О пожаре, виной которому совсем не промар

      Существуют гетеросексуалы, настолько уверенные в своей ориентации и убедившие в этом всех окружающих, что им поразительным образом сходят с рук все вещи, которые, скажи это кто-нибудь другой, сразу бы обрели странный подтекст.       Гало был одним из таких.       Из тех, кто мог бы сказать «крутая у тебя задница» без всякой подоплёки, намёков.       Сказать, глядя на кожаные ремешки «интересно, сколько минут понадобится, чтобы расстегнуть каждый» и через мгновение перевести взгляд и, будто ни в чём не бывало, шумно пить колу через трубочку.       Гало, святая простота.       И Лио знал, что нельзя на это вестись, что дело тут вовсе не в том, что Гало правда считает его задницу классной или представляет, как щелкают пряжки на ремешках.       У него просто нет фильтра между мыслями и речью. Но это нормально, это же Гало.       Проблема, как считал Лио, была в нём самом. Этот огонь в груди, что зажигали слова Гало, было не укротить. И промары тут ни при чём.       Он правда пытался это контролировать, но стоило Гало задеть его колено своим, пока они сидели в пиццерии или прижать к своей обнажённой груди, приобнимая, конечно, чисто по-дружески, то сердце начинало заходиться в бешеном ритме, и щёки начинали гореть, и ладони начинали гореть, и всё внутри — тоже.       Они сидят в пиццерии, спрятавшись под навесом, знойный июль греет бетон и железо, и от Гало пахнет пылью и скошенной травой — видимо, опять он решил помочь рабочим в стрижке газонов.       Внутри всё кричит: «Пожар, пожар, почему же ты ничего не делаешь? Только смотришь и улыбаешься. Ещё чуть-чуть и от меня совсем ничего не останется. Спаси меня… снова».       И если бы, внутри Лио до сих пор находился промар — он обязательно выжигал бы дотла поле в десяток гектар после каждой встречи с Гало, ну, раз уж выжечь эмоции и развеять их прах по ветру ни черта не получается.       Лио долго спрашивал себя, как люди вообще живут с этим чувством внутри? Позже — пробовал спрашивать у других, но, видимо, в команде пожарных свои заморочки, в том числе и с эмоциями. «Мне кажется, дело в том, что ты потерял свой огонь. Вот тебе и не по себе. Не переживай, скоро привыкнешь», самый вразумительный ответ он услышал от Игниса.       У Мэйса и Гуэрьи вообще не было смысла спрашивать — они бы просто не поняли, о каких чувствах идёт речь. Не потому что им это незнакомо, но потому что совсем недавно они все потеряли нечто важное — огонь, который служил внутренним голосом, призывом жить и гореть. И сейчас, казалось бы, полная свобода — делай, что хочешь, иди, куда пожелаешь. А приспичит что-нибудь поджечь, тащи спички и канистру с бензином. Но раньше никто из них и представить не мог, как тесно свобода может быть связана с пустотой. Лио их не тревожил, позволив разобраться самим, они уже не дети, в конце концов. Да и чем он мог помочь, ему бы свои проблемы решить для начала.       — Так что, сходим сегодня поужинать?       Голос Гало щекочет ухо змеем-искусителем, но Лио решительно настроен не поддаваться.       — Не думаю, что сегодня получится… У меня планы.       И Гало не пытается возразить — сразу отваливает. Отлипает. Это так просто, что даже обидно.       Полночи Лио наворачивает круги по полю на своём байке и шум мотора почти заглушает обсессивную мысль. Почти.       Это едва заметное «почти» мешает. Оно как пятнышко на стекле, как чёрная точка на белом листе бумаги. И как от этого избавиться, Лио не имеет ни малейшего представления.        Горизонт заливает малиновым, птицы заводят первые песни, воздух морозит нос и лёгкие, гравий хрустит под ногами и колёсами байка — Лио сам не заметил, как оказался на месте, которое когда-то было замороженным озером.       «Здесь действительно красиво», думает он, когда видит на другой стороне Гало — значит уже около четырёх утра — самое время для утренней пробежки.       Лио садится на прохладную землю, подставляя лицо под первые солнечные лучи и закрывает глаза. Слушает, что творится сейчас в душе, но там абсолютная тишина. Никаких голосов, призывов, только пожар, который теперь воспринимается иначе. Теперь это пламя не пытается сжечь, лишь закаляет железо, которым Лио старательно заслонил сердце.       Внезапно становится прохладнее и темнее — по шее рябью бегут мурашки. Лио открывает глаза и видит перед собой лицо Гало. Тот его внимательно рассматривает, словно видит впервые. Словно Лио — выставочный экспонат в магазине редких вещиц.       — Что?        Гало наклоняет голову немного вбок, а потом говорит:       — У тебя ресницы такие светлые.        