***
Ей с ним неуютно, она чувствует себя неловко. Он прожигает её взглядом, жгучим и таким пристальным, что она совсем теряется. — Киришима-кун, я тебя чем-то обидела? Эйджиро на секунду теряется и заметив, наконец, её взволнованное выражение лица, смущённо улыбается. Яойорозу всегда обо всех печётся. — Прости, Яойорозу-сан, я не хотел тебя беспокоить. Всего лишь задумался, — он виновато улыбается, почёсывая затылок. — Ты в последнее время сам на себя не похож, — отмечает она, расстилая перед ними карту одного из районов близ школы. Благодарить или возненавидеть Айзаву-сенсея за то, что он поставил их в паре для совместного задания, Киришима пока не решил. — Обычно ты весёлый, постоянно шумишь. Вокруг тебя всегда что-то происходит, — продолжила Момо, усевшись за рабочий стол. Вскипел чайник и она вновь поднялась, чтобы разлить чай по кружкам. Киришима вновь окинул пытливым взглядом её комнату. Изысканная мебель, шёлковые простыни, фарфоровая посуда — всё в этой комнате буквально кричит о том, что они абсолютно в разных социальных классах. Он криво ухмыляется. Момо вернулась назад и поставив в угол стола кружки, достала вазочку с конфетами. — Угощайся, — улыбнулась она невинно. А он снова начал задыхаться. Мать твою! Закончится это когда-нибудь или нет?! Когда его отпустит?! Что нужно для этого сделать?! — Ну так что? — обращая взор своих раскосых глаз прямо на него, вновь спросила она. И всё его наигранное спокойствие мигом исчезает, летит к чёртовой матери. Лицо мрачнеет, руки сжимаются в кулаки привычно впиваясь в кожу ногтями. Что ему ответить? Что сказать? В одно мгновение паника заполняет сознание, эмоции готовые вырваться наружу, плещутся у самых краев. — Ты можешь мне доверять, Киришима-кун. Я обязательно тебе помогу, если ты захочешь поделиться со мной тем, о чём ты беспокоишься, — её чистый, мерный голос заставляет вспыхнувшие эмоции чуть улечься. Тонкая девичья рука в дружеском жесте сдавливает его собственную ладонь. Яойорозу наклоняется чуть вперёд, пытаясь заглянуть ему прямо в глаза. Она беспокоится о нём, это льстит, даже если всего лишь в качестве друга. Знать, что хоть в чём-то он ей небезразличен — словно бальзам на душу. Взгляд алых глаз впервые позволяет себе скользнуть ниже её собственных. Эйджиро никогда не смел очернить свои светлые чувства грязной похотью и животными желаниями. Он тактично отворачивался, смотрел прямо в лицо или старался совсем не смотреть. Лишь изредка он улавливал её длинные, стройные ноги когда отводил глаза. И теперь, кажется, он впервые находился к ней так близко и рассматривал её. Кожа у неё светлая, будто бы она так же соткана из своей причуды. Идеальная, белесая, без единой шероховатости или ещё чего-то подобного. От неё пахнет тонким, ненавязчивым парфюмом в котором витают незнакомые ему ароматы. Он настолько привык к нему, всегда ощущая этот запах, что теперь, этот парфюм ассоциируется лишь с её природным запахом. У Момо длинная шея где он улавливает бьющуюся жилку, тонкие ключицы. Её тонкие пальцы продолжают поглаживать его ладонь. Понимает ли она, какую власть имеет над ним? Ответ очевиден. Нет. Будь иначе, она бы ни за что не осталась с ним наедине. В первую очередь, из-за него самого. Упругие груди невольно движутся в такт её дыханию, он рассматривает плавные линии её ложбинки. Яойорозу самая красивая. Её внешняя красота в абсолюте совпадает с внутренней. И от этого сердце стучит словно сумасшедшее. — Спасибо, Момо. Со мной правда всё хорошо, — он пытается сказать это как можно более непринуждённо, но на деле получается рокочущий хрип. Он пару раз продирает горло, пытаясь выровнять голос. Тщетно. — Ты ведь врёшь, — почти с обидой проговаривает она и отворачивается от него. У Эйджиро сердце ухает куда-то вниз. Он растерянно моргает. Нет-нет, только не отворачивайся от меня! Рука на автомате хватается за тонкую кисть, Момо испуганно дёргается. — Эй, Момо, ты ведь не обижаешься? Не отворачивайся от меня, пожалуйста, — всё тем же севшим голосом хрипит он. Нутро отчего-то взволновалось, застыло в томительном ожидании. Тугой ком эмоций и сплетений из обволакивающих чувств образовался где-то в районе солнечного сплетения. Киришима глубоко вздохнул, ощущая как накатывает неспешными волнами возбуждение. На миг, ему даже показалось, что воздух между ними искрит. — Я не… Мне… — Яойорозу запнулась, не зная что сказать. Заалевшие щёки служили неопровержимым доказательством того, что ему всё это ничуть не мерещится. Момо торопливо поднялась с места и лишь тогда заметила, что он всё ещё не отпустил её руки. Ладонь у Киришимы широкая и горячая, внутренняя сторона покрыта мозолями, а внешняя испещрена мелкой россыпью шрамов. Костяшки на его руках обуглились, кое-где виднелся выцветший синяк. Она прошлась взглядом от руки до его лица, заметила тонкий