Лунный свет и немножко справедливости

      Малиновский Роман Дмитриевич влюблённо разглядывал фото Анастасии Волочковой, указательным пальцем поглаживая упоительные контуры женской фигуры на изображении. Андрей Павлович Жданов весело поглядывал на друга и ждал вердикта. Идея, как всегда, пришла к нему в голову неожиданно и, как всегда, надёжно там окопалась. В голове крутились рекламные слоганы: «Великая балерина и новое лицо и компании "Зималетто"! Лучшие ноги и шпагат России!» Страстные мечты Малиновского и великие планы Жданова были прерваны появлением баночки горчицы с фиолетовыми всполохами, увенчанной очками, красной губной помадой и начёсом. Малиновский от неожиданности выронил фотографию Анастасии, Андрей, с утра уже налюбовавшийся преображением своей помощницы, вздрогнул, но улыбаться не перестал. Правда, улыбка его сразу стала больше походить на оскал, но по сравнению с первой утренней встречей с преобразившейся Катей Пушкарёвой можно было сказать, что Андрей Павлович – само спокойствие и невозмутимость.       – Здравствуйте, Роман Дмитрич!       – Катя?       – Да, Роман Дмитрич?       –К-катя! Катя? К-к-к...       Малиновский не смог больше произнести звука, и Катя Пушкарёва, расправив плечи в горчичном жакета и странно улыбнувшись, прошмыгнула в каморку. Там, прокрутившись на одной ноге три раза и прошептав: «Кажется, получилось, получилось, получилось», Катя плюхнулась в кресло и блаженно вытянула ноги – каблуки были хоть и не высоки, но не очень удобны. Из кабинета начальника послышались краткие возгласы, к которым Катя старалась не прислушиваться, ибо очень уж они были обидными. Обидными и несправедливыми. Потом наступила тишина. Катя ещё немножко грустно поулыбалась, отцепила от ворота жакета брошь, уже привычно уколов при этом палец, и положила её на стол. Воздействие могло быть слишком сильным, а ведь Кате не нужны были лишние э-э-э неприятности. Ей и нелишних хватит.       Через полчаса Катя выбралась из каморки, предварительно вернув брошь на прежнее место – как ей и объяснили: чуть повыше груди, на прямой линии над сердцем. В кабинете президента никого не было. Катя грустно и любовно погладила подголовник ждановского кресла, провела ладошкой по скульптурам на тумбочке, нарочно наступила на фотографию красотки, лежавшую на полу и неожиданно услышала неприветливое: «Пушкарёва, ау!» В кабинет без стука ворвался Александр Воропаев. Катя едва заметно поёжилась, нервно тронула брошь и, конечно, опять укололась. Вопропаев что-то говорил неприятным и грубым голосом, но Катя его не слушала, хотя и отвечала. Отвечала, конечно, невпопад, и разозлённый Воропаев, бормоча что-то о птицефабрике и цирке, вылетел из президентского кабинета так же неожиданно и резко, как появился. Катя невесело усмехнулась ему вслед: зря он так... Сегодняшняя ночь у Александра Юрьевича обещала быть нескучной. Примерно, как в цирке.       ...Андрей Жданов и Роман Малиновский встречали модный праздник Хэллоуин, как всегда, в любимом клубе. Увязавшихся за ними Киру и Викторию они очень ловко потеряли в конце ужина в ресторане. Дамы удалились поправить макияж и посплетничать в туалет, а Андрей и Роман быстро расплатились по счету и, заказав в утешение «для наших дам» бутылку дорогого шампанского, сбежали в ночь. В клубе уже гремела и сверкала стробоскопическими всполохами костюмированная вечеринка, и огромное помещение было наполнено чертями, вампирами, тыквоголовыми монстрами и, главное, обольстительными ведьмочками разной степени раздетости. Натянув на лица маски в виде волчьих морд, Роман и Андрей влились в веселье.       ...Через полчаса Малиновский, всё так же пребывавший в маске волка, стоял у барной стойки и громко шептал милые глупости самой красивой ведьме в клубе. Уже предвкушая и надеясь, он наклонился и чертыхнулся: в глаз ему угодил кончик черной остроконечной ведьминской шляпы. Девушка хихикнула, её пышная грудь в глубоком вырезе платья колыхнулась, прибавив Роману мотивации и энтузиазма. Жданов потерялся где-то в шуме и многолюдье вечеринки, но Малиновского это вовсе не расстроило – наоборот, устранение опасного конкурента в борьбе за внимание обольстительных московских ведьм и вампиресс могло только радовать. Роман и радовался на всю катушку. Но неожиданно волчья маска сползла и перекрыла ему обзор, руки сами по себе вытянулись по швам, а в ушах, перекрывая громкую музыку, прозвучал шёпот: «Сюда, малыш». Роман дёрнулся, пытаясь восстановить подвижность и зрение, но голова его закружилась, и на несколько секунд он потерял ориентацию в пространстве.       ...Очнулся Роман Дмитриевич от странных звуков рядом с собой. Первым делом он попытался чертыхнуться, но вместо слов из его горла вырвалось: «Фьюить –фью!» Малиновский попытался встать на ноги, но понял, что уже стоит, причем стоит на чём-то металлическом, холодящим его ступни... Малиновский попытался понять, где он находится и почему он совершенно босой... и голый. Босой и голый? Роман завертел головой в попытке разглядеть окружающие предметы и с ужасом понял, что с зрением что-то произошло: предметы вокруг были странные, искажённые, а цвета непривычные... нечеловеческие какие-то. Рядом кто-то произнёс низким голосом: «Фью-фью?», и Роман увидел, что рядом с ним на металлическом канате стоит... стоит... большая, в рост самого Романа, яркая птица. Птица? Роман хотел закричать от ужаса, но из горла его вырвалось «Фьюуи!» – и он замолчал. В этот момент кто-то больно ущипнул его за... за... хвост?! Развернувшись всем телом, Малиновский увидел, что ещё одна огромная яркая птица с темными злыми глазками и греческим профилем клюва, выплёвывает из этого самого клюва перья... Его, Романовы перья! Роман подпрыгнул от негодования, которое на некоторое время сменило ужас, и попытался клюнуть обидчика в ответ. Почти сразу ему на помощь пришла птица, которую он увидел первой. С воинственным щебетанием она налетела на обидчика с другой стороны.       ...Спустя некоторое время три желтых кенаря яростно таращили черные глазки, злобно щебетали и трепыхали крыльями в бесплодной попытке вырваться из большой металлической клетки, стоявшей на широком подоконнике не очень большой московской квартиры.       Луна удивлённо наблюдала за птицами, которые по всем законам природы должны были мирно спать на своих жёрдочках. Но они не спали и не успокаивались, хотя голоса их уже сипели, а выпавшие перья устилали подоконник. На узкой софе, в нескольких метрах от несчастных птичек, тихо посапывала во сне Катя Пушкарёва. Хвостик её, с нежной пушистой кисточкой на самом кончике, смешно подрагивал. Рядом же с клеткой лежал артефакт невиданной силы в виде нелепой брошки. Луна улыбнулась, тонким лучиком пощекотала нос ведьмы и спряталась за плотную тучу, оставив канареек бесноваться в полной темноте. Ночь накануне Дня Всех Святых, ночь древних таинств и справедливости, ночь Самайна не перевалила ещё и за половину...