Лес

      Федя сорвал ещё пару ягод и досадливо поморщился, лесной дух не показывался ему на глаза и не помогал со сбором трав или ягод. Лес его не любил. Старуха знахарка, воспитывавшая его после того как умерла мать, говорила, что только деревенские дурочки будут любить его за красивые глаза, а лесу нужны поступки. Но что было нужно лесу, Федя не понимал, он лечил кого мог, и людей, приходивших из соседних деревень, и животных в лесу. Даже почти не охотился.       Старуха рассказала ему, что если лес его примет, то станет делиться жизненной силой. Самой ей было намного больше лет, чем казалось. Но подружиться с лесным духом ему хотелось не поэтому, слишком уединённая жизнь после смерти знахарки начала тяготить ещё сильнее, не с кем было поговорить, кроме нечастых просителей.       Его первое одинокое лето подходило к концу, а зимой лес становился ещё тише, и тогда точно не стоило надеятся на компанию. Зато осенью чаще приходили люди, за лекарственными настойками и оберегами. Люди в основном платили за помощь продуктами или вещами. Это было хорошо, и день проходил быстрее, и ужин был сытнее. Проведя почти три месяца в полном одиночестве, он уже совсем не понимал, как жила знахарка-ведьма все эти годы.       Осень вступала в права, облетали листья, и всё чаще лили дожди. В один из таких, с самого утра ненастных дней, к нему пришла девушка, молодая, с красивыми кудрями, насквозь промокшими от дождя. Но просить стала не защиты от сглаза или лекарства от болезни, а приворожить любимого. Федя смотрел, как она тихонько плакала и просила помочь её беде, но знал, если вредишь растению, зверю, человеку, отнимаешь жизнь или волю, всё тебе вернётся. Убивать ради пропитания или защиты могли и звери, и люди, но не ради своей прихоти. Магия могла и приворожить, и отвадить, но такая «любовь» никому бы не принесла счастья. Он напоил красавицу успокаивающим травяным сбором и, не слушая больше причитаний отправил восвояси. Он никогда ещё никого не любил, и не мог понять девушку, но был уверен, что не изменит своих принципов и впредь.       Стук дождя по ставням в уютном, тёплом доме слушать было умиротворяюще. Но одиночество медленно превращало весёлого и активного парня в уставшего от жизни отшельника. Раньше казалось, хорошо, когда никто не мешает, да не указывает. Теперь же, такая жизнь радовала с каждым днём всё меньше.       На осенней ярмарке, куда он пошёл развеяться и пополнить запасы, было весело и шумно. Завлекающе пахло свежей выпечкой. Среди веселящейся толпы та самая девушка танцевала с парнем — ровесником. Она выглядела счастливой. Федя не знал, по нынешнему ли ухажёру она заливалась слезами всего месяц назад за столом в его доме, но теперь ещё больше был уверен, что сделал всё правильно, когда не стал помогать.       Время тянулось медленно, но проходило быстро. И вот уже дожди и серость сменились снегами. Зима выдалась снежная и холодная, не в духе видать был Мороз. Федя видел его в человеческом облике однажды, высокий крепкий молодой мужчина, но с посеребрёнными сединой, словно инеем, висками и прозрачно голубыми, как лёд глазами. Тогда он улыбался, и дни в ту зиму стояли всё больше светлые и безветренные. Сейчас же, Федя начинал опасаться, что ему хватит заготовленных дров совсем не так надолго, как он думал. Погода бушевала, метели выли, как раненые звери. Расстроил кто-то Морозко.       Вынужденный выйти в лес за дровами вернулся знахарь не один. Среди снегов нашёл кого не ожидал, маленького совсем волчонка. Жили в лесу волки, да только не время для волчат было, да и не бросила бы волчица такого малютку. Откуда щенок взялся Федя не думал, забрал к себе, этот ещё нетвёрдо стоящий на лапах, меховой комочек.       