проверил, вроде чисто, — сообщает он, краснея, — член, правда, больше, но должно быть все нормально. Я ничего не ел вчера! Он не может перестать улыбаться, теребя футболку; и самое время задуматься, хорошая ли это вообще идея. А вдруг Арсений подцепил что-нибудь, Антон вспоминает тот мем, где «вы, конечно, не Венера, но в вас есть что-то венерическое». Но тот говорил, что девственник, и светится так, что никакая Венера не сравнится, и поздно отступать. Антону смешно и неловко — подумать только, он собирается перепихнуться с Арсением! С этим Чучелом-Мяучелом, заладившим свою дурацкую песенку — с другой стороны, может, после нее и радуга выйдет? — Потому что надеялся с кем-то переспать в клубе? — уточняет все же Антон, и Арс с готовностью кивает. Его что-то царапает в этом плане, Антон списывает на изжогу. Она вроде как-то так и проявляется. — Ладно, подожди, — и скрывается за дверью туалета. *** — У меня есть условие, — сообщает Антон, выходя. — Один раз, и об этом никто не узнает. Арсений уже не улыбается, но покорно кивает. Кажется, он согласится на что угодно, лишь бы добиться своего, и изжога от этого острее. Арсений становится перед ним на колени, Шаст вспоминает, что пылесосил пару недель назад, и сейчас ковер как гороховое наказание, но принцесса не жалуется, переминается слегка, но почти уверенно тянет руки к его бедрам. Арсений все еще почти уверенно стаскивает с него трусы, а потом замирает ошеломленный стоп-кадром: — Ух ты, член. Антон едва удерживается от ехидного комментария. Вот и он, вот и он, не забудь надеть гандон! Арс с воодушевлением — что он делал только в душе? — берет в рот, несколько секунд вполне приятно сосет, излишне громко чмокая, но господи боже, оказывается, у Арсения куча зубов. Антон шипит, оттаскивая его за волосы, пиздец, полет на Камчатку от боли он обещал? — Прости, прости, — Арсений поглаживает Антона по бедрам и поднимает глупые глаза, за которые Антон сразу все прощает, — давай еще раз попробую? — Я сам попробую, — отрезает зажегшийся азартом Антон, вздергивая опешившего Арса на ноги. — И как так вышло, что ты не потренировался на бананах? — Ты свой член видел? — бурчит Арсений в ответ, но покорно ложится на диван и раздвигает ноги. Его член стоит флагштоком; хоть кто-то полон энтузиазма. — Сравнил с бананом! — Это комплимент? — польщено улыбается Антон, награждает бледное бедро поцелуем и склоняется, примеряясь. У Арса на губах стынет: «Бананы вкусные в отличие от…», но Антон не обращает внимания, обхватывая член пальцами, и лижет головку. Ну, и ничего особенного. Через три с половиной секунды Арс взвизгивает и ползет от него вверх по дивану, не забыв заехать коленом по подбородку. Зубы Антона щелкают, едва не прикусывая язык. — Ты пытался его сожрать! — обвиняюще вопит Арсений. — А сам-то! Пару минут они обиженно молчат, Антон поглаживает член, пытаясь стереть наверняка оставшиеся там отпечатки зубов. Арсений пялится в потолок, напряженно о чем-то раздумывая. — Давай просто вставишь, — наконец говорит Арсений. В его голосе слышится одна надежда, без всяких его привычных флиртующих интонаций, и Антону хочется погладить его успокаивающе. Может, тоже по члену, но он не уверен в такой готовности. Он поворачивается к нему спиной, встает на колени, и маячащие ягодицы выглядят вполне привлекательно, даже маленький прыщик на правой. Антон раздвигает их, и: — О, волосы. Арс тут же вздрагивает, разворачивается, горя щеками. — Я у тебя дома, — огорченно говорит он. — Я же не мог взять чужую бритву. Антон вовсе не имел в виду ничего плохого, но чужая неловкость заполняет его до краев, и он сам не знает, как вывести это в нормальное русло, поэтому он, конечно, портит все окончательно: — Да я просто… — начинает