Меж Иркутском и Москвой дождей нет

Утром я стал папой. Когда папа утром проснулся, сел по обыкновению пить кофе и увидел в дверях меня, у него глаза на лоб полезли. — Ну, дела… — искренне удивился папа и пошел в школу. Я взял в руки газету, которую папа обыкновенно прятал за диванными подушками, и сел на его место. В газете ничего такого не писали. Конечно, это была вчерашняя газета, и все кроссворды в ней папа уже разгадал. Я отложил чтение и включил телевизор. Сначала я боялся его включать, потому что мама давеча мне строго-настрого наказала: «Никакого телевизора!» Но тут я вспомнил, что я — это не совсем я, а папа, и как раз таки папе мама ничего запретить не могла. На одном канале передавали погоду. Я послушал, что будет в Иркутске, Чите и ряде других городов, а на своем задремал от скуки, проснувшись только, когда подъезжали к Москве. К слову, в столице вовсю шли дожди. Я позавидовал московским детям, которые прямо сейчас прыгали по лужам в высоооких сапогах. Босиком, конечно, лучше, но мама не разрешит. Впрочем, теперь, когда я стал папой, я мог хоть и босиком по лужам прыгать, только что дождь шел в Москве, а у нас второй месяц стояла зима, которая, ей-богу, надоела. На другом канале говорили о Китае, но Китай я не любил, а любил я Францию, потому что там стоит огромная Эйфелева башня — а еще там едят лягушек. На третьем шел какой-то взрослый фильм. Я понял по тому, что он был скучный, но, так как я теперь был папа, я должен был смотреть всякие скучные фильмы. Хватило меня ненамного. Вскоре я понял, что фильм скорее женский, чем просто взрослый, потому что в фильмах для мужчин обязательно должны быть пираты, сокровища или танки, самолеты, война, на худой конец сойдут и гонки, и даже бокс. В фильмах для женщин все было иначе. Было скучно. Я выключил телевизор. Я подумал, раз я теперь папа, то мне надо ходить как всякому папе на работу. Я быстренько оделся, выскочил на улицу и вдруг вспомнил, что папа-то курит. Если я вдруг изменю его привычкам, не отразится ли это на здоровье папы? Тем более, подумал я, курить очень здорово на самом деле. Дети не курят, а взрослые — еще как, и если ты не дай бог не куришь, ты не можешь считать себя по-настоящему взрослым. Где-то у папы лежали сигареты. Я вернулся домой, но так ничего и не нашел. Тогда я пошел к маме — уж мама должна знать такие вещи. Мама — она знает все. Только вот мама была не совсем мама, по крайней мере это была не моя мама. Я толкнул спящую женщину в бок, грозно спросил: «Где сигареты?!» Девочка в теле мамы расплакалась. — Я такая старая! Она плакала и плакала, я плюнул на сигареты и выбежал из спальни. Смазливая девчонка… Что плохого в том, чтобы быть старым? Можно водить машину, самолет, вертолет, танк, можно не ходить в школу, делать, что захочешь, даже не спать всю ночь, и я уж не говорю о том, что можно носить бороду, ворчать на всех, если захочется, а в перерывах курить. Я вышел на улицу и немного осел… Не испугался! Боже упаси, ни капли! Взрослые ничего на свете не боятся — они беспокоятся, постоянно, везде. И вот мне-то стало беспокойно за маму. Что за плакса заняла ее место и где настоящая мама? Моя сильная, добрая, вредная, противная мама? Я только и мог порадоваться, что она играет сейчас где-нибудь с другими ребятами, быть может, прыгает сейчас под дождем в той же Москве, прогуливает школу, ест мороженое. Да, в детстве поедание мороженого доставляет особое удовольствие. Я вдруг подумал, что никогда больше не смогу съесть и одного мороженого с прежним удовольствием и это обыкновенное счастье маленького человека для меня исчезло навсегда. А теперь я должен буду жить с какой-то размазней, делить с ней хорошо если горе, а счастья мне и самому мало. Спать я теперь буду на кухне. Сделаю там шалаш из подушек и буду жить — вон как хорошо. Навстречу бежали люди, такие маленькие, и все они куда-то спешили. Я зашагал быстрее, наконец, побежал, будто и мне нужно было кого-то догнать, какого-нибудь мальчишку, утянувшего с прилавка банан. Я бежал, дышал ему в затылок и жалел, что это не я тот мальчик, что сейчас бежит, а в кармане у него — большой вкусный банан, который он обязательно съест, чуть я от него отстану. «Ну, погоди! — думал я. — Не убежишь!» Оставалось догнать паршивца, отобрать банан — и тогда, может, я бы даже и забыл про маму. Вот только, сколько я ни бежал, ни догонял, никакого мальчика поймать не смог. Видимо, его и вовсе не существовало, и все эти люди-коротышки бежали просто так, они даже не смеялись — вся эта беготня ни капли не была смешной. У дверей конторы, где работал папа, я совершенно расхотел идти на работу, развернулся и пошел гулять. Светило солнце, падал снег, приключения ждали за поворотом, в пути, на дороге — где угодно, — только не в душном офисе. Домой возвращаться было никак нельзя. Мама, какой бы она ни была, могла меня сдать. О, с превеликим удовольствием! Будь воля мамы, все время бы ловила меня на каких-нибудь пустяках, кричала бы и ставила в угол. Я долго бродил по городу без дела, грелся в магазинах, пинал попадавшиеся на пути камни. Когда делать нечего, даже карманы рвутся сами по себе. В подворотне я приметил четырех мальчишек, сбивающих