Komm zu mir

      Пьер пил из горла бутылку красного дорогого вина. Рядом с ним на диване сидел Андрей и тоже пил из аккуратного, уже полупустого бокала. Вдруг заблестевшие глаза Пьера смотрели на запрокинутую голову другого мужчины и его двигавшийся кадык. За окнами стояла непроглядная тьма, и в тихой спальне Пьера был тусклый свет от немногочисленных свечей. В комнате царила странная, какая-то дурная и душная атмосфера.       Пьер, опустошив всю бутылку, поставил её на стол, еле управляя рукой. Его щёки немного покраснели, но при плохом освещении, которое было в комнате, Андрей этого не заметил. Пьер приблизился к нему, кладя на чужое плечо свою пьяную голову. — А-андрей, — вяло протянул он, зачем-то правой рукой махая из стороны в сторону, словно стараясь ухватиться за что-то. — Да? — спросил Андрей, кладя ладонь поверх его горячей руки и опуская её на диван. — Как мы познакомились? Когда это было? Я не помню, — он зевнул, от усталости закрывая глаза. — Хочу вспомнить и не могу. — А зачем? — тихо проговорил Андрей, поглаживая завитки знакомых с давних лет выцветших русых волос. — Мы пили на брудершафт? — вдруг выпалил Пьер, привставая. — Это имеет значение? Мы знаем друг друга, кажется, целую вечность. — Имеет, имеет! — не обращая внимания на вторую фразу, повторял Пьер. — Надо выпить, обязательно надо! — он резко встал с дивана, хватая вторую полную бутылку вина, стоявшую рядом с пустой первой. Его былую усталость как рукой сняло. — Раз ты желаешь, — Андрей поставил свой бокал рядом с другим.       Затем Пьер разлил вино по бокалам, хотя руки не очень слушались его. Андрей наблюдал за ним, видя чужое волнение. Он слегка улыбнулся ему, надеясь смягчить обстановку, снять напряжение между ними. Они скрестили руки в локтях, выпивая вино. «Почему он так нервничал?» — пронеслось в мыслях у Андрея. Когда содержимое в бокалах кончилось, мужчины разомкнули руки, и Андрей уже было с улыбкой потянулся к Пьеру, чтобы слегка поцеловать его, но тот сначала стал нелепо отмахиваться, а затем покраснел, хотя при свечах заметить это было трудно. — Ты что никогда на брудершафт не пил? — со смешком спросил Андрей, перед тем как всё-таки легко поцеловать Пьера. — Пил, много раз пил, как не пить, — залепетал после тот, отворачиваясь от мужчины, чтобы поставить бокалы, но на самом деле, чтобы не выдать своего смущения.       «Да что такое происходит? Это ведь было его предложение, почему он так странно реагирует?» — невольно подумал Андрей, но постарался не придавать особого значения этому обстоятельству. Пьер же сел на диван, хватая в руки вторую бутылку. Он стал жадно пить прямо из горла, закрыв глаза и подняв голову. Андрей был заметно удивлён этим, не понимая, с чем связана такая резкая «любовь» друга к вину. — Пьер, — мужчина тихо позвал его, надеясь и втайне желая, чтобы тот оторвался от бутылки, но он словно не слышал его.       «Где он научился так безостановочно пить? Уж не у Курагина ли?» — пронеслось в голове Андрея. — Пьер, остановись, пожалуйста, — уже гораздо громче и настойчивее попросил он. Тот, как бы нехотя, отстранился от бутылки. В ней оставалось чуть меньше половины. Пьер вопросительно смотрел на Андрея, но глаза его косили, несмотря на очки. — Мне не позвать слуг? Лекаря? У тебя нехороший вид.       Пьер в ответ на это покачал головой, показывая, что никого не нужно. — Тебя что-то беспокоит? Ты знаешь, что можешь рассказать мне об этом, если хочешь. — Lise осталась одна? — Пьер задал вопрос как-то резко, чем даже удивил Андрея, хотя чего-то подобного от него и стоило ожидать. — Ну, почему же одна, — монотонно начал он, принимая вид холодный и отрешённый, как на светских вечерах. — Да-да, опять разговор о том, что она там не одна, а со слугами, но что насчёт того, что ты не с ней? — С каких пор тебя стали волновать такие вещи? — Андрей вздохнул, смотря прямо на мужчину напротив. — Да так, просто, поздно ведь уже, — замялся Пьер, мельком глянув на окно. — Ничего страшного, она давно должна была спать, — не отрывая от него глаз, говорил Андрей.       