Эльфы не бессмертны. Тауриэль же столкнулась со смертью много раньше большинства её сородичей. Простая лесная эльфийка, она родилась в семье охотника в небольшом селении близ южной границы Лихолесья.
Первые двадцать пять лет жизни она была счастлива, несмотря на то, что лес вокруг стремительно темнел и становился всё менее дружелюбным ко всем своим обитателям. Так, в семнадцать Тауриэль принесла домой облезлого тощего лисенка, мать которых, скорее всего, съели расплодившиеся в округе пауки. Выходить лисёнка ей помогла бабушка, считавшаяся в их селении целительницей. Большой силой та не обладала, но хорошо разбиралась в травах и заговаривать раны и болячки умела лучше остальных. Жаль, что Тауриэль так и не успела научиться у неё чему-то большему.
Нельзя сказать, что это было подобно грому среди ясного неба. Тучи сгущались уже давно, и Тауриэль слышала обрывки разговоров и толков, где взрослые спорили меж собой, порой до хрипоты, что было так не свойственно эльфам. Но и повод был более чем серьезным. Король Трандуил всё чаще вызывал их старосту к себе, заговаривая о необходимости переселения вглубь королевства, вот только лесные эльфы, подобно окружавших их деревьям врастали в землю, и потому не желали покидать насиженные за тысячелетия леса. Пусть даже те давно потемнели, и жизнь в них стала куда сложнее и опаснее.
Банды орков и раньше нарушали их покой. Потому Тауриэль никогда не отпускали одну далеко от селения. Её учили постоять за себя: с луком и стрелами она познакомилась, как только сумела разогнуть самую мягкую тетиву. Первого орка она застрелила, когда отец взял её с собой на охоту, и вместо оленей они наткнулись на четверых орков. Она тогда испугалась, но всё равно выстрелила — попала прямо в глаз. После ей несколько лет снился тот орк со стрелой в голове, вытекающей черной кровью и какой-то белесой жидкостью… Она помнила каким он был огромным, вонючим и страшным, и как быстро он свалился от её стрелы. После того случая Тауриэль охладела к урокам бабушки, разбираться в травах, конечно, интересно, но умение убивать таких чудовищ казалось ей полезнее.
В том, что орки именно чудовища, а не заложники чьей-то злой воли и своих инстинктов она убедилась очень скоро. В последние столетия, из-за надвигающейся тьмы, плохой экологии или чего-то ещё дети в селении рождались всё реже. Потому Тауриэль и была избалована вниманием, что порой оказывалось весьма некстати.
Как, например, в тот погожий летний денёк, когда она вдруг с пугающей ясностью ощутила, что ей жизненно необходимо насытится земляникой. Однако одну её на излюбленную, нетронутую пока что тьмой полянку никто бы не пустил, хотя и находилась она к северу от опасных мест, всё равно родители в этом отношении были непреклонны.
Грозную победительницу орка это, конечно же, не устраивало. И в этот раз, видя, как сильно заняты всё взрослые, Тауриэль решила, что её отсутствие вряд ли будет замечено. Так, желание полакомиться пересилило послушание, которым она хоть и раньше не особо славилась, но настолько сильно правила ещё не нарушала.
Без особых приключений, добравшись по знакомой тропе до места, Тауриэль впервые ощутила, как сладок пьянящий воздух свободы. Про землянику и говорить нечего — вкус запретного плода казался в разы насыщеннее, богаче и ярче. Исползав всё колени и пропитавшись смачным соком с головы до пят, она наелась до рези в желудке, а когда очнулась, вокруг уже смеркалось.
Понурив голову. Тауриэль, предчувствуя взбучку, заторопилась домой. Однако не успела она пройти и трёхсот шагов, как до неё донесся запах дыма. Влекомая тревожным предчувствием, она забралась на самое высокое дерево в округе и едва оттуда не свалилась.