он бормотать. — У Иры не было… Арсений краснеет еще сильнее и вдруг вскакивает, начиная собирать свои вещи. Согласится на что угодно, кроме тупорылых комментариев, очевидно. — Арсений, стой! — он пытается отобрать у психующего парня шмотки, но ему нормально уйти и без носков. — Волосы! Слюни! Смазка! Сперма! — бурчит Арсений, натягивая куртку. — Я сдохну девственником, потому что кто-то попал в клуб удивлений. Веселый и находчивый, блядь, как же. Дверь с грохотом врезается в стену, оставляя Антона пялиться вслед. Типа. Что? Если Арсений съебал из-за одного невинного замечания, может, и секс ему не так нужен был? *** За выходные он понял две вещи: Секс, по крайней мере, нужен ему самому. И то, что он мудак. И хотя решение второй проблемы напрямую влияло на решение первой, перед Арсением он решает извиниться без задней мысли. Однако на парах Арс не появляется, и от этого Антону немного легче: не надо будет подходить к нему при всех. Не то чтобы он зассал. Хотя это ведь Арсений, извинения ему нахер не всрались, да? Он убеждает сам себя, но в итоге почти пишет сообщение ему вк, остановив себя только тем, что за все годы знакомства их диалог оставался белым листом. Поэтому Антон трется около входа в универ, ожидая, пока выйдет группа Арсения, курит и рефлексирует на уровне мемов с волками. Только он не волк, а стоит. И стоять не стоит, если хочешь к чему-то прийти. Арсений тоже не волк, от него не убежит. И кажется, он все-таки ебнулся. *** Антон дрочит. Не за последней партой, и даже не сообщает никому об этом, это вообще его эксперимент осознания собственной ориентации. Голубая как север, ага. Он дрочит, быстро двигая рукой по члену в опасной близости от стоявшей на подлокотнике чашки, и пытается понять, у всех ли мальчишек-одноклассников психологическая травма осталась? Потому что да, Антон снова представляет Арсения, почему-то на этот раз личико перед внутренним взором из класса девятого, фу, он таким педофилом себя чувствует, но. О чем Арс вообще думал? Представлял кого-нибудь или просто? И кто сажает отличников на задние ряды? И с чего у него такая зацикленность? Раньше вот он дрочил без всякого, да и девушки у него были несмотря на вечно мамино «а вот Арсений»; конечно, Арсений на девушек-то не смотрит, ему себя любимого хватает. Ну и любого встречного, кто писает стоя, для формального предложения руки и члена. Он представляет лицо Арсения во время оргазма, задевает даже что-то, и разбитым стеклом становится фишка: Антон в него не влюблен вовсе. Пусть лучше Фрейд объяснит, типа что у него сексуальные фантазии из детства и все такое, он сам в этом разбираться не намерен. *** Когда Арсений молча проходит мимо них, а Антон старается не смотреть ему вслед и извиниться как-нибудь невербально, желательно, чтобы вообще не взаимодействовать (потому что он все еще трусливый мудак), Сережа вдруг задумчиво говорит: — А че ты раньше не говорил, что он прикольный чувак? В этот момент Антон охуевает так, как никогда не охуевал. Даже когда вчера кончил, думая об Арсении, он не столько охуел, как сейчас. — Чего? — он пучит глаза как после недельной селедки под шубой. — Этот Арсений, — поясняет Сережа, кивая в родимую даль, где скрылся Арс, — он упоминал, что вы учились в одной школе. Антон все еще пялится на Сережу, потому что вопросов меньше не стало. Он общался с Арсением? Вот этим, который мимо прошел? Он замечает, что «в одной школе» это не «в одном классе» и не «наши родители дружат», и ему становится одновременно благодарно оттого, что Арс тактично позаботился о нем, и стыдно. И стыдно оттого, что благодарно. — А вы?.. — Пересеклись в театре импровизаций, — поясняет Сережа и поправляет рюкзак на плече, — ржачный дурачина. В