Ubi nil vales, ibi nil velis

Мэриан не знает, когда все началось. Возможно, в тот день, когда Гай, раскрыв тайну Ночного Дозорного, не выдал ее шерифу? Или на корабле, по пути в Святую землю, когда сначала развязал ее, перевел из трюма в каюту и одарил разоравшегося Вейзи таким взглядом, что тот умолк и убрался подальше? И потом до конца этого бесконечного плавания отвлекал от паники и тяжких мыслей... А может, все началось в городишке, при мысли о котором Мэриан содрогается так же, как и при воспоминании о долгих часах в пустыне, проведенных в ожидании смерти?.. ...Площадь плавилась под солнцем, и она тянула время, отвлекала Гая, чтобы король успел уйти. Думала, что отвлекает — отчаянно бросала ему в лицо жестокие слова, каких никогда не говорила прежде, даже после того, как сгорел Найтон-холл. И не желала замечать стылую тоску в синих глазах. Уследить за стремительным движением Гая она не успела, как и увернуться от скользнувшего по левому боку меча. От боли и ужаса потемнело в глазах, крик застрял в горле, а в следующий миг сильная рука обхватила ее за талию и в правую ладонь легла шероховатая рукоять кинжала. Хриплый шепот — «Бей, быстро!» — прозвучал как гром среди ясного неба. Мэриан, не соображая, что делает, ударила наобум и почувствовала, как клинок скользнул по ребрам, услышала сдавленный, сквозь зубы, стон. Обнимавшая ее рука ослабела, Гай упал на колено, зажимая рану в боку — почти на том же месте, что и у нее, — между пальцев у него текло что-то черное. Потом она поняла, что это чернеет перед глазами. Пропитанное кровью платье прилипло к глубокому порезу, который жгло огнем. Мэриан увидела, как Гай, шатаясь, бежит к Вейзи, взлетает в седло и хватается за шерифа, чтобы не свалиться с лошади. После были голоса, кто-то поднял ее на руки, а затем стало темно и тихо. Очнулась она в незнакомом доме. Было больно и страшно, рядом, прислонившись к изголовью кровати, сидел осунувшийся Робин. Ее лечили Джак с отцом, и рана затягивалась, как по волшебству, — а может, это и впрямь было волшебство?.. Они с Робином обручились на второй день после того, как Мэриан пришла в себя. И она должна быть счастлива, ведь они оба так этого хотели. Она хотела. Но вместо счастья пришло смятение. Она улыбалась Робину, принимала его заботу, строила планы на будущее, а в памяти то и дело всплывали стылые глаза Гая, его шепот — «Бей, быстро!» и струящаяся между пальцев кровь. Он принес ей столько несчастий, дважды ранил, и его настигло справедливое возмездие, но почему-то Мэриан терзали стыд и горечь. Особенно — стыд перед Робином. А дальше было прощание с Джак и Уиллом, остававшимися в Святой земле, и долгая дорога обратно в Англию... Жизнь в лесу ее не тяготит. Мэриан отправляется на вылазки вместе с разбойниками — правда, перед этим приходится долго спорить с Робином, но в конце концов победа остается за ней. Вскоре отряд пополняется: к ним присоединяется брат Тук — монах, покинувший обитель, чтобы, как и они, противостоять Вейзи и принцу Джону. Она часто видит Гая издалека, и каждый раз ждет, что он тоже ее заметит. Мэриан придумывает способы с ним встретиться... и отбрасывает эти мысли. Что она скажет? Попросит прощения за все, что натворила? За ложь, за то, что использовала его чувства, за те злые слова? А потом? Она ведь обручена. Новость, что у Робина и Гая есть брат, — полная неожиданность. Как и появление в лагере не только этого брата, Арчера, спасенного от виселицы, но и Гая. Еще более угрюмого, чем обычно, с многодневной щетиной и потухшими глазами. — Сэр Гай... — вот все, что может выдавить Мэриан. — Леди Мэриан, — голос у Гая сиплый, словно он его сорвал. В скользнувшем по ней взгляде мелькает что-то живое. А может, ей просто хочется, чтобы так было. — Рад, что вы в добром здравии. Гай принимает участие в набегах, иногда предлагает дельный план, и к нему прислушиваются. Но в лагере он держится особняком, не обращая внимания даже на нападки Кейт, которая норовит чуть не с кулаками на него наброситься. Однажды Робин осаживает ее так резко, что Кейт убегает в слезах и больше Гая не задевает. Мэриан видит, как постепенно тает лед между ним и Робином, как Арчер становится связующей нитью для обоих, как временами Гай улыбается, отвечая на шутливые подначки пусть еще не обретенного вновь друга, но уже и не врага, — и завидует. Гай предельно вежлив и внимателен, даже заботлив, — но от того огня, что когда-то горел в нем рядом с нею, не осталось и пепла. Она любит Робина, очень любит, вот только это не та любовь, что прежде. Его чувства неизменны, тогда как Мэриан в мечтах представляет его братом, а в его объятиях изо всех сил старается не думать о других руках и губах. Хуже всего, что она помнит каждый поцелуй Гая и, оставаясь одна, перебирает эти воспоминания, как брат Тук — четки. Она знает, что должна исповедаться в своем грехе, пусть и мысленном, но не может себя заставить — надеется, что любовь Гая не умерла и просто нужно время, чтобы все вернулось на круги своя. Мэриан утешает себя мыслями, что дело наверняка в ее обручении, что Гай теперь не может позволить себе проявлять чувства к невесте почти брата, с которым нередко стоит спина к спине в бою. Она раз за разом прокручивает в голове разговор с Робином, тот наверняка поймет и простит, они останутся