Огромный рыжий столб пламени поднимался от её селения, пожирая ближайшие деревья и разрастаясь с пугающей быстротой. А к югу… Черная волна орков, совсем не тех оборванных одиночек, что когда-то встретилась им с отцом, возвращалась с караваном награбленного… И больше ничего — черный дым застилал взор и не было видно, а были ли выжившие.
Невозможность происходящего парализовала Тауриэль, она почти не замечала, что слёзы из глаз текут уже не только из-за едкого дыма, а от чего-то, что не было принято разумом, но что уже почуяло сердце.
Дым становился всё плотнее, воздух всё горячее, а отчаяние внутри всё громче. Лишь, когда к горлу подобрался раздирающий кашель, она очнулась и сползла с дерева. У земли дышать стало чуть легче, и ведомая больше инстинктами Тауриэль не помнила, как добралась до ручья.
Не обращая внимания на колючий холод ключевой воды, она смочила лицо и волосы, казавшиеся такими рыжими и горячими, что Тауриэль всерьез опасалась, что они вот-вот загорятся.
Не загорелись. Не успели. Огонь подступал всё ближе, судя по усилившемуся треску падающих деревьев, реву потревоженных зверей и густеющему дыму, Тауриэль осталось недолго. Слёз уже не было, она просто лежала, распластавшись у кромки ручья, и время от времени подгребая к себе пригоршню воды, когда вдруг почувствовала дуновение свежего ветерка.
Это так удивило Тауриэль, что та решилась приподнять голову, и, возможно, ей только почудилось, но где-то в непроглядном дыму на миг мелькнуло серебро. Это движение стоило ей последний сил, но перед тем как провалиться во тьму, она успела ощутить, как в щёку легонько уткнулся знакомый, на этот раз отчего-то тёплый нос.
Тауриэль не ожидала очнуться. И всё же свет упрямо пробивался сквозь прикрытые веки, глаза нещадно болели, а горло щипало. Судя по легкой тряске, её куда-то везли. Слух уловил неспешные разговоры и стук копыт. Этого оказалось достаточным, чтобы перегрузить раскалывающуюся голову и снова отключиться.
Второе пробуждение далось чуть легче первого. По крайней мере, Тауриэль удалось открыть глаза. Она была в совершенно незнакомой части леса, где не было ни малейшего признака пожара, в чистом воздухе отсутствовала всякая гарь. Её устроили на чьем-то богато вышитом плаще. Тауриэль никогда не видела ни такой ткани, ни таких тонких серебристых нитей. Завороженная она провела чумазым пальчиком по причудливому завитку вышивки. Сама она никогда не любила это занятие, но вот мама…
Воспоминание удушливой волной обрушились на неё, Тауриэль не заметила, как всхлипнула и как к ней метнулась рыжая тень. Спасенный ею лисёнок, оправившись, отказался возвращаться в лоно природы и, хотя часто гулял сам по себе, всегда находил дорогу домой.
Сейчас дома не было. Но Лис нашёл её во время пожара, теперь Тауриэль поняла, это было не видение, а реальность. И глубоко вздохнув, она дрожащими руками обняла густой, местами прожженный мех.
— Твой лис спас тебя, — раздался где-то высоко-высоко над ней холодный голос.
Медленно-медленно Тауриэль подняла глаза. Небрежно прислонившись к соседнему дереву, там стоял эльф столь необыкновенной внешности, что от удивления она перестала плакать. Статный с белоснежными волосами и контрастирующими с ними густыми темными бровями он был, словно из другого мира. Всё это: и одежда, и голос, и умение держать себя как-то совершенно по-особенному даже здесь, в глухом лесу, — заставило Тауриэль ненадолго забыть о своем сожженном мире и слегка приоткрыть рот.
— Как? — хрипло спросила она.