Разговор зашёл в тупик, выхода из которого не представлялось. Пьер старательно избегал встречи глазами с Андреем, искоса поглядывая на него, но затем тут же переводя взгляд на бутылку, которую продолжал крутить в руках, смотря, как в ней переливалось вино из стороны в сторону. У Андрея же в голове промелькнула интересная догадка об истинных причинах странного поведения Пьера, которую он сразу решил проверить на деле. — Mon chéri, передай мне, пожалуйста, бокал и вино, — Андрей едва заметно улыбнулся, как делал для придания дружелюбия своему обыкновенно надменному лицу.       Пьер молча схватил бокал, но не тот, из которого до этого пил Андрей, а тот, из которого он пил сам, и бутылку. Андрей внимательно следил за чужими движениями, а затем, когда Пьер стал передавать ему вино и бокал, намеренно дотронулся кончиками пальцев до его рук. Тот опустил взгляд, хотя до этого смотрел прямо на Андрея, и слабо одёрнул руки. Сразу после этого уголки губ Андрея чуть заметно поднялись, он понял, что его ожидания оправдались. Он осторожно налил вино в бокал и тут же поднёс его к своим губам, делая медленные глотки и прикрывая глаза, как бы от удовольствия.       Пьер жадным, воспалённым взглядом впился в мужчину, рассматривая его красивый профиль. Мысли, безумные, иногда даже слишком невероятные, заметались в его ничего уже не соображавшей голове. Он видел, как тонкие губы касались хрупкого стекла бокала, как медленно уменьшалось вино и как Андрей, выпив всё до капли, расстегнул несколько пуговиц своего мундира так, что уже стала видна его белая рубашка и ключица. Пьер напряжённо сглотнул, не в силах оторвать глаз. Он чуть заметно прикусил губу, видя, как Андрей спокойно поставил пустой бокал на столик, а затем повернулся к нему. Тот, конечно же, заметил направление чужого взгляда, поэтому решил нелепо оправдаться: — Стало немного жарко после принятого вина. Оно недурно, совсем недурно, да? — Андрей расстегнул уже все пуговицы на мундире, но не снял его. — Я бы, — он приостановился в речи, потому что невольно перевёл взгляд на губы Андрея, а затем судорожно отвёл глаза в сторону. — Я бы не стал его пить, будь оно дурное.       Андрей пьянел от смущения Пьера не хуже, чем от пресловутого вина. Тот ещё пытался скрывать свои чувства, но под влиянием принятого алкоголя ни о каком сокрытии не могло быть и речи. Все его эмоции были как на ладони. Андрей решил выпить ещё немного, как говорят, для храбрости, и позволил себе пригласить выпить и Пьера. Тот с определённым удовольствием принял предложение, надеясь выкинуть из головы постоянно лезущие и грызущие постыдные мысли. Андрей налил вина совсем немного, буквально меньше одной четверти бокала. Сам он выпил содержимое за один раз, в то время как Пьер зачем-то медлил, смотря на красноватую жидкость в бокале. Словно что-то для себя уже окончательно решив, Пьер быстро выпил вино, неаккуратно разместив бокал на столе и чуть не уронив его, а затем рывком подсел к Андрею, неприлично близко поднеся губы к его худой щеке. — Я долго желал этого, но не мог… и не могу… да что это я?! — как в бреду спросил Пьер, взяв лицо Андрея в свои ладони и горячо целуя в губы. Поцелуй продлился совсем недолго, потому что Пьер, словно испугавшись своего внезапного порыва, отстранился от Андрея. — Это… интересно, — прошептал Андрей, смотря в непонимающие глаза другого мужчины. — Ты, говоришь, желал? Долго? Должно быть, трудно тебе было сдерживать себя всё это время, пока ты не дал себе волю, — алкоголь развязал Андрею язык, а Пьеру — руки, потому что тот взял полы чужого мундира с намерением снять этот предмет одежды окончательно. — Мне так тяжело, я не владею собой, — Пьер шептал что-то бессвязное, обдавая горячим дыханием губы Андрея. — Мы… оба не владеем, но, — однако он не договорил, что «но», потому что его вновь поцеловали, крепко держа за полы мундира.       