общем, Антон прется туда. Хотя идти без плана действий или с планом, но ничего с ним не делать, не дунуть даже, абсолютно однохуйственно, но Антон все равно идет. Может, и он там сымпровизирует. Он как раз размышляет над тем, не забить ли, это ведь всего лишь Арс, когда толкает дверь актового зала. Не зря же он полчаса рылся по сайту универа, чтобы найти ссылку на группу вк с плавающим расписанием их репетиций, и вообще не ссыкун он. Толкает дверь, а заявляется прямиком в грязные мечты Сергея Чигракова, в рейтинговое происходящее в каморке, что за актовым залом, потому что Арсений вопит: — Помассируйте мне простату! Господи, блядь, ну чего он ожидал. Антон уже разворачивается обратно к двери, но. Но к его удивлению люди смеются, и он ошеломленно оборачивается: на его памяти впервые смеются вместе с Арсением, а не над ним. А тот просто светится на сцене, с восторгом оглядывая хохочущие лица, будто поверить не может, что кому-то нравится. Он такой счастливый и растрепанный, а Антон вообще-то просто извиниться шел, а не вот это все. Еще один парень вдруг щурится в темноту зрительного зала, пытаясь высмотреть лицо Антона: — Эй, кто это там? — орет он. Антону не хочется, но он шагает вперед под свет, и с каждым шагом улыбка Арсения тускнеет, и Шасту еще хуже: вломился со своим непринятием на безопасную личную территорию; а ведь Антон не сказал еще ничего, но по бледному лицу видно, что тот испуган. — Шастун, КВН? — всезнающе уточняет Стас. — Чего пришел? Он все на Арса смотрит, как прилипший, но давит из себя неловко: — Интересно стало. — Ну так идем к нам, поучаствуешь. С каждым шагом Антона к сцене, Арсений отступает глубже в тень, пока не теряется среди картонных силуэтов, становясь неразличимой декорацией. Шастун тяжело вздыхает и оборачивается на Стаса. — Эй, Захарьин, ну! Идем, поиграем в «Опции». Антон как-то втягивается. Второй Антон легкий и смешной, с ним все так хорошо идет, пока Стас не выцепляет сморщившегося Арсения и не просит давать им опции, тот тормозит на пару мгновений, а потом улыбается вдруг широко. Антон переглядывается с Захарьиным, чувствуя подвох. А потом все превращается в месиво. Арсений гоняет их по сцене, как бабки обоссанных бомжей из подъезда. — Спорт? — неуверенно спрашивает Стас. — Акробатика! — молниеносно отвечает Арсений. Под его взглядом Антон раздвигает ноги для шпагата и стонет от горящих напрягшихся мышц. Второй Антон то ли пытается сделать колесо, то ли изобразить перекати-поле, и, конечно, неловко врезается в Шастуна, который по устойчивости как поросячий домик из соломы. Они валятся кучей на пол, задыхаясь и матерясь, Арсений хохочет, и Антон думает — ну и к черту. Если Попову приносят радость его страдания, то он и упасть на спину, подогнув ногу, может. Хотя он и ближе к воку, чем к вогу, но вот. Жертвенность. — Ты ему чето сделал, что ли? — шипит Захарьин, выбираясь из-под него. — Че он бесится? — Все, достаточно! — хлопает в ладоши Стас. — Арсений, давай-ка ты иди. А в пару тебе поставим… — Антона хочу! — по довольному лицу видно: оттаял, засранец. Ну правильно, не поваляешь, не поешь. Антон вот весь извалялся, поэтому он, кряхтя, поднимается, отряхивая колени, и выжидающе смотрит на Стаса. — Я готов. — Ладно, — кивает он и чешет затылок. — Играем в «меняй», никаких лишних телодвижений, отдохнешь. Ага, как же. Антон только по горящему синевой взгляду видит — хуй там прыгал, и он попрыгает. Арсений все-таки вспомнил, что здесь он тащит, а не новичок из какого-то там КВН. Поэтому через десять минут Антон едва осознает себя взмокшего, красного, носящегося по сцене. У него колет в боку, и он едва отвечает на: «а у нас в клубе не так надо танцевать!», дергается как дохлая рыба под электрошоком и