Полуночный секрет

Чонгук искренне и от всего сердца ненавидит уродливую черно-красную нашивку на своей груди, которая сразу бросается на глаза. Ничем не прикрыть позорный знак отличия. Нельзя спрятать за пиджаком или иной одеждой, которая могла хотя бы на время сделать Гука обычным, не отличающимся от других, торопящихся по своим делам, людей. Как было бы приятно вообразить, что никто не смотрит на эту круглую дырку на груди, не судит по ней. Но Чонгуку уготована другая судьба. Нашивку ему нужно носить гордо, бесстрашно, самоуверенно. Словно уродливый алый круг с черным крестом — достоинство или награда высшей пробы. Может, кому-то и удается с помощью жалкой ткани ощутить исключительное величие и силу, уверить себя в собственной богоподобности, но Чонгук чувствует только брезгливое отвращение и ненависть к своей природе. Он — чудовище. «Правильно будет сказать вампир», — поправит добродушно Сокджин, лучезарно улыбнувшись, как будто от этого может стать легче. «Вампиры — наши друзья!» — Чонгук каждый день встречает убогий яркий плакат в холле школы, нарисованный каким-то энтузиастом фломастерами. На картинке бледный монстр с огромными клыками, торчащими из улыбающейся пасти, в синем изящном фраке с зализанными назад черными волосами (а говорят «долой стереотипы!») протягивает утонченную руку веселой девушке в джинсах и футболке с улыбающимся солнцем. На фоне сияет радуга, скачут облачка и сердечки. Много желтого, зеленого и оранжевого. Ни намека на красный — цвет опасности, цвет голода, цвет неутихающего конфликта интересов, поэтому скроем его тщательно, даже в радуге приглушим, чтобы не бросался на глаза. Сегодня Гук замечает, что в левом углу плаката появилась броская надпись черным жирным маркером: «Такая дружба убивает», — а рядом кривенький череп с костями. Долго любоваться художеством Чонгук не может: рядом стоит бдительная постовая с тревожной кнопкой и пистолетом, заряженным серебряной пулей. Чон знает, что задерживаться в холле нельзя. Помедлишь — возникнут вопросы, а за ними вызов к руководителю или еще хуже — дисциплинарный комитет, которому можно и не мечтать что-то объяснить: сразу упекут в красный дом, откуда пути назад нет. Вампирам нигде не рады. Некоторые люди пытаются казаться добрыми, некоторые даже вступают в различные группы поддержки и являются на собрания вампиров, рассказывая забавные истории и раздавая в пакетиках донорскую кровь. Только в основном это не более чем игра, единичная благотворительность, смысл которой быстро забывается. Один раз сделал? Свой вклад внес. Значит, дальше можно вновь оставаться безучастным или же предаваться тихой ненависти. Впрочем, многие доходили и до открытой, громогласной: нападали на несчастных вампиров при свете дня, когда они ослаблены, выбивали им клыки, вырывали органы, истязали и мучали долгие часы, а затем сжигали. Чонгук знает, как это бывает. Он уже успел поприсутствовать на вампирских похоронах, которые включают в себя один этап — прощание с урной, в которой нет даже праха. Солнце не оставляет следов. А правительство не заинтересовано в защите чудовищ. Все довольны, все счастливы. Урна Минхо была салатового цвета. Он ему очень нравился. Школа для вампиров — полная ерунда. Чонгук с каждым днем осознает это все сильней. Ему не интересны история и правила мира, который его отвергает. Однако отказаться нельзя. Будешь прогуливать — окажешься на ковре директора или дисциплинарного инспектора, который тут же определит в какой-нибудь уютный склеп. Поэтому приходится ходить, словно обычный человек. Да еще и в обыкновенную школу. Разница только во времени. Утром ее населяют обычные подростки, а ночью она отдается горстке вампиров, познающих чужой для них мир. В классе Чонгука всего семь вампиров. В начале года было десять. Минхо убили, один сошел с ума и был сослан в красный дом, а третий исчез. Гук хочет верить, что он пропал по собственной воле. Собрал вещи, деньги, подделал документы и сбежал в страну, где для него все дороги открыты. Чонгук заходит в кабинет и тихо закрывает за собой дверь. Свет горит только у доски. Вампирам ни к чему тратить электричество. — Чонгук, проходи. Сегодня хороший денек, да? — весело тараторит Сокджин. Он сидит за учительским столом и старательно заполняет журнал посещений. Гук не совсем понимает, что движет Джином (какая сила ему покровительствует), и почему он когда-то подписался на совершенно безумную программу, но факт остается фактом. Сокджин — первый в жизни Чонгука человек, который вроде бы не ненавидит вампиров и всем своим существом пытается помочь им адаптироваться. Поначалу Чон его сильно боялся. В доме крови общение с людьми было минимальным: пару раз к ним приходили люди из благотворительных организаций и рассказывали, как жить вместе с людьми, иногда заходили волонтеры и довольно пугливые меценаты. В своем большинстве приходящие люди были приятными, вкусно пахли, много улыбались, но встречи с ними были слишком редки, чтобы к ним привыкнуть. Чонгук знал о людях только по сериалам, книгам и интернету. Они интриговали его ум, но также вызывали жуткий, животный страх, потому что Гук отчетливо знал: он — не человек и никогда, как бы того ни хотел, стать им не сможет. Джин очень старался подружиться со своими подопечными: придумывал игры, рассказывал забавные истории, пытался узнать их лучше. Несмотря на то, что чаще ученики относились ко всем попыткам завоевать их доверие со скепсисом и сохраняли независимое положение, не давая Джину приблизиться, Чонгук оценил старания. Ему понравилось. Сокджин — его первый учитель-человек. И пусть иногда он ведет себя странно и непонятно, Гук питает к нему симпатию и даже уважение. — Раз все в сборе, то пора начать. Попрошу сначала сдать доклады по истории, — говорит Ким, ставя в смартфоне будильник, чтобы через час сделать перерыв. Чонгук усаживается на свое место в первом ряду с левого края прямо у окна, достает из рюкзака доклад, сделанный на листовке бара «Вечность», которую взял у промоутера вчера. Гук не собирался ее брать, но раздающим листовки оказался вампир, облаченный в серое худи и черные джинсы, который старательно скрывал ожоги от солнца на шее и щеках вязаным шарфом. Нельзя было не поощрить старания собрата. Это называется солидарность. — Юнги, где твой доклад? — спрашивает мягко Сокджин, но слышно, как от негодования неприятно скрипит его высокий голос. Гук переводит взгляд на соседний ряд и сразу находит Юнги. Тот сидит за второй партой, закинув на нее ноги в узких черных джинсах. На вопрос Джина он равнодушно пожимает плечами, продолжая пялиться в потолок. Юнги старше всех здесь. По идее он давно должен был сдать экзамен и отправиться в университет или на работу, но ему, судя по всему, нравится ошиваться в школе. Вернее, его раздражают все перспективы, все возможные пути развития вампирской жизни, поэтому он вот уже несколько лет торчит в одном классе и не делает почти ничего. Но исправно является на занятия, не конфликтует открыто с людьми, ведет себя тихо и поэтому остается неприкасаемым для дисциплинарного комитета, который уже пару раз пытался запихнуть его в красный дом. Чонгук считает Юнги странным. Понятно, что он бунтарь по натуре, но разве ему не надоело сидеть в ненавистной школе, слушать одни и те же лекции, делать одни и те же домашние задания и так из года в год? Конечно, когда ты вампир, времени и терпения у тебя больше, чем у людей, но всему же должен быть предел. — Чонгук, мы же договаривались, — качает головой Джин, разглядывая лист с его домашней работой. — Я же просил тебя делать работы на тетрадных листах или хотя бы на чистых белых. Что это? — Простите, — спокойно отвечает Гук, смотря перед собой. — Другой бумаги не подвернулось. — Хорошо, — смягчается Ким, беря в руки синий учебник и подходя к доске. — Я верю, в следующий раз ты найдешь тетрадный лист. Теперь вернемся к истории. Кто мне скажет, на чем мы остановились в прошлый раз? Джин хороший учитель. Чонгуку нравится слушать его звучный голос, ловить интонации и забавные шутки. К тому же он хорошо чувствует учеников, видит, когда тема становится слишком скучной, когда требуется отдых мозгам и расслабление телу. Учеба с ним приятна и легка, но Чона она все равно жутко раздражает. Несмотря на то, что ему удается держать планку, выполнять домашние задания на «отлично» и демонстрировать многочисленные знания, почерпнутые на уроках. Гук расценивает все время, проведенное в стенах школы, каторгой, наказанием, ужасной несправедливостью. Ему не хочется учиться. Не хочется знать что-то о мире, который никогда ему не будет принадлежать. Больше всего Чонгук ненавидит предмет, называющийся СДВ — социализация для вампиров, который создан (по великому замыслу его разработчиков) для того, чтобы упростить будущую жизнь вампиров, показать им перспективы их бессмертной жизни, раздвинуть горизонты и обнадежить. На деле этот предмет есть в расписании каждый день. Суть его заключается в том, чтобы пять дней в неделю вампиру со всех сторон показывают тугой ошейник на его шее и сырую тюрьму, которую ему предстоит ласково и нежно называть домом. Чонгук теперь отлично знает, как мало шансов у вампиров хорошо устроиться в обществе, стать активным его членом, быть принимаемым и любимым. И он отлично знает, что еще меньше возможностей у него — вампира-сироты. Зачем что-то учить? Зачем что-то понимать? Зачем пытаться оказывать сопротивление? Чонгук смотрит на полную бледно-желтую луну за окном и спрашивает, почему именно ему досталась такая жизнь. Почему он не появился в каком-то другом государстве, почему не родился в семье, принадлежащей вампирской общине. Ответов никогда не следует. Гук читал, что люди-сироты очень редко становятся полноценными членами общества, страдая множеством проблем, погибая от незаживающих ран, нанесенных в пору их детского одиночества, а каково будет вампиру-сироте? Такие исследования вряд ли кого-то заинтересуют. — Так, думаю, пора сделать перерыв, — сообщает Джин ровно через час, откладывая учебник. — Я пойду, сделаю себе кофе, а вы отдохните, хорошо? Все молчат. Вампиры любят тишину. Как только Джин уходит, Юнги поворачивается к Чонгуку и кидает в него фантик из золотой фольги, попадая прямо в щеку. Гук нехотя отвечает на бесцеремонный зов. — Идешь с нами сегодня? — спрашивает Юн, скидывая, наконец, ноги с парты. — Будет весело. — Не сомневаюсь, — без энтузиазма отвечает Чон, возвращаясь к луне за окном. — Да ладно тебе. Чего ты мнешься? Все тебя там ждут. Будешь купаться во внимании. Юнги уже не в первый раз предлагает пойти с ним на веселый слет вампиров, где пьют кровь из пакетиков, смешивая ее с дешевым алкоголем из супермаркета, курят и принимают легкие наркотики. В общежитии вампиров комендантский час начинается в восемь утра и снимается к девяти вечера, уроки заканчиваются около двух ночи, остальное время тратится на собственное усмотрение. Главное, чтобы на груди красовалась уродская нашивка. Некоторые ошиваются в общежитии, другие ходят в центры помощи вампирам за развлечениями и общением с себе подобными, другие же (как Юнги) закатывают шумные вечеринки в разрушенных домах, сомнительных клубах и сырых подвалах. Чонгук предпочитает коротать время в одиночестве. Гуляет по округе, разыскивая тихие и безлюдные места, где может посидеть одному. — Мне неинтересно, — фыркает Гук, надевая на голову капюшон, желая обособиться. Через пятнадцать минут в класс врывается позитивный Джин с увесистой стопкой каких-то бумаг. — А у меня хорошая новость! Угадайте, что вас ждет? — Мучительная и незавидная смерть, — шепелявит Юнги. — Очень хорошо. Но будем мыслить оптимистичней. Тридцать первого октября будет Хэллоуин. — Как же мы могли забыть, — продолжает насмехаться Юн, наблюдая за смущением и раздражением Сокджина, легко читающимся на его лице. — Довольно, — уже строго требует он. — В школе будет проводиться фестиваль с концертом и ярмаркой. Руководство школы решило, что в этом году на нем разрешено присутствовать и вам! Здорово же, да? Джин ожидает, что новость всколыхнёт сердца, но она не вызывает никакой особой реакции. Чонгук оглядывает одноклассников, чтобы убедиться, что все они смотрят куда-то в сторону, живут в своих мыслях и не заинтересованы в том, чтобы сближаться с людьми посредством визита на убогие и бессмысленные праздники. — Это отличная возможность узнать людей получше. Вы сможете завести новых друзей. Это фестиваль, где будут рады вам всем. — Ага, поэтому-то мероприятие проводится днем, — ехидно подмечает Юнги, доставая маркер из кармана куртки и принимаясь уродовать свою парту. — Мин Юнги, — злится Джин. — Немедленно прекрати. — У меня тут деловая переписка, — развязно отвечает Мин, не обращая на Джина внимания. — Одну сучку надо заткнуть. Повисает тишина. Слышно только, как стонет парта под напором маркера Юнги. Другой бы точно сообщил об этом. Юнги бы тут же отправили в красный дом без вопросов. Но Джин не будет ничего делать. Он отвернется, будет глубоко дышать, разминать виски и бубнить собственно сочиненную мантру. Он не даст никому узнать о том, что происходит на его уроках. Потому что понимает, что все его подопечные — дети. Несчастные дети, которые в этой жизни будут еще очень многого лишены. Он в очередной раз попытается спасти их от беды. — Я закончил, — докладывает довольно Юнги, убирая маркер. Джин выдыхает и поворачивается. На лице улыбка. Все в классе делают вид, что не видят слез в уголках его глаз. Дальше уроки идут, как всегда. Цифры, буквы, даты, определения, имена — все в толстую, бугристую от информации тетрадь. Летят строки, множатся, размываются, накладываются друг на друга. Все это бесполезная, лишняя ерунда. Чонгук кусает колпачок ручки, вгрызается в него ожесточенно. Пластмасса разваливается на куски, а Гук утирает губы, сглатывает