голубой на сером фоне

Из всех людей, которых я знал, у тебя всегда была самая яркая улыбка. Знаешь, думаю, именно из-за этого я и заметил тебя впервые, тогда, в толпе. Ты помнишь? Я работал много где и много чего видел, но одно оставалось неизменным. Люди. Серые, утопшие в такой же серой реальности, смотрящие только себе под ноги. В серый асфальт. А ты смотрела в небо, и в твоих глазах оно словно бы отражалось тоже. Мы тогда должны были следить за безопасностью на площади, и Енхен все время зевал, потому что был после ночной смены. Меня от тебя отделяла толпа, железная ограда и оцепление из полицейских. Но ты все равно, опустив голову, посмотрела на меня и улыбнулась. Почему? Я так и не спросил. Я помню, как тебя повязали вместе с остальными участниками митинга и вечером, когда я вернулся после отчета перед вышестоящими в участок, ты все еще была там, в камере предварительного заключения. Болтала ногами, сидя на кушетке и о чем-то мило шутила с Вонпилем, нашим стажером. Странные находят друг друга, да? Да. Я был совершенно обычный: уставший от жизни и работы, потерявшийся в большом сером мире. Но мне везло на необычных людей вокруг. Хотя, может, просто наша работа такая? Но это совсем неважно. Вокруг меня всегда были исключительные личности. Вонпиль, словно бы большой, не от мира сего, ребенок, наивный, ищущий добро даже в самом отъявленном негодяе. Енхен, все еще не нашедший себя безумный романтик, гуляющий по выходным по крышам и пишущий втайне от мира музыку, и та бесшабашная, наглая девчонка, в которую он влюблен. Я бы спросил, что Енхен в ней нашел, но не будь в моей жизни тебя, может, я бы и понял его. О, и наконец, ты. Правда, знаешь, прошло уже так много лет, а я все не могу найти слов, чтобы описать, кто ты для меня. Спасение или та, кто меня утопил? Иногда, засыпая, я боюсь: а что если это все было иллюзией и сейчас я очнусь и пойму, что ты лишь моя фантазия? Наверно, это глупо, но ты была таким ярким пятном в этом жутко-сером мире, что до сих пор не укладываешься в моей голове как часть осмысленной и понятной реальности. Все это время, проведенное с тобой… Я до сих пор помню, что если сидеть совсем рядом, то в твоих глазах отражались звезды. Это было похоже на конец света, ты знаешь? Моего, личного. Люди давно отрицают любовь и создают семьи только для воспитания детей и облегчения собственной жизни. Но я знаю, то, что я до сих пор чувствую, вспоминая о тебе, это она. Я любил тебя и люблю до сих пор, даже зная, что больше никогда не смогу увидеть. Ты помнишь, как на мой день рождения мы забрались на одну из крыш? Было жутко холодно, а я болел бронхитом. Идиот, да? Именно так. Ты тогда назвала меня мазохистом и я знаю, что ты шутила. Но, боже, какой бы проницательной ты не была, это было самой точной характеристикой. Ведь каждый чертов год, в твой день рождения, я стою здесь, под диким ветром, точно зная, что завтра у меня будет температура и я снова не смогу пойти на работу, а вечером придет Енхен и мы снова напьемся, вспоминая. Вонпиль будет нас покрывать перед начальством, как и всегда, и через пару дней все вернется на круги своя. Твои убеждения, любовь к людям.. все в тебе? Да, все. Я все еще люблю каждую твою черту, каждый недостаток и любую мелочь и, как бы мне не было больно, я не хочу забывать тебя. Потому что я знаю, голубой – цвет печали, и, когда я прикасался к тебе, наполнился им до самых краев, стал выбиваться из серой реальности. Стал похожим на тебя. Людям свойственно забывать умерших и если я единственный, кто будет помнить о тебе, я буду каждый год, до самой своей смерти, приходить сюда и оставлять на твоей могиле синие цветы. Как бы ни было больно, с каждым годом я люблю тебя все больше. Покойся с миром и увидимся, когда я умру.