шрам над бровью. И заглянула в глаза. Возможно, именно это послужило спусковым крючком, или нет. Они оба не знают. Всматриваясь в его красные глаза, она вдруг подумала, насколько красивы и живы они. Как горят ярким огнём, как утягивают в свою глубь, на дне которой, плещется нечто обворожительное. Нечто, заставившее её сжать чужую ладонь и притянуть ближе к себе. Что-то заставило её на мгновение забыть о Шото, мгновение её сердце билось с другим именем внутри. Она всматривалась в чуть грубоватые черты лица, в тонкие губы и, сама не отдавая себе отчёта в своих действиях, потянулась к нему за поцелуем. Неуклюже мазнув губами в угол его рта, она поспешно отстранилась, пытаясь скрыть свои глаза. Киришима на мгновение застыл, ощущение упорхнувшей бабочки, что коснулась его своими нежными крыльями, выбило из него чувство реальности. И лишь когда она отвернулась, намереваясь выбежать из комнаты, он вновь схватил её за руку. — Я ведь просил не отворачиваться от меня, — он едва ли узнал собственный голос. Осевший, усталый и словно потерянный. — Я… Прости, я не должна была этого делать, — она отвела глаза к окну. Пару минут он молчал, затем вновь заговорил: — А если я попрошу тебя повторить? По мере осознания её глаза становились все шире, пока она наконец, на выдохе не спросила: — Для чего? — Мне это нужно, — не задумываясь ответил он и притянул её к себе ещё ближе. Яойорозу старательно отводит взгляд, пока не ощущает прохладное касание к своим губам. Киришима нежно целует сначала верхнюю губу, чуть облизывает нижнюю и когда Момо в удивлении приоткрывает рот, он ловит момент и скользит внутрь языком. Он касается нежно, совсем легко и невесомо, готовый отойти если она того пожелает. И всё же, он с облегчением выдыхает прямо в девичьи губы, когда она несмело отвечает ему. Что-то внутри обрывается, рвётся натянутая струна державшая душу в постоянном напряжении. Он улыбается сквозь поцелуй, и когда дыхания становится мало, когда Момо чуть отодвигает голову чтобы вдохнуть, он ныряет к её впадине на шее, целует и нюхает, наслаждаясь шумными вдохами и робкими касаниями к своим волосам. Её невинные прикосновения задевают что-то глубоко внутри, заставляют содрагаться тело и сердце. Он словно дикий, неприручённый зверёк — ластится к её рукам, едва ли не урчит. Она улыбается ему, сама тянется за поцелуем и так сладко, так тягуче целует, по телу разливается истома. Словно патока, она обволакивает его и он позволяет себе чуть больше. Скользит губами к уху, прикусывает мочку и тут же зализывает. Острые зубы оставляют еле заметный след, но Момо сладко всхлипывает и он позволяет себе ещё больше. Прокладывает дорожку из поцелуев к шее и проводит языком. Чувствует как девичье тело задрожало, как приоткрылись её губы и вырвался чистый вздох наслаждения. И такое дикое, яростное желание на него накатывает. Взять её прямо тут, в её комнате, отправить здравый смысл на задворки и обладать ею. И в тот же миг нутро противиться этой мысли. Она не такая, она не заслуживает такого отношения. Он — мужчина, он ценит в людях благородство, ценит гордость и честь. Его чувства это, в первую очередь, уважение. Он должен оберегать её, даже от себя. Яойорозу не Мина, что нагло трётся об него в мужской раздевалке. Не Хагакуре, что заявляется в ночи к нему в комнату. Момо и не представляет, она не видит и не замечает какие жадные взгляды бросают подруги на Шото, и не только. Она наивная, доверчивая и добрая. Именно поэтому Киришима чуть отталкивается от неё, отходит подальше, но руки не отпускает. Она смотрит в недоумении. — Теперь ты знаешь, что, точнее, кто меня беспокоит, — грустно улыбается он. — Я знаю, ты влюблена в Шото. Я не хочу тебя грузить и напрягать своими чувствами. Но, они есть, и мне никуда от них не деться. Я пытался. Момо, будто громом поражённая, стоит и не может вымолвить и слова. Единственная адекватная мысль горит огнём внутри: он мог ей воспользоваться, мог её облапать и, чёрт знает ещё что сделать. Но Эйджиро поступил иначе и это взволновало её. Он поступил как обычно, сохранил и свою честь, и того, кто напротив. Это в нём всегда восхищало. — Я ни к чему тебя не обязываю. Лишь хочу чтобы ты знала, я всегда рядом. Он вышел до того, как она сумела придти в себя.***
Ночная прохлада приятно обволакивает тело. Он дышит глубоко, вбирая в себя живительный воздух. Наконец, он вздохнул полной грудью, кислород тут же заполнил собой внутренности, даря чёртово облегчение. А ведь он уже сдался и был готов распрощаться с тем, что сможет когда-либо дышать полной грудью. Душа, наконец, обретает облегчение. «Давай попробуем» — гласит сообщение, только что пришедшее на телефон. Счастье щекочет ноздри, подрагивают губы и растягиваются в довольной улыбке. Глаза впиваются в звёздное небо. Он широко улыбается. Теперь-то он счастлив.