Страсть разлилась по телам двух мужчин, как вино, которое они недавно пили. Пьер безудержно целовал Андрея, наслаждаясь каждой дозволенной ему секундой. Что это за чувство — безумное, сильное, невыносимое и отягощающее? Почему Андрей так легко уступил и позволил Пьеру делать с ним, что тому хотелось? Несомненно, это лишь алкоголь ударил ему в голову, потом он забудет, захочет забыть, ведь такие отношения запретны, а ещё оскорбительны для статуса…       Андрей углубил поцелуй, и это словно послужило точкой некоторого отсчёта для обоих. Сомнения разбились на осколки, а странное, низменное, грубо-чувственное желание только усугубило положение. Руки Пьера нервно пытались снять одежду с мужчины, но ничего не получалось, конечности стали как чужие. Андрея пробрала мелкая дрожь, когда Пьер резко взял его ладони в свои. Твёрдая хватка и какая-то грубая сила одновременно с приятной лаской чужих губ вызвали в нём смешанные и странные чувства.       Чем глубже становился поцелуй, тем сильнее они сжимали пальцы друг друга, но долго продержаться им не удалось. Руки, однако, даже после поцелуя они не разделили. В них словно было всё то желание, которое терзало обоих, и они надеялись, что, не давая воли ладоням, смогут перебороть людскую сущность. Предположение было достаточно глупое, но вера в эту мысль заняла на какое-то время их затуманенные головы.       Отпустив, наконец, руки друг друга, мужчины нервно переглянулись, а затем Пьер потянулся за бутылкой вина. Сделав несколько глотков, он обессиленно оторвался от напитка. В то время, как Пьер упивался вином, Андрей «упивался» его разгорячённым видом и тяготился своей жаждой чужого тела.       Поставив на место бутылку, Пьер вновь приблизился к Андрею, уже более смело. Глаза обоих горели желанием и всепоглощающим чувством безмерного голода, которого они никогда раньше не ощущали, особенно по отношению друг к другу. В голове крутилась мысль о том, что происходящее противоречило всем устоям церкви, закона и чего-то ещё, вроде человеческого кодекса, но на это стало плевать, когда желанные губы приблизились, а по спине прошла дрожь от удовольствия, доставляемого лаской чужой руки.       Андрей почувствовал, как перечный вкус вина обдавал жаром его тело изнутри, а руки сами невольно потянулись к плечам Пьера. Несильно прижимаясь к нему, Андрей тихо заёрзал бёдрами, чувствуя, как с каждой секундой нарастало желание. Поцелуй их был резким и каким-то едким из-за того, что был глубоким, и вкус вина смешался в них обоих ещё большей горечью. Где-то в груди стало немного щемить, а к лицу прильнула кровь, заставляя краснеть.       Им обоим было до невыносимой боли тяжело переносить эти поцелуи и трепетные ласки. Изголодавшиеся друг по другу, они разорвали поцелуй, надеясь получить желаемое как можно раньше. Тела требовали одного, а вот их разумы диктовали совсем другое. Надоедливые мысли крутились, повторяясь из раза в раз, напоминая о том, о чём хотелось бы забыть на этот раз.       Была пара обстоятельств, которая не давала покоя поражённым внезапной страстью разумам обоих мужчин: первое обстоятельство состояло в противоестественности происходящего. Конечно, можно было бы легко отогнать эту мысль от себя — раз хотели они оба, никому не мешая и никого не тревожа, так почему нет? Но и тут не всё было так легко. Да, желая друг друга, они совершенно не делали никакого вреда для своего окружения, и вот тут крылось второе немаловажное обстоятельство — они оба мужчины, а один из них ещё и женат. Как много жертв пришлось бы принести ради мимолётного удовольствия, как сильно поступиться собственной репутацией и относительным спокойствием?       