слюну, чувствуя, как во рту колют частицы колпачка, не опавшие на гладкую поверхность парты. Все тянется вечность, но, наконец, раздается спасительный звонок смартфона Сокджина. Он кивает самому себе и прощается с учениками, не забывая бескомпромиссно улыбнуться и напомнить о фестивале, что пройдет в конце октября, на котором их всех будут ждать. Чонгук не торопится уходить, потому что видит, что Джин грустит. Он выглядит подавленным и изможденным. Нечасто занятия его так изматывают. Это все из-за Юнги и его выходок. Гук дожидается, когда в классе они остаются одни и подходит к учительскому столу, не сводя глаз с красивого лица. — Не обижайтесь на Юнги, — говорит Чонгук. — Что? — вздрагивает Сокджин, не заметивший чужого присутствия. — Я не обижаюсь. Совсем. Врет Джин не очень. Гук знает, что есть хорошие лжецы, которых ни у кого не выйдет расколоть, скорее уж сам сломаешься. Но Ким не такой. Его читаешь, как открытую книгу, и поражаешься, почему он так откровенен с миром, показывает ему себя, не прячет, не скрывает. Это же ужасно опасно. Но Чонгуку нравится. Значит, ему нечего скрывать ни от себя, ни от других. Мало кто может похвастаться таким. — Вы ему нравитесь, поэтому он так себя ведет, — объясняет Чон. Он знает, что так оно и есть. У него даже есть мысль, что в классе все знают об истинных чувствах Юнги. Но Джин-то точно об этом не догадывается. Возможно, даже Юн не до конца осознает, что испытывает к преподавателю. Однако это слишком очевидно. Внимательный взгляд, резкие выпады, попытки привлечь к себе внимание и, конечно же, слова, что случайно услышал Чонгук: «Думаю, у него очень вкусная кровь», — сказал как-то Юн. Такими признаниями просто так не разбрасываются. — Все в порядке! Вот, возьми листовку, — смеется Джин, пихая Чонгуку лист, старательно делая вид, что ничего не услышал. — Только не делай на ней домашнее задание. Чонгук кивает, но не уверен, что послушается. — Тебе неинтересно, да? — вдруг осторожно спрашивает Джин, приглушая голос. — Никого из нас это не интересует. — Из-за Минхо? Чонгук отходит от стола, разглядывая пеструю листовку, на которой красуются огромные оранжевые тыквы, девочки в костюмах ведьм и в остроконечных шляпах, размахивают метлами, разваливающиеся мумии подбирают бинты, а силуэты мутных привидений ползут по периметру. Злит. Почему-то все это ужасно злит. Чон комкает листовку в плотный шар и запускает в пластмассовое мусорное ведро у двери. — И из-за него тоже, — очень тихо отвечает он. — До свидания. После смерти Минхо Джин частенько пытался вывести остальных подопечных на откровенный разговор. Нужно было, как он считал, опустошить душу, раскрыть чувства, излить горе, позволить отчаянию выйти наружу. Чонгук помнит, как он собрал их в кабинете вместо уроков, усадил в кружок на неудобные стулья и пытался разговорить, спровоцировать бурное душеизлияние. Но это было бессмысленно. Все они уже простились с Минхо в тот момент, когда увидели салатовую урну. Да и никто не желал показывать, что ему дорого и ценно. Кто знает, как этим воспользуются в будущем. «Когда людям грустно, они плачут», — изрек очевидную истину Джин с таким лицом, словно она была сакральна и недостижима, хранилась под семью замками и никогда бы не стала им доступна. «А вампиры вообще не грустят, мы же не люди, да?» — съязвил Юнги. Никто не стал говорить, что в ночь, когда Минхо не вернулся домой, все общежитие выло в унисон. Чонгук до сих пор хранит в ящике письменного стола тетрадь, чьи страницы взбугрились от его нескончаемых слез. Он не особо-то общался с Минхо, но узнав, что с ним случилось, не смог сдержаться. Было ли это сострадание, солидарность, страх, грусть, отчаяние, Гук так и не разобрался. Возвращаться в общежитие Чонгуку не хочется. Слишком ясная ночь. Слишком прекрасная погода. Слишком много воспоминаний для четырех стен. Слишком опасная близость письменного стола, где сокрыта трагедия и рана, которую нельзя ничем залечить. Остается ее только игнорировать. Может, и боль тогда перестанет чувствоваться. Чон решает отправиться на свое любимое место. Оно находится неглубоко в лесу за заброшенными постройками, недалеко от общежития. Это небольшая поляна с поваленным, подгнившим деревом, где порой летом разводят костры и устраивают веселые посиделки люди. Ночью оттуда хорошо видно небо и луну. Деревья приятно шумят, а кругом нежная, убаюкивающая тишина. Обычно он приходит сюда, скидывает ботинки, достает из рюкзака тонкое покрывало, стелет и ложится на него, а вместо подушки использует собственный рюкзак. Он может много часов лежать неподвижно, наблюдая, как меняется небо, как чернота размывается нежным светом, как соскальзывает за границу красавица-луна, отдавая власть губительному для Чонгука солнцу. Свет его всегда больно жжет, заставляя внутренности скручиваться, а кожу гореть. Но Гук обожает наблюдать, как чернота уходит. Есть в этом что-то неописуемо прекрасное и неизбежное. Сегодня Чонгук, прежде чем развалиться на покрывале, садится на поваленный ствол и разглядывает свои дрожащие руки. Когда они стали так дрожать? Кажется, такого раньше не было. А может и было. Гук просто не замечал. Тогда это плохо? Хотя, какая разница? Чонгук сжимает ладони в кулаки. Что бы с ним ни произошло, все будет ужасно. В груди нарастает боль, ознаменует накатывающий приступ тревоги. Гук закрывает глаза. Он умрет, как Минхо? Или же его смерть будет куда мучительней? Вдруг раздается шум и громкий вскрик. Чонгук так задумался, что совершенно забыл следить за обстановкой. И вот на тайное место вывалилось нечто. Спустя мгновение Гук понимает, что это человек. От людей пахнет по-особому. Вампиры не пахнут вообще. А люди обладают разнообразными запахами. За это Чонгук любит людей. От незнакомца, пытающегося подняться, пахнет мятной жвачкой, сладкой газировкой, немного полиролью, хлоркой, мужским дезодорантом и слабым потом. Запах приятный, не резкий, умеренный, но Чонгук все равно отходит назад, продумывая путь отхода. — Прости, — тяжело произносит человек и наводит на Чонгука фонарик. Гук успел позабыть, что люди не так хорошо видят в темноте, как вампиры. — Нашивка, — восхищенно произносит парень. — Вот это да… Ты вампир! Наконец, странный незнакомец встает на ноги, попутно отряхиваясь от грязи, и Чон может его хорошенько рассмотреть. И по запаху было понятно, что это парень. Наверное, ему лет шестнадцать-двадцать. Немного ниже Чона. Худой и изящный, что подчеркивает узкими джинсами и свитером на пару размеров больше. Волосы незнакомца выкрашены в непривычный для Чонгука голубой цвет, напоминающий небо с картинок. Лицо овальной формы, округлое, без резких выступов. Глаза искрятся неподдельным интересом и радостью, тем самым вызывают у Чонгука беспокойство. Последним Гук осматривает полные розовые губы, сложенные в самую дружелюбную и располагающую улыбку на свете. Это Гука смущает больше всего, и он торопливо уводит взгляд в сторону. Меньше всего он рассчитывал встретить сегодня человека. — Привет, — напоминает о себе парень. — Меня зовут Пак Чимин, — он протягивает руку, но Гук не торопится ее пожимать, подозрительно косясь на небольшую ладонь. Чимин не понимает реакцию Чонгука, рассматривает ладонь под светом фонарика, затем вытирает об джинсы, потом на нее смачно плюет и вытирает еще раз. — Теперь ты ее точно пожимать не будешь, — смеется Мин, махая рукой Гуку. — Ну и ладно. Обойдемся без этого. У тебя тут мизантропная вечеринка или что-то в этом духе? — интересуется он, оглядывая поляну. — Я тут отдыхаю, — нехотя объясняет Чон. — Я думал, что люди ночью спят. — А, это взрослые люди, подростки ночью или трахаются, или гуляют. Смекаешь? Трахаться меня никто не позвал, — добавляет он чуть погрустнев. — Ты хорошо устроился. Мне тут нравится. Чимин усаживается на ствол и прыгает на нем, проверяя крепость дерева, которое, к удивлению Чонгука, стоически переносит пытку. — Я решил, что тут студенты. Они частенько здесь пьют. Думал, прибьюсь к ним и напьюсь на халяву, но, впрочем, я рад, что тут ты, а не они. Как тебя зовут? — Это имеет значение? — Не совсем понимаю. — У меня нашивка, — Чонгук тычет большим пальцем в лоскут ткани на груди. — Я вампир. — Ну, так я это сразу понял. И что? — Несмотря на то, что я вампир, ты хочешь узнать, как меня зовут? — Если бы не хотел, то и не спрашивал бы, — усмехается Чимин. — Ты такой замороченный. Так как тебя зовут? — Чон Чонгук, — выпаливает Гук, а затем задается вопросом: «Зачем ему говорить какому-то человеку свое имя?». — Приятно познакомиться, Чонгук, — улыбается Чимин. — Ты живешь в общежитии дальше, да? — Откуда такие мысли? — Просто предположил, — пожимает плечами Мин. — Я всегда хотел познакомиться с кем-нибудь оттуда, да только время бодрствования у нас не совпадает. Да и стремно стоять под окнами и кого-то выжидать. Я живу около гипермаркета «МОМО». Прямо напротив него. На втором этаже. Это, если ты захочешь заглянуть в гости! — Вряд ли, — холодно отзывается Гук, поднимая с земли покрывало. — Ты уже уходишь? Из-за меня, что ли? — Наверное, ты хочешь посидеть в одиночестве, подумать о… — Нет! — решительно и как-то нервно выкрикивает Чимин, размахивая руками. — Если бы я этого хотел, то остался бы дома. А я тут! Давай поговорим о чем-нибудь! Ты ведь никуда не торопишься? Чонгуку впервые поступило такое предложение, поэтому он опешил. Как на него надо реагировать? На уроках СДВ репетируют много различных социальных взаимодействий и всевозможных ситуаций, но Гук не может припомнить, чтобы была инструкция, как общаться с человеком, которого встретил ночью, и он хочет с тобой о чем-то поговорить. Если бы это был экзамен, Чонгук точно бы завалил. Но это жизнь. Есть шанс выкрутиться. Гук запихивает плед в рюкзак и усаживается на стволе на приличном расстоянии от Чимина, чтобы не смущать ни его, ни себя. — И о чем ты хочешь поговорить? — вежливо интересуется Чонгук, поворачивая голову к Паку, но сталкиваясь с ним взглядом решает, что безопасней рассматривать его новенькие кроссовки, которые парень уже успел испачкать. — Ну, даже не знаю. Раз ты вампир, то многое знаешь о них. Например, как стать вампиром. — Вампиром стать нельзя. — Что? Серьезно? — Чимин выглядит чертовски удивленным. — А как же капля вампирской крови и все — бессмертная жизнь? — Бред, — отмахивается Гук. — Тогда бы все были вампирами. Вампиром можно только родиться. — Но как вы тогда появились? — А как появились вы? — Эволюция, наверное. Неважно! Я всегда мечтал подружиться с вампиром. Мне сегодня везет. — Мы не друзья, — хмурится Гук. — Мы только познакомились. — Да ладно тебе! Разве я тебе не нравлюсь? — С чего ты это вообще взял? — негодует Чонгук, отодвигаясь еще дальше, едва не сползая с бревна на землю. — Я всем нравлюсь, — заверяет Мин, подмигивая. — Пока ты меня скорее поражаешь. Чимин звонко смеется, едва не падая на землю. Чонгук думает, что скоро уйдет. Вряд ли они смогут найти с таким непонятным и странным парнем общий язык. Но что-то идет не так. Слово за словом, фраза за фразой, вопрос за вопросом. Минута вдруг становится двумя, затем десятью, вот уже двадцать, тридцать, глянешь на время — миновал целый час. Гук и не думал, что может столько с кем-то говорить. Тем более с человеком. Благо, большую часть времени он молчит, а Мин лепечет обо всем. Удивительно открытый и бесстрашный человек, вываливающий столько информации о себе незнакомцу и что еще хуже — вампиру! Теперь Чонгук знает, что Чимину семнадцать, они учатся в одной школе, он ходит в бассейн, учится водить автомобиль (безуспешно), обожает современные танцы и поп-музыку, недавно проколол ухо и поклялся, что в девятнадцать проколет сосок, у него дома много музыкальных альбомов и книг о космосе. — Только тут небо дрянное, — вздыхает удрученно Мин. — Ничего не видно. Чимин показывает Гуку шрам на левой коленке от падения с велосипеда, рассказывает о том, как его достает отец из-за пирсинга, как терпеть не может школьную форму и мечтает стать танцором где-нибудь в Лас-Вегасе. Он странный. Очень даже странный. Но забавный. В ответ Чонгук рассказывает о себе. Только вот тут и рассказывать не о чем. — Я из северного дома крови. — Дом крови? — щурится Чимин. — Что это? — Что-то вроде сиротского приюта для вампиров, — поясняет Гук. — Вероятно, люди как-то иначе называют это место. — Так ты сирота? — изумляется Мин. — Получается, что да. — Ты никогда не видел своих родителей? — Видел, но я был слишком мал, чтобы их запомнить. Чонгук рассказывает, что в дом крови попадают сиротки и отказники. Там они живут до тех пор, пока не проходят экзамен зрелости, состоящий из нескольких этапов. Чтобы выпуститься из дома крови, надо доказать, что ты во всех смыслах созрел для самостоятельной жизни, пусть и в общежитии при школе. Вампиры обыкновенно до определенного момента растут, как дети людей, а в зрелости их старение сильно замедляется. Если в дальнейшем подпитывать себя кровью и соблюдать режим, то можно рассчитывать на бессмертие. Хотя Чонгук ни разу не встречал древних-предревних вампиров. Самому старому было немного за сто сорок, и выглядел он не так уж хорошо. — А гипнотизировать умеете? — вдруг спрашивает Чимин. — Или мысли читать? — Я таких не встречал, — пожимает плечами Чонгук. — Может, в моем окружении посредственные вампиры. Мы ведь сироты, и воспитывают нас не в какой-нибудь крутой вампирской общине. Поэтому мы многого не знаем. Знаю, что у нас быстро все заживает, что мы можем не спать по ночам, у нас хороший слух, зрение и обоняние. Ну и мы выносливей и сильней людей. Их диалог продолжается до самого рассвета. Небо начинает светлеть, готовясь к встрече с солнцем. Чимин навязчиво просит у Чонгука мобильный телефон, но к своему ужасу узнает, что у Гука его никогда не было. Он ему просто не нужен. — Тогда как я могу с тобой