— Язык зверей и птиц, шорохи трав и шелест листвы понятны мне, — коротко пояснил беловолосый эльф, чтобы затем величаво чуть склонить голову, на которой в свете полуденного солнца холодно блеснул венец. — Дитя, мне жаль твоих родных. Они были предупреждены, но не желали покидать свой дом. Теперь он разграблен и сожжен дотла. Я знал, что орки нападут, но не думал, что так скоро. Мы забрали немногих уцелевших и не дали пламени распространиться на остальной лес, запустив встречный пал. Тебя нашли почти чудом, и если бы твой лис не пришёл ко мне…
Тауриэль не слушала: её мозг отключился при словах «немногих уцелевших».
— А мои родители? А бабушка? А… — глядя на это по-прежнему отстранено-холодное, словно застывшее лицо, она осеклась, потому что внезапно заметила в нем осколок той боли, что распалялась сейчас в ней.
— Мне жаль… Тебя сразу узнали, но твоих родных среди выживших нет, Тауриэль, — голос эльфа не потеплел ни на градус, но чуть дрогнул, назвав её имя.
— И что теперь со мной будет? — помолчав с минуту, резко выдохнула она, поднимая опухшие глаза на, судя по всему, самого владыку Трандуила. Тауриэль не знала, как нужно обращаться к королю, но сейчас ей было плевать. Она не могла молчать. Не после того, как воплотилось то, что она и в страшном сне представить не могла. Забавно, а ведь, когда-то она мечтала его увидеть, его и дворец. Бабушка однажды была там, на празднике весны, что каждый год устраивал король Трандуил, и рассказы о том долго будоражили воображение маленькой Тауриэль.
— Сначала поедешь в мой дворец, оправишься, а затем тебе подыщут подходящую семью, что сможет заботиться о тебе. С тобой всё будет хорошо, я прослежу, — тут владыка сделал совершенно неожиданную вещь, а именно подошёл к ней и протянул свою огромную, увитую перстнями ладонь.
Тауриэль тихо охнула, а слёзы снова брызнули из глаз. Не так, совсем не так хотела она попасть во дворец. Да, пропади он пропадом! Он и король Трандуил, что протягивал ей сейчас свою холённую руку, не боясь испачкаться о её всё ещё чуть липнувшую от земляники и черную от копоти ладонь.
— Мне не нужна никакая подходящая семья! Не нужна! — вскакивая без чье-либо помощи на ноги сердито прокричала она, запоздало почувствовав, как закружилась голова, и Тауриэль обязательно треснулась бы о землю, если бы не подхватившие её сильные руки.
У короля были холодные серо-синие глаза, лишь в самой глубине которых можно было заметить теплый зелено-карий отблеск. Он был спокоен словно вода… Вода и холод — вот что стало её спасением в том пожаре, так почему не довериться им и сейчас?
Подобно, когда-то спасённому ею лисёнку, Тауриэль так и не смогла покинуть своего спасителя. Уж она позаботилась о том, чтобы ей не подошла ни одна приемная семья. В конце концов король Трандуил сдался, и сам стал её опекуном.
Роль эта была больше номинальной, однако Тауриэль получила лучшее образование, жила во дворце и имела такие перспективы, о которых простой эльфийке сложно было помыслить. Во дворце она казалась то ли диким лисёнком, то ли даже орчонком, но её манеры, речь и даже внешность необъяснимо раздражали владыку, о чем тот не уставал повторять. Тауриэль подозревала, что перечисление её недостатков доставляло тому особое удовольствие.
Особенно короля раздражала её дружба с его сыном. И хотя Леголас был взрослым, общество во дворце было таким закостенелым, что лишь они двоё являлись его самой молодой частью, а потому быстро нашли общий язык. Сначала принцу «найденыш» отца был не шибко интересен, однако он изменил своё мнение, когда Тауриэль прокралась к нему на тренировку. Меткий глаз и острый язык позволили ей заполучить Леголаса в свои наставники, а затем и в друзья.
Однако чем старше она становилась, тем чаще стала замечать, как меняются взгляды, обращаемые на неё принцем. Особенно яркая метаморфоза произошла на зимнем балу, проводимом под крытыми сводами дворца. Король Трандуил накануне, придирчиво оглядев её, заявил, что-либо она является на бал в платье, как нормальная эллет, либо он больше не желает видеть её за одним столом.