Был ли готов Андрей бросить всё, чтобы предаться новой жизни, странной игре и вечной тайне, плетя паутину лжи из ужимок и лицемерия? На тот момент — да, потому что он не осознал, насколько сильно та ночь могла отравить его дальнейшую жизнь, ту самую, от которой он стремился убежать. Несмотря на внешнее, казалось бы, безразличие к тому, как протекает эта жизнь, он не мог не дорожить ей. Запретные, тайные отношения подвергли бы серьёзной опасности всё, что дорого и необходимо обоим мужчинам. В любой момент могла бы раскрыться их тайна, а вместе с этим исчезло бы всё, что было важно в жизни — почёт, репутация в обществе и многое другое, и обрекло бы на вечные муки не только самих любовников, но и жену одного из них.       Но неужели это было действительно так важно, когда сильные, хотя и не слушавшиеся от принятого алкоголя руки Пьера потянулись к полам мундира, снимая ненужный элемент одежды? Все мысли развеялись, и в голове остались одни желания, а управлять своими действиями стало ещё труднее.       Приятное тепло разливалось по обоим телам от предвкушения запретной близости. Чувственная составляющая их неожиданного желания создавала почву для развития тех странных любовных отношений, о которых не было принято говорить вслух, но все знали, что такое бывает. Мундир небрежно упал на пол, превратившись в бесформенную кучу. Белая хлопковая рубашка под ним не скрывала сильные мышцы шеи Андрея, и несколько расстёгнутых пуговиц на ней обнажали выделявшуюся ключицу. Пьер почувствовал непреодолимое желание дотронуться до другого мужчины, словно не веря, что предмет его чувств сидит прямо напротив него.       Чужие мягкие пальцы медленно спускались от края скулы до выемки ключицы, а затем стали расстёгивать оставшиеся пуговицы. Андрей оставался неподвижным, позволяя Пьеру руководить происходящим. Легко, даже с каким-то трепетом Пьер принялся гладить Андрея, выводя то ли узоры, то ли буквы на его теле. Он не позволил себе спуститься ниже середины живота, стараясь не дотрагиваться до груди. Ему было стыдно за свои желания, поэтому он всё время пытался сдерживать их. Пьер тяжело дышал, избегая встречи глазами с Андреем, словно ещё боясь быть отвергнутым им. Андрей, ощутив странное нетерпение, вдруг выпрямился, отстранил руку Пьера и снял с себя рубашку. Пьер удивлённо смотрел на его прекрасное худое тело, забыв о приличии. — Нам требуется больше места, не думаешь? — спросил Андрей шёпотом. — Я не совсем понимаю… — Пьер ответил не сразу, смущённый неожиданным для него вопросом. — Это я заметил, — заявил тот, поспешно вставая с дивана и наклоняясь к брошенной на пол одежде. Пьер покосился на его сгорбленную фигуру и тут же отвёл взгляд, резко вставая. Андрей, тем временем, медленным, ровным шагом приблизился к большой кровати, заправленной свежим бельём. Он в той же бесформенной куче, что и была до этого, бросил свои вещи возле кровати, где-то ближе к изголовью, и сел на краю, смотря на Пьера. — Закроешь шторами окно и потушишь свечи? Пьер обернулся к мужчине, словно не понимая, что тот спросил. Он потерялся в чувствах и как будто заболел от этого — голова его ныла и ничего не соображала. — Зачем? — ответно спросил Пьер, подходя к нему нерешительно. — На всякий случай, — тот чуть улыбнулся, хотя это больше выглядело, как ухмылка. Пугающая рациональность Андрея даже в столь интимный момент удивила Пьера. Он как-то неосознанно подходил к окнам и машинально закрывал их шторами. Свечи продолжали гореть на прикроватной тумбе и на стенах. — Зачем мы делаем это? — снова спросил Пьер, закрыв последнее окно и повернувшись в сторону мужчины. — Делаем что? — Андрей успел с виду удобно расположиться на кровати, заложив руки за голову. — Всё это, нет, я не могу объяснить то, что между нами происходит, — он устало сел рядом с Андреем, но на него не смотрел, устремив взгляд на зашторенные окна. — Я тоже слишком много думаю, но я устал думать. Разве можешь ты уже остановить себя? — его голос прозвучал бархатисто, он приподнялся, а ладонями стал разминать плечи Пьера. Тот вздрогнул, прошептав, будучи совсем обессиленным своей людской, низкой природой: — Нет, теперь уже не могу.       