связаться? — Зачем? — удивляется Чонгук, хмурясь. — Ты задаешь слишком много бессмысленных вопросов. Давай так! В каком классе ты занимаешься и за какой партой сидишь? Я к ее дну приклею письмо. Окей? Гук делится информацией без энтузиазма. Несмотря на то, что всю ночь они проболтали, он все еще сомневается, что дружба между ними возможна. Чимин довольно занимательный и приятный парень, который поражает своей открытостью и бесстрашием. Да только вряд ли он долго захочет общаться с унылым вампиром. Чонгуку нечего дать сияющему существу, греющемуся в лучах солнца. Они чересчур разные, чтобы завязывать дружбу. Но обидеть Чимина правдой Гук не может, поэтому дает обещание, что обязательно ответит на письмо. — Эй, Чонгук! Все вампиры грустные, как ты? — Возможно, — слабо улыбается Чон. Пак что-то кричит ему в спину, но Чонгук уже не слышит, игнорирует. Ему нужно вернуться в общежитие, пока солнце полностью не явило себя небу. Может, когда-нибудь они с этим парнем встретятся еще раз. В холле общаги пахнет средством для мытья полов с лимонным ароматизатором. Привычный запах. В столовой в контейнерах со льдом лежат пакеты с кровью, а за столами сидят невзрачные, увлеченные собой товарищи Чонгука. Гук берет пакет со своим именем и идентификационным номером, расписывается за получение в планшете и отправляется к себе в комнату. В ней пахнет антисептиком, а крошечное прямоугольное окно впускает в комнату разнообразные и не всегда приятные запахи улицы. Гук закрывает его тут же и занавешивает черной плотной занавеской. Из мебели в комнате кровать-скамья обитая поролоном, напоминающая дешевый гроб, в которой никто не спит из-за специфического не выводимого запаха (говорят, последствия обработки от термитов); стол с ящиками и четыре полки над ним, заставленные книжками; стенной шкаф, где сокрыт скромный гардероб: один костюм, две пары джинс, три футболки, пара кроссовок, несколько кофт и одна куртка. Впрочем, вампиру много и не надо. Холод он не чувствует и не потеет. Чонгук усаживается за рабочий стол, протыкает бесцветной трубочкой пакет и медленно пьет донорскую кровь. Теперь надо сделать домашнюю работу и… Гук не знает, что дальше. Можно пойти в библиотеку и просидеть целый день в интернете. Но сейчас не хочется ничего. Он вспоминает Чимина. Ему же надо будет в школу. Интересно, сможет ли он заниматься после того, как всю ночь бодрствовал? Почему-то Чонгуку нравится думать о новом знакомом. Он никогда так близко не общался с людьми. Надо было больше у него спрашивать, больше проявлять инициативу. Гук жалеет, что был так зажат, и большую часть времени молчал, стыдливо скосив глаза к земле. Может, в следующий раз… Тут Чонгук одергивает себя. Следующий раз — уж слишком хорошо. Рассчитывать на такое — безумство. Он запирает воспоминания о Чимине поглубже и отправляется в библиотеку, чтобы весь день провести в музыке, фильмах, статьях, фотографиях, играх. Лишь бы не думать и не мечтать. Надежды опьяняют. Они как наркотики: сначала с ними хорошо, а затем из-за них ломает, размазывает, уничтожает. Нельзя поддаваться соблазну. День проходит мучительно медленно. Давненько часы не ползли с такой тяжестью. Чонгук хотел, чтобы время шло быстрее. Ему нужно было срочно отправиться в школу, заглянуть под парту, чтобы убедиться, что встреча с Чимином никогда уже не повторится. Если этого не сделать, то семя мечты даст ростки, и уже никто не сможет от него избавиться. Чонгук является в школу первым. В классе еще нет даже Джина, и свет погашен. Гук решительно запускает руку под парту, надеясь, что под ней ничего нет и одновременно сгорая от грусти, если это так. Но маленькая квадратная бумажка действительно приклеена ко дну парты скотчем. Чонгук отрывает ее и прячет в кармане толстовки. Все уроки он сидит, как на иголках, витает в облаках и никак не может сосредоточиться на голосе Сокджина. Только когда он оказывается в своей комнате, то решается развернуть записку и читает: «Встретимся в субботу на нашем месте». Чонгука сокрушает только одно: сегодня вторник, а значит, ждать придется еще четыре дня. Вампиры не умеют ждать. Жизнь вампиров очень длинная, поэтому им не надо никуда торопиться и ни к чему чего-то ждать. Все будет в свое время. Они могут спокойно тратить века на бесполезные и глупые занятия, не задумываясь о ценности прожитого года. У них в запасе их с излишком. Чонгук никогда не думал, что можно так страдать от жгучего ожидания, что можно физически ощущать боль от того, что сегодня «не тот самый день». От этого на сердце тяжело и как-то неуютно. Гук ловит себя на том, что слишком напряжен и суетлив, постоянно пялится на часы и ненавидит (искренне и честно) короткую стрелку, которая идет неправильно медленно, насмехаясь над его страданиями. Он словно не в себе. Его душа будто парит над телом, пытаясь найти способ побороть временную преграду, от того тело истязает дрожь, а мускулы ноют от напряжения. — Ты, что ли, свидания ждешь? — усмехается Юнги за завтраком. Он единственный, кто заметил несвойственную Чонгуку скованность. Гук стыдливо опускает глаза и молчит, не собираясь посвящать Юнги в тайны своей личной жизни. От мысли, что у него теперь есть «личная жизнь» Чон ощущает странный прилив душевных сил. Раньше у него не было ничего, чтобы можно было назвать таким словосочетанием. Он смотрел фильмы, читал книги, сидел в интернете, но ничего из этого он не мог назвать своей жизнью, и не чувствовал, что должен каким-то образом это оберегать и хранить. Впервые у него появилось что-то собственное, только его. — Твоя подружка? — не унимается Юн, лезет уже в классе, усаживаясь за Чонгуком, чтобы тыкать ему в лопатки карандашом. — Тебе какое дело? — безразлично отвечает Чон, сосредоточено выводя буквы в тетради. — Не привык видеть тебя таким. Не поделишься секретом со старшим братцем? — И не мечтай. — Да ладно тебе, хватит строить… — Юнги! — прерывает его Сокджин, стуча костяшками по черной доске. — Если ты бездельничаешь, то хотя бы других не отвлекай. К удивлению Чонгука, Юн затыкается, и до конца дня ни о чем не спрашивает, храня молчание, но когда уроки заканчиваются, сразу же прилипает к нему и не отстает до общежития. Он даже пытается зайти в комнату Гука, но тот не дает, закрывая дверь на щеколду. Мин гневается, стучит, но вскоре сдается, находя новую жертву. Больше всего Чонгук боится, что в субботу Юнги пойдет за ним. Но, к счастью Гука, Юн собирается на очередную вечеринку и даже зовет младшего с собой, завлекая надоевшим уже шаблоном: будет весело, будет круто, тебе понравится. Чон тут же отвергает предложение, а Юнги не печалится и не раздражается, а только подозрительно довольно улыбается. Он хлопает Гука по плечу и шепчет на ухо: «Она красотка, да? Ты в нее ж по уши влюбился». Вообще-то это не так. Но Чонгук молчит. Будет он еще что-то на откровенную провокацию отвечать. В назначенный день Чон является на место раньше положенного времени, и, несмотря на то, что пропустил завтрак, совсем не чувствует голода из-за волнения. Когда он представлял себе, как отправится на место встречи, чтобы вновь пообщаться с Чимином, то видел себя спокойным, равнодушным, почти незаинтересованным, таким, как обычно. А выходит не так. Гука разрывает от множества доселе неизвестных ему чувств, которые накатывают волнами. То он становится счастливым, то погружается в хандру, а затем наступает неприятное спокойствие, ожидающее беды, как штиль перед бурей. Чонгук изводится весь, пока ждет Чимина. В какой-то момент он даже решает, что лучше будет уйти, потому что он абсолютно не готов к встрече, к общению, к долгому взаимодействию с другим живым существом. В его голове густая и вязкая каша. Он не сможет и слова сказать. Зачем Чимину такой безнадежный и бесполезный собеседник? Но только Чонгук решительно встает, чтобы отправиться домой, как возникает Мин. Он еще не дошел до места, но Гук уже чувствует его запах: опять хлорка с мятной жвачкой, а еще нотки цитруса и что-то приторно сладкое. Какие-то духи. «Женские», — доходит до Чонгука, и обида вгрызается в горло, хотя веских причин для ее появления нет. Чон стоит, как парализованный, и смотрит в одну точку, дожидаясь, когда же появится Чимин. Ему хочется заглянуть в его карие глаза и сказать что-то грубое, резкое, оскорбительное. — А вот и я, — приветствует Чонгука веселый Пак. Желанные слова растворяются, оседают где-то на кроссовках. Чонгук шумно выдыхает и немного успокаивается. У него нет никаких прав что-то говорить Чимину, предъявлять ему необоснованные злость и обиду. Они ведь не друзья. — Я немного задержался, — говорит Мин, поправляя все еще ярко-голубые волосы, красиво блестящие в лунном свете. — Чем сегодня займемся? Чонгук и не думал, что на этот вопрос может быть более чем один ответ. Чем может заняться вампир и не спящий ночью школьник? Вариантов не так уж много. Поэтому Гук уверен, что и отношения с Чимином ограничатся полянкой, поваленным деревом и разговорами по душам, которые рано или поздно иссякнут. Но Мин тут же отказывается от заточения. — Так неинтересно, — хмурится он. — Что тут делать? Ветки считать? Надо гулять, Чонгук. Гулять! Гук против. Им точно нельзя гулять. Они и так нарушают правила. Только вот Чимину этого не объяснить. В нем горит бессмертный дух авантюризма, толкающий его на разнообразные безумства. Мин хватает за руку окостенелого Чонгука и тащит за собой, разрывая священную связь Гука с секретным местом. — Мир такой огромный, а ты выбрал самый темный угол! — негодует Чимин, и Чон где-то внутри его поддерживает. Мир действительно огромный. Но разве это он выбрал темный угол? Поначалу прогулки с Чимином ограничиваются безлюдными местами, где Чонгук знает все. Это кладбища, заброшенные постройки, тихие парки и прочие невостребованные людьми места. Но Мину быстро надоедают безжизненные однообразные декорации, где бродит только ветер и нет света. Ему надоедает бороздить заброшенные места, менять батарейки в фонарике, и через несколько встреч он предлагает Чонгуку отправиться куда-нибудь в гущу событий, в сердце города. Гуку кажется, что Мин шутит. Но как бы не так. Чимин обладает поразительной способностью к уговорам. Или же Чонгук никогда не сталкивался с по-настоящему упертым и уверенным в себе оппонентом, который заражает своим безумием других. Пара разговоров, несколько перепалок и несерьезных ссор и Гук сдается. Тихо, стыдливо, не смотря Паку в глаза. В ту же секунду Мин набрасывается на него и обнимает, благодаря за оказанное доверие. Чонгука обжигает теплота тела и сладость запаха. Почему-то ему становится безумно неловко. Он не реагирует на объятие, старается быть отвлеченным и ждет, когда же Чимин отцепится, а когда тот отпускает его, то сразу чувствует болезненный укол в солнечное сплетение. Порой, когда они с Мином вместе, Гук перестает понимать, что с ним происходит. Словно его душа преобразуется под чужим влиянием, а спектр эмоций возрастает в тысячу раз, сводя Чонгука с ума. Сначала Пак тащит Чона прогуляться по городу, но далеко они не уходят, заметив полицейский автомобиль. Подростки не могут гулять по городу в одиночестве в столь поздние часы. Чон думает, что это отрезвит Чимина, и тот откажется от идеи, но вместо этого он выдумывает очередную авантюру: просит Чонгука на время прогулки отдавать свою куртку с красно-черной нашивкой. — Нам конец, если об этом кто-то узнает, — пытается угомонить фантазию Пака Гук. — Да ладно тебе, — небрежно отмахивается Мин и поправляет волосы своим любимым движением. — Никто об этом не узнает, а если нас поймают, то ты сбежишь, а я скажу, что украл куртку для того, чтобы шляться по городу ночью. «Это безумие», — раз за разом повторяет Чонгук, но Чимин только звонко смеется. Для него это развлечение, забава, веселое времяпрепровождение. Он не боится ничего. Это поражает Гука и привлекает. Своим бесстрашием Мин обскачит даже Юнги. Теперь встречи происходят частенько, когда Чимин свободен и готов. Они встречаются недалеко от общежития Чонгука. Там он вручает Паку куртку с нашивкой, Мин надевает капюшон, чтобы скрыть волосы, и маску, чтобы особо не светить лицом. И они отправляются на приключения… Чонгук привык, что его окружают четыре стены. Он привык к мысли, что весь мир принадлежит другим, а ему остается только сидеть в тюрьме и довольствоваться тем, что хотя бы не в красном доме. Он и подумать не мог, что за порогом родной общаги может быть столько интересного, в том числе и для вампиров. Чимин затаскивает Гука в круглосуточный гипермаркет, в кинотеатр, в клуб, в ночной ресторан. Перед каждым новым местом Чонгук боится реакции людей до дрожи и приступа паники, боится ненависти и злобы, что обрушится на него и невинного Чимина. Но все оказывается не так страшно, не так печально. Зачастую на них никто и не обращает особого внимания. Порой бывают стычки и злые люди, которые не стесняются в выражениях, пытаются унизить и раздавить, но с Чонгуком Чимин, а он умеет поворачивать любую ситуацию в свою пользу и с юмором относится к любой агрессии. — Как ты можешь ко всему относиться так легко? — недоумевает Чонгук, когда они возвращаются с очередного вечера в клубе, где на них наехал угрожающего вида парень в кожаной куртке и поклялся сжечь на выходе. — Я слишком красив для серьезного отношения к жизни, — пожимает плечами Пак. — Понимаешь намек? Несмотря на то, что Чонгук в это не верил, но они с Чимином действительно подружились. Мин нравится Гуку своей смелостью, открытостью, авантюризмом и жаждой узнать новое. Он очень веселый и простой, но в то же время не откровенно инфантильный. С ним можно не только сидеть в кинотеатре и смеяться над плохо сделанным ужастиком с громилой, вооруженным бензопилой, но и рассуждать о превратностях жизни. Он может не только смеяться и дурить, но и слушать и оказывать поддержку. После