И хотя Тауриэль приказ не проигнорировала и явилась на бал в прекрасном изумрудном платье, выгодно подчеркнувшем её прорезавшиеся формы, привилегии, а может быть и изощренного издевательства принимать пищу за одним столом с владыкой и его сыном, она была лишена. Всё потому, что от короля Трандуила не укрылись перемены, что произошли с Леголасом. Принц впервые увидел на её месте не замухрышку, больше похожую на мальчишку, а эллет, и эллет прекрасную.
Тауриэль же ничего подобного не чувствовала. Её раздражала сама необходимость присутствовать на этих танцах, которые напоминали ей о неосторожных детских мечтах и о том, каким образом она здесь очутилась. И хотя атмосфера праздника была волшебной, и ненадолго она позволила себе забыться, отпустив внутренний огонь. Именно тогда, когда она отдавалась танцу, её и по-новому заметил Леголас. Это был конец. Конец их дружбе, в том виде, в котором она существовала до этого — чистом и не запятнанном.
Теперь она постоянно ощущала неловкость: перед королем за то, что она, простая эльфийка, посмела ненароком украсть сердце его сына, и перед Леголасом за то, что не могла ответить ему тем же.
Это состояние медленно сжигало её. Тауриэль всё чаще стала срываться на безумные поступки, а холод владыки уже не казался спасением. Нет, теперь он ощущался сковывающим, не дающим вздохнуть полной грудью, колким, враждебным и бесчувственным.
Когда она впервые увидела Кили, что-то щёлкнуло её в душе, словно туда подбросили жару, и пламя захлестнуло её с головой. Пожар любви был коротким, но не менее разрушительным, чем тот, что она пережила в детстве.
И снова спокойный холод короля Трандуила обернулся для неё спасением. Роняя слёзы и чувствуя, как одновременно остывает тело на её руках и горит, воя от боли, душа, она подняла взгляд, чтобы снова увидеть его. Как и в их первую встречу всё такого же величавого и отстраненного, выражающего сочувствие лишь взглядом.
И этот взгляд говорил за него. С пугающей ясностью Тауриэль в тот момент осознала, как была не права, бросив неосторожное: « Вы никогда никого не любили!» Король Трандуил не всегда был ледяною глыбою, когда-то он тоже горел, пока не выгорел до того состояния, что остатки пришлось окружить холодным щитом, который сейчас дал неслабую трещину.
Леголас ушёл, пробив ту самую брешь, через которую Тауриэль сумела разглядеть во владыке такую же исстрадавшуюся душу, как у неё самой. Затем она ненадолго снова погрузилась в бездну отчаяния, жалости и отвращения к самой себе.
Ей было почти всё равно, но король не прогнал её, отменив изгнание. Более того её руки снова заняли делом. Вспоминая уроки бабушки и то, что она умела не только разрушать и убивать орков, Тауриэль принялась помогать в лазарете. Для большинства молодых эльфов происходящее было шоком. Они не привыкли видеть смерть, не в таком количестве. Как бы не досаждали орки и пауки — это было несравнимо. Её же это пугало не так сильно.
Проведя больше суток на ногах и чувствуя, как одеревенели руки и ноги сначала от тетивы и клинка, а затем от бинтов и зелий, она, по крайней мере, чувствовала, как затихает пожар внутри. Было всё ещё больно, но мысли понемногу прояснялись. И всё же она сорвалась снова, услышав, что владыка вернулся с переговоров.
Кидаясь к Трандуилу, Тауриэль не думала о том, как накануне приставила стрелу к его горлу, не думала, как он сейчас он должен её ненавидеть, ведь это из-за неё ушёл Леголас… К ней вновь вернулось бесстрашие и равнодушие к собственной судьбе. Ей было важно проститься с Кили, позволить пеплу внутри улечься.