За суровую зиму подрос волчонок, уже не боялся, ластился, не на шаг от приютившего его знахаря не отходил. И Федя к зверю прикипел, всё не одному, да и умный оказался малыш. Пора было и весне наступать, а морозы не слабли, лежал снег как прежде. Не дело это было, набрался Федя смелости и вышел в лес с Морозом говорить, не нужно было как-то особенно его звать, достаточно было обратиться, и коли захочет, откликнется. — Морозко, хорошо ты потрудился, пора бы и лесу просыпаться. Не стает снег, земля ото сна не очнётся, весна не придёт. За что гневаешься, может я что сделать могу? — очень самонадеянно это было, что бы мог молодой знахарь предложить древнему сильному духу, но будто мертвым сном спал лес и стало боязно, сидеть и ждать.       Появился прямо перед Федей Мороз, но выглядел старше, чем помнилось. — Чем ты мне поможешь. — сказал он с усталой улыбкой человека, понимающего всю тщетность любого своего труда. — Не знаю, хоть выслушать могу. — вокруг него, заливаясь лаем прыгал волчонок — подросток, Морозко посмотрел на зверя с той же улыбкой. — Ну, пойдём в дом тогда, коли приглашаешь. — Мне две сотни лет. — сказал гость, поставив локти на стол. И Федя с удивлением переспросил: — Всего? — он считал, что духи вроде Мороза бессмертны и живут с начала времён. — Всего. — даже, кажется, развеселился тот и продолжил. — А я влюбился в человека, знал ничего хорошего из этого не будет. Потому мы и смертны, живое сердце не бьётся вечно, а мертвое лес не разбудит и бурю не раззадорит. Но он… У нас, у меня всегда была такая… — он на секунду прервался, подыскивая слова, чтобы выразить свои чувства. И знахарь снова не удержался, переспросил. — Он? Мороз, забыл, что пытался выразить, и со смешком спросил: — А ты думал, только красну девицу полюбить можно? Федя так не думал, но такого всё одно не ожидал. Промолчал, ничего не отвечая, мол понимай как знаешь. — Не сказал ему кто я, лето всё хорошо было и осень, зима стала приближаться, и я сказать решился, думал, он любит, не побоится. Только не успел я сказать, пришёл как-то, а он пустыми глазами посмотрел, руку отдёрнул. Говорит не ходи сюда, любимая у меня есть, свадьбу скоро сыграем. И так смотрит, никогда я таким его не видел, будто противен я стал. Я ещё ходил, ничего не добился, всё одно, невеста у меня есть, поди прочь. Думал, он и правду узнает не отступится. А оказалось, много люди говорят, да быстро забывают.       Всё это время внимательно слушавший у ног Феди, волчонок, заскулил и ткнулся мордой в колени знахаря, будто боялся, что и его вот так, вдруг оставят. Федя погладил его между ушей, а Мороз продолжал. — Не играют свадеб зимой, а как деревья распустятся, так и потеряю навсегда.       Он не знал, по правде, что сказать и как помочь. Но молчать дальше тоже был не выход. — Позволь лесу проснуться, и покажи мне своего человека, поговорю с ним, если так любил, как мог в один миг перемениться. Может узнал, кто ты, испугался или обиделся, что правду скрывал. — больше в голову ничего не приходило, может, конечно, вовсе он не любил, но так говорить было нельзя.       Начал на утро медленно, нехотя стаивать снег, а Мороз показал Феде дом, где человек его жил. Постучал он в калитку, сказал, сапоги нужны, парень этот был сапожник, самый обычный человек, и как подступиться к теме такой неизвестно, и срок работы уже назвал, как вошла во двор девушка, узнал её Федя, это она за приворотом приходила. Ушёл знахарь ни слова не сказал, задумался. Не бывает так всё складно, видать, помог ей кто другой. Как теперь волю парню возвращать? Привороты разные бывают и какой на нём, думать надо.       