"Месть Крысенштейна? Я покажу вам настоящую месть!"

      Прекрасные черты лица соперничали с дьявольским смехом, охватывающим все уставшее тело. Золотые волосы сверкали даже такой безлунной ночью, как эта. Тонкие бледные пальцы, потянувшись к нему, заиграли искрами холодного пламени, пока полные розовые губы прошептали: — Ты… Действительно хочешь убить меня, Мечник?.. Хочешь оборвать мою жизнь? Это тебе говорит твое сердце?.. Уверен? Уверен… — раскат молнии отразился на окровавленном клинке, вошедшим Колдунье в грудь. Мужчина, услышав этот чарующий голос, недоуменно взглянул на цель своего контракта. Почувствовал нотки сожаления и скорби в замолкающих устах?       Дева неописуемой красоты упала на холодный камень близь закрытых ворот, все еще помнящих магические взрывы зомников. К ней, пробираясь через завалы металла и щепок, уже спешили остальные наёмники, так или иначе оказавшиеся в центре бурной осады. У каждого был свой мотив, у каждого была своя цель. Кто-то хотел мести, кто-то хотел достичь справедливости, а кто-то… Кто-то желал подраться. — Не люблю я стрелять в женщин, конечно… Но это Ведьма, да? Сделаю исключение в этот раз, никто не против? — отточенными движениями юркие пальцы зарядили очередной барабан в потертом револьвере. Выглянувшая из-за черных туч луна обласкала натертые до блеска шпоры, не утративших своей манящей яркости даже среди груд искореженных механизмов. — Нет нужды. Она уже мертва — пала от моего клинка. Убери оружие, Стрелок, — произнес Гэндзи, уставившись в остывающую девушку. Его партнер по несчастью возмущенно поправил неизменную шляпу, осторожно взводя курок: — Буду считать, что не услышал тебя. С каких пор острая зубочистка стала надежнее пули во лбу? — появившийся будто из пустоты Лучник надменно коснулся наконечника стрелы, кивая своему Брату: — Мне показалось, или ты недооцениваешь силу Шимада, МакКри? — оскалившись, своенравный наемник хрустнул шеей, приближаясь все ближе к спусковому крючку: — Мне кажется вы забываете, что эта тварь час назад оживила всех убитых нами чудищ. Не думаете о том, что ее магия действует и на нее саму? Лишняя дыра в этом тельце точно не помешает… — Братья правы, не стоит издеваться над трупом. Как бы она не хотела нас убить, мы должны проявить хоть каплю почтения, — грубый и усталый голос Солдата разрезал темноту ночи Адлерсбрунна, пока Алхимик поправляла пояс с многочисленными склянками: — Оставь ее, малец, полно ерничать. Если бы Ведьма хотела, то она уже бы точно всех убила. Как видишь, не шевелится, — не услышав поддержки в двух пожилых товарищах, Стрелок сплюнул на залитый маслом камень, уходя к воротам: — Я бы советовал отрубить ей голову, если уж не разрешаете дать контрольный. Все равно Лорду нужно будет доказательство нашей победы, как иначе… — спрятав увесистый молот за пазуху, Викинг ковырнул деревянной рукой в золотистых зубах, недовольно пробурчав: — То, что он с его семьей жив, уже является доказательством! Тьфу, рог на шлеме погнулся…       Слыша многочисленные перепалки разношерстной компании, младший Шимада с нескрываемой грустью и пустотой взглянул на бледную Колдунью. Эти утонченные изгибы, эта бархатная кожа не давала ему покоя. Он видел множество женщин, но запомнил исключительно ее. Не из-за красоты, нет.       Только из-за едва уловимого шепотка, который преследовал его в многочисленных путешествиях.