И всё же владыка вновь удивил её. Личный помощник… Это могло быть как изящной местью, так и попыткой спасти. В любом случае так Тауриэль получала желаемое и была готова отплатить, даже, если платить придется всю жизнь. Слишком многим она была ему обязана, и далеко не всё было так плохо.
Вот только подавать вино и без того в изнеможении распластавшемуся по шкурам королю, Тауриэль не стала. Хорошо зная своего опекуна, она нарочито долго искала новую бутылку, затем откупоривала и переливала в кувшин, после чего искала поднос и кубок, старательно изображая бурную деятельность. Расчет оказался верным, неизвестно что именно тот принимал у гномов на душу и в каком количестве, но проняло владыку изрядно, ибо, когда Тауриэль поставила поднос на прикроватный столик, аккуратно перед этим скрутив карты и прибрав подальше, он уже спал.
И как бы сильно ей не хотелось последовать его примеру, она взяла себя в руки и… остановилась. Готовить ванну сейчас не было смысла, требовать отчеты — тоже, не потому, что те потеряют свою актуальность за время королевского дневного сна, а оттого, что никакого подтверждения нынешним полномочиям, а, следовательно, и прав запрашивать подобные сведения, у Тауриэль не было.
Выходит, единственное, что она сейчас могла сделать для короны — это стащить с Трандуила сбившийся венец и сапоги, не забыв после этого накрыть его другой шкурой. Покончив с этими нехитрыми манипуляциями и решив, что вряд ли кто-то осмелится в ближайшие часы тревожить короля без веской на то причины, и, углядев в этом свой единственный шанс немного передохнуть, она осталась в шатре. Тем более Тауриэль никто не отпускал, а её репутации уже навряд ли что-то могло повредить. С этими мыслями она и свернулась в клубочек в кресле у чуть чадившего огня.
***
Кажется, он уснул, как только глава коснулась подушки, а ноги блаженно вытянулись на походном ложе. В любом случае на сей раз пробуждение было приятнее. Нос привык и уже не замечал хмельного запаха, а организм почти справился с ударной дозой алкоголя. Голова была тяжелой, но уже не грозила развалиться на куски, во рту по-прежнему было мерзотно, но это могла поправить бутылочку дорвионского.
К слову, об этом. Негодница Тауриэль должна была принести ему вина. И хотя последней поблизости не наблюдалось поднос обнаружился на месте, а значит Трандуил мог опохмелиться.
— Она здесь, — проинформировало его кольцо.
— Ты спал полтора часа. Никто не заходил, но шептались снаружи много. Гадали, отчего так тихо и съел ли ты уже беднягу бывшего капитана.
Действительно, рыжая обнаружилась в кресле у потухшего огня, свернувшаяся в клубочек, словно замерзшая лисица, у которой не было пушистого хвоста, чтобы укрыться. В порыве благородства Трандуил стащил с себя медвежью шкуру и укрыл бедолагу, у которой уже покраснел кончик носа. Помнится, в детстве он редко бывал чист. От муки до земли — Тауриэль всегда была слишком дикой для дворца и любопытной.
— Да, ты не шибко преуспел в её приручении, — вставило кольцо.
— Не хочешь узнать, что происходит в твоём лагере?
Король с неохотой кивнул, признавая правоту. Вскоре распоряжения о растопке, ванне, отчетах и собрании сотенных были отданы. Пока готовились первые два пункта, Трандуил подписал приказ о новом назначении Тауриэль и передал его на обнародование.
На уснувшую рыжую косились со смесью жалости, удивления и разочарования. Особого резонанса назначение не вызвало, как и ожидал король. Об этом поговорят ещё год, может, два, но для эльфов это не срок.
В голову некстати полезли мысли о собственном замечании и о сотне лет. Нет, здесь владыка всё же преувеличил. Не дай Эру, Леголас решит, что он терпелив и что подождет… Так долго.
— Учитывая, что Саурон показал своё лицо, сотни лет может и не быть. События будут развиваться быстро, — снова ожило кольцо.