Горло твердеет, сердце стучит с такой силой, что железные латы не выдерживают и разлетаются, в голове полный кавардак.       «Зачем ты это делаешь?»       — Я опять сказал что-то не так? — Гало тут же отстраняется, делает пару шагов назад, и теперь Лио хотя бы может вдохнуть спокойно.       — Нет, — Лио улыбается, хотя ему бы сейчас заплакать. — Просто странно, что ты только сейчас заметил.       — А я вообще, — отвечает Гало, присаживаясь рядом и прижимаясь плечом к плечу. — Такой внимательный стал. Может потому что у меня есть возможность тебя рассмотреть. Помню, как ты, словно звезда, фьююю, рассёк небо и свалился вон туда. Кто бы мог подумать тогда, что мы будем Землю спасать вместе, а ещё сидеть здесь, смотреть на рассвет. Ты бы вот мог, а?        Лио качает головой и не выдерживает — прислоняется лбом к крепкому плечу. Гало замирает, молчит. Лио даже не пытается гадать, о чём он сейчас думает, да как-то и всё равно.       Гало, святая простота, всё равно поверит всему, что Лио выдумает в своё оправдание, так что он может себе позволить эту слабость, хотя бы на минуту. Но Гало ничего не спрашивает. Вместо слов — кладёт теплую большую ладонь на голову Лио.       Кожа пахнет утренним бегом и соснами.       Пахнет, как дом, которого у Лио никогда не было.       Лио согласился бы так сидеть целый день, целую ночь, сидеть вот так до следующего малинового рассвета. Если бы мог себе это позволить, конечно.       — Нам пора на работу.       Лио поднимает голову и шумно вздыхает. Кивает, поднимается на ноги и Гало поднимается следом, отряхивает штаны от веточек, маленьких камушков и пыли.       — Встретимся за обедом.       За обедом Гало молчит и все остальные бросают на него редкие взгляды. Лио ловит пузырьки в коле трубочкой, подперев щёку ладонью. Чувствует, как рядом Гало нервно трясёт коленом, и старательно выгоняет мысли о сегодняшнем утре поганой метлой — Гало бы обязательно спросил, он бы обязательно что-нибудь сказал, если бы хоть немного начал догадываться.       Лио даже отпираться не стал бы, сказал всё как есть. Какой у него в груди пожар и как ему нравится смотреть на широкие плечи, запрокинув голову, как у него гудит в голове, когда Гало улыбается и говорит о светлых ресницах, о ремешках на кожаных брюках. И пусть делает с этой информацией, что вздумается, может, заодно и Лио подскажет.       Но обед заканчивается, рабочий день заканчивается, а от Гало — ни слова.       Лио поднимается в коробке лифта, где трещит и мигает лампочка. Слушает сообщение от Мэйса: парни зовут с собой на ночной заезд по трассе. Лио решает, что позвать и Гало — хороший повод вытянуть из него хотя бы пару слов.       Звёзд в городе никогда не видно, поэтому Лио так нравилось жить за пределами Промарополиса — разве можно найти что-то прекрасней ночного неба с россыпью мигающих искр?       Лио слышит шаги: тихо шаркает подошва по асфальту. Он знает эту походку. Оборачивается, видит перед собой Гало и не может сдержать ухмылки.       — Так у тебя всё-таки есть одежда в шкафу.       Гало отмахивается, но Лио успевает заметить, как на секунду он корчит гримасу.       — Что, опять порядки нарушать собрались?       — Совсем немного. Поедешь со мной?       — На твоей этой махине? Нет, спасибо, хочу ещё пожить.       — Зачем тогда пришёл? Просто постоять, посмотреть, как мы уезжаем?       Гало чешет щёку пальцем и Лио слышит, как нервно гудит протяжный звук в его горле. Сам того не замечая, он делает шаг навстречу. А что дальше — неясно. Надо что-то сказать, ведь Гало поверит в любое оправдание. Проблема в том, что оправдание Лио так и не выдумал.       — Знаешь, Лио, я вот вообще про опалённых немного знаю, но наверное это очень грустно, лишиться того, что давало тебе сил жить. Но лишился ты огня промара, ну и что? Не конец света же. У тебя есть свой собственный огонь, — Гало ударяет себя ладонью в грудь. — Вот здесь. И он никогда не угаснет.       В носу щиплет и глаза щиплет, зрение расплывается по краям — Лио чувствует, что плачет, хотя ему бы сейчас улыбаться.       — Там такой пожар, ты себе представить не можешь, Гало Тимос.       Лио кажется, что он забывает как дышать, когда Гало обнимает его и кладёт щёку на макушку. От его свитера пахнет порошком и чем-то сладким. Лио шмыгает носом:       — Ну ты и дурак.       — Какой есть.       «Он так ничего и не понял».       Следующим утром всё возвращается на свои места: Гало снова болтает без умолку и съедает несколько кусков пиццы на обед, а Лио сидит рядом и чувствует, как сердце подпрыгивает от случайных прикосновений.       