Андрей за его спиной чуть слышно хмыкнул, принявшись пальцами растирать ему шею в районе позвонков. Пьер прикрыл глаза, отдаваясь ощущениям, и воображение его заиграло вдруг резко и ярко, когда Андрей, начав горячо шептать на ухо, говорил непозволительно сладострастные вещи, очевидно соблазняя его. «Кто виноват в происходящем? Я, он, змий искуситель?» — как-то невесело промелькнуло в голове Пьера, но тут же забылось, когда руки Андрея переместились со спины на место, где под одеждой была ключица, а затем стали расстёгивать пуговицы жилета и рубашки. — Мы зашли слишком далеко, я боюсь того, что мы оба хотим. Что мы будем думать после этой ночи? — Пьер безнадёжно пытался убедить в неправильности происходящего не столько Андрея, сколько самого себя. — Как я могу думать об этом, когда эта ночь ещё не закончилась? — томно отозвался он. — Нельзя не думать, — протестовал Пьер. — Мы ведь не сможем воспринимать друг друга так, как раньше. Мы захотим этого опять и опять. Что мы будем делать со своими желаниями? — То же, что делаем и сейчас, — ладони Андрея легко скользнули под расстёгнутую чужую рубашку, гладя напряжённое тело. Пьер заёрзал, не то сопротивляясь, не то наоборот подставляя себя. Внутреннее противоречие, мысли, перекрывавшие друг друга, не давали ему покоя, поэтому его тянуло на разговоры, а не на действия, как Андрея. — Я так много думаю, это правда. Всё это неправильно, зачем я начал всё это? — он даже не замечал, что повторяется в словах от волнения. — А сколько бессонных ночей я провёл, лишь воображая то, как расскажу о своих чувствах, а оно вот как вышло, — его голос потерял уверенность. — Вышло очень грубо, не так, как я хотел! — вдруг воскликнул Пьер, отмахиваясь от Андрея. — Mon chéri, боюсь, что это трудно сказать и признать, но сейчас всё или ничего, так что лучше сосредоточь внимание на том, о чём мечтал до этого, — голос Андрея прозвучал достаточно властно, чтобы несколько убедить Пьера. — Я давно запутался в этом всём. Мы потонем в омуте оба, André, — он развернулся к собеседнику лицом, но тут же оцепенел, потому что был почти насильно втянут в поцелуй.       Где-то внутри снова стало зарождаться то грубо-чувственное желание, которое, казалось бы, совсем недавно его покинуло. Именно поэтому Пьера и тянуло на разговоры, ведь голова его несколько освободилась от влияния алкоголя, но на смену этому влиянию пришло ощущение сильных рук на теле, которые уверенно и быстро снимали чужой жилет и вместе с ним рубашку. Андрей хорошо, умело целовался, проникая языком в рот и странно возбуждая тяжёлое чувство внизу живота. Пьер стал неуверенно отвечать на поцелуй, чувствуя, как начинали гореть его щёки. Он медленно таял от чужой напористости, и ему уже совсем не хотелось останавливать ни себя, ни Андрея.       Насладившись покорностью друг друга, они разорвали поцелуй, и Андрей принялся рукой поглаживать бёдра Пьера, который крепко прикусил нижнюю губу. Он весь сжался от напряжения, голова его закружилась от снова накативших чувств. Трудно было заметить, но Андрей с самого начала изнемогал под напором разыгравшейся внутри него страсти. Он с трудом сдерживал себя, готов был завыть от желания, забыв о всяких приличиях. Попытавшись быстро подумать о природе этой страсти, Андрей как-то отрешённо пришёл к выводу, что он устал от своей обыкновенной жизни, но это решение показалось ему неудовлетворительным, и он совсем оставил попытки думать на эту тему.       Пока Андрей был занят размышлениями и взгляд его блуждал по сторонам, Пьер внимательно наблюдал за ним, глядел на его лицо с красивыми чертами и не мог оторвать бесстыдного взгляда от его губ. «Я сто или более раз думал о том, как было бы чудесно, если бы мои чувства были взаимны, и что же?» — недовольно думал Пьер, забываясь в воспоминаниях и медленно, но верно теряя власть над окончательно опьяневшим разумом. «У меня нет здесь никого, никаких корней даже, только он один», — тут же пронеслось в его голове и сразу исчезло, как не бывало. Андрей вдруг поднял руки к лицу Пьера, мягко кладя ладони на его щёки. Вид мужчины был каким-то потерянным, и Пьер не мог этого не заметить и поэтому спросил: — Что-то не так? — голос его выражал некоторую грусть из-за того, что в голове навязчиво крутилась мысль о неожиданно появившейся порочной связи с другим мужчиной.       