Спешку Трандуил не любил. Едва ли не всё глупости мира совершались благодаря ней. Но выбора не было, придется ускориться. И всё же сейчас он нежился в ванне, пусть и был лишен времени на это.
— Скрой меня иллюзией, — вдруг потребовало кольцо. И прежде, чем задуматься, король подчинился. Шорох из противоположного угла шатра послужил ему ответом. Эру, он и забыл о Тауриэль…
— Выспалась? — язвительно поинтересовался он, украдкой проверяя, а не опала ли пена. Совсем уж шокировать рыжую он не планировал. Такого Трандуил вообще не планировал.
Тауриэль резко дернулась на его голос и задержала шокированный взгляд на его обнаженном торсе явно чуть дольше, чем следовало приличной эллет. После чего, словно пытаясь исправиться, ахнула, густо покраснела до кончиков ушей и уставилась в пол, бормоча неясные извинения.
Странно, но такая реакция вызвала у Трандуила легкую улыбку, причем от удивления его закостеневшие лицевые мышцы, отвечавшие за этот вид эмоций, едва справились. Хорошо, что рыжая сейчас на него не смотрела.
— О да, выглядит весьма устрашающе, — кивнуло кольцо.
— Думаю, девчонке ещё не одну сотню лет будет сниться твоя покрытая шрамами грудь. Женский пол на такое падок…
— Тебе-то откуда знать? — ядовито поинтересовался король, со странной смесью эмоций наблюдая затем, как, пятясь, осторожно пробирается к выходу Тауриэль, попутно задевая различные предметы.
— О, действительно, откуда? Я всего лишь прочёл её мысли. И твой оголённый торс произвёл фурор, практически вытеснив смазливую мордашку мёртвого гнома.
— Я тебя никуда не отпускал, — остановил бегство Трандуил, стараясь не думать о словах Единого.
— О, правильно. Всё же решил прислушаться к моим словам о любовнице?
— Бери чернила и бумагу, садись и пиши, — проигнорировал кольцо владыка, начав диктовать послание в Лихолесье. Нужно было распорядиться об отправке дополнительного конвоя с гуманитарной помощью, а также о снабжении лагеря, в том числе и медицинским персоналом. Ещё существовал вопрос со сбежавшими остатками орочьей армии, по ним также стоило нанести удар, пока они не соединились в Мордоре со своим господином.
Диктовал Трандуил быстро и на отставание Тауриэль старался не обращать внимания. Пусть привыкает… А уж когда та, стараясь не смотреть на него, подала бумагу на подпись… Распёк, как мог за не шибко аккуратный почерк и махонькую кляксу.
— Скажи, Тауриэль, как так вышло, что учитель по чистописанию у вас с Леголасом был один, а пишешь, как горный тролль только ты?
Возмущенная рыжая подняла было на него взгляд, однако, снова вспыхнув, опустила. Трандуил усмехнулся, пожалуй, такой способ воздействия ему начинал нравиться:
— Довольно, запечатывай и отдай гонцу, после отправляйся к завхозу, пусть найдет тебе наряд посвежее. Я не собираюсь позориться с тобой на похоронах. И приведи себя в порядок.
***
На следующий день
Вопреки опасениям Единого, на похоронах Тауриэль вела себя тише воды и ниже травы. Всё прошло гладко, Трандуил даже расщедрился на гондолинский клинок, возложив отобранный у Торина Оркрист, чем заслужил одобрительный кивок Даина. Пусть это и было эльфийское наследие, невесть как оказавшееся в руках у гнома, будущие отношения с Одинокой горой стоили этой жертвы. Тем более, что это был не единственный клинок, которым разжился Трандуил у заплутавших в его лесу гномов.
Очевидно, они с Даином выпили далеко не всё гномье пиво и водку, потому как на тризну и коронацию хватило с лихвой. Более того король-под-горой отправил бочонки и в лагеря людей и эльфов в знак солидарности их общей трагедии и победе.