того, как Чимин услышал о судьбе Минхо, он не стал ничего спрашивать или уточнять. Он просто взял и обнял Чонгука. Никто и никогда Чона так крепко, но в то же время нежно, не обнимал. Как на солнце есть белые пятна, так и у Чимина есть ворох недостатков. Временами он слишком уж отдается глупости и идиотизму. Особенно это касается темы вампиров. Частенько он отпускает тупые шутки, рассказывает анекдоты и задает абсолютно неуместные вопросы: «А когда кончаешь, то там сперма или кровь?». Больше всего Чонгука раздражает то, что иногда Мин относится к вампирам и их проблемам несерьезно, насмешливо, чуть ли не издевательски, но Гук старается не принимать это на свой счет, игнорируя их. Второй большой недостаток Чимина — стихийность. Мин живет нескончаемыми импульсами и желаниями. Ему постоянно от жизни что-то надо. То ему необходимо фисташковое мороженое, то поход на бездарную комедию в кинотеатр, то свидание с какой-то девчонкой, у которой проколот нос. У Чимина сильная, невообразимо сильная тяга к жизни. Он хочет слишком многого, а когда что-то получает, то быстро от этого устает. Ему нужны новые ощущения, новые знания, новые знакомства. Мир Чимина должен расширяться каждую секунду. И это Чонгука пугает. Потому что он чувствует, что настанет момент, когда он Мину уже ничего не сможет дать, и тогда, как та девчонка с проколотым носом, он выйдет из игры. С самого начала эти мысли пугали и угнетали Гука, но после такого сближения с Чимином, они причиняют настоящую боль. — Тебе со мной все еще интересно? — аккуратно интересуется Чонгук, стараясь не выдать нервного напряжения. — Конечно, — улыбается Мин и кивает, — конечно. Больше недостатков Чимина Гука волнуют его чувства к Паку, активно набирающие силу. На первых порах Чонгук считал свой интерес закономерным и логичным: Мин — человек, именно поэтому и интригует своей экстраординарной персоной. Но чем дальше Гук узнает Чимина, чем ближе к нему становится, тем сложнее ему идентифицировать новые чувства, заполняющие тело и ум. Это не дружеская симпатия и точно не исследовательский интерес. Пак вызывает в нем что-то иное. Странное, непредсказуемое, горячее, порочное. Гук все явственней чувствует, что теряет над собой контроль. — Так с кем ты был в прошлую субботу? — допытывается он, хотя Чимин уже трижды сказал, что был с друзьями. Мин повторяет историю вновь. Он улыбается, веселится, но Чонгука весельем заразить не удается. Ему вот совсем не смешно. Суббота и воскресенье — их дни. Они договорились расчищать расписание для встреч друг с другом. Но все чаще что-то мешает Чимину выполнить уговор. Гук чувствует, что Пак ускользает, а он ничего не может с этим сделать. В следующую субботу сам Чонгук отказывается от встречи: он остается в общежитии и бездельничает. Ему ужасно хочется броситься к Чимину, дать ему свою куртку и отправиться веселиться до самого утра. Но Гук устал себя обманывать. Ему надоели непонятные чувства, что переполняют его тело и не находят выхода. — Ты влюбился, да? — спрашивает Юнги за ужином. — У тебя глаза еще грустнее, чем обычно. В столовой никого больше нет. Широкий стол пуст. Чонгук скребет ногтем светло-желтую скатерть и опасливо оглядывается по сторонам, убеждаясь, что сейчас они одни. Только он и Мин Юнги. В доме крови Чон смог обрести друзей, но в общежитии он никого не знал и всех сторонился. То ли из-за постоянной апатии, то ли из-за ненависти к их общей природе. У Чонгука нет друзей. Но ближе всего к этому званию приближается Юнги, который частенько пытается влезть в жизнь Гука. Чон встречал Юна без радости, с подозрениями и злыми взглядами. Между ними стена. Чонгук знает, что, вероятно, Юнги — отстойный советник, но больше никто не захочет его выслушать. Не с Чимином же делиться. — Возможно, — уклончиво отвечает Гук. — А ты когда-нибудь был влюблен? — Совет нужен? — усмехается Юнги. — Ничего подобного. — Ну и хорошо, потому что кроме «нечего тратить время на глупости» я ничего не скажу. — Как понять, что ты именно влюблен? Юнги молчит, попивая кровь из пакетика через трубочку. Чон уже думает, что ему совершенно нечего сказать или что вопрос безумно неуместный, как вдруг он отвечает: — Если ты не можешь представить жизнь без него, значит, ты его любишь, — Мин молчит пару минут, а затем добавляет: — Так кто сумел стать центром твоей жизни, Чонгук-а? «Никто», — отвечает твердо Чонгук и не сказать, что это неправда. Гук сомневается в том, что его жизнь вообще есть. Он себе ее слабо представляет. Чимин, конечно, вносит новые краски, оживляет собой все, но рано пафосно разбрасываться такими заявлениями. Сколько они знакомы? Месяц с небольшим. Они гуляют в выходные до самого рассвета, встречаются по будням, когда есть время, ведут переписку с помощью записок приклеенных к парте, в общем и целом хорошо проводят время вместе. Гуку нравится быть с Чимином. По-настоящему нравится. Но разве это любовь? В воскресенье Чон все же решается прийти на их место, где они договорились встретиться вчера. Он ожидает, что Чимина не будет. Должен же он как-то отомстить. А Пак, как уже узнал Чон, особо злопамятный и никогда не забудет обиды. Но, еще не дойдя до места, Чонгук чувствует знакомый запах. От него внизу живота становится теплее. Гук забывает обо всем, сосредотачиваясь на одной мысли: Чимин тут! Из шага он переходит в бег, в мгновении ока оказывается на уже не его, а их месте. Чимин сидит на поваленном стволе дерева. Недавно Мин перекрасился в черный по приказу директора школы, а Гук только сегодня осознает, как сильно скучает по старому цвету волос. Ярко-голубые локоны напоминали ему небо. — Сегодня ты раньше обычного, — весело говорит Чонгук, удивляясь бодрости своего голоса. Он и не думал, что так успел соскучиться по Мину. Тут Чимин поднимает лицо, и Гук видит, что он плакал: оно опухло, покраснело, а глаза все еще слезятся. Становится больно. Чон вздрагивает и делает шаг назад. Мин выглядит совсем не так, как обычно. Он встревожен, расстроен, несчастен. Вдруг он резко встает, пугая Чонгука еще сильнее. — Где ты, мать твою, вчера был?! — кричит Пак, запуская в Гука скомканной влажной салфеткой. — Я тебя прождал до самого утра! Где ты был!? Чонгук не знает, что сказать в свое оправдание, поэтому молчит, смотря Чимину прямо в глаза и стойко перенося обрушившийся на него гнев в виде салфеток, веток, камней и пачки жвачки. Через десять минут Мин, наконец, успокаивается, не запускает в Чона свой ярко-красный плеер и усаживается на место, закрывая лицо руками. — Ты точно издеваешься, — стонет Чимин. — Я весь извелся. Думал, что с тобой что-то произошло… Таких ужасов себе напридумывал… Чон вспоминает, что рассказал ему о незавидной судьбе Минхо, и ему становится неимоверно стыдно. Он поступил неправильно. Как бы плохо ему ни было, он не должен был кидать Чимина в неведении. — Прости, — дрожащим голосом говорит Гук, опускаясь на колени перед Паком. — Я устал и поэтому не смог выйти. — Устал? — Чимин убирает руки от лица и недоверчиво смотрит в глаза Чонгука. — Хотя бы выдумал ложь поправдоподобней. — Я не лгу, реально очень устал. — Ты от меня устал? — вдруг резко спрашивает Пак. — Я тебе надоел? — Что? Нет! Ты мне совсем не надоел. С чего ты вообще это взял? — Не знаю, — пожимает плечами Мин, чуть успокоившись. — В последнее время ты такой странный, постоянно меня сторонишься, темнишь что-то. Чонгук, я не хочу, чтобы в один день ты просто взял и исчез, понимаешь? Если что-то не так, то давай, скажи мне, и мы вместе с этим разберемся. — Все в порядке, — тут же выпаливает Чон, не думая, подозревая, что сейчас лжет, но он не хочет видеть грусти в глазах Чимина. Пак хмурится и поджимает губы. Не верит совсем. Но спустя пару мгновений его лицо смягчается, и он обнимает Чонгука за шею. Вновь Гука одолевает неизвестное, жаркое чувство, от которого бьет, как от электрошока. Он замирает, неуклюже приобнимает Чимина и сгорает от тепла, исходящего от его тела. — Черт, даже злиться на тебя не выходит. Не делай так больше. Хорошо? Кажется, кризис миновал. После этого отношения вновь выравниваются. Чонгук чувствует, что они прошли первое серьезное испытание, и жутко доволен тем, что им удалось выстоять и они по-прежнему друзья. Только теперь Гуку хочется все больше времени быть с Чимином, а главное все больше его касаться. Друзья точно думают друг о друге в таком ключе? Раньше прикосновение к Мину вызывало смущение, неловкость, стыд, а теперь оно вызывает совсем другие чувства. Чонгук может их охарактеризовать только как «жадные». Из-за этого ему опять хочется отдалиться. Непонятные, неизвестные, всепоглощающие эмоции все сильнее давят на мозг. Он боится, что сделает что-то не так, что каким-то словом или делом все разрушит. Что делать? Что делать? Что делать? Юнги не спросишь. А Чимину как-то слишком стыдно рассказывать. Что он подумает? Как отреагирует? Вряд ли он будет рад, что на него запал вампир. Чонгук смакует эту мысль и ужасается своей испорченности. Мин просто к нему хорошо отнесся, стал его другом, а он в него влюбился, и теперь думает о нем в неправильном ключе, мечтает о всяком разврате. Отвратительно. Мерзко. Противно. Теперь каждая встреча вызывает у Чонгука не только эйфорию, но и агонию. Непонятно, что терзает сильнее, но выматывает ужасно. А выхода и не видно. Гук не представляет себе разрыв с Мином, но и все хуже представляет, как он дальше будет выносить муку и подавлять желание коснуться. Как долго он сможет играть равнодушие и не выдавать жгучего интереса? — Давай пойдем ко мне, — предлагает Чимин в очередную встречу, как только натягивает куртку Чонгука. — К тебе? — повторяет растерянно Гук. — Ты имеешь в виду домой? — Нет, в гости к себе в трусы приглашаю. Не тупи, Чонгук. — Я не могу, твои родители… — Они в отъезде, — перебивает решительно Мин. — Тебе понравится. Покажу коллекцию музыкальных альбомов и отцовские марки. Опасно. Чонгук делает вид, что спокоен и совсем немного заинтересован, но внутри у него разворачивается настоящая буря, и он даже ощущает легкую тошноту, как при морской болезни. Он рассчитывает, что долго у Чимина они не пробудут. Ему очень хочется узнать, где Пак живет, но страшно надолго оставаться с ним в одном помещении и вдыхать его уже привычный запах. Не хочется выдать себя, но и отказаться будет странным. — Будет весело, — подмигивает Мин и хватает Чонгука за руку. «Только скажи, и я пойду за тобой в самое пекло», — проносится в голове Гука, и он крепче сжимает теплую ладонь. Комната у Пака собственная. Большая. Синие виниловые обои, массивный белый стол с компьютером, огромная кровать, не менее огромный шкаф, заполненный одеждой (Чимин даже предлагает Чонгуку что-то взять), полки книжного шкафа, набитые книгами и фотоальбомами. Чон с интересом разглядывает каждую деталь: фотографию на тумбочке в треснутой рамке (Чимин с родителями на каком-то празднике), книгу по астрономии с множеством загнутых страниц и цветных закладок, исписанную тетрадь, стопку школьных учебников. Все в Чонгуке вызывает интерес. Ему хочется знать, какой Чимин человек, чем увлекается, чем живет, что боготворит. Поэтому Гук особое внимание уделяет постерам, на которых красивые девушки и парни. Одна девушка с рыжими волосами завладевает вниманием Чонгука. Такие нравятся Чимину? На ней короткая юбка и прозрачная блузка. Виден розовый лифчик. Гуку становится тоскливо. Хотя, вроде бы, это было ожидаемо. — А вот и я! — Пак залетает в комнату и захлопывает дверь. Чонгуку требуется несколько мгновений, чтобы разглядеть что-то странное в руке Мина. — О, Господи, — вырывается у Гука. — Это травка? Чимин кивает, задорно улыбаясь и протягивая один из двух косяков Гуку. — Мне ее один парень достал. Попробуй. Говорят, отличная штука. — Чимин, это незаконно. — Гулять во время комендантского часа тоже, — легко парирует Мин и быстро закуривает, выуживая зажигалку из кармана джинс, а затем устраивается на кровати. — Не будь таким унылым. — Я не уверен, что хочу. — Ну и не надо, — усмехается Чимин, блаженно выдыхая дым. — Я вот давно хотел попробовать. Чонгук категорически отказывается от марихуаны. Если бы он хотел обдолбаться, то зависал бы с Юнги. Остановить Мина кажется глупой затеей (да и он уже начал: вряд ли остановится), поэтому Гук ложится на кровать рядом с ним, складывает руки на груди и вдыхает запахи тела Чимина и дурманящего дыма. Запах тела ему нравится куда сильнее. — Твои родители… Их часто нет дома? — Догадливый, — усмехается Чимин, делая большую затяжку. — Их почти никогда нет дома. Мама работает в модном журнале и колесит по всему миру, а отец пилот. Его тоже дома редко застанешь. Чонгук понял уже, что родители Мина сильно заняты собой, потому что уж слишком часто Чимин остается один. Гук не знает, каково это — иметь семью. Но ему казалось, что отношения в ней должны быть теплыми, доверительными, поддерживающими. Мин больше похож на сироту, чем на ребенка любящих родителей. — Тогда ты меня спас, — вдруг говорит Пак, касаясь руки Чонгука. — Я? — удивляется Гук. — Когда это? Я такого не помню. — В тот день, когда мы встретились. Мне было так хреново. Все шло не так. Я даже хотел, ммм, взять и… Чонгук сильно удивляется словам Чимина. Он привык считать, что в тот день именно Пак спас его от одиночества и смерти. Никак не наоборот. Мин не кажется Гуку человеком, который склонен к депрессиям, хандре и приступам самоедства. Он наоборот заражает светом, радостью, оптимизмом. Чонгук и не думал, что в тот день не только он был спасен. — Я тогда был потерян и вдруг ты возник на моем пути. Как в каком-нибудь романтическом фильме, да? — Я ничего не сделал, — смущенно отнекивается Чон. — Так обычно и бывает. Нам кажется, что наши поступки ничего не меняют. Мы не видим, как они влияют на чужую жизнь. А жаль… Тогда бы каждый знал, насколько он