хрипит. Справедливости ради, Арсений тоже скачет рядом, вьется вокруг, кто-то вроде смеется, но звучит как белый шум. — Меняй, меняй! — вопит Стас. — И ходят как сороконожка, — выдает Арсений, выдавая не прогнувшийся мостик. Антон созерцает раскорячившегося Арса, вспоминая похожие позы из камасутры, а потом подхватывает его за щиколотки, приподнимая. — Вот так ходят? — вкрадчиво уточняет он, мягко поглаживая пальцами кожу, и, о, Арсений под ним розовеет. Антон ползет пальцами выше, пробираясь в штанину, надеется, что с их ракурса этого не видно, но Арсений дергается, брыкается вдруг. Пальцы его гладят колючую щетинистую кожу — и он поднимает глаза аккурат в тот момент, когда Арс, раскрасневшись от стыда и гнева, пинает его. Арс отскакивает, как облитый из окна мартовский кот, пока Шастун пытается переварить факт: Арсений недавно брил ноги! А теперь смотрит сердито, одергивая штанины вниз, челку поправляет. Как говорится, наша песня хороша, начинай сначала. *** — Арсений! Арсений! — Антон бежит за ним, даже не застегнувшись. — Да блядь, эй! — Шлюхаю вас внематочно и сосредодроченно, — резко выпаливает Арсений, оборачиваясь. Антон ржет от контраста цитаты из «Блудливой Калифорнии» и серьезного ебала. — Я извиниться хотел, — поднимает он руки, потому что как и Лепс, хочет сдаться. — А сейчас чего, передумал? — Арс перекатывается с носка на пятку, скрещивает руки на груди. Вот-вот протянет вверх ладошку как Мартышка и скажет: «Ну, где мое извинение?» — Нет, правда, извини, — говорит Шастун и корчит моську. У него всегда на зачетах срабатывало, но Арс кривит губы. Тогда Антон добавляет: — Я бы и сам себе врезал, но мой фонарь не замена твоему сиянию. Арсений хохочет и даже хлопает его по плечу, соскальзывая ладонью на предплечье, жаль, через куртку не почувствовать, подмигивает. — Ладно, было и было. Я пошел. Антон перехватывает его за запястье — окей, он сам не знает, почему, но гештальты надо закрывать. — А чего ты так взъелся все же? — миролюбиво спрашивает он, поглаживая большим пальцем косточку. — Вспомнил, что почти переспал с тем парнем в клубе, — говорит Арсений, руку не выдергивает, добавляет довольно: — И если еще раз туда пойду, может, точно получится. Тот бы, наверное, не стал возмущаться волосам и все такое, а я себя не на помойке нашел, чтобы терпеть. — Но тем не менее начал брить ноги, — замечает Антон. Арсений поджимает губы, опуская глаза. Что бы ни говорил — вот она неуверенность. — Не только… на всякий случай, — бормочет этот аленький цветочек. Они стоят около ворот универа, где туда-сюда бегают студенты и курят тут же, но Антон слишком заинтересован, чтобы обращать внимание на остальных. После этих нескольких часов в маленькой группе с постоянными играми, шутками, каламбурами и кувырками он не был способен вернуться к прошлым ролям — он смотрел сериал про хор лузеров, так зачем тянуть неизбежное на несколько сезонов? Поэтому он сжимает пальцы крепче, улыбается как дурак и, дожидаясь поднятого удивленного взгляда, предлагает: — Давай попробуем еще раз? Арсений оглядывается, дергает рукой: — Отпусти, увидят. — Срать, — отмахивается Антон. — И трахаться, — заканчивает Арсений. *** В этот раз получается и лучше, и хуже. Хуже — потому что он почти сгорает от нетерпения, пока они по очереди принимают душ, потому что Антон боится, что Арсу не понравится вдруг что-то, и он свалит. Да и вообще теперь ему почему-то не похуй (метафорически, потому что буквально ему очень по хуй), а лучше — потому что Арсению вроде как нравится. И он не кусается. Вплетая пальцы в мокрые волосы, Антон с восторгом пялится, как между его бедер двигается макушка, и сейчас самое время подумать, что прошлый раз был местью за мудачество, поэтому его