Вернулся домой к себе, волчонка гладит и сам с собой, как с ним, разговаривает. — Не зелье это, слабое оно, кто мимо ходил, да не замечал, обернуться заставит, а ежели в сердце кто другой есть, всё нипочём будет. Вещь она ему дала заговорённую, как думаешь, а? — внимательно слушал волчонок, только сказать ничего не мог, потёрся головой о руку, как бы соглашаясь. — Вот и я так думаю. — тут его стук отвлёк, стучал Мороз прежде чем войти, хотя мог и прямо перед ним появиться. — Есть мне что тебе сказать, отворот и приворот на человеке твоём. Грамотный и сильный. Волю не всю парализовали, голову не тронули, сложно это. Вещь у него должна быть заговорённая, что всегда рядом с ним. Вещь эту надо сжечь, тогда и колдовство потеряет силу. — И что это? — Всё что угодно, рубашка прошитая заговорённой ниткой, монета, не знаю. — Как это можно узнать, есть же способ? — вид у Мороза был такой, будто его передумали казнить. — Есть. Кошки злые чары чувствуют, только не придёшь же с кошкой в чужой дом. — Не придёшь, — согласился Мороз, — а вот его в дом с кошкой привести можно. — Делай как знаешь, тут я тебе не помощник. — немного помолчал и спросил: — Как ты ему назвался? — Артёмом. Что устал меня Морозом величать? Зови по имени, коль хочешь, так мне помог, я тебе обязан. — Ничем ещё не помог, вот как приворот развеется, тогда и благодарить будешь.       Мороз ушёл, а Федя стал укладываться спать, день получился долгий и сложный, но приятно было чувствовать себя нужным. Его знания могли помочь Морозу, то есть Артёму, вернуть любимого. Называть его по имени было ещё сложно, хоть и мысленно, но и чтобы звать Морозом он был слишком человеком. Волчонок дождался пока он устроится и подлез под одеяло. Поначалу он боялся Федю, но со временем совсем привык и даже спал с ним. Это было нехорошо, очень нехорошо, но Федя никак не мог ему отказать, даже понимая, что вскоре это будет огромное дикое животное, которому не то что в постели, в доме-то не место. Пока же это животное подлезало ему под бок вечерами, с искренним вниманием слушало его болтовню и от переизбытка чувств временами лизало руки.       Когда весна окончательно вступила в свои права, Артём пришёл снова. На этот раз он выглядел вполне счастливым, яркая улыбка вновь не сходила с лица. — Спасибо тебе, я твой должник. — Как ты разобрался? У вас теперь всё в порядке? — А что мне, я невидимым становиться могу, как он в гости пошёл, где кошка жила, проследил, что ей не понравится шибко. А потом этот пояс у него забрал, сжёг, к нему пришёл. Игорь каяться стал, не знаю, мол, что на меня нашло, не люблю никого, кроме тебя и жениться не хочу. Он не знает, так я знаю, рассказал всё и про приворот, и про себя. Невесту его несостоявшуюся, чуть в ледяную статую не превратил. — он перевёл дыхание и продолжил. — Хорошо всё теперь, и Игорь, согласился жить со мной. — У тебя есть дом? Далеко отсюда? — Есть, не так уж и далеко, только сейчас он выглядит не слишком жилым. Я обычно не нуждаюсь в пище или сне. Но я приведу дом в порядок. — он буквально светился, предвкушая, видимо, их будущую жизнь в одном доме, вдали от людей.       За Артёма Федя был рад, а вот за его Игоря переживал, в один миг лишить человека привычного окружения и занятий, идея не очень хорошая. Впрочем, люди и не люди взрослые, разберутся сами.       Весна зацвела, солнце грело щедро и почти всё время Федя со своим мохнатым спутником теперь проводили вне дома. Волчонок носился по лесу, но, привыкнув есть то же что и Федя, ещё не разу никого не попытался поймать. Никакого имени у него так и не появилось, для клички вроде собачей он казался слишком умным, для человеческого имени всё-таки оставался зверем, хоть и не очень диким. Если приходилось к слову, Федя обращался к нему друг, ибо другом он и был.       С наступлением тёплых дней, в лес, туда, где большую часть времени обитал знахарь, стал иногда приходить парень с флейтой, видать, в поисках уединения, потому и Федя не обнаруживал ему своего присутствия.       