Лекарство против страха

      Когда самолет встряхивает в третий раз, Скалли бледнеет.       После четвертого – шумно вдыхает и выдыхает. Три раза подряд.       После пятого – теребит крестик и, кажется, что-то беззвучно нашептывает.       После шестого с ее губ срывается жалобный возглас, а рука впивается в ногу Малдера с такой силой, что он сам едва не вскрикивает от боли.       Надо признать, эта турбулентность – всем турбулентностям турбулентность (а уж они со Скалли навидались всякого). Малдер совершенно не боится летать и обычно вообще не замечает тряски, но сейчас даже ему становится некомфортно. Что уж говорить о Скалли, которая столько лет с упорством, достойным лучшего применения (и к тому же совершенно безуспешно), продолжает притворяться, что в самолете с ней все не менее «в порядке», чем на земле.       Соседство с паникующей Скалли – зверем не менее редким, чем Снежный человек или Лох-несское чудовище, – сейчас тревожит Малдера гораздо больше, чем воздушные ямы. Конечно, если бы ему по чистой случайности попался на пути йети, он бы не растерялся – это уж как пить дать. Но, к счастью или наоборот, Скалли не йети.       Самолет снова резко дергается, и Малдер начинает всерьез переживать, что ее ногти скоро проделают в нем пять аккуратных сквозных отверстий. Но она, кажется, даже не замечает, что беспардонно сжимает его ногу в довольно опасной близости от стратегически важных частей тела. «Опасной» не в том смысле, который он хотел бы вложить в это слово.       – Эй, Скалли! – осторожно окликает ее он.       – Угу, – отстраненно отзывается она, полностью сосредоточившись на своих наверняка не слишком приятных ощущениях.       К сожалению, придумать, что сказать после «Эй, Скалли», Малдер не успел. Попытаться отвлечь ее разговором? Вряд ли это поможет, только отнимет у нее последние силы. Сделать что-нибудь неожиданное, от чего она забудет о своих страхах? Может, поцеловать? Тоже так себе идея. Целоваться при такой тряске станут только сумасшедшие: можно ненароком и язык откусить. Не говоря уже о других возможных кровавых последствиях такой авантюры, которые непременно настигнут его если не здесь, то на земле.       «Боинг» совершает новый кульбит, и салон оглашается парой пока еще относительно сдержанных вскриков. Кто-то нервно смеется. Мужчина через ряд от них впервые отрывается от чтения газеты и, поправив съехавшие на нос очки, недовольно поглядывает на табло.       Скалли не выдерживает.        – О Господи… – шепчет она. Если бы рядом с ним сидел кто-то другой, Малдер бы даже не обратил на это внимания. Но «О Господи» в исполнении Скалли – это все равно как если бы она принялась громко рыдать, биться в истерике и требовать немедленно выпустить ее из самолета.       Нужно что-то делать. Сейчас же.       – Скалли, – максимально спокойно говорит Малдер, – уверяю тебя: турбулентность – даже не на первых пяти местах в списке самых распространенных причин авиакатастроф.       – Ты-то откуда знаешь? – злобно шипит она, наконец-то отдернув руку. Он с благодарность потирает ноющую ляжку и с легким снобизмом в голосе отвечает:       – Я много читаю. Так вот, если бы самолеты падали от турбулентности, это происходило бы постоянно. – Черт, звучит так себе. – Обычно аварии происходят во время взлета и во время посадки. – Проклятье, опять что-то не то. Это неосторожное замечание наверняка не раз и не два аукнется ему, когда они будут садиться и взлетать. Что точно будет происходить чаще, чем вытряхивающая душу из тела турбулентность. – В списке лидирующих факторов – человеческий. – Эээ… Нет, надо придумать что-то другое. С каждой его фразой Скалли бледнеет все больше и больше и, кажется, вскоре просто растворится в воздухе.       Какое-то время Малдер раздумывает, а потом решительно кладет руку Скалли на плечи. Это действительно отвлекает ее от мыслей об экстренном составлении завещания, вот только выражение лица не сулит ничего хорошего. Но Малдер ведет себя настолько самоуверенно, что она не решается ничего возразить. Пока что.       – Посмотри-ка в иллюминатор, – менторским тоном командует он.       – Нет, – говорит Скалли и яростно мотает головой, как маленькая девчонка, которую уговаривают взять в руки лягушку. Сердце Малдера переполняется сочувствием и нежностью. Кажется, он еще никогда не видел ее настолько беззащитной. И виной тому – не Фастер, не Тумс и не вся остальная плеяда психов и монстров, готовых убить и/или съесть ее, а всего лишь безобидная болтанка в воздухе. Кто бы мог подумать?       Он еще плотнее обнимает ее за плечи и притягивает к себе. Скалли не сопротивляется. Наоборот – послушно поворачивает голову и с опаской смотрит в окно.       – Видишь вон там такие маленькие желтые штуки? – спрашивает Малдер, наклонившись к ней и другой рукой указывая на хорошо просматриваемое с их места крыло самолета.       – Где? Какие штуки? – с нервозностью уточняет Скалли.       – Ну вот же они! – Он наклоняется еще больше, прямо к ее уху, и чувствует, как через ее тело проходит легкая дрожь. Что он с радостью списал бы на приятный трепет от его близости, но, поскольку в этот самый момент самолет опять дергается, приходится признать, что всему виной банальный страх.       Скалли долго морщится, прищуривается и наконец спрашивает:       – Вон те?       Разговор получается немного абстрактным, поскольку они оба понятия не имеют, о чем идет речь, но зато Малдер может с чистой совестью позволить себе кивнуть и уверенно ответить:       – Да, вон те. Желтенькие. Открылки-обтекатели.       Это заставляет Скалли задуматься. Какое-то время она молча смотрит в иллюминатор, видимо, пытаясь сообразить, какие функции могло бы выполнять нечто под таким названием.       – Открылки? – с сомнением переспрашивает она.       Малдер кивает и ничтоже сумняшеся продолжает:       – Специальные приспособления, которые устанавливают как раз на случай турбулентности. Они помогают удерживать самолет во время тряски.       – Откуда ты про них знаешь? – Ничто, даже самая чудовищная турбулентность, не может победить вечный скепсис Скалли и ее желание докопаться до самой сути.       – В детстве я обожал самолеты. Читал книги, собирал модели… – проникновенно рассказывает Малдер, интонацией намекая на то, что даже на этом его интерес к самолетостроению не исчерпывался.       – Хм. И что они обтекают? – мрачно интересуется Скалли, явно не проникшись доверием к загадочным открылкам.       – Не они обтекают, а их обтекают – потоки воздуха. – Импровизация удалась: Малдер чувствует, как его охватывает вдохновение. – Чем сильнее турбулетность, тем лучше они работают. Кажется, что самолет ужасно трясет, но на самом деле он только становится крепче и устойчивее. – «Черт возьми, а изобретатели этих штук и правда гении!» – невольно думает он и добавляет: – Так что бояться абсолютно нечего, Скалли. Абсолютно.       Даже не думая убирать руку, он похлопывает ее ладонью по плечу и улыбается, видя, что Скалли понемногу успокаивается. Она все еще напряжена, как сжатая пружина, и после каждого скачка самолета хватает его за ногу, но уже не выглядит так, словно вот-вот грохнется в обморок.       Постепенно болтанка идет на убыль, и Скалли еще больше расслабляется. Малдер чувствует сквозь ткань брюк, что ее ладонь, по-прежнему лежащая на его ноге, уже не такая ледяная.       Раздается долгожданное дзиньканье, табло гаснет, по салону проносится коллективный вздох облегчения, динамик многообещающе шуршит.       «Здравствуйте, говорит командир корабля. Неплохо нас тряхануло, а?»       Капитан издает смешок, и ему вторит смех в салоне. Скалли радостно улыбается.       «Мы вышли из зоны турбулентности и через сорок минут начнем снижение. Всем приятного полета!»       – Закончилось? – с надеждой спрашивает Скалли, глядя Малдеру в глаза.       – Закончилось, – кивнув, отвечает он и улыбается.       Малдер ждет, что она отстранится, начнет поправлять волосы и пиджак, с независимым видом уткнется в какой-нибудь файл и сделает вид, что этой минуты слабости никогда не бывало.       Но ничего подобного не происходит. Она кладет голову ему на плечо, глубоко вздыхает и уже спустя минуту крепко спит. А он сидит со счастливой улыбкой на губах, стараясь ничем не потревожить ее сон.

***

      После посадки, спустившись на парковку, они прощаются, но Скалли медлит.       – Малдер! – окликает она его, и он оборачивается. Скалли выдерживает долгую паузу. – Эти твои… открылки-обтекатели… Ты ведь их выдумал, да?       Он с печальной улыбкой перебрасывает свернутый пиджак с одной руки на другую.       – Прости, Скалли. Я ни черта не смыслю в самолетах.       – А как же книги?.. Модели?.. – издевательски переспрашивает она, копируя его интонацию.       – Жалкое вранье. – Он виновато склоняет голову. – Каюсь: я не отличу «Боинг» от «Эйрбаса». Прости, – повторяет Малдер. – Мне просто хотелось тебя успокоить.       Скалли хмыкает, и он, восприняв это как знак прощения, кивает ей на прощанье.       – Малдер? – снова слышит он позади ее веселый голос и разворачивается. – Никто и никогда не делал для меня ничего более романтичного.       Малдер ухмыляется так широко, что от напряжения сводит скулы.       – Ну что я могу сказать, Скалли? – он разводит руками. – У тебя не слишком высокие стандарты.       Они улыбаются друг другу и расходятся каждый к своей машине.