***

      «Я думала, что мы сможем поговорить без посторонних, юный Мечник. Но ты, как застенчивый мальчик привел с собой всю ораву друзей, не так ли? Неужели ты не думал о том, как избавиться от собственного уродства? Не жаждал снова чувствовать своими руками холод ветра и жар солнца? То, чего тебя лишил Брат, так нагло смеющий стоять рядом с тобой плечом к плечу… Ненавижу…» — слабый толчок в плечо мог бы причинить боль, если бы сам Гэндзи не забыл этого чувства.       Придя в себя, путник вновь оказался разумом на шумном пиру, организованным Лордом Вильгельмом в их честь. В честь того, что они снова стали убийцами. Ничего не меняется изо дня в день. Люди продолжают чествовать лишь силу и вовсе не пытаются понять саму суть. Это угнетало. Лишь угнетало. — Не куксись, как там тебя… Гэндзи! Гэндзи, да? Постоянно путаю тебя с твоим Братцем… Уж прости, глаз уже не тот! — засмеявшись от собственной шутки, Викинг хлопал себя по коленке, пока у него не заныла спина. Сам путник старался не думать, как такой дряхлый вояка продержался с ними до самого конца. Жизнь порой удивляет.       Молчаливо кивнув, Мечник ловко увернулся от кинутой кем-то увесистой кружки, прилетевшей точно в висевший на стене щит. Проследив изумрудными глазами за траекторией, он увидел лишь скрывающую неизвестного толпу пьяниц и гуляк. Что же, сегодня они остались целы и смогут встретить новый день. Чем не повод для праздника?       Его необщительность разделяла только Графиня, черным силуэтом державшаяся чуть поодаль. Каждый раз, как она слышала начало похабной песни или замечала очередной мордобой, то кокетливая родинка на ее белоснежной коже дергалась в порывах отвращения. Никто не пытался позвать ее на танец, все старались обходить стороной эту несговорчивую убийцу из далеких земель. Никто, кроме одинокого Шимада: — Ты можешь уйти, если что-то не нравится. Здесь никого не держат, — протягивая ей небольшую рюмку с горячим виски, сказал он. Девушка, подняв опытный взгляд на этого юнца, приняла подношение: — Тогда что ты здесь забыл? Или решил тряхнуть костями? — поправляя свою соломенную шляпу, Гэндзи стиснул зубы. Пытался забыться в собственных мыслях, потеряться в водах самообмана, чтобы больше не вспоминать про увечья. Про то, что каждое его движение сопровождалось треском костяных протезов, которые ему выстругал Викинг.       Но невозможно отвлечься от того, что уже давно стало частью тебя. Как и то, что людям, подобным Амели, не нужна была компания.       Сухо попрощавшись, Шимада пробирался через толпу праздных людей, восхвалявших очередного героя. Кто на этот раз? Глупый вопрос. Разумеется за славой здесь гнался только… — …шесть отродий безумного Доктора окружили меня, пытались разорвать на новые запчасти, но тут… Бам-бах-тряск! За два выстрела я снял эту гурьбу и тех, что стояли за ними. Не верите? Вот скажите… Не верите?! Давай вставай к стене, умник, да возьми яблочко поменьше! Я покажу, что значит спорить со Стрелком! Ой, что-то пролил… — сам Гэндзи за всю долгую ночь почти не обмолвился с Джесси и словом, ссылаясь на острый язык последнего. Не хватало еще, чтобы вольный пьяница упрекал его в старомодности.       Сильная рука обхватила его искусственную ладонь, потянув к себе. Придерживая полы шляпы, Шимада сразу понял, кто это был. Едва не нырнув на стол, забитый яствами, мужчина попал в медвежьи объятья Девы Щита. Разумеется, из них всех эта Валькирия обладала просто недюжинной силой, которая соперничала с яростью настоящего зверя: — Почему не пьешь, не ешь, не веселишься? Не за этим сюда пришел, а, Мечник? Или тебя опять мой старик донимает? Шутку про глаз уже рассказал? По унылой мине понятно, что рассказал. Забудь, он уже совсем плох стал, хоть и не признается в этом! Ладно, давай-ка накатим за знакомство, а то совсем не по-людски получилось! — только она всучила ему кружку пенящегося пива, как кто-то толкнул ее в спину. В подобной толчее это было лишь вопросом времени, но сам Гэндзи все равно не завидовал обидчику.       