ценен для мира. Чонгук молчит. Ему нечего сказать. Он никогда не задумывался о том, какое значение имеет в жизни других вампиров или людей. Но он уверен, что Чимин, пусть возможно об этом и не знает, внес огромный вклад в его собственную жизнь. Гук и в самых дерзких мечтах не воображал, что мог как-то на Пака повлиять. Казалось, это односторонняя связь: Мин заряжает Чонгука, показывает мир и не дает окончательно сгнить в скуке и страхе перед жизнью. Гук же только составляет компанию. — Спасибо, — всхлипывая, шепчет Мин. — Спасибо, что пришел мне на помощь. — Я ничего не сделал, — повторяет настойчиво Чонгук и поворачивается к Чимину, чтобы видеть его лицо, но неприкрытая печаль и слезы в уголках глаз его пугают. Он не привык к такой эмоциональности, поэтому отворачивается, сосредотачивая внимание на люстре. — Знаешь, я бы хотел… Чимин недоговаривает, а слова утопают в густом чаде. Больше они к этому разговору не возвращаются. Дома у Чимина хорошо и тихо. Чонгук не уверен, что имеет на то право, но ему хочется быть у Мина в комнате, где все пропахло им. Поэтому он возвращается. Во вторник Гук, как только заканчивается комендантский час, отправляется к Мину. У домофона Чонгук осознает, насколько это безрассудное, наглое и недопустимое желание. Идея, которая должна была остаться мечтой. Но уже поздно. И хочется творить безумства, как Чимин. — Да? — звучит удивленный голос Пака из динамика. — Это кто? — М, Чонгук, — неуверенно отвечает вампир, воровато оглядываясь по сторонам. — Чонгук? — повторяет Мин. — Серьезно? Как ты тут оказался? Чонгуку приходится соврать, что он гулял и решил заглянуть. Чимин вроде бы верит, но Гук не уверен: по Паку сложно сказать, купился он или нет. Впрочем, неважно. Мин очень счастлив и опять предлагает Гуку покурить марихуану, доставая остатки косяка, который еще в тот раз не докурил. — Не хочу, — твердо отказывается Чон, усаживаясь на кровати Мина. — Ты уроки-то доделал? — К черту их, — резко отвечает Пак, находя зажигалку на столе и закуривая. — Тупая херня. Ты вот всегда уроки делаешь? — Ну, да, иначе у меня возникнут проблемы. Не хочется оказаться в красном доме. — Красный дом? — Вы называете его по-другому. Вроде бы «исправительный дом для вампиров». — А, вот оно что. Туда можно попасть, не делая домашнее задание? Жесть. — Туда можно попасть за любой проступок. — И что там делают с вампирами? — Ничего хорошего. На некоторых ставят опыты, другие работают. О красных домах много говорить не принято. Одно очевидно — там очень плохо. Все вампиры знают, что красный дом — опасное место, откуда редко можно выйти. Им пугают с самого детства. Показывают видео и фотографии, которые Чонгук предпочитает не вспоминать. Ужасное место. Это все, что стоит знать о нем. Чимин понимает, что Гуку говорить об этом сложно и не продолжает расспрос. — Точно не хочешь? — Мин протягивает Гуку косяк. — У тебя же занятия скоро. Попробуй. Легче будет. — Не хочется что-то. — Может, цыганский поцелуй? — Что? — смущенно переспрашивает Гук. — Это когда один курит, а затем через рот передают другому дым. Понимаешь? — Вот как… — Так, хочешь? Курить Чонгук по-прежнему не хочет, но ощутить теплые губы Чимина очень заманчиво. Гук трет подбородок, опасливо разглядывает тлеющий косяк, взвешивает все «за» и «против», пытается отрезвить себя, а затем поднимает глаза и смотрит на полуоткрытые губы Мина. Все такие же полные, мягкие, розовые и влекущие. Сколько раз он уже на них смотрел, желая их коснуться. Вряд ли такой шанс выпадет еще раз. — Попробуй, — ласково говорит Чимин, усаживаясь рядом и касаясь рукой колена Чонгука. Пока Гук отчаянно борется с демонами и соблазнами, Мин спокойно курит, выдыхая дым, и что-то ищет в своем смартфоне. Через пару минут поисков из динамиков начинается литься чарующий женский голос. Пак довольно улыбается, увеличивает громкость до максимума и кладет телефон на тумбочку у кровати. — Это Lykke Li. Песня называется «Утопия». Нравится? — Ты ее только включил. — Точно, — усмехается Мин, с наслаждением закидывая голову и выдыхая дым под потолок. — Так, хочешь? Чонгук надеется, что никогда об этом не пожалеет. Или хотя бы не пожалеет об этом через несколько минут. Он кротко кивает, а Чимин расплывается в ужасно счастливой улыбке. Кажется, он знал с самого начала, что рано или поздно это случится. Он делает затяжку, прикрыв глаза. Гук видит, как подрагивают уголки его губ. Затем Пак открывает глаза и приближается, его полные губы едва не касаются открытых навстречу губ Гука. Чимин выпускает дым, а Чон жмурится и принимает едкий горьковатый дар. В горле тут же начинает першить и жечь, он кашляет, прикрыв рот кулаком. — В первый раз так всегда, — утешает Мин, похлопывая его по плечу. — Давай еще раз? Гук не успевает ответить «да» или «нет». Чимин просто делает затяжку и вновь выдыхает ему в рот. Во второй раз проще. Дым неприятный, горький, опьяняющий. Гуку не нравится запах, не нравится вкус, но нравится, как Чимин приближается к нему, как нажимает на плечо, как почти касается губами. Это чертовски хорошо. Пусть сделает так еще раз. Медленней. — Еще раз, — просит уже Чон, устраивая ладонь на талии Чимина. — Давай еще раз. Мин согласно кивает и делает вновь. В этот раз нижняя губа Пака случайно задевает верхнюю губу Гука и тот чувствует прилив счастья. Мягко. Прямо как он и представлял. Хочется еще. Чимин уже не спрашивает разрешения, не предлагает. Ему больше не нужно. Он знает, что Чонгук хочет. Правда, вовсе не марихуану. На вампиров слабо действует алкоголь и наркотики. А вот соблазнительные губы Чимина способны вызвать эйфорию. Надо остановиться. Прекратить. Чонгук понимает, что надо. Ему еще в школе нужно отсидеть уроки, сдать домашнее задание, вытерпеть скуку. А потом он может опять завалиться сюда. И они с Чимином будут так же сидеть и передавать дым. Но как же не хочется прекращать, делать перерыв, тащиться на учебу. Все это кажется слишком бессмысленным и унылым, а в губах Мина (Чонгук готов поклясться) есть какой-то божественный смысл. Чон полностью сосредотачивается на них, их движении, теплоте, цвете, упругости, нежности. Он должен их поцеловать. Хотя бы один раз. Чимин уже порядочно выкурил. Он веселый, ласковый. Седлает бедра Гука, выдыхает ему в лицо дым, запускает руки в волосы и смеется. Ему очень-очень хорошо. Возможно, он даже не вспомнит того, что сейчас произойдет. Чонгук смотрит в красивое лицо, наблюдает за тем, как дрожат ресницы и открываются губы, показывая ряд беленьких ровненьких зубов. Гук опускает взгляд чуть ниже, чтобы посмотреть на открытую шею, заманчивую родинку. Впервые он задумывается о том, что было бы очень приятно вонзить в нее клыки. Но воспитание не даст. Слишком хорошо известно, как караются такие ошибки. К тому же куда заманчивей сейчас горят не вены на шее, а влажные губы прямо перед глазами. Один раз. Всего лишь один раз. Когда Чимин наклоняется в очередной раз, чтобы передать дым, Чонгук подается вперед и касается его губ своими. Прикосновение мимолетно. Чон не решается сделать поцелуй долгим. Он чувствует, что это и так слишком. Он смотрит Чимину в лицо и боится прочесть в нем злость, раздражение, гнев. Но Мин выглядит скорее удивленным. Смотрит на Гука как-то растерянно. Затем он делает еще одну глубокую затяжку, тушит косяк о деревянную спинку кровати, наклоняется к Гуку, обнимает за шею и жадно целует в губы, выдыхая дым, но не отпуская. Все происходит так, словно случалось миллион раз до этого. Чимин заваливает Чонгука на кровать, обнимает, а Гук отвечает тем же. Они продолжают упоительно целоваться, играть языками и пробовать на вкус горькую слюну. На фоне продолжает петь незнакомка об утопии. Чон уверен — это она. Он плавится от нежности губ, от мускусного запаха пота, от удушливого чада и музыки, пробирающей до самых костей. Таким и должен быть первый поцелуй. Пожалуй, Чонгук готов отдать вечность, завещанную ему предками. Она ему не так уж нужна. Пусть только этот момент длится, как можно дольше. Не нужна ему вечная жизнь и скука, пусть следующая минута будет последней, но только если она будет такой: в объятиях Чимина и в горько-сладком поцелуе с ним. Но, к несчастью, наркотики не действуют на вампиров так, как на людей, поэтому Гук видит, как скачет стрелка настенных часов. Ему необходимо быть в школе. Мин целует настойчиво, жадно, продолжает пытаться вовлечь Чонгука в процесс. Только Чон не может забыть. Он должен быть в школе, должен сидеть за партой, должен вести себя правильно. Иначе произойдет что-то ужасное. — Мне пора, — разрывая поцелуй, бормочет Гук, вылезает из-под Мина и торопливо поправляет одежду. — Надо идти. — Да, да, — вяло отвечает Чимин: он лежит, уткнувшись в подушку, и жестикулирует левой рукой. — Удачи. — Я… Чонгук знает, что надо что-то сказать. Сейчас от него требуется реплика. Нужно как-то объяснить то, что произошло, провести границу, определить, что это значит для них обоих. Но Гук не может. Он не привык быть откровенным, не привык думать о своих чувствах и точно не готов их обсуждать. Тем более Чимин еще не в том состоянии, чтобы вести диалог. Нужно немного подождать. Сейчас не то время. Поэтому Чонгук прощается и уходит. Уже на лестнице он понимает, что поступает глупо. Оборачивается и смотрит на черную дверь. Все можно изменить в одно мгновение. Только нет тех самых слов. Нет вообще ничего кроме беспокойства, страха и печати на влажных губах. «Мы поговорим об этом в другой раз», — решает Гук и торопится в школу. Впервые он опаздывает на урок. Все занятия он пребывает в иллюзорном мире фантазий и кошмаров. Он не следит за словами Сокджина, не видит доски, исчерченной цветными мелками, не слышит шепота за спиной. Весь мир стал бесцветным и пустым. Чонгук остался в комнате с Чимином. Он все так же стоит у кровати, смотрит на спину Пака и не может выловить нужной фразы из буйного водоворота мыслей. Гук чувствует, остро чувствует, что должен был что-то сделать, сказать. Он видит лакуну, видит ошибку, но все еще не знает, как ее исправить. Говорят, что лучшие фразы приходят уже после диалога, но до Чонгука они так и не дошли. Как ему теперь смотреть в глаза Чимину? Как теперь с ним себя вести? — Эй, Чонгук-а, — зовет Юнги. Оказывается, начался перерыв. Юн треплет Гука по волосам, а он отмахивается, переводя на одноклассника гневный взгляд. Тот только улыбается в ответ, затем наклоняется и шепчет на ухо Чону: — Ты же знаешь, как к вампирам пристают запахи людей. Ладно, ты постоянно зависаешь с каким-то парнем, но накуренным в школу приходить. Это опасно. — Я не курил, — шипит раздраженно Чон. — Рядом стоял? — Сидел. — Очень остроумно. На этом интерес Юнги иссякает, и он возвращается на свое место, привычно закидывая ноги на парту и насвистывая бодрый мотивчик. Чонгук предполагал, что рано или поздно Юн узнает. Он не чувствует стыда или неловкости перед старшим. Узнал, и что с того? Гук тоже о нем много знает. Вампиры своих не сдают. Это идет еще из домов крови. Нужно держаться вместе. Но все же… — Не скажешь? — после занятий спрашивает прямо Чон, настигая Юнги. — Было бы кому, — скривив губы, бурчит Юн. — Хотя я удивлен, что ты так сблизился с человеком. — Так уж вышло, — суетится Гук, оглядываясь по сторонам и кусая губы. Ему не хочется обсуждать Чимина с Юнги. Он привык к тому, что Пак только его. Не нужны советы, авторитетные мнения и чужой восторженный интерес. Хорошо вот так, когда они только вдвоем. Без всяких наблюдателей. — И кто он? — Тебя это не касается. Юнги строит недовольную мину и стреляет взглядом, но спустя мгновение смягчается и забивает, вынося бесстрастно вердикт: «Да мне вообще все равно». Гук уверен, что это не так, но у Юна хотя бы хватает силы воли отказаться от своего интереса и надоедливых вопросов. Пару дней Чонгук и Чимин не видятся, не обмениваются записками, не контактируют. Хэллоуин плавно приближается, Сокджин продолжает агитировать всех прийти на праздник, Юнги продолжает ядовито огрызаться и сверлить Джина возмущенно-увлеченным взглядом, Чонгук делает домашнее задание и слушает музыку Мина. Частенько, когда он остается один в своей комнате, то прокручивает момент сближения и злится поочередно то на себя, то на Чимина. Если бы этого не произошло, они бы все так же весело проводили время, а теперь томятся от ожидания, волнения, стыда. Как теперь продолжать отношения? В пятницу Чонгук не выдерживает и как только комендантский час подходит к концу, то отправляется прямиком к Чимину. Однако пока не пробивает полночь и не наступает суббота, ему не хватает смелости позвонить в домофон. В очередной раз он чувствует, что должен что-то сделать. И в очередной раз понятия не имеет что. — Да? — раздается тихий голос Чимина. Совершенно не сонный. Скорее наоборот излишне бодрый и нервный. — Это я, — в тон Паку отвечает Гук, касаясь лбом холодной двери. — Я тебя ждал, но не верил, что ты… Чимин не договаривает и открывает дверь. Пак не соврал: он не собирался спать. На нем джинсы и черный свитшот. Волосы еще влажные и он тщательно вытирает их махровым полотенцем. Они молча заходят в комнату, садятся на кровати. В этот раз Чимин не включает музыку. От этого находиться с ним сложнее. Чонгук хочет, чтобы какой-нибудь шум занимал его мысли, не давая чувству вины владеть им. Но открыть рот — начать диалог. А Гук все еще не решил, о чем они должны поговорить. «Я влюблен в тебя», — можно ли так сказать человеку? Может ли он сказать такое Чимину? Гук не представляет себе картинки, не видит позитивного исхода. Все же произошедшее в прошлый раз было случайностью. Мимолетной прихотью. Надо об этом забыть. Может, вообще об этом не вспоминать? Им обоим неловко. Так лучше всего будет закрыть глаза и сделать вид, что ничего и не было. Это лучший вариант. Чонгуку он даже почти нравится. Ведь тогда они