восторг перебивается торгами с самим собой. Не мог же Арсений научиться так быстро? Его рот горячий, влажный и жадный, губы скользят по члену идеально — что ж, у Антона не было в жизни таких минетов, пока Арс не норовит оттяпать половину, все идеально, — и Антон стонет, закрывая рот влажной ладонью. Арсений сплевывает, но получается на лобок, поэтому он фыркает и вытирает, размазывая по головке, и это отвратительно, но Антону нравится. Головка между распухших губ выглядит охуительно-порнушно, Арсений сам с его неуемным энтузиазмом доставить удовольствие охуительный, но Антона вдруг осеняет, что они ни разу не целовались. Арсений просто толкнул его на кровать, аккуратно вскарабкиваясь следом, и решил начать ту неудачную прелюдию заново. Но выбирая между поцелуем и минетом, Антон спускает за минуту и лезет получить первое, пока Арсений, морщась, ползет за салфеткой, свешиваясь с кровати. — Ну эй, — ноет Антон, когда перед лицом у него оказываются ягодицы склонившегося над сумкой Арса, и чмокает их поочередно. Арсений сопит, но сглатывать не хочет и торопливо ищет, куда сплюнуть. Шасту надоедает это в секунду, поэтому он пользуется положением и широким мазком проводит по промежности. Она гладкая, и, если у Арса теперь комплексы, Антон поработает языком, чтоб они исчезли. Он переворачивается набок, чтобы было удобнее придерживать задрожавшего от холодного воздуха на нежной мокрой коже Арса, целует, ласкает языком, и внизу раздается звук, будто кто-то подавился. — Придурок, — хрипит Арсений, откашливаясь, как кошка, проглотившая свою шерсть. — Я подавился! А если бы умер? Представь, захлебнувшись спермой! — У тебя ее не полон рот был, — возражает Антон, тычаясь носом во вход. Ничем ужасным не пахнет, и это же Арсений, а как говорится, — своя говнинка что малинка. Когда Антон вдруг начал причислять Арсения к «своим» он не думает, продолжая без особого напора скользить меж ягодиц. Арсений тяжело дышит, острые лопатки ходят ходуном, он ерзает, пытаясь придвинуться поближе, но Антон не дает, крепко удерживая за бедра. — А почему ты поступил в этот универ? — вспоминает он. Арсений стек бы полностью на пол, если бы его не держал Шастун, и кровь наверняка прилила к голове, поэтому Антон подумал, что сейчас самое время спросить. Он поднимает голову, укладываясь подбородком на крестце, а двумя пальцами продолжает гладить пульсирующий вход. Арсений хнычет, не желая разговаривать, поэтому Антон чуть нажимает, массирует по кругу, слушая, как со свистом втягивает в себя воздух Арс. — Из-за тебя, — повторяет он. — Подумал, что если с тобой у меня не получится, то и ни с кем, наверное. Антон ошарашено замирает, втолкнув одну фалангу среднего пальца. — Это с хуя ли? Арс ерзает, слезая с пальца, поворачивается и вздыхает. Он все еще красный, со слюной по всему подбородку и поплывшим взглядом. — Я видел, что ты делал в школе, — говорит он хрипло и поясняет на поднятые брови: — наблюдал и вступался, если что. А ты знаешь, что принцессы влюбляются в рыцарей? Да, я не принцесса, перестань лыбиться как идиот. Подумал, что в универе, где нас никто не знает, мы могли бы попробовать заново. Но ты сделал вид, что мы незнакомы, и я… — Продолжил вести себя как еблан, — заканчивает Антон. Арсений понуро кивает, сжимая пальцы. — Думал, если говорить честно, то все сработает, — бормочет он и поднимает лукавые глаза, — а недавно понял: если не просить, то сами все предложат. У него все еще стоит, поэтому нужно исправлять ситуацию. Не в том смысле, что самое время ляпнуть про касу марцу. И пояснить, если что, что это сыр с личинками. — Иди сюда, — и Антон впервые притягивает Арсения для поцелуя. Арсений с готовностью подползает ближе, ластится под ладонью Шаста на своей