Однажды она уйдёт

Однажды она уйдёт. Джо понял это как-то слишком внезапно: когда Нина положила ему голову на колени. Он сидел на диване, она – на полу, подмяв под себя ноги. По телевизору шёл какой-то добрый старый мюзикл, который оба смотрели без особого погружения. Нина часто садилась на пол – из-за ковра. Ей нравилось погружать пальцы в короткий, мягкий ворс и просто, не задумываясь ни о чём важном, водить ладонью вдоль щекочущих ворсинок. Но сейчас её рука почему-то остановилась, и Нина прислонилась виском к колену Джо - а его поразило, как ударом молотка по черепной коробке: когда-нибудь она уйдёт. Это произойдёт не в один миг (Нина не способна разом вырвать из себя всё, что их связывало), а будет утекать поэтапно, закономерно. Может, она встретит кого-то, заведёт с ним нормальную, насколько это возможно, семью, и совершенно точно забудет о нём. Даже не потому, что Джо не нужен ей – о, ещё как нужен, просто Нине станет не до него, и это в порядке вещей. Он смотрит на её макушку (волосы подсвечены голубоватым светом от телевизора), скользит взглядом от изгиба шеи к худому плечу, чуть хмурит брови. У неё торчат косточки. Нина по-прежнему хрупкая, даже спустя столько времени. Она быстро растёт, ещё быстрее взрослеет, и со временем обретёт новые обязанности - захочет их обрести. Они будут впереди, а Джо достанется место в прошлом – и это совершенно нормально, говорит он себе, хотя внутри похолодело от этой мысли. Детка покинет его, как покинули все, кто держал его на поверхности. Найдёт кого-то, кто сможет позаботиться о ней не хуже, а то и лучше, чем он… И он вновь останется с непрекращающимся громом взрывов в своей голове - один на один. Однажды он уйдёт. Он состарится, его и без того потемневшее от горя лицо, избороздит глубокими морщинами старость. Мощные руки потеряют силу, ноги не смогут передвигать тяжёлое тело. Джо оставит Нину, но не по собственной воле, потому что он не в силах её оставить - если только она сама этого не захочет. Но она не захочет. Нина столько всего чувствует к Джо: девчонкой ей одно время казалось, что она влюблена в него, в его зимние глаза и вечно хмурый рот (Джо или не замечал, или отлично притворялся). Когда буря удушливой влюбленности стихла, она увидела в Джо друга. Потом отца. А затем... Как-то раз Нина проснулась ночью, будто её вырвало из сна что-то тяжёлое. Прислушалась к собственным ощущениям, пытаясь понять, что её разбудило, а затем услышала за стеной болезненный всхлип. Она спустила босые ноги с кровати, неслышно прошла по коридору до двери в спальню Джо и, вдохнув, повернула ручку. Джо было плохо. Он сидел, ссутулившись, на краю матраса: Нина видела белые рубцы на его трясущейся спине. Приблизившись к мужчине невесомой тенью, коснулась дрожащего влажного плеча, и Джо, оторвав руки от лица, посмотрел на девочку дикими глазами. Его нижняя губа бесконтрольно прыгала, и Нина увидела, что он застыдился этого – того, что она увидела его такого. Распавшегося, разбитого. Слабого. - Кошмар? – спросила. И неверной рукой погладила его встрёпанные жёсткие волосы над вспотевшим лбом. И, наверное, именно в тот момент Нина осознала, прочувствовала нутром, что их связывало нечто большее, чем дружба или благодарность, или пресловутая романтическая любовь – это было что-то лежащее совершенно в другой плоскости. Они бесконечно нуждались друг в друге. Не всегда показывали это, но точно непреодолимо чувствовали… И тогда она улыбнулась. А Джо улыбнулся ей: его принимают. Даже такого. Её рука застывает над ковром, глаза глядят в её личную глубину, пока из телевизора льётся весёлая трель мюзикла пятидесятых. В нём всё было так неправдоподобно легко и красочно... Чтобы выразить свою нежность, она прислоняет голову к колену Джо… Однажды он уйдёт от неё. Однажды она покинет его. Это случится нескоро, но когда-то точно случится. Нина вскидывает на Джо свои лучистые глаза, и отчего-то Джо видит в них что-то, что мгновенно его успокаивает. Он зарывается холодной рукой в ломкие светлые волосы, и Нина прикрывает глаза: всё будет хорошо. Всё хорошо.