Андрей ничего не ответил и снял с него очки, положив их на прикроватный столик. Перед глазами Пьера появилась пелена, застилавшая всё, как туман. Он, несколько не ожидавший этого, смутился, пытаясь смотреть по сторонам. Андрей аккуратно взял его за плечи, подталкивая, заставляя развернуться к изголовью и затем лечь. Отсутствие способности хорошо видеть обострило другие чувства Пьера, сделало его более восприимчивым к тактильным ощущениям.       Свежие белые простыни чуть слышно захрустели. Руки Андрея стали совсем уж смело и свободно блуждать по телу Пьера, а сам он легко устроился на его бёдрах. Тот не собирался оставаться бездейственным и сильно поразил Андрея своими ответными прикосновениями. Пьер двумя ладонями, начиная с копчика, проводил по его спине, лопаткам и остановился, наконец, на плечах. С неожиданной резкостью он надавил на плечи Андрея, прижимая к себе. Тот странно и тихо ахнул, ещё сильнее осознавая свой сладострастный голод. Он отчего-то заёрзал на чужих бёдрах, дыша через зубы.       Пьер медленно и аккуратно проводил указательным пальцем по всей длине позвоночника Андрея, заставляя его тело мелко дрожать. Странная смесь отвращения и нетерпения одновременно разлилась в Андрее, а внутренняя гордость бушевала от столь «низкого» обращения. Он вдруг наклонился, нависая над Пьером, а тот приподнялся ему навстречу, видя лишь его расплывчатый силуэт, и поцеловал в губы. Андрей в исступлении схватил его за плечи, вынуждая сесть. Пьер запустил пальцы в его несколько отросшие волосы, и Андрей низко опускался и медленно поднимался бёдрами, нетерпеливо намекая на продолжение.       Неожиданно раздался стук в дверь. Андрей, словно не замечая этого, не разрывал поцелуй и надеялся, что ему показалось, но стук повторился и с ещё большей силой. Глубоко недовольный тем, что их прервали, Андрей отпрянул от Пьера, вскочив с кровати. Он наспех накинул рубашку, не застёгивая её и не думая об этом. Открыв дверь, Андрей удивился растрёпанному слуге, запыхавшемуся, видимо, от бега. Тот, увидев барина полураздетым и со всклоченными волосами, зардел и, запинаясь, протараторил: — Князь, ваша жена просила передать… — он глубоко вдохнул. — Чтобы вы скорее возвращались. — Который час? — спросил Андрей, а сам подумал: «Почему она не спала всё это время?» — Половина второго. — Проси подать лошадей. — Всё уже готово, — отчеканил тот.       Андрей тяжело, угрюмо вздохнул. — Пусть ждут, сейчас спущусь, — и Андрей закрыл дверь, едва мальчишка успел отбежать.       В ужасной досаде он резко развернулся, немного опустив голову и даже не смотря в сторону Пьера. Осознание того, что его желание так и останется не реализованным, раздражило его и без того натянутые нервы. Сильно разгневанный на свою жену, Андрей даже подумывал вернуться только к утру, но осознавал, что это вызовет подозрения или очередную ссору, которой ему никак не хотелось. — Я понимаю, — тихо проговорил Пьер, доставая очки с тумбы и надевая их. — Нам надо было подумать о ней. — А обо мне кто-нибудь подумает? — яростно спросил Андрей, почти оскаливаясь. Странная злоба обуяла его так же неожиданно, как совсем недавно плотское желание по отношению к мужчине, и ни то, ни другое он, естественно, до этого никогда не испытывал. — Lise думает, — прошептал Пьер, но Андрей его всё равно услышал и впился в него воспалённым, бешеным взглядом. Разрушение ожидания такой желанной и запретной, но от этого ещё более необходимой ему физической близости вывело его из себя окончательно. Он хотел что-то злобно сказать в ответ, но лишь недовольно скривил губы.       