близкими друзьями. Может, он даже женится на сестре Гая, ведь Изабелла хороша собой, умна и обязательно исцелит его раненое сердце. Когда разбойники спасают Робина, Гая и Арчера из рук «воскресшего» Вейзи, Мэриан пробивается к воротам вместе с Гаем, и сердце ее поет: тот дважды прикрывает ее, рискуя собой, — сначала от меча стражника, потом от арбалетного болта, чудом успев подхватить чей-то упавший щит. Они уходят, не потеряв никого... Только Гай несет на руках раненую девушку, которая приняла удар копьем вместо него, — Мэг, служанку Изабеллы. Робин приводит Матильду, и знахарка восемь дней и ночей не выходит из хижины. И Гай тоже. Он помогает менять повязки, обтирает Мэг, когда ту сжигает лихорадка, по капле вливает в нее снадобья. Робин и Арчер часто заходят справиться о здоровье раненой, приносят ему поесть. Да и остальные заглядывают — может, бывший помощник шерифа и не стал для них своим, но отчуждение исчезло. Мэриан тоже заставляет себя приходить — чтобы никто не заподозрил, что с ней творится. Ее надежды рухнули в одночасье, рассыпались, словно карточный домик, в тот миг, когда, войдя в хижину, она увидела, как Гай поит Мэг отваром. Набирает немного в рот и прижимается губами к ее губам, мягко гладит по горлу, дожидаясь, пока та проглотит лекарство. — Я... принесла вам вина, сэр Гай, — Мэриан даже удивляется, что голос не дрожит, а кружка подогретого вина не падает из руки. Гай поднимает голову, и она застывает на месте как Лотова жена — в синих глазах не осталось и следа от мертвой стыни, сейчас в них тревога, чуть ли не страх. В точности такой, какой целую вечность назад она читала в его взгляде, лежа в кровати в Найтоне. И на нее обрушивается понимание, что Гай уже тогда знал, кто скрывается под маской Ночного Дозорного, знал, кого ранил. — Благодарю, леди Мэриан, — он берет кружку, пальцы их на миг соприкасаются, и она понимает, что еще немного, и ее начнет трясти. — Как она? — через силу спрашивает Мэриан, подходя ближе. Мэг бледнее простыни, тяжело дышит, и она ловит себя на мысли, что если сменить Гая у постели раненой, будет так легко положить ей на лицо подушку... Несколько мгновений, и все. — Матильда говорит, что она крепкая и будет жить. Гай бережно отводит со лба Мэг слипшиеся от пота волосы, вновь поднимает голову, и Мэриан словно бьют под дых. Теперь взгляд его полон нежности, вот только предназначена эта нежность не ей. И больше никогда не будет. Возвращается Матильда, Мэриан быстро прощается, обещает заглянуть попозже и выходит из хижины. Робин машет ей рукой, и она садится у костра рядом с ним. Он обнимает ее за плечи, спрашивает, как там Гай и Мэг. Она отвечает, что Гай похож на привидение, и это неудивительно — не спать почти три дня, а жизнь Мэг вне опасности. Потом берет миску с густой похлебкой и ест, делая вид, что ужасно голодна, хотя кусок в горло не лезет. Робин бросает заговорщический взгляд на хижину и шепчет Мэриан на ухо, что есть новости о короле. И когда Ричард вернется, он сделает все, чтобы Гай получил шерифскую цепь. Она кивает, улыбается и так же шепотом отвечает, что Гай будет хорошим шерифом, а внутри все переворачивается. Робин сдержит слово, сомнений нет, король благоволит ему. И сам он никуда не уедет из Ноттингема, не оставит больше свои земли и людей. А значит, ей придется часто видеться с Гаем... и с его женой. В том, что Мэг станет леди Гисборн, у Мэриан тоже нет сомнений. Ночью намечена вылазка в Ноттингем — Изабелла прислала весточку, что есть важные сведения. Мэриан не идет, отказывается под предлогом, что хочет помочь Матильде, ведь Гаю нужно хоть иногда спать. Робин улыбается, целует ее, говорит, что в кои веки будет спокоен. Она внешне шутливо — притворяться и держать лицо ей не привыкать — бьет его кулаком в живот, он со смехом уворачивается и обещает, что в следующий раз не скажет ни слова против. Когда разбойники исчезают в темноте, Мэриан срывается с места и бежит, не разбирая дороги, пока не падает, запнувшись за ветку. И рыдает, горько, взахлеб, колотя руками по земле. В памяти всплывает фраза, давным-давно сказанная ей отцом Феодосием, священником из Локсли. Тогда она, вне себя от ярости, проклинала шерифа за своего вмиг поседевшего отца, за новые налоги, вынуждавшие крестьян продавать дочерей в бордели, чтобы другие дети не умерли от голода, за присвоенный им Локсли-мэнор и много за что еще. Из глаз у нее катились злые слезы, она чувствовала себя бессильной, бесполезной. Робин наверняка придумал бы, что делать. Но Робин был в Святой земле. «Ubi nil vales, ibi nil velis, — со вздохом произнес отец Феодосий, обнимая Мэриан и гладя ее по голове. — Там, где ты ничего не можешь, там ты не должна ничего хотеть. Или смирись, или ищи способ что-то изменить. Ты женщина, но ты еще и лорд». Через две недели Ночной Дозорный впервые выкрал половину собранных налогов и оставил мешочки с монетами на алтаре церкви в Локсли. Отец Феодосий раздал все до последнего фартинга, и в следующий раз, и снова, и снова... Но сейчас решения нет. — Ubi nil vales, ibi nil veils, — шепчет Мэриан и вновь давится рыданиями. Все, что у нее могло быть, утекает сквозь пальцы, словно песок в раскаленной пустыне, и растворяется в ночи, оставляя ей лишь сожаления, воспоминания и холодную мертвую темноту в душе.