Потому как Трандуила до сих пор подташнивало при одном воспоминании и гномьем пойле, он захватил с собой пару бутылок дорвинионского и бочонок более кислого, но всё же «местного продукта», ну не растут на севере такие же виноградники, как на юге, не растут… Но в Лихолесском вине был свой колорит, и стыдиться им владыка не собирался.
На этот раз никто из королей, коронованных или не очень, как Бард, на алкоголь не налегали, как впрочем, и на старательно рекламируемую Гэндальфом трубку мира, ибо всё уже знали, что на сей раз начинил он её сборами Радагаста. Об остальных такого сказать было нельзя, к середине праздника гномы уже затеяли не одну драку, а к Тауриэль поступило несколько приглашений на танец, потому как ни одной гномки движимый любопытством Трандуил не заметил, как бы сильно не приглядывался. И либо всё они пока оставались в железных холмах да синих горах, либо их тщательно скрыли от пусть и немногих, но чужих глаз за мужской одеждой, благо бороды те имели почти наравне с мужчинами.
Тогда-то Даин и предложил удалиться для совещания. Бард не возражал, а эльфийский владыка, опасаясь, как бы его рыжая помощница ничего не выкинула, захватил её в качестве виночерпия. Гэндальф и Радагаст на сей раз предоставили их самим себе, как и Балин, решивший остаться смотреть за порядком.
— Мы подняли данные о торговле с Дейлом в последние годы, — сразу перешёл к делу король-под-горой. На Трандуила он почти не смотрел, видно было, что проигрыш дался ему нелегко, но заводить новый спор или нарываться на новый скандал Даин не спешил. — Сумма выходит приблизительно равная миллиону золотых помножим на эту, как её… инф… инфацию, выходит, миллион триста тысяч, и это, не считая обещанного вам Торином. Чтобы поднять опись сокровищ Трора и сравнить имеющееся с неучтенным, потребуется как минимум две недели.
— Нам нужно золото прямо сейчас, — хмуро посмотрел на него Бард. — Зима уже началась.
— Верно, зима началась, и мне тоже необходимо устраивать свой народ на зиму в горе, в которой столько сотен лет жил дракон. И тратить драгоценное время на пересчет золота сейчас — расточительство. А так как я предполагаю, что зимовать в палатке не желает и эльфийский король, то лучше будет, если финансовый вопрос мы отложим до весны, — наконец посмотрев на Трандуила, проговорил Даин и прежде, чем эльф успел возмутиться пояснил: — Отдавать золото Барду сейчас не имеет смысла — без укреплений, обескровленные, с такой суммой они станут легкой добычей разного рода сброда, потому я передам оговоренный миллион триста тысяч золотых тебе, Трандуил, в счет провизии, одежды и древесины для жителей Нового Дейла на ближайший год. Помимо этого, я и вынужден заключить с тобой торговый договор.
— Это нужно хорошо обдумать, — холодно ответил Трандуил, отпивая вина. — Если Бард согласен, то я приму эти условия, обозначив верхний потолок поставок. От тебя же, владыка Даин, мне нужны ни камни, ни золото, а руда. Также я слышал, что в горе есть изделия из мифрила, в том числе и изготовленные на заказ для эльфов, но не дошедшие до адресатов. Я бы хотел получить одно такое изделие на взрослого эльфа в счет трети доли моего народа в неучтенных Сокровищах.
— Что ты творишь? — возмутилось Единое.
— Со мной тебе не нужна никакая кольчуга!
— О, скажи это Саурону с оттяпанным пальцем и Исильдуру, утыканному стрелами… Мифриловая кольчуга не для меня, а для Леголаса, я же вполне могу обойтись доспехами, а вот этот несносный мальчишка… Скорость и маневренность, видите ли, превыше безопасности!
— И как ты собираешься заставить его принять подарок? Учитывая, как шустро он от тебя сбежал? Да и стоит ли? Неблагодарные наследники они такие…
— Это уже забота Митрандира, пусть я его недолюбливаю, но справиться с этим он должен. Он как раз направляется в те края.