Но через некоторое время оказалось, что не один он, скрываясь слушал музыканта. Как-то на поляне, где до того бывал уже множество раз, знахарь столкнулся с незнакомцем. Совсем юный мальчишка спокойно сидел на только пробившейся траве и ничуть не испугался выбежавшего из-за деревьев подросшего уже волчонка. — Здравствуй. — сказал он Феде и поманил рукой зверя. Волчонок подошёл, а Федя опешил. — Здравствуй. — мальчишка положил тонкую бледную руку на лоб зверя, погладил и слегка удивлённо распахнул глаза. — Ты знаешь, кого приютил? — Знаю, волка. — Не волк это, обратили его в зверя. — Что? — ясно стало, кто перед ним, тот самый дух леса, что не хотел ему являться. А теперь вот грелся в людском обличье на солнышке, да слушал флейту вдалеке. Но слова его поражали больше, чем само явление и юный вид. — Откуда ты знаешь? — только сказав, Федя подумал, что стоило, верно, обратиться почтительнее, новый знакомый был не таким безобидным, каким выглядел. — Чувствую, я всех зверей могу понимать, но они думают по-другому, я не знаю как это объяснить. — Вернуть всё можно? И он же щенок? — Думаю, вернуть можно, но я не могу. Щенком он просто беззащитнее. — А кто может? — Тот кто это сделал, ну или перебирать все известные способы, пока что-нибудь не поможет. — мальчишка жмёт плечами, почти виновато. Не распознать в этом, едва не хрупком теле, мощь способную повелевать всем лесом. Увидь Федя его случайно в деревне, никогда бы не понял, но здесь в своей стихии другое дело.       Несколько способов расколдовать оборотня Феде известны, хотя применять не приходилось ещё ни один. Попробовать стоит всё, а там уж смотреть, что будет. Пара самых простых обрядов, как например, одеть на него снятую с себя одежду, вывернутую наизнанку, вернуть волчонка в человечий облик не помогли. Теперь нужно было дождаться новолуния и искупать волчонка в проточной воде, в реке то есть. Если это не поможет, оставался вариант с перебором имён. Если обращённого против воли, позвать по имени, это должно было вернуть ему человеческий облик. Долго очень, но на большее Фединых знаний уже не хватало.       В ночь новолуния на берегу волчонок понюхал холодную ещё воду, тронул её лапой. И зашёл в реку скрываясь с головой. А вышел из чёрной в ночи воды, молодой парень, худой и абсолютно нагой. Вот об этом-то Федя и не подумал, надеялся, что спадёт проклятье, а одежды не взял. Парень нетвёрдо держался на ногах, Федя протянул ему руку, чтоб поддержать, потом отпустил и начал стягивать с себя рубаху. Только что искупавшийся в ледяной воде и переживший явно неприятное превращение, парень дрожал как осиновый лист. Сам Федя остался в одних штанах, впрочем, винить в этом стоило только себя. На пороге дома парень застыл. — Пошли. — сказал Федя утягивая его через порог, словно нечистую силу, которой требовалось позволение, чтоб войти в дом. Нужно было затопить баню, но первым делом выдать новому знакомому одежду. Казалось, Федина ему должна бы быть впору. — Держи оденься. — тот стянул мокрую рубаху и стал одеваться снова. — Как тебя зовут? — Саша. — Меня Федя. — отозвался знахарь уже от двери. — Схожу баню затоплю, посидишь тут? — Я знаю. — Саша улыбнулся — Да. Когда Федя вернулся в дом, Саша так и сидел на постели, разве что уже одетый. — Кто это тебя так, в волка? — Не знаю. Даже не знаю как это так, из дома вышел как всегда, а потом в лесу оказался и на четырёх лапах. — А искать тебя кто-нибудь должен, тебе есть куда вернуться? — И да, и нет. У меня есть дом, но меня там никто не ждёт. — Хочешь, оставайся здесь. — предложение было так себе, но и не предложить Федя не мог, если ему некуда идти, так что же, его дом лучше, чем ничего. Лезть новому знакомому в душу не хотелось, захочет о себе рассказать, расскажет. — Хочу. Я тебе помогать буду, чем смогу. — Федя даже выдохнул. Оставаться снова в одиночестве очень не хотелось.       Потекла их жизнь своим чередом, привязывался знахарь к новому соседу всё крепче, так что не разорвёшь. Точно это судьба его, с яркой улыбкой да любопытством через край.