Пока они едут на первый за несколько недель вызов — Лио думает, что ему нравится смотреть на серьёзного Гало и что ему очень идёт оранжевый.       Горит квартира на двадцать девятом этаже, полыхает так, что за пару кварталов видно.       Среди гражданских, конечно, паника. Среди команды — лишь отчёты по выполненной работе.       — Тут ещё кто-то есть, — сообщает трещащий динамик голосом Гало и связь прерывается.       Тогда становится по-настоящему страшно. Лио не следует так волноваться, но эмоции не равны огню промара — так просто не справиться.       Он выбегает из пожарной машины, готовясь зайти в здание, но тут через главный вход выходит Гало и падает на колени. Держит что-то, прижав к груди.       У него все руки и лицо в копоти и пахнет гарью. Лио опускается на колени рядом, поливает воду из бутылки прямо на голову Гало.       — Смотри, — хрипит он, раскрывая молнию куртки. — На тебя похож.       Из куртки высовывается маленький розовый нос, а следом — пушистая голова. Чумазый котёнок смотрит на Лио зелёными глазами и громко пищит.       — Ты… Ты идиот?       — Я его спас вообще-то!       — Не пугай меня больше так. — Лио дрожащими руками забирает котёнка и качает головой.       Гало улыбается и от этого внутри всё плавится, включая разум. Лио пальцем оттирает грязь с щеки Гало и быстро целует, чтобы никто не увидел.       — Л… Лио… — Гало хлопает глазами, дотрагивается до щеки пальцами. — У меня сейчас случилась галлюцинация, неси кислород.       — Нет, ну точно дурак.       — Это было по-настоящему, да?       Первый поцелуй, который Лио никогда не забудет, был с запахом гари и вкусом мятных конфет.        Он прокручивает это воспоминание снова, и снова, и снова, лёжа в кровати, уставившись в потолок. Уснуть так и не вышло, а пожар из груди перебрался в голову и совсем немного — на губы. Когда перевалило за четыре утра, Лио решил, что сон на сегодня отменяется.        Тут пахнет соснами и росой. Лио сидит на камне, наблюдая, как перелетает с ветки на ветку неизвестная ему птица, как поднимается над горами солнце.        Но даже эта картина не может вытравить воспоминание о поцелуе. И становится немного тревожно: после произошедшего Гало увезли в больницу, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке, и они ничего не успели обговорить.       Сзади доносится шум и Лио оборачивается. Увидев перед собой Гало, искренне удивляется.       — С тобой всё нормально?       — Ага, здоров как бык. А что с котёнком?       — Айна себе забрала.       — Это хорошо… — Гало подходит ближе, садится рядом. — Так это… Как бы…       — Если ты думаешь, что тот поцелуй был галлюцинацией, спешу тебя огорчить, но нет.       Гало затыкается на полуслове и чешет голову. Они сидят в тишине некоторое время, а потом Гало спрашивает:       — Тебе было противно?       Лио закатывает глаза, а потом смотрит в ответ:       — Нет. Мне понравилось.       — Ладно. Так я тебе нравлюсь?       Лио думает о том, как его вообще угораздило начать испытывать чувства к такому человеку, как Гало. Потом — о том, что от Гало пахнет выпечкой и шампунем и ему можно многое простить за это.       — Да, — отвечает он, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не в глаза. — Очень.       — Фух, а то я начал переживать. Тогда можно… Я тебя поцелую?       Второй поцелуй запомнился Лио впивающимися в кожу камешками, запахом сосен и ладонями Гало на его коленях.       Третий — фразой «одна минута и тридцать две секунды», после того, как Гало расстегнул каждый ремешок на его одежде.       Утренний воздух заставляет поежиться и прижаться немного ближе. Обнять замёрзшими пальцами широкие плечи и улыбнуться, проведя носом по шее. Лио тихо смеётся от маленьких поцелуев на его плечах, ведёт ладонями по животу, слушает напряжённое дыхание и от этого всё внутри горит таким огнём, что можно сжечь всю планету. Гало водит пальцами по его спине, словно там не мурашки — шрифт Брайля: «Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.»       — Я люблю тебя. — шепчет Лио, чувствуя как сбивается дыхание Гало от его прикосновений.       — Ну, — Гало аккуратно убирает чёлку Лио со лба, а потом с тихим стоном жмурится. — Я бы приготовил презентацию о том, как я в тебя влюблён, но ты же снова дураком назовёшь.        Лио улыбается, начинает быстрее двигать рукой, заставляя Гало вновь простонать, наблюдая как по виску стекает капелька пота.       — Люблю дураков.       Кожа Гало пахнет травой, утренними поцелуями и ещё — Лио.       Лио кажется, что так пахнет дом, который у него теперь есть.