шее, неуверенно скашивает глаза на его губы: — Тебе не противно? Антон поднимает брови: — А должно быть? — Ну, я ведь только что сосал тебе, — поясняет Арсений, — а ты мне… там. Если мы сейчас поцелуемся, получится ли это будто твой член и моя задница… Антон смеется, закатывает глаза «все, заткнись уже» и целует. Рот Арсения податливый и жаркий, а его ресницы невесомо касаются Антоновой щеки, когда он склоняет голову, и это определенно не просто поцелуй двух девственников-неудачников. Антон откидывается на подушки, и Арсений с готовностью следует за ним, прижимаясь влажным горячим членом к его бедрам, потирается, продолжая его целовать. Его жаждущие губы везде: Антон чувствует их на губах, щеках, закрытых веках, шее, и ему кажется, что одновременно, он не успевает отвечать, тычется губами вслепую, куда придется, сжимает ладонями ягодицы. Арсений выгибает поясницу, активный чересчур, крутит задницей так, чтобы пальцы Антона постоянно упирались в расселину; трется об него, его так много, что Антон не выдерживает, нащупывает жаркое и нежное, заставляя Арсения замереть. Вот он где, выключатель. У них где-то смазка валяется, Арс едва отыскивает ее, открывает, и, изогнувшись, льет ее сам, не глядя особо. Антон едва успевает собрать ее пальцами, но все равно гель течет с Арсения на член Антона и ниже, по яйцам стекает на простынь. А потом все складывается как-то само собой. Арсений не зажимается, но пальцы все равно проталкиваются с трудом, он хнычет «пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста», и ему так хорошо, что Антона тащит от этого, он пробует быстрее и медленнее, в восторге глядя, как Арс кусает и лижет губы, и ему так хорошо, что слюни текут. Вот зачем люди во время секса целуются — чтобы не выглядеть такими ебланами как сейчас Арсений, но Антону все равно даже на слюни на его шее и груди. Антон раздвигает пальцы, представляя, какой раскрытый и жаркий сейчас Арсений и как он себя ощущает. Такой красивый. — Давай уже, — просит Арсений и целует его сам, прямо в слюнявую шею. — Тебе хорошо? — спрашивает Антон, проталкивая пальцы глубже. Он имеет в виду: для девственника ему слишком уж нравится. — Неужели ты не думал, что я не делал этого сам? — недовольно отвечает Арсений и приподнимает бедра намекающе, требует: — Я член хочу, Антон! Арс приподнимается, разворачивается вдруг к нему спиной, ерзает на бедрах. Антон сгибает ноги в коленях, и Арсений прижимается к ним грудью. — Чего ты отвернулся? — удивленно спрашивает Антон, приподнимается следом, целует родинковые лопатки. — Просто вдруг… — Арс замолкает, вероятно, осознавая свою тупость, или Антон не знает, в чем еще дело. — Дурачина. У меня пиздец на тебя стоит. Он тянет Арсения, разворачивая, и тот улыбается, дурак, так счастливо. Антон уверен, что улыбается так же. Антон проводит кулаком по стоящему члену — он кончит за пару секунд, серьезно, — трется покрасневшей головкой о мокрый вход, и блядь, оказывается, вот так все происходит. Стенки плотно обхватывают его член, сжимаются тесно и восхитительно, никакой отсос с этим не сравнится. Арсений сверху такой горячий и раскрытый, податливый и смущенный — вот он, какой есть, — и отчего-то теперь комкает пальцами простынь, а не плечи Антона; Шаст прижимает его к себе сам, качает бедрами, раз, два, и кончает. Арс смотрит на него огромными глазами. — Мы забыли о презервативе, — говорит он, наконец. — Блядь, — Антон закрывает лицо руками. — Я просто настолько сексуальный, что у тебя башню сносит, — неловко смеется Арсений, и даже слово «сексуальный», произнесенное через «е», не исправляет ебанину ситуации. Он неловко слезает с члена, хмурит брови задумчиво — и что теперь? — Прости, — вздыхает Антон, — у меня это