— Хорошо займи его чем угодно, только не моими поисками, — хмыкнуло кольцо.
— И всё же это расточительно.
— Я согласен, — кивнул Бард. — И раз так, то, возможно, стоит наладить центр торговли между Лихолесьем и Эребором в Дейле?
— Для начала его нужно отстроить, но я не против, — кивнул король-под-горой. — Мы поищем кольчугу, а золото тебе могут отсчитать уже завтра, Трандуил.
— В таком случае прежде, чем переходить к условиям торговли и участия каждого в восстановлении Дейла, нужно прояснить ещё один вопрос, — эльфийский владыка встал с места и, пройдясь до разложенной карты Средиземья, ткнул в неё. — Сейчас орки разбиты, они бежали, и я отдал приказ усилить свои границы и послать отряды на поиск и уничтожение отдельных групп, но они вернутся, и за ними будет стоять уже Он. — Палец короля описал путь до Мордора. — Нам нужен союзный договор.
— Хорошо, эльф, но, если ты и на этот раз обманешь, то с тобой больше не станет иметь дело ни один гном, — Даин также встал и, подойдя к Трандуилу, после короткого раздумья протянул ему руку.
— И это только начало, — усмехнулось кольцо. — В крайнем случае ты их всех переживешь, и через пару тысяч лет найдется другой гном, что протянет тебе руку.
— Идет, — коротко кивнул эльфийский владыка и скрепил рукопожатие.
***
Тем временем двое магов стояли на одном из горных выступов и глядели на горящие внизу огни лагерей.
— Как ты думаешь, Айвендил, кольцо где-то там? — Гэндальф кивнул на долину, сверкающую огоньками.
— Друг мой, мы обыскали, что могли, — выпуская колечко сизого дыма из своей очень странной трубки, ответил Радагаст. — Возможно, оно закатилось в какую-то щель, кануло в воду, или просто лежит под снегом, либо кольцо осело в чьем-то кармане — в любом случае, оно всё ещё здесь.
— Последнее было бы особенно некстати, — проворчал Гэндальф, также затягиваясь. — Я ходил по лагерям в поисках чего-то необычного, как таинственно исчезнувшая выпивка или провизия, но в тех исчезновениях, что были, не было ни капли загадочного.
— Значит, оно снова исчезло. Я вернусь сюда весной продолжу поиски, но если кольцо унесла вода… Боюсь, это бесполезно.
— Вода хранила его черную сущность долгие сотни лет, возможно, это и к лучшему. И всё что-то назревает.
— Нам не может так повезти второй раз подряд, — горько улыбнулся Радагаст. — Я чувствую тоже, что и ты, Олорин. Тьма близко, и она никуда не отступила.
— Может, это и не то кольцо. Бильбо не смог его точно описать. Но есть другое существо, что провело с ним куда больше времени.
— Ты имеешь ввиду этого Голлума? Занятный экземпляр, судя по описанию твоего взломщика. И явно подвергался воздействию Тьмы. Надо бы его отыскать.
— Я как раз подумываю, кого бы подключить к поискам, — кивнул Гэндальф.
— Я бы рекомендовал пока обойтись своими силами, не привлекая внимания, а потом… Леса лучше всего знают эльфы, они и посговорчивее будут. Сын Трандуила может подойти.
— Леголас… Тот, что ушёл на поиски юного Эстеля?
— Верно, у Трандуила развито предвидение, но, думаю, принц не ожидает найти десятилетнего воспитанника Элронда.
— О, это станет для него сюрпризом, — улыбнулся в бороду Гэндальф. — Думаю, ты прав, и к принцу стоит присмотреться, и пока привлечь его к другим миссиям попроще.
— Ты хотел сказать не таким секретным.
— Верно… О, и, как ты думаешь, они, — кивок в сторону горы. — Наконец договорились?