В тяжёлом молчании Андрей подошёл к своим вещам на полу и стал одеваться. Пьер, тоже застёгивая пуговицы на одежде, смущённо косился на Андрея, который стоял к нему спиной. Его резкий, даже несколько властный голос заставил Пьера почти что вздрогнуть от неожиданности. — Я надеюсь, что всё произошедшее не выйдет за пределы этой комнаты. — К-конечно, разве я стал бы рассказывать о таком кому-нибудь, — последние слова он добавил почти шёпотом. — И всё же. Я не хочу допустить того, что бы потом весь салон Анны Павловны обсуждал наше мимолётное некоторое, скажем, помешательство. И это ещё не самое худшее, что может произойти с нами в том случае, если кто-то узнает, — Андрей явно нагонял страх на Пьера, чтобы тот случайно или во время пьянки не рассказал обо всём, например, Курагину, к которому, Андрей был уверен, Пьер ещё поедет и не раз.       Пьер, уже приведя себя в прежний порядочный вид, встал с кровати и подошёл к Андрею. Тот моментально повернулся к нему, не давая даже намёка на возможность неожиданного контакта со спины. Ещё не застёгнутый мундир красиво лежал на плечах Андрея, и Пьер невольно залюбовался этой далёкой для него, какой-то тяжёлой военной силой. Мужчины переглянулись, но что-то холодное, отрешённое было в глазах Андрея, какая-то безысходность. Пьер подумал, что он был причиной этому взгляду. — Прости, если я задел тебя чем-то, — несколько неуверенно сказал Пьер из-за до сих пор непривычного обращения на «ты». — Ах, mon chéri, вот именно, что ты-то меня ничем не задел, — он тяжело вздохнул, собираясь начать долгую речь. — Я, пожалуй, пришёл в сознание после всего, что случилось, и мне несколько трудно поверить в произошедшее. Не пойми меня неправильно, здесь нет твоей или чьей-либо ещё вины, всё дело именно в том, что мы делали, в том, что мы чувствовали. Согласись, этот необузданный жар, который охватил нас обоих так резко, оставил теперь на нас глубокое впечатление. Но, боюсь, больше с нами этого не случится. Может, оно и к лучшему. Наши чувства переросли ту границу, которая устанавливается в дружбе сама собой, это достаточно очевидно. Я тоже, думаю, должен извиниться за то, что затуманил твою молодую голову, как старый развратник, — Пьер, до этого спокойно слушавший Андрея, вдруг на последних словах засуетился, силясь что-то ответить, но Андрей не дал ему это сделать. — Да, я считаю свои действия поступками старого развратника, так я и сказал. В этом есть своя правда. Ты и сам, наверное, понимаешь, что нам не стоило делать то, что мы делали. Ты оказался прав, когда сказал мне: «Нельзя не думать». Действительно, трудно не размышлять о столь странной ситуации. Думать надо и причём непрестанно.       Пьер, ничего так и не ответивший, просто стоял и размышлял над сказанным ему. Конечно, он понимал, что ничего хорошего не выйдет из всего, что было, но некая надежда ещё теплилась в его душе. Он, пересиливая свой страх перед возможностью быть отвергнутым уже в более грубой форме, спросил: — И неужели всё кончено? — Если мы говорим про дружбу, то нет, мой милый, тебя мне не заменит никто, за это не стоит волноваться, но если ты насчёт произошедшего, то, — он на несколько секунд словно задумался, а потом уверенно продолжил. — То да, всё кончено.       Пьер, услышав то, что было наиболее ожидаемо, не очень удивился и даже в ложной незаинтересованности поправил очки. Андрей же, поняв, что его слова были восприняты адекватно, с облегчением принялся застёгивать пуговицы на мундире. — Я вполне разделяю твой выбор, — как будто невзначай сказал Пьер. — Так и должно быть.       И Пьер так хорошо изобразил эту уверенность в голосе, что Андрей даже не поднял на него взгляд, убеждённый, что эти слова правда. А тот соврал. Соврал, потому что хотел убедить себя в своих же словах. Соврал, потому что слишком дорожил тем, что осталось от совсем недавно приобретённого, потому что даже в мыслях противоречил сам себе и одновременно был согласен с Андреем и нет. В конце концов соврал, потому что это было самым простым решением в данной ситуации.