смогут вновь общаться с Паком. Одна проблема, а что делать Гуку с его пламенными чувствами? Сможет ли он гарантировать, что не повторит тот вечер? — Хочешь покурить? — вдруг спрашивает Чимин будничным тоном. — Не хочу. — Даже через цыганский поцелуй? — Чонгук кивает: хватит с него этих глупостей. Чимин замолкает на несколько минут, а затем говорит: — Это не выглядит так, словно я ищу предлог? — А ты ищешь? — осторожно парирует Гук, переводя на Пака взгляд. — Да, ищу. Уверенный, твердый и спокойный ответ. Чонгука охватывает жар. Чимин смотрит ему прямо в глаза, пристально и выжидающе. Теперь Гук знает, что они не будут об этом говорить. Но они могут продолжить начатое. — Мы можем просто поцеловаться, — скрывая крайнюю степень возбуждения, произносит Чон. — Тогда, — тянет Мин, подсаживаясь ближе к Чонгуку и задевая его колено своим. — Чего мы ждем? «Он чертовски прав», — решает Гук и тут же впивается в чужие губы. Чонгук был уверен, что после такого отношения между ними должны измениться, преобразиться, сойти с пути дружбы. Но почему-то ничего подобного не происходит. Разве что их встречи окончательно переходят на квартиру Чимина. Теперь Гук приходит к Паку каждый день, как только заканчивается комендантский час. Они сидят вместе на кухне или в комнате, иногда Мин курит или пьет, они общаются, смеются, что-то обсуждают, смотрят фильмы или играют в игры, а в перерывах целуются. Встречи по будням длятся недолго, но в пятницу и до воскресенья они остаются вместе. Гук даже не уходит домой днем, а просит у коменданта разрешение отсутствовать. Юнги хмурится и язвительно комментирует, но Чонгук понимает, что это все зависть: немногим дают возможность отсутствовать в общежитие днем, для этого нужна идеальная характеристика. — Ты и правда очень правильный вампир? — спрашивает Чимин, неотрывно глядя Гуку в глаза. — Да, иначе бы меня тут не было. — И сложно это? Быть правильным вампиром. — Нас этому учат с детства. Не нападать на людей, не вступать в конфликты, не применять силу. Только не все готовы следовать законам. По будням Чонгук частенько уходит, когда Чимин уже спит. Вдруг он очень обеспокоился режимом Мина: у него появились синяки под глазами и он заметно похудел. — По ночам ты должен чаще спать, — сетует Чон, тыкая пальцем в щеку Мина. — А вампиры совсем не спят? — Мы спим, когда сильно ослаблены. Иногда впадаем в спячку, чтобы пережить голод. — Здорово быть вампиром, — вздыхает Чимин. Чонгук с этим совсем не согласен, потому что еда — это больная проблема. Можно сказать, главная проблема в жизни любого вампира. Кровь и заменитель крови можно купить в специализированном магазине для вампиров. В народе их привыкли называть «вампирскими аптеками». Там можно выбрать кровь на свой утонченный вкус. Сирот-вампиров кормят три раза в день и только на один прием пищи принято давать настоящую, человеческую кровь. В другие разы дается заменитель крови, который далеко не каждому приходится по вкусу. — И какой он? На что похож? — спрашивает Мин. Он часто проявляет особую заинтересованность в тонкостях жизни вампиров. Только вот Чонгук совершенно не желает делиться такими вещами с ним. Они кажутся ему противными, мерзкими, отталкивающими. Есть что-то уродливое в его природе, что-то низкое. Сложно перебороть эту ненависть и отвращение к самому себе и допустить кого-то к нелицеприятным нюансам своей жизни. Но Чимин все же не кто-то. Он самый близкий для Чонгука человек. Поэтому Гук набирается смелости, подавляет страх и приступ тошноты. Нужно как-то научиться любить себя и таким. Чонгук устраивается на кровати удобней и поправляет волосы жестом, перенятым у Чимина. — Ну, такой, синтетический. Солоноватый. Некоторые марки горчат. Есть сладковатые. А есть вообще безвкусные. Ими обычно кормят совсем маленьких вампиров. Они еще различаются по густоте. — Сильно отличаются от человеческой крови? — Да, — кивает Гук. — Никогда не перепутаешь. Наверное, у вас так же с молоком. Вы никогда не перепутаете коровье с соевым. — А какая группа крови вкуснее? Четвертая? — Без разницы, если честно, — улыбается Чон. — Важно то, что ел донор, есть ли у него вредные привычки, ведет ли здоровый образ жизни. — Ты через кровь можешь понять, курит донор или нет? — Ага. — А сильно отличается кровь в пакетах от крови, полученной сразу от человека? — Ты имеешь в виду через укус? — Да. — Я не знаю, — пожимает плечами Чон. — Я так кровь никогда не пробовал. — Серьезно? А хотел бы? Чонгук смущается и опускает глаза. Не хочется позориться такой мерзостью. Но он ничего не может с собой сделать. Это часть их природы. Конечно, он хотел бы. Множество раз он думал о крови других людей, о том, как она близка, как легко до нее дотянуться. Только вот нельзя. Да и кто на такое согласится? — Значит, хотел, — спокойно резюмирует Чимин, поглаживая Гука по бедру. — Не расстраивайся так. Это нормально. — Можешь не утешать, — мотает головой Чонгук. — Это отвратительно. Я знаю. Поэтому люди нас и боятся. Мы монстры. — Я тебя не боюсь. Да и любой человек может в тот или иной момент оказаться монстром. Гук ничего не отвечает, потому что знает, что бесполезно что-то Чимину объяснять. Он хороший, добрый, дружелюбный, но чересчур мечтательный. На его глазах постоянно сверкают розовые очки. Не понимает он серьезности и опасности вампиров. Живет в каком-то своем выдуманном мире. И Чонгук уверен, что в этом есть и его вина. Он показал ему, что вампиры могут вести себя вот так: обычно, тихо, прилично. Но не все же вампиры такие, как он. Есть и те, что действительно нарушают законы, убивают, выпивают до смерти людей. Гуку известно, что даже из его дома крови вышли в мир вампиры, которые затем пролили невинную кровь. Вроде же воспитывали одинаково, им прививали одни и те же правила. Так почему Чонгук вырос таким, а они другими? — Хочешь попробовать мою кровь? На секунду Гуку кажется, что это слуховая галлюцинация, но Чимин щелкает его по носу и вновь озвучивает предложение. — Чего? — только и может ответить Чон. — Не хочешь? Я вчера мылся, — Мин закатывает левый рукав и пихает руку Гуку. — Попробуй. — Это безумие, — отказывается вампир, качая головой. — Я не буду пить. Это неправильно. — Неправильно было, если бы ты не спросил у меня разрешения. А так все по взаимному согласию. Это как с сексом. Или тебе не хочется пробовать меня? Думаешь, я отвратный на вкус? — Чушь! Не в этом же дело! Я просто… Не думаю, что это хорошая идея. Я никого никогда не кусал. — Меня тоже никто никогда не кусал. Это будет наш первый раз. Разве не романтично? — У тебя точно извращенное представление о романтике. Надо отказаться. Чонгук помнит, что говорили на уроках СДВ. Он ищет в лекциях контраргумент, но ничего не находит. «Если человек не против дать вам свою кровь, то вы можете принять этот дар, но будьте аккуратны», — звучит в голове Чонгука монотонный голос, и он кусает губы. Ему хочется. По-настоящему хочется. Дело не в том, что это долгожданная кровь прямо от человека. Дело в том, что это кровь Чимина. Человека, который его ужасно привлекает во всех смыслах. Гуку хочется быть с ним, трогать его, ласкать его, пить его. Но не слишком ли он увлекается развратными мыслями? Они по-прежнему с Мином не обсудили их отношения, решив оставить все, как есть. Стоит ли делать такой важный шаг? Чонгук опять не знает. Почему выбор всегда должен быть так сложен? Почему все не может быть проще? «Будь проще!» — просит самого себя Гук и берет Чимина за запястье. — Я об этом пожалею, — угрюмо извещает он, поднимая на Пака глаза. — Потом причитать будешь. Кусай уже! Чонгук вспоминает, как надо пить кровь. Об этом рассказывали на СДВ вместе с тем, как правильно натягивать презерватив и заниматься сексом. Воспоминания смутные, обрывочные. Но Гук точно знает, что укусить — это больно. У Чимина забавно узкие запястья, лучше всего кусать именно в тыльную часть, где измеряют пульс. Сначала Гук неуклюже ведет языком по горячей коже, чувствуя, как под ней по венам бежит кровь. Уже смелее он облизывает кожу, а затем целует, ощущая солоноватый, соблазнительный вкус. — Это прелюдия? — насмешливо интересуется Мин, который пребывает в приподнятом настроении. Он просто еще не знает, как будет больно. Гук делает глубокий вдох, крепче сжимает ладонь Чимина и, закрыв глаза, кусает. Клыки грубо впиваются в мягкую кожу, и Чон тут же чувствует вкус горячей крови. Мин издает глухой крик, а затем стонет, но не отбирает руку, лишь злобно шипит. А Гук увлеченно пьет кровь, о которой всегда мечтал. На вкус она совершенно отличается от той, что им дают. Может, дело в том, что кровь в пакетиках охлаждена для сохранности, поэтому теряет так много вкусовых свойств. Чонгук не может описать вкус. Может только сказать, что она вкусная, теплая, и ее хочется пить вечно. — Эй, хватит! — раздается вдруг. Чонгук понимает, что переборщил, и отпускает руку. Из двух ранок на запястье начинает сочиться кровь, создавая кривые алые дорожки. Чимин валится на кровать, утыкается носом в подушку и молчит. Через пару минут Гук, наконец, приходит в себя после эйфории подаренной живительной пищей. Что же он наделал… Знал же, что нельзя пить кровь Мина (еще и с такими животным аппетитом). Это все только сильнее испоганит. И как теперь извиняться? Гук ищет слова в пустой от наслаждения голове и опасливо поглаживает Чимина по плечу, боясь вспышки агрессии. Он больше так никогда не будет. Грустно от мысли, что больше он не отведает такой вкусной и насыщенной крови, но лучше уж так, чем видеть печального Мина и быть свидетелем его физических и душевных страданий. — Чимин, все в порядке? — ласково спрашивает Гук. — Надо руку перевязать. Ты сильно злишься? — Чонгук, — холодно произносит Чимин. — Да? — сглатывая слюну, отвечает Чон, боясь, что Пак сейчас выгонит за дверь, и на этом их дружба будет окончательно похоронена. — Ты мастурбируешь? — Что? — теряется Чонгук. — Эрекция у тебя бывает? — А, ну, да… — Это хорошо, — вздыхает Чимин и переворачивается набок, теперь Гук может видеть, как топорщится ткань на его домашних шортах. — Я какой-то извращенец, да? У меня встал от того, что ты выпил у меня кровь. Никогда не думал, что мне нравится боль или что-то в этом духе… — Думаю, не в этом дело, — Чонгук никак не может оторвать взгляд от стояка Пака. — Это из-за меня. — То есть? — Нам говорили, что некоторые вампиры во время изъятия крови могут вызывать сексуальное возбуждение у своих жертв. Не помню, почему так, но, вероятно, это из-за меня. — Неловко вышло, — поправляет волосы Мин. — Тебе не больно? — Немного ноет, но терпимо. Стояк меня смущает сильней. По правде сказать, Чонгук растерян не меньше Чимина. Он и не рассчитывал, что может вызвать такой эффект. Впрочем, Гуку отчего-то нравится бурная и откровенная реакция. Мин кажется милее с румянцем на щеках. Да и положение вызывает неподдельный интерес. Чон вдруг задумывается, а почему бы не?... — Хочешь, я помогу тебе рукой? — спрашивает Гук, касаясь бедра Чимина. Тот вздрагивает и еще сильнее розовеет. — Это не будет слишком? — Могу и языком, — предлагает щедро Чонгук. — Если это только потому, что я дал тебе кровь, то не надо. Сам справлюсь. Надо просто пойти в ванную и… Чимин поднимается, но Чон не дает: нажимает ладонью на его грудь и возвращает в лежащее положение. — Тебе не стоит пока вставать. — Чонгук, правда, не надо, я… — Мне просто хочется это сделать для тебя, — признается Гук. — У тебя очень вкусная кровь, может, член такой же вкусный. Ужас на лице Чимина неописуем. Ему словно сообщили, что сегодня ему предстоит родить тройню естественным путем без анестезии, и уже начались схватки. Он краснеет весь: даже кончики ушей. А затем закрывает пылающее лицо руками и мотает головой. — Как ты вообще до этого додумался! Это же так… — Грязно? Пошло? Мерзко? Да я весь такой, так что… — Нет! — прерывает Чимин, убирая руки от лица. — Мне такого никто не предлагал, поэтому я и растерялся. Ты, правда, хочешь? — Ну, да. — Можно я расскажу тебе один секрет? — Конечно, — усмехается Гук: никогда еще Чимин не спрашивал на такое разрешение. — Я давно знаю, что отличаюсь от других парней, понимаешь? Мне всегда хотелось, чтобы кто-то сделал мне… — Минет? Мин кивает и закусывает губу. — Я хотел бы, чтобы это был парень, — спешно добавляет он. — Чтобы именно парень мне сделал его. Так что грязный и мерзкий тут только я. Понимаешь? Чонгук не согласен. Совершенно не согласен. Бред какой-то. То, что Чимину хочется делать всякое развратное с парнями — не мерзко и не грязно. Грязно и мерзко ненавидеть, насиловать, убивать. Гук даже как-то теряется. Он привык, что Мин любит себя, ценит, боготворит, считает себя совершенством. Кажется, он не знает о Паке куда больше, чем подозревал. Чимину нравится носить маску счастья, радости, бесстрашия. А какой он под ней? Гук не собирается делать это из-за того, что чувствует себя виноватым. И ни при чем тут желание скомпенсировать укус. Он просто хочет доказать Чимину, что с ним все в порядке, и он имеет право на грязные мечты. Да и самому ему интересно, каково это — бесстыдно касаться парня, в которого влюблен. Возможно, он слишком торопится. Надо бы помедлить, разобраться, что к чему. — Я снимаю, — сообщает Чон, хватаясь за шорты с трусами Мина, а затем стягивая их вниз. — Постой, — взволнованно шепчет Пак, касаясь плеча Чонгука. — Реально не надо. — Даже если я это делаю, потому что хочу? — Хочешь? С чего бы тебе это хотеть? Ты ведь не… Чимин не заканчивает мысль, но Чон понимает, что он имеет в виду. Он никогда не задумывался о своей сексуальной ориентации. Он мало общался с другими вампирами, чтобы прикипеть к кому-то всем сердцем. У него были друзья, знакомые, но никто особо ему не нравился. Больше всего Гуку нравились тишина и спокойствие, которые наступали, когда он оказывался один. Но