впервые. — Я понимаю, — улыбается Арсений вовсе не насмешливо, и у него все еще стоит. Антон обхватывает его член пальцами, начиная быстро дрочить, и полминуты они проводят в тишине и хлюпающих звуках. — Но мне понравилось, — говорит Арсений. Из его задницы на простыни течет сперма Антона, и это неожиданно возбуждает, а член под ладонью не такой твердый. — «Но»? — переспрашивает Антон, сощурившись. — Несмотря на… — Арс кивает на его пах и ухмыляется. Антон готов задохнуться от возмущения, но толкает Арсения на спину и берет в рот. Его пальцы снова движутся в его теле, скользком и жаждущем. Арс раздвигает ноги шире, сжимает сосок, и Антон не может одновременно смотреть на него, такого напряженного и задыхающегося, сосать, следя за зубами, и трахать пальцами, поэтому он надеется, что Арс кончит быстрее, чем кончится Антон от такой многозадачности. Он прикидывает, насколько смешно будет пошутить «двадцать восемь ударов ножом, ты действовал наверняка, да?» в контексте Юлия Цезаря, когда Арсений высоко и надрывно стонет, и все мысли из головы исчезают с взмахом бедер. Антон ведет пальцами внутри по кругу, трет большим пальцем уже покрасневшие мышцы, Арс полузадушено мычит и крупно вздрагивает у него во рту, сжимаясь судорожно. Шастун сглатывает, продолжая посасывать его опадающий член, смотрит из-под ресниц на мутные глазища. Антон подползает ближе, чтобы поцеловать приоткрытые в изнеможении искусанные губы, Арсений вяло шевелит языком в ответ, убирает его взмокшую челку. — Мне пиздец понравилось. Он смотрит уже вполне осмысленно, моргает осоловело и аккуратно выползает из-под Антона. — Это чего такое было? — спрашивает он, лишившись мягкого тепла. — Мы больше не девственники, — сообщает Арсений и тянется за джинсами. Антон хмурится — его использовали? — И? Арсений оборачивается, засунув одну ногу в штанину. — Мы попробовали еще раз, — медленно повторяет он слова Шаста. — Как ты и предложил. — А теперь ты хочешь уйти? — начиная закипать, спрашивает Антон и садится на постели. — Типа ничего не было? Арс хлопает глазами и сглатывает. — Ты же сам сказал: «всего один раз, и об этом никто не узнает», — он говорит осторожно, как с диким, а потом, видя раздраженное лицо Антона, вспыхивает: — И теперь я не понимаю, че ты строишь из себя брошенку. Антон сдувается. Ну да, сказал. — Но нам же было пиздато, Арс, — он лохматит волосы. — А ты сказал, что у тебя больше ни с кем не получится! Арсений отшатывается, бледнея. Его глаза гневно сверкают, и Антон не понимает, в чем дело. Попов молча одевается, сопит только зло, но сжатые губы упорно держат этот ящик Пандоры. Антон не отводит взгляд, и Арсения все-таки прорывает: — А ты решил этим воспользоваться?! Типа больше мне не с кем?! — Нет! — поспешно восклицает Антон, шагает за ним в коридор, как есть, голый, по грязному колкому полу. В стопы впиваются крошки, он некстати вспоминает, что недавно чашку разбил, но плевать. Он за Арсением и по осколкам стекол бы пошел, честно. Сначала бы, конечно, на йогу или где там учат по гвоздям ходить, а потом рванул бы. — Я имею в виду, может, не надо ни с кем тебе больше пробовать! — Арсений, наконец, его слушает, удивленно приоткрывает рот. — Может, нам и вместе хорошо будет! — Нам вместе? — неверяще спрашивает Арсений. — Да, вместе, — терпеливо повторяет Антон. — Я тебя тысячу лет знаю уже, меня своим говном не удивишь. Арсений несмело тянет язычок молнии вниз, Антон помогает ему выпутаться из куртки, нетерпеливо ныряет тут же ладонями под футболку, и тихий удивленный вздох приносит ему невыносимое удовольствие. — Уж поверь мне, — Арсений привстает на носки, легко касаясь кончиком языка верхней губы Антона, и улыбается хитро, игривый черт: — Я умею импровизировать.