Бригитта, так она себя назвала, выросла над головами подобно скале, прорываясь через толпу как через лед. Возможно, именно так они с Отцом и попали в эту страну, рассекая океаны на своих драккарах.       Посмотрев на собственное отражение в золотистом напитке, Мечник вновь увидел лишь изувеченного уродца, который всеми силами пытался вернуть утраченную жизнь. Все те дни, когда соленая вода могла ласкать его лицо, а ноги грелись у костра. И дни, когда голос в голове не утихал.       «Ты найдешь меня в Адлерсбрунне, в замке, который однажды покинул мой верный слуга. Точнее, один из множества слуг. Сам понимаешь, контракты сыплются рекой, если всю страну охватил страх и безумие. Они — два моих основных поставщика. Ведь я чувствую их даже в тебе, каждую секунду, каждый миг, проведенный в этом увядающем теле. Не пытайся врать мне, Гэндзи Шимада. Я знаю тебя лучше, чем можно представить…»       Задыхаясь в каскаде тел и духоты, путник направился к балкону, надеясь найти там утешение в прохладе угасающей ночи. Время летит слишком быстро. Слишком быстро.       И, как по волшебству, стоило ему подумать про время, то дорогу пересекла тонкая и почти неуловимая вспышка. Узнавая ее по звонкому смеху и отсутствующим границам оптимизма, мужчина вздохнул: — Я думал, что ты отдыхаешь вместе со своим Отцом, Огонёк, — девица, пытающаяся оставаться в пространстве с помощью чудного прибора на своей груди, задумчиво пожала плечами: — В смысле? О ком ты говоришь? — хмурясь, Шимада вновь посмотрел на выход. Его протезы впивались в кожу, разрывали изнутри, обжигали пламенем настоящей боли. И сейчас ему нужно было просто подышать. Он многого просит? — Солдат. Я думал, что ты его дочь. Вы болтали подобно родственникам или тем, кто давно и хорошо знаком. Я ошибся? — заливаясь хохотом, Окстон уткнулась ему в плечо, вызвав новый приступ опутывающего страха: — Нет-нет! Джек просто знавал меня до всего этого кошмара, не больше. Я и сама не могу найти их с Госпожой Амари, не в курсе, где они могли бы быть? — продолжая идти вперед, юродивый натыкался на вопросительную мимику приставучей девчонки. Закатив глаза, мужчина ответил: — Кажется, они погрузили свои вещи в повозку. Иди глянь в конюшне, возможно, ты их еще застанешь. Попрощайся, если сможешь. Они хорошие воины, — и, пока Огонёк старалась переварить сказанное им, Гэндзи испарился среди танцующих тел.       «Даже отсюда я слышала твои мольбы о помощи, Мечник. Не могла ринуться к тебе лишь из-за договора, что связал меня по рукам и ногам. Хотела прильнуть к твоей окровавленной груди, которая вздымалась так редко! Мечтала поймать твой последний вздох, вырвавшийся из раздавленной челюсти и разбитых губ! Ох, как сладок был твой голос в ту ночь, когда ты потерял все! Твои ноги, твоя рука, твое лицо — все было лишь маской. На самом деле ты лишился чего-то более ценного, я права?»        Образ постоянно мелькал в толпе. Пытался пробиться к нему, протягивал руку.       Как и тогда, когда он пробил ее грудь своим клинком, оборвав долгую жизнь. Видел это в голубых глазах, которые сочились сочувствием. Понимали его и принимали даже таким. Ведь даже сейчас, окруженный ордами народа и веселыми песнями, Мечник был одинок. Был болен тем самым одиночеством, которое никогда не восполнится ни любовью женщины, ни хмелем, ни красивым видом. Лишь отрезвляющей болью острых костей, заменяющих его настоящую ладонь. — Кажется, ты не был охвачен всеобщим весельем, не так ли? — глубокий и успокаивающий голос был подобен ласкающим пенам океана. Они стояли на балконе, впитывая прекрасную тишину и медленно плывущие в черноту тучи. И оба не могли насладиться: — Я не знаю, что мне праздновать, Учитель. Очередную победу? Но для меня она является только убийством, не больше. Сколько раз я обещал больше не вынимать меч из ножен. Сколько раз уверял себя, что моя обязанность — выбросить его в