сейчас Чон уверен, что питает к Чимину какие-то чувства, испытывает к нему глубокую симпатию. Пока непонятно, как она сильна, но ее достаточно для того, чтобы без стыда стянуть с Пака нижнее белье и языком коснуться влажной головки члена. «Секс — очень странное, утомительное, но крышесносное занятие», — так отзывался Юнги, рассказывая о своем якобы богатом сексуальном опыте. Чонгуку не интересно, насколько правдивы слова Юна. Но утверждением, что занятие это странное и крышесносное он точно согласен. Временами Гук представлял себе дерзкие сцены, в которых они с Чимином занимаются чем-то таким — запретным, тайным, личным. Но никогда не было конкретики. Не было декораций, запаха тела, горячего шепота и стонов, влажной кожи, вьющихся лобковых волос. Все было размыто. Никаких деталей и уточнений. Какая-то бесформенная мечта, коих тысячи. А сейчас все по-настоящему. Чонгук старательно вылизывает стоящий член. Он не знает, как сделать приятно. Никогда даже об этом не задумывался. Поэтому следит за реакцией Пака, за нарастающим смущением, стонами и быстро произнесёнными словами. Кажется, ему нравится. Гук тщательно огибает ствол юрким языком, опускает крайнюю плоть и ласкает темную головку, а затем посасывает. Из дырочки уретры начинает сочиться бесцветный предэякулят, который Чон жадно слизывает и пробует на вкус. Конечно, не кровь, но отвращения не вызывает. Тут Мин толкается бедрами, и Гук интуитивно понимает, что должен сделать дальше. Он вбирает член наполовину и работает языком, лаская горячую плоть. Неудобно. С непривычки начинает ныть челюсть. Чонгук старается изо всех сил, сосет настойчиво, усердно, пожалуй, даже слишком. Он выпускает член изо рта и слизывает уже свою слюну, водя по головке круговыми движениями. Постепенно он опускается все ниже, осыпая член легкими поцелуями и слегка покусывая его, а затем вновь вбирает в рот уже полностью, ловя робкий и полный наслаждения стон Мина. Гук игнорирует собственный дискомфорт, закрывает глаза и продолжает упорно работать, не забывая мять мошонку левой рукой. Несмотря на то, что Чимин, судя по реакции, получает удовольствие от процесса, Чонгук недоволен своей работой. Все должно быть как-то иначе. Как он, конечно же, не знает. В этой сфере жизни он незрел, глуп, возможно, недалек. Как всему научиться? Как стать лучшим любовником? У кого-то есть ответ? — Я сейчас, — раздается вдруг глухо. Чимин вздрагивает всем телом, и Чонгук чувствует, как он изливается ему в рот. На вкус сперма горьковата и не особо приятна. Гук сплевывает в руку и утирает губы, избавляясь от остатков семени и слюны. — Черт, это было классно, — говорит Мин, натягивая одной рукой трусы. — Но теперь у меня жутко кружится голова. Так и должно быть? — Это, скорее всего, из-за того, что я выпил у тебя кровь, — обеспокоенно тараторит Гук. — Покажи руку. Кровь остановилась, но на коже остался кривой кровавый рисунок. — Надо вытереть, — говорит себе Чон и отправляется в ванную комнату, чтобы умыть руки и взять влажное полотенце. — А ты лежи! И не смей вставать! Чонгук возвращается с мокрой тканью и смывает кровь с руки Пака. Он помогает Мину переодеться в другую одежду, а затем отправляется на кухню, чтобы сделать ему чай. Когда Гук возвращается в комнату с чашкой, Чимин одаривает его очень счастливой улыбкой. Чон даже начинает переживать: нормальна ли такая реакция? Он передает Мину кружку, затем трогает его лоб, пытаясь удостовериться, что температуры у него нет. — Что ты делаешь? — насмешливо интересуется Чимин, убирая ладонь Гука со своего лба. — Ты ведешь себя странно. — Потому что я счастлив. — Ничего особенного, я точно оплошал. — Мне все равно. Ты так старался. Мне понравилось. Вдруг Пак берет Чонгука за ладонь и крепко сжимает. Гуку нравится, что Чимин такой теплый. Вампиры постоянно одной, неизменной температуры. — Скоро будет Хэллоуин в нашей школе, — тихо говорит Мин, глядя Чону прямо в глаза. — Ты не хочешь пойти со мной? Чонгук не хочет. Ему не нравится эта затея. Она тупая. Он терпеть не может такие сборища. К тому же редко выходит днем и не привык к пагубному влиянию солнца. Но Чимин смотрит такими большими, просящими, грустными глазами, что Гук не может грубо отрезать «нет». Когда Мин печалится, то у Чона разрывается сердце. Он готов сделать все, только бы Чимин не грустил. — Я не люблю такие мероприятия, — робко отвечает Гук. — Да и там будет много людей, так что ты можешь пойти с кем угодно. — А хочу только с тобой, — признается Чимин, садясь. — Понимаешь, почему? — Потому что я тебе нравлюсь? Мин кивает, улыбаясь. Чонгука пробирает дрожь. Именно это он и хотел услышать, кажется, с самой первой их встречи. Он сжимает крепче ладонь Мина не в силах выразить свои эмоции как-то иначе. Гук начинает подозревать, что у него алекситимия. Нужно всего-то сказать: «Ты мне нравишься», — а он может только молчать, преданно и жадно смотря Паку в глаза, надеясь, что он прочтет о чужих чувствах на алой радужке. — Я ведь тоже тебе нравлюсь? — угадывает Мин, убирая с лица Гука отросшие волосы, которые он давно не обрезал. — Да, — тут же отвечает Чонгук. Это максимум. Но Чимин улыбается. Ему достаточно и столь неубедительного признания. Любовь бывает и без высокопарных слов и длинных, мудрёных фраз. Можно просто лежать вместе на кровати, смотреть друг другу в глаза, не повторяя без конца клятв. — Ты красивый, — шепчет Чимин, закрывая глаза. — Это первое о чем я подумал, когда тебя увидел. А что подумал ты? — Тебе надо поспать, — настойчиво требует Гук, поправляя Мину одеяло. — Что ты подумал? Ну скажи! Мне, правда, очень интересно. — Я подумал, что ты странный, — сдается Чонгук. — И все? — Очень странный. Чимин приглушенно смеется, а затем умолкает. По размеренному дыханию Гук понимает, что он уснул. До самого рассвета Чонгук сидит на кровати и наблюдает за тем, как Мин спит. «Я подумал, что в тебя легко влюбиться», — вот, что он скажет завтра утром, если, конечно, Чимин вспомнит этот разговор. Никогда Чонгук не планировал влюбляться. И тем более, никогда не думал о том, что будет с кем-то встречаться. Отношения казались ему невозможными. Он — угрюмый вампир, монстр, одиночка. Кому захочется быть рядом с ним? Гук не считает себя хорошим. Наоборот, он очень плох, скуп на эмоции, постоянно погружен в рефлексию, самокопание и, наверное, недостаточно социализирован. Отношения для него — это очень-очень сложно. Но ему хочется попытаться быть хорошим парнем для Чимина. — Ты не должен быть идеальным, — утешает Мин. — Будь собой. Мне нравишься ты именно таким. Звучит отлично. По идее это должно расслабить и вселить уверенность. А Чонгук чувствует только нарастающее беспокойство, пульсирующее у него в висках. Вроде бы в отношениях у них все хорошо. Они также встречаются, гуляют ночью, сидят дома, Чимин делится своей кровью, смотрят фильмы, обмениваются записками, целуются, общаются. Но Гук без конца испытывает тревогу, печется о каждой мелочи и сокрушается от каждой фразы. «Сегодня ты должен уйти пораньше», — говорит спокойно Чимин. Ему надо выспаться, подготовиться к контрольной работе и вообще отдохнуть. В этом нет ничего особенного, но у Чонгука настоящая драма: я его раздражаю, я его бешу, он от меня устает. Волнения разрывают голову и делают Гука нервным и раздражительным. Чон пытается себя успокоить, расслабиться, но только сильнее напрягается, особенно, когда Чимин начинает говорить о своих одноклассниках и друзьях. Гук знал и знает, что не один. У Мина много знакомых. И это сводит его с ума. Чонгук не знает, что с ним происходит, но мысль, что кто-то может делать Чимина счастливым, уничтожает его. Он должен быть лучше. В сто крат лучше. Иначе Мин просто бросит его. Как назло на пороге Хэллоуин. Пак очень хочет повеселиться на празднике. Ему интересно посмотреть на декорации и костюмы, послушать музыку и что-нибудь купить. Чонгуку теперь совсем не хочется идти, но сказать «нет» он не в силах. Вдруг Пак обидится или расстроится? Этого нельзя допустить. — Ты точно не против? — интересуется Чимин перед праздником. Чонгук не может сказать правду. Перед выходом в свет в день Х Чон наносит на кожу специальный плотный крем, который должен защитить его от солнца. Надевает панамку, солнцезащитные очки и маску. Выглядит он подозрительно и точно не вызывает доверия. Идти хочется еще меньше. Но он выходит ровно в три, чтобы встретиться с Чимином у ворот общежития. На нем нет дурацкого маскарадного костюма: привычные черные джинсы и бордовый анорак. — На следующий хэллоуин сделаем костюмы, окей? — предлагает Мин. Гук улыбается, несмотря на то, что затея кажется ему ужасно глупой. Пак выглядит очень веселым и радостным. У него столько планов, идей, желаний. Ему реально очень хочется побывать на этом празднике. Чонгук не знал, что ему настолько нравится. По умолчанию Гук считал, что все считают Хэллоуин бессмысленным и ненужным. Оказывается, вовсе не так. — Ты в порядке? — вдруг спрашивает обеспокоенно Чимин. — Ты выглядишь не таким здоровым, как обычно. — Это из-за солнца, — устало отвечает Чон, поправляя панамку. — Оно плохо на нас влияет. — Если тебе станет хуже, то скажи, мы сразу пойдем домой, хорошо? Все же Гуку очень нравится забота Чимина. Никто никогда не относился к нему с такой добротой и нежностью. Чонгуку очень хочется отплатить тем же. Но получится ли у него? Чон боится, что ничего не выйдет. «Все вампиры — монстры», — продолжается виться в мозгу болезненная мысль. А что, если это так? Школу украшали сами ученики второпях. Ничего интересного и необычного они сделать не успели, но хотя бы попытались. Везде картинки оранжевых тыкв, белых привидений, скелетов, ведьм и желтых звезд. Чонгук примечает, что нет вампиров. Наверное, это была бы слишком жуткая декорация. В некоторых классах устроили маленькие магазинчики, где продают самодельные амулеты, ловцы снов, амигуруми и выпечку. В других показывают старые черно-белые фильмы ужасов и смеются над постановкой. Особенно удивляет гадалка, устроившаяся в кабинете физики. Она раскладывает карты таро, гадает на рунах и кофейной гуще, читает по ладони судьбу, а очередь из школьниц к ней внушительной длины. Но больше всего людей толпится у актового зала, где через час должен начаться праздничный концерт, а сейчас проверяют технику и общаются ученики, демонстрируя друг другу самодельные костюмы. Людей много. И все они Чонгука ужасно раздражают. Особенно бесят те, с кем Чимин здоровается, обнимается и обменивается шутками. Он представляет Гука, как своего друга, разным людям, которые выжимают натуженные улыбки. Боятся. Мин то ли делает вид, то ли действительно не видит, как они реагируют. Он продолжает веселиться, улыбаться. Покупает маску себе и Гуку, немного конфет и печенье в форме приведений и тыкв. Он показывает все это Чонгуку и тот улыбается, но не потому, что ему нравится такая ерунда. Все дело в Чимине. Он счастлив. А Гуку больше и не надо. Через полчаса Чон начинает чувствовать себя совсем плохо. Душно и воняет потом. Аж глаза слезятся. Они выходят на улицу через черный ход, чтобы Гук постоял в теньке и подышал свежим воздухом. Несмотря на то, что Пака пару минут назад позвали куда-то, он остается с Гуком, похлопывая его по плечу и предлагая уйти. Чонгук размышляет. Наверное, на сегодня хватит. Свое обещание он выполнил. Теперь они могут отправиться домой и заняться чем-то более интересным. Чимин выглядит достаточно счастливым. — Эй, это же Чонгук. Только не это. Гук надеялся, что этого не произойдет. Но голос он узнает из тысячи. Это Мин Юнги собственной персоной. Юнги и компания незнакомых Чону вампиров направляются к ним, о чем-то весело переговариваясь. Чон сразу напрягается. После всех гневных и издевательских фраз Юна, он был уверен, что старший не явится на столь тупое и бессмысленное мероприятие. Зачем он пришел? Он же терпеть не может такие сборища. — Это, как я понимаю, твой друг, — Юнги делает акцент на слове «друг», выделяет специально, чтобы Чонгук понял: все уже ему известно. — А я Мин Юнги. Может, Чонгук обо мне рассказывал. Чимин смущенно улыбается в ответ и отрицательно качает головой. Отвратительный день. — Какая жалость, — наигранно печально говорит Юн, сверля Гука взглядом. — Хотя и о тебе малыш Чонгук мало распространялся. Им нужно уйти. Немедленно. Прямо сейчас. Но Чимин же общительный. Ему все интересно, поэтому он вступает в опасный диалог с Юнги. Чон ожидает опасности: за Юном они следуют по пятам. Но почему-то сегодня он чудовищно мил, участлив, добродушен. Весело беседует с Чимином, рассказывает ему веселые истории, шутит, касается. И самое ужасное — Пак отвечает ему тем же. Чонгук не может поверить своим глазам, но Юнги и Чимин общаются так, словно знакомы сотню лет. Гук был уверен, что их знакомство обречено на провал: Юн задирает людей, а Мин с его любовью к тупым шуткам о вампирах точно не придется ему по вкусу. Но почему-то Юнги ведет себя дружелюбно. А Чимин кажется невероятно счастливым. Вот так просто. Внутри Чонгука разгорается настоящий пожар. Чимин не смотрит на него. Только на Мин Юнги. Улыбается нежно. Говорит так увлеченно. Опять эти тупые шутки про вампиров. А Юн хохочет. Спелись. Сдружились. Пока-пока, Чонгук. Гук старается вернуть себе разум, воспринимать все спокойней, но уже не может. — А можешь показать клыки? — просит Чимин, хлопая Юнги по плечу. Тот улыбается и открывает рот, позволяя Паку их увидеть. Он отпускает какую-то шутку. Они вновь смеются. Смех. Смех. Смех. Как же раздражает. Сколько можно? Чон уверен, что с ним Чимин так много не смеялся. — Да прекрати ты уже! — вспыхивает Чонгук. — Хватит думать, что быть вампиром это весело и круто! Сколько раз надо объяснить тебе, что это страшно! — Э, хорошо, ладно, — растерянно отвечает Мин. — Чонгук, давай-ка успокоимся, — он пытается коснуться плеча