огромные сосульки с крыши дома. Я стоял в стороне, молча завидовал, потом поднял камень и как бы нехотя пульнул. Удача от меня отвернулась: камень попался скользкий, — но внимание мальчишек я привлек. — Мазила, — сказал с подбитым глазом, — а еще и взрослый. — Сам такой, — расстроился я. — Попробовал бы тоже вырасти за одну ночь. У меня еще рука не привыкла так сильно кидать! — Попробовал бы уменьшиться за одну ночь! Драка была не на жизнь, а на смерть. Я порвал костюм, но влепил дерзкому мальчугану, который и швырял камни куда хуже моего, второй синяк. Он успел подергать меня за уши. Мы оба упали, зарылись в снег и только после того, как оба устали, сели разговаривать. — Зачем же вы сбиваете эти сосульки? — спросил я, утирая нос. Мальчуганы притихли, будто им рты зашили. — Вы никому не скажете? — спросил один шепотом. — Никому! Клянусь своим великом! Этакая клятва их вполне удовлетворила. Велосипед для мальшичек — то же самое, что мамины туфли для девчонок, самое драгоценное сокровище. Не секрет, что даже взрослые на нем катаются. — Мы их продаем малолеткам сопливым, — мальчишка нахмурился, сплюнул. — Раз мы бедные… а они богатые… то пускай теперь платят. — Им родители на обед дают! — вырвалось у другого мальчишки. — Точно! — закричал третий. — А ведь они такие олухи! Вот мы им сосульки и продаем! Я удивился, но вспомнил, что еще вчера делал точно так же. — А если все не продастся? — сменил тему я. — Куда девать оставшиеся сосульки? — Ясно куда. В снег. — А потом? — Потом мы их весной откопаем и снова продадим. Тут я чуть не вскричал: — Так они же весной растают! — Ясное дело… — вздохнул мальчишка. — Но мы их все равно закапываем. А вдруг на этот раз не растают? Один мальчуган потянул меня за рукав: — Дядя, а правда, что у взрослых пальцы на ногах больше, чем на руках? От мальчишек я ушел с мокрыми глазами. Я бежал так быстро, как только мог, чтоб никто не видел моих слез, стыдясь их, но глубоко внутри точно знал, что мою плаксивую рожу видят все, абсолютно — даже тот толстый мальчик, что так бездумно лупит палкой об асфальт. Я добежал до самого дома, но домой мне идти не хотелось. А вдруг та плакса все еще там? И правда, куда бы ей деться за два часа? Размазня, улитка — одним словом, девчонка! Я точно знал одно: домой мне возвращаться ну никак нельзя, и надо было дождаться папу. Я заскочил в аптеку у дома, встал у двери, где бы я никому не мешал. Из носа сразу покатилась огрооомная сопля. Шмыг! Шмыг! Сопля все тянулась, точно и конца ей не было, точно и мои попытки от нее избавиться были напрасны. Голова закружилась, а я все шмыгал и шмыгал носом. — Вам что-то подсказать? Этот мальчишка в теле аптекаря говорил так по-взрослому. Я признал в нем сына старого аптекаря — ну, точно он! Вчера этот парень еще ходил со мной в школу, а сегодня его папа с моим дурачатся за одной партой. Мне вдруг стало нехорошо за свое ребячество, я сразу позабыл, зачем пришел сюда, и совершенно разучился говорить. Мне стало до того стыдно. Я выбежал прочь и чуть не грохнулся у входа в лужу. Это сколько ж я был в аптеке, что весь снег взял и растаял? Папа во мне возмущенно кряхтел: «Какие лужи?! Боже! Зима на дворе!» А я орал во все горло: «Ура! Дождь! Ура!!!» Я подпрыгнул и побежал, смеясь на всю улицу. Даже мама высунулась посмотреть, как я лихо смеюсь. Я крикнул со двора, мол, ты дура, выходи давай, а она возьми да расплачься. Фу ты ну! Бабки с балконов сыпали на меня проклятья. Ей-богу, кое-как удрал! Я залез на дерево, где меня никто не мог достать. Хорошо еще, что у папы были длинные руки. Я на свои тоже никогда не жаловался, но у папы руки были точно специально для деревьев созданы. Я ухватился за самую длинную ветку, а, когда забрался на самую верхушку, то увидел маленького себя. Я спросил, что я здесь делаю, на что я ответил: «Сижу». — А чего сидишь? — В школе… — А, опять двойка! — перебил я папу. — Ну, я тебе сейчас задам! Поймешь у меня, как двойки получать! Папа махнул рукой, сплюнул. — Не двойка! Во, глянь! Папа достал свой рюкзак, вытащил дневник. Я ни разу не видел таких дневников — сплошные пятерки кругом. Какой-такой магией пользовался отец на уроках? Был ли он человеком или только им притворялся, а на деле прилетел с другой планеты? Если мой папа пришелец, то я тоже? А что я могу тогда делать? — Я могу пускать лазеры глазами? — Нет, — грустно ответил папа. — А плеваться кислотой? — Нет. Я почесал затылок. Ну, что это такое, что не спроси — ничего нет. — А хоть космический корабль у тебя есть? — Тоже нет, — папа убрал дневник. — Какой-то ты неправильный пришелец… Все дети как дети, а мой папа… ну, в общем, папа! У него одна учеба в голове! Разучился он совсем веселиться, пока был взрослым. Уж если так и дальше пойдет, то и вовсе запрещу ему в школу ходить. Я высказал папе, что о нем думаю и что собираюсь предпринять, а он только плечами пожал. Ну, что с него взять? — Я пойду сейчас и кому-нибудь окно мячом разобью… — грустно сказал папа. На балконе все еще стояла мама и плакала, даже с дерева я слышал ее плач. — Я с тобой, — ответил я папе. Где-то в Москве прыгала по лужам мама, а у нас второй месяц стояла зима. Меж Иркутском и Москвой дождей нет!