пучину, откуда нет возврата. Попытаться стать единым со своими демонами, а не бояться их… И каждый раз я терплю поражение. Только мои мертвые пальцы касаются рукояти, я снова оживаю. Чувствую ветер, чувствую горячую кровь на лице. Не могу оторваться. Эта жажда ощущений ХОТЬ ЧЕГО-ТО намного сильнее меня, — Дзенъятта, поглаживая механические щупальца, парил над полом, заглядывая в черный лес, распростершийся на многие мили: — Я не могу понять тебя, Ученик, ибо мне с самого рождения не была дарована способность чувствовать что-либо. Жар солнца? Шелест травы? Для меня это просто фикция, такая же реальная, как и числа в моей голове. Но просветление даруется не тем, кто пытается обрести его. Не тем, кто приносит в жертву себя самого. Только тем, кто готов познать самого себя в той мере, в которой еще не узнавал никогда. Ведь самое трудное в вашем человеческом мире — это просто быть собой, Гэндзи. Не пытаться притворяться, старательно пряча изъяны. Каждая наша рана будет лишь новой частью нас самих. И этой ночью я и сам обрел пару новых царапин на корпусе… — усмехнувшись, Шимада поправил шляпу вновь, напячивая ее слишком усердно: — Но вы — лишь машина, Учитель. И, как вы сказали, вам не было даровано ощущать мир таким, какой он есть. Тем сложнее мне потерять это, потому что я был рожден из плоти. Рожден для того, чтобы ЧУВСТВОВАТЬ. Но теперь… Я чувствую только пустоту.       Омник, повернув к нему свою механическую голову, произнес: — Пустоту? Тогда почему ты вновь и вновь пытаешься стать ближе к НЕЙ, мой дорогой Ученик? — слыша смеющиеся шепотки и горячее дыхание на своей шее, Гэндзи оскалился. Потерял контроль всего на секунду.       «Нас связывает намного большее, чем сталь твоего клинка, мой милый Мечник. Все эти идиоты никогда не осознают трагедии, всех тех лишений, которые ты потерпел. Будут хохотать за твоей спиной, прямо как и сейчас! Будут вежливыми только потому что ты защитил их жалкие жизни! Но что ты сделал на самом деле? Лишь снова убивал, даже не задумываясь о награде! Кромсал, резал, жег и топтал! Делал абсолютно то, что нравится тебе! Был самим собой!» — звон колокольчика заставил мужчину вздрогнуть, натягивая фальшивую улыбку недоумения: — О чем вы? — Монах, впиваясь в него взглядом, потянул стальную ладонь. Сам путник, вспоминая всю разрушительную мощь, что таилась в чахлом теле, попятился. Был готов атаковать, рубить, прорываться вперед. Даже Омник его не остановит, нет!       Но Дзенъятта, мягко коснувшись его плеча, заключил парня в невесомые объятья, приговаривая лишь: — Ты не должен сдаваться, Гэндзи. Потому что ты сильнее меня. Сильнее любого Текхарты. Не будь ветром. Не будь водой или огнем. Не будь Драконом. Я прошу тебя о невыполнимом — будь самим собой. И тогда ты найдешь покой, — поклонившись, сектант уплыл на волне сознания обратно в замок.       «Будь самим собой, Гэндзи. Найдешь покой! Ему легко говорить, будучи бессмертной машиной. Хотя, знаешь, кто был таким же? Всадник, которого вы убивали раз за разом, надеясь его одолеть. Считаешь, он тоже сомневался, когда заключал контракт со мной? Или мешкал, пялясь в рассвет? Нет, мой милый Мечник. Он был тем, кто брал ситуацию в свои руки. Жизнь отняла у него все, он вернул это назад, вырвал зубами. Заслужил второй шанс. Также, как и ты сейчас. Неужели твои костяные руки и ноги того стоят? Ты пытаешься прислушаться к словам машины, которая ничего не смыслит в жизни. Потому что он мертв, он априори не существует в этом мире. И ему уготована единственная судьба — кануть в небытие. Хочешь с ним? Пожалуйста, просто возьми его холодную руку и прыгни. Прямо сейчас, нырни с этого балкона навстречу неизвестности! Ведь именно там ты найдешь свой покой. Только там! Ну, или… Ты можешь просто попросить меня о помощи. Мои ладони теплые, потому что я живая. Даже сейчас, когда мой труп ковыряют в подвале я живее всех живых! И хочу, чтобы ты тоже стал таким…» — Крысенштейн впал в безумие благодаря тебе? — спросил в пустоту одинокий Гэндзи, раз за разом слыша смех и радость старшего Брата. Он мог веселиться, он мог чувствовать. Справедливо? Справедливо?!       «О-о-о, мой дорогой, тут ты ошибаешься. Серьезно ошибаешься. Доктор пал жертвой насмешек и непонимания, что бьют острее любого ножа. Никто не мог оценить его талант по заслугам, и он был также одинок, как и мы с тобой. Что ему оставалось делать, если единственная семья, которая у него была — зомники? Мертвецы, оживленные магией и металлом? Как здесь не сойти с ума подобной исключительной душе?» — Но это не давало ему права убивать невинных…       «Кто судит нас? Бог? Судья? Или тот, кто держит в руках топор, что отсекает голову с плеч? Все в этом замке убийцы, даже твой незабвенный Учитель. Но они ужаснее любого Доктора, любого его творения. Потому что они даже не понимают, какова цена жизни, что они отбирают. Сейчас в их пустых черепках только хмель и веселье, хотя Джеймисон и Всадник сейчас точно не смеются. Так в чем же различие? Кто на самом деле монстр?» — Почему Я? Что ты увидела во мне, Ведьма? — хлопок выстрела ознаменовался оглушительным смехом, от которого Шимада начинало выворачивать. Все эти лица были ему противны. Превращались в тех же зомников, которых он убивал не так давно. Все они похожи, все как один…       «Увидела в тебе настоящее пламя, что даже Дракону и не снилось. Страх и безумие. Сейчас ты можешь лишь испытывать их, но я сделаю тебя их источником! Верну все, что ты утратил по вине Брата, который никогда тебя не любил! Вновь создам настоящего Гэндзи Шимада, который не будет стыдиться своего тела и тем, кем он стал! Ты больше не будешь бояться, мой любимый. Ты не будешь просыпаться в холодном поту, которого не можешь ощутить. Не будешь сокрушаться, не будешь думать о сеппуку каждое утро, едва не ощутишь вкуса еды. Разве ты не этого жаждешь? Не это ли твоя мечта?!»       Ветер трепал его грязную одежду, которую не отстирать даже камнем и песком. На ней была запечатлена пыль дорог и бордовая кровь, сочившаяся по венам умирающего мужчины. Столько лет он хотел просто обнять теплые потоки. Ворваться в танец утренней зари и стать человеком.       Одинокая слеза пролилась из его теряющих цвет глаз. Когда этот мир отвергает тебя, нужно быть сильным. Когда ты упадешь с небес, нужно встать на свои ноги. Лишившись крыльев, ползать по земле и грызть врагов клыками.       И если человеческая тропа больше неведома ему, то свои тайны откроет другая, более могущественная дорога. Та, ради которой он пойдет на все. Ведь он ощутил вкус соленой слезы на своих потрескавшихся губах. Спустя почти десяток лет Гэндзи замерз, стоя на бушующем ветру.       Он обманывал только себя все это время. Ведь его выбор уже давно сделан. Был заключен в тот самый момент, когда горячая, будто огонь, кровь Ведьмы хлынула на его лицо. В тот момент, когда ее чары и красота велели ему и благоволили. Именно тогда соломенная шляпа больше не снималась с головы. Тогда, но не сейчас.       Тонкий материал был сброшен вниз, грустным дрейфом утопая в черни елей и камня. Небольшие рога, растущие прямиком изо лба отчаявшегося мужчины, застилали лицо кровавым рисунком.       Падающие от ненадобности протезы одиноким грузом разбились о плитку. Его настоящая ладонь, обхватив клинок, вытащила его из ножен.       «Какова же цена, Ведьма Диких Земель?» — слыша этот голос задолго до своего прихода в замок, Гэндзи Шимада уже знал ответ. Он постоянно мелькал в голове, был его ориентиром. Тем, что осталось от человека. От Мечника.       «Ты тот, кто завершит начатое мною, мой любимый. Мое величайшее творение, тот, кто потерял все и снова обрел крылья! Кошмар далеких островов, бледнеющий ужас, несущий в себе только безумие и ненастную смерть! Давай же, о прекрасный Демон Они…»       Прокрутив горящий красным огнем меч, Шимада усмехнулся, входя в суетливую толпу: — Месть Крысенштейна? Я покажу вам настоящую месть!