Гука, но тот отмахивается от его руки. — Ты ничего не знаешь о нашей жизни. Какого черта ты ее так уверенно романтизируешь? — Что? Ничего я не романтизирую. Это ты относишься ко всему слишком серьезно. — Значит, это я тут веселые байки о графе Дракуле травлю? — Это шутки просто… — И ты реально думаешь, что это смешно? — Эй, брейк, голубки, — вмешивается Юнги. — Вы чего-то разорались слишком. Будете отношения на семейном ложе выяснять. Лучше смотрите, что у меня есть. Юн достает из кармана непонятный предмет. Чонгук не успевает его рассмотреть, не успевает спросить «что это» и прочесть лекцию. Он все еще сосредоточен на Мине и на своей все разгорающейся ревности. Гук не может оторвать от Чимина взгляд, но приходится. Потому что раздается треск и истошный крик. Он резко переводит взгляд на Юнги, а тот стоит и широко улыбается. Разбегаются вампиры, что пришли с ним. — Так будет веселее, — говорит он, кивая. Чонгук поворачивается к школе и видит разбитое окно на втором этаже, из которого валит клубами дым. Оттуда же доносятся крики. — Это же Хэллоуин! — смеется Юнги. — Как же пережить его без проделки! Он сошел с ума. «Его убьют», — проносится в голове Гука. Он уже не думает о ревности, о Чимине, о разбитом окне. Перед глазами салатовая урна. Чонгук не отдает себе отчета в том, что делает. Он хватает Юнги за тощую руку и тащит за собой. Им нужно срочно бежать. Быстрей. Быстрей. Быстрей. — Чонгук! — кричит ему вслед Чимин. А Чон бежит, не отпуская руку Юна. Они возвращаются в общежитие. Только переступают порог, как Чон разворачивается и бьет Юнги по лицу. Тот отлетает к стене и хватается за ушибленный нос. — Какого черта ты делаешь? — кричит Чонгук, наступая. — Успокойся… — Успокоиться?! Да ты хоть понимаешь, что произошло? Ты понимаешь, чем это может обернуться? — Разбил окно всего-то, — выплевывает Юнги. — Это дымовая шашка. Ничего такого… — Этого достаточно! Ты попадешь в красный дом! — Да какая разница, где гнить?! — кричит в ответ Юн. — Юнги, ты можешь жить нормально. Тебе надо-то окончить школу! Да, будет тяжело, но красный дом — это ад! Ты мог бы быть счастливым. А ты все продолжаешь и продолжаешь разрушать себя и свою жизнь! Какой в этом смысл? — Ага, вампирская жизнь-то полна смысла! Чонгук, ты весь из себя такой рациональный, умненький, собранный, а банальных вещей не понимаешь. Ты не думал, что я веду себя так, потому что мне страшно? Мне пиздец, как страшно жить в этом мире и знать, что любой день для меня и тех, кого я знаю или люблю, может стать последним. Это тебе просто. Это тебе легко! А мне надо каждый день заставлять себя не думать о том, что может со мной случиться. Кто даст гарантию, что меня так же, как Минхо не прирежут и сожгут? Уж лучше сгнить в красном доме… Чонгук не знает, что сказать. Он закрывает лицо и оседает на пол. Он бросил там Чимина одного. Ради вот него. Вот этого тупого и не заслуживающего сострадания чмошника. Все из-за гребаной вампирской солидарности. Все из-за того, что Гук не хочет видеть больше урны тех, кто был рядом с ним. — Скажем, что игрались, — говорит спустя время Чонгук. — Может, Сокджин нас прикроет. — Почему? — изумленно спрашивает Юнги. — Почему ты это делаешь для меня? — Потому что, вроде бы, ты мой единственный друг. Гук не знает точно почему. Просто он не мог поступить иначе. Они расходятся по комнатам. Юнги напоследок говорит, что ему очень жаль. Правда. По-настоящему. Чонгук не реагирует. Здорово, что совесть проснулась. Но что с того? Окно-то назад не соберется. Чон пытается разозлиться и еще раз на Юна накричать, но не хватает уже сил. Гук сидит в комнате на кровати и думает о том, какой же он мудак. Так все испоганить. Сначала это тупое обвинение, затем ситуация с Юнги… Почему все произошло именно так? Теперь Чонгука не пугает перспектива оказаться в красном доме. Может, так будет даже лучше, если он не способен вести себя нормально с единственным человеком, которому дорог. Гук отдал бы все, чтобы переиграть. Но так ведь не бывает. Ход сделан, шах и мат поставлен. Что сейчас делает Чимин? Он грустит? Расстроен? Обижен? Чонгук очень хочет с ним поговорить, взять его за руку. А если это конец? Только когда картинка перед глазами совсем размывается, Чон понимает, что плачет. В двенадцать ночи начинаются уроки, как обычно. Юнги и Чонгук идут вместе на занятия, не говоря. Школа пока так и не избавилась от многочисленных украшений. От них Гуку становится тошно. Все — напоминание о ужасном проступке. Хочется сбежать, спрятаться где-нибудь и дождаться развязки. Но так поступить нельзя. Нужно быть смелым. Перед классом они долго стоят, не решаясь зайти. — Я ебанутый, — говорит приглушенно Юнги. — Чонгук, не помогай мне. — Ты ебанутый, — кивает Гук. — Но если есть шанс не дать тебе оказаться там, то я приложу все силы. — Тот парень…. Он миленький. — Еще одно слово о нем, и не рассчитывай на помощь, — зло цедит Гук, открывая дверь. Они рассаживаются по местам и ожидают казни. Чонгук ждет, что в класс войдет Джин с печальным лицом, расскажет, как он ими разочарован, затем их вызовут к директору, потом будет дисциплинарный комитет. «Юнги того не стоит», — напоминает себе Гук. Но как его бросишь? В красных домах накачивают препаратами, вырывают органы и наблюдают за тем, как вампир функционирует без них. Там происходит множество ужасов. Разве Юн заслуживает такого? Конечно же, нет. — Простите за опоздание, — извиняется Сокджин, заходя в класс. — У нас случился небольшой форс-мажор. Чонгук замирает, ожидая, что Джин посмотрит на него, но тот разглядывает свои бумажки, что-то выискивая. — Надеюсь, что кто-то из вас все же повеселился на празднике. Концерт был отличный! Но не будем отвлекаться. Сегодня мы… — А что за форс-мажор? — спрашивает Юн непривычно вежливо и тихо. — Один школьник переборщил с играми, — говорит Джин, неотрывно глядя на Юнги, не понимая, с чем связана перемена в его обыкновенно язвительной манере общения. — Разбил окно на втором этаже дымовой шашкой. Ну, юность, она полна безумств. Юнги и Чонгук переглядываются, но не издают ни звука. Все уроки Чон сидит в прострации, осознавая. Заигравшийся школьник это, сомнений быть не может, Чимин. Зачем он это сделал? После уроков Юн увязывается за спешащим Гуком, которому срочно нужно поговорить с Мином. — Я должен пойти с тобой. Этот парень мне задницу спас! — Не будешь ты с ним говорить, — безапелляционно цедит Чон. — Если хочешь его поблагодарить, то кончай со своими выкрутасами, и начни за собой следить. Юнги сдается, но бросает что-то Чонгуку вслед. Тот игнорирует. Ему нужно добраться до Чимина, как можно быстрее. Почти три часа ночи. Гук добирается до дома Чимина бегом и звонит в домофон, но никто не отвечает. Гук долго жмет на кнопку и дожидается ответа. Но его не следует. Волнение нарастает. Почему Мин не отвечает? Он спит? Или игнорирует? Может, расстроен? Гук не отправится домой, пока не встретится с Чимином. Ни за что. Чон обязан его увидеть и извиниться. Выход напрашивается сам собой. Пак живет на втором этаже. Человек, вероятно, не смог бы подняться, но Гук все-таки вампир. Конечно, он никогда в подобном не практиковался. Но он должен хотя бы попытаться. Только Чон становится напротив окна Чимина, как дверь подъезда со скрежетом открывается. Гук тут же прижимается лопатками к стене и замирает. Показывается женщина с черным чемоданом на колесиках, которая увлеченно говорит по телефону. Она не кажется ему знакомой. Симпатичная, красивая, моложавая, в модном клетчатом пальто. Но что-то в ней пробуждает знакомое чувство. Чонгук понимает почему: ее окутывает ужасно знакомый сладкий запах, который он уже встречал где-то раньше. Гук вспоминает. Так пах когда-то Чимин. — Нужно быть с ним строже, — говорит незнакомка собеседнику. — Совсем от рук отбился. Еще говорит так отстраненно. И что с детьми творится? Раньше он таким не был. Пубертат, что уж. Ты поговори с ним серьезно. У меня и так столько планов слетело из-за него. Еще и платить пришлось! Надо его показать психологу. Помнишь, мама говорила, что знает одного хорошего? Во двор въезжает желтое такси и плавно тормозит рядом с женщиной. Из машины выходит услужливый таксист в форме и помогает ей положить чемодан в багажник, а она одаривает его нежной улыбкой, которая кажется Чону знакомой. — У меня еще сумка, — говорит она таксисту. — Пару минут подождите. Буквально через две минуты дверь подъезда открывается вновь. На этот раз выходит Чимин в домашних шортах и кофте с сумкой на плече. Он быстро настигает женщину и самостоятельно укладывает сумку в багажник. До Чонгука доходит. Это его мама. Она продолжает разговаривать по телефону, не обращая на него внимания. Затем она все же решает наградить его взглядом, прижимает телефон к груди, предупреждая собеседника: «Подожди пару минут!». — Мы в тебе разочарованы, — говорит она холодно, поправляя короткие высвеченные волосы знакомым жестом. — Это недопустимое поведение. — Я понимаю, — едва слышно отвечает Чимин: он смотрит под ноги, даже не пытается поднять глаза на маму. — Мы еще об этом поговорим, — строго и бесстрастно говорит она, затем садится в такси, и то трогается с места. Чимин долго стоит и смотрит в темноту. Не двигается даже. А Чонгук стоит и смотрит на него. Он потрясен до глубины души. Он представлял родителей Пака разными, но точно не такими. Этот холод и равнодушие ранят. Почему она ведет себя с ним так? Чимин точно не заслуживает такого обращения. Он очень хороший, добрый. Да, у него есть вредные привычки, но разве можно к нему так относиться? Чон сражен. Он не представляет, что сейчас чувствует Мин, но знает, что должен его поддержать. Поэтому он торопливо подходит к Паку, надеясь, что не испугает его поздним визитом. — Привет, — робко произносит Гук. — Я очень хотел, чтобы ты пришел, — тоскливо говорит Мин, поворачиваясь к Гуку. — Это моя мама. Красивая, да? Он улыбается, но видно, что через силу. — Ты в порядке? — А, ну… Конечно, он не в порядке. Чонгук не понимает, зачем спрашивает такие тупые вещи, но он все еще под впечатлением и плохо соображает. — Что я могу для тебя сделать? — спрашивает он дрожащим голосом. Чимин молчит и опускает взгляд вниз. Больно. Гуку слишком больно на него смотреть. Он не понимает. До него никак не доходит. Почему мама Чимина была так холодна? Из-за этого поступка? Это плохо, но разве трагедия? Мин заслуживает лучшего. Не такого точно. — Обними меня, — говорит Пак, поднимая на Чонгука глаза. И Чонгук с огромным удовольствием исполняет его просьбу. Они возвращаются в квартиру вместе. По дороге Мин рассказывает, что маму вызвали на ковер, когда она собиралась улететь в Рим. Ей пришлось поменять билеты, поэтому она очень разозлилась. Много кричала и чуть ли волосы на себе не рвала. Все ее планы стали пеплом. Директор решил ограничиться отстранением Чимина на неделю, возмещением ущерба и попросил ее определить сына к психологу. И, конечно, занес проступок в личное дело. «Мама сказала, что мне будет пиздец, когда я попытаюсь попасть в универ», — смеясь, докладывается Чимин. Он не кажется сильно подавленным, но точно не так счастлив, как во время праздника. — Ты никому не сказал об этом. Почему? — Разве это не очевидно? — усмехается Чимин, ложась на кровать и поправляя под головой подушку. — Вам бы влетело сильней. Ты так отчаянно пытался его защитить, что я решил присоединиться. Так ведь поступают пары? Чонгук счастлив, что Мин все еще называет его своей парой. Значит, он не собирается с ним порвать. Облегчение накрывает с головой, и Гук укладывается рядом с Чимином. — Я наговорил тебе глупостей, а ты все равно нас спас. — Я люблю тебя. Так и поступают, когда любишь. — Не уверен, что я достоин твоей любви. — Так стань достойным. Кажется, Чонгук еще никогда не был настолько счастлив. Чимин на него не злится. Совершенно. Он даже поддерживает, потому что понимает, что для Юнги все могло закончиться кошмаром. А еще он дает Гуку шанс. Он верит в то, что Чон может стать хорошим парнем. И Чонгук хочет оправдать его ожидания. Нужно сделать шаг навстречу. Приоткрыть, наконец, душу. — Я тебя приревновал, — очень тихо и робко говорит Гук. — Я так и подумал. — Ты злишься? — Злился поначалу, но не теперь. Ведь ты пришел. — Хотел влезть тебе в окно. — Я бы на это посмотрел, — смеется Чимин. — Я тебя люблю, — выпаливает Чон. — Реально люблю. Но я в этом не очень хорош. То есть, люблю я тебя хорошо, не пойми неправильно, но, короче, все дело во мне. Все из-за любви. У меня в голове… Нет, любовь не у меня в голове! Я тебя по-настоящему люблю! Но из-за нее мы… То есть я, это моя вина, правда… Мне хотелось, но сейчас я понимаю, что мало верил тебе… Нет, я в-верил, но голова… Чонгук окончательно запутался. Он продолжает нести воодушевленно какую-то чушь, спотыкаясь на каждом втором слове, уже не понимая, что именно хочет сказать, но продолжает, ведь столько накопилось! А Чимин смотрит очень внимательно и слушает, кивая, словно его бессвязная речь имеет смысл. Заканчивает Гук неожиданно для самого себя. Он говорит слово и понимает, что все. Конец. Но он даже не помнит, о чем разглагольствовал. Ему хотелось рассказать обо всем, что творилось у него на душе, но пока он так и не нашел тех самых слов и словесных конструкций. Открываться сложно. Чонгук не намерен сдаваться, он будет учиться говорить о том, что чувствует и тогда… — Я почти ничего не понял, — шепчет Чимин. — Только то, что ты любишь меня. Этого достаточно. Гук не успевает вновь открыть рот и пуститься в очередные мутные разъяснения. Мин увлекает его в поцелуй. Все в порядке. Постепенно они научатся понимать друг друга. Вернее, Чонгук научится излагать чувства словами. А пока можно помедлить, понежиться в кровати, наслаждаясь лаской и любовью, позабыв о монстрах и ошибках, отдаваясь друг другу всем существом.