Заветное желание

      Давайте поговорим о желаниях. У каждого есть хотя бы одно-единственное заветное желание, о котором ты мечтаешь уже долгое время, храня его глубоко в сердце, оберегая. Оно может быть глупым, простым, сумасшедшим, невыполнимым. Но именно оно заставляет тебя хотя бы ради чего-то жить. Ты стремишься к нему, на самом деле боясь исполнить свою мечту. А о чём дальше мечтать, если ты его исполнишь?       Дазай стоит на улице, опираясь руками об ограждение на длинной аллее, и думает, что совершено сошёл с ума. Его идея, пришедшая только парой мгновений ранее, была крайне сумбурной, необдуманной, порывистой, но, а почему бы и нет?       У Накахары, что стоит рядом, приобнимая себя за плечи, ведь возле речки холодно, сегодня день рождения. И, к своему дичайшему стыду, Осаму забыл об этой важной дате. Если бы он мельком не глянул на дату, что была выставлена на экране блокировки на телефоне, то и не вспомнил бы, наверное. (гореть ему в аду за такой промах в отношении к этому человеку).       Дарить нечего, у него с собой только мобильник. Налички нет, да и поздно уже. По всей аллее давно уже горят фонари, освещая дорогу мягким приглушённым жёлтым светом. И Осаму придумывает, как поздравить Чую. Разблокировав телефон, начиная активно в нём копаться, Дазай, спустя время, когда у Чуи окончательно замёрз и покраснел нос, щёлкает пальцами, удовлетворённо кивая самому себе. Накахара всё это время украдкой поглядывал на него. Его не могло не привлечь резкое копошение по правую руку.       Осаму посмотрел на Чую, отложив так и не выключенный телефон на ограждение, поворачиваясь к парню полу-боком. — Замерз? — Дазай хмурится, замечая покрасневший кончик носа и то, как Чуя сжался, пытаясь согреться. — Есть немного, — он отрывисто кивает. Его лёгкая курточка не спасает.       Не задумываясь ни о чём, Осаму снимает своё пальто, накидывая его на плечи Накахары. Парень первое время не понимает, что произошло и почему Осаму подошёл так близко, но аромат парфюма, резко ударивший в нос, и появившееся тепло, окутавшее его плечи и спину, всё объяснили.       Чуя опустил удивлённый взгляд, наблюдая за тем, как Дазай застегнул пару верхних пуговиц. Чуя не знает, как реагировать, что говорить, что делать. Он до невозможности смущён поступком Осаму. — Хей, Чуя, — Накахара приподнимает голову, на его щеках застыл румянец, и он отнюдь не от холода, внимательно слушая, — потанцуй со мной.       Чуя окончательно теряется, вскидывая брови вверх. Он прикусывает губу, задумавшись. Потанцевать с Осаму? Здесь? Сейчас? Где-то на задворках сознания бьётся мысль, что это очень странно, но чувство, непривычное, непонятно откуда взявшееся, робко шевельнулось, подсказывая, что следует согласиться, ведь что в этом такого? Ещё и Дазай стоит, смотрит преданно-преданно, с надеждой во взгляде. — Эм, уф, хорошо, — у Чуи на лице написано, как он не уверен в своём ответе, но Осаму и этого достаточно. Он включает на телефоне заранее выбранную песню, погасив дисплей.       Первые чуть слышные слова мягкой мелодии возрождают в памяти Чуи текст этой песни. Дазай берёт Накахару за руку, приближаясь к нему больше, кладя свою ладонь ему на талию. Он мягко отступает вбок, ведя сконфуженного Чую в сторону. Первые движения робкие, не уверенные, неловкие. Обоим надо приспособиться, надо привыкнуть и к темпу, и к партнёру.       Шаг влево, их одежда немного покачнулась, и, возможно, пальто Осаму соскользнуло бы с угловатых плеч, если бы его заранее не застегнули. Осаму отступает, а Чуя интуитивно двигается за ним, подстраиваясь и уже не так зажимаясь. Вправо, и остановиться на мгновение, ведь сейчас будет припев. — С днём рождения, Чуя, — шепчет на ухо парню Дазай, выдыхая и чувствуя, как Накахара резко вздохнул, и того пробрала дрожь. — Спасибо, — одними губами произнёс Чуя, утыкаясь носом в ключицы парня, догадываясь, что его вряд ли услышали.       Прижав смущенного Накахару ближе, опустив руку на поясницу, Осаму закружил его дальше. Их пальцы переплелись, мелькая в тусклой полосе света фонаря. Дазай склонил голову, утыкаясь носом в мягкие рыжие прядки, вдыхая их запах. Чуя дышал, опаляя горячим дыханием ключицы и шею, но его нос продолжал оставаться прохладным, создавая сильный контраст. От этого по спине бежали мурашки.       Было так хорошо, так тепло прижиматься к Дазаю, ощущая его тепло, чувствуя себя защищённым в его руках. Чуя расслаблялся, танцуя наугад, даже понятия не имея, как они ещё не отдавили друг другу ноги. Не хотелось думать, хотелось только вот так вот продолжать кружиться на пустынной ночной аллее, в сопровождении атмосферной музыки, прижимаясь к человеку, что столь сумбурно решил с ним станцевать. Осаму удивительный.       Песня, как и их танец, плавно подходила к концу. Дазай набирался смелости, ошалело раздумывая, можно ли? не испортит ли он момент? не уничтожит ли собственными руками их дружбу?       Чуя крепко держался за свитер на лопатках Осаму. Он и сам не уловил того момента, когда его рука ухватилась за парня. Он не хотел отстраняться от него. Не сейчас. Не в этот момент. Но не могут ведь они продолжать танцевать, когда музыка закончится. Не могут ведь? Или могут?       Дазай плавно прекращает танцевать, останавливая и Чую. Накахара поднимает свой взгляд на Осаму. Их лица очень близко, ведь Дазай так и продолжал всё время прижиматься щекой к макушке парня. Они застывают, почти не дыша, глядя друг другу в глаза.       Они молчат, поглощённые атмосферой, танцем, музыкой, что звучит уже не из динамика телефона, а из их сердец. Они поглощены своими чувствами. Окончательно и бесповоротно.       Нет никаких мыслей. Ни уйти, ни сбежать, не отшутиться или отстраниться. Только стоять, глядя в глаза, что также смотрят в твои, и улавливать их блеск. Видеть, замечать, читать каждую эмоцию что там пробегает. Всё слишком очевидно и одновременно так запутано. Всё сложно. Сложно для них двоих. Но, сейчас ведь можно? Ничего ведь плохого не случится если…?       Чуя, зачарованно вглядывается в радужку чужих глаз, чуть смежая веки, смотря из-под ресниц. Он встаёт на цыпочки, не решаясь дышать. Ничего плохого в этом нет. Просто они поглощены друг другом. Зачарованы. Их тянет друг к другу, и ничего такого не будет, если они всё же поддадутся этому притяжению. Станут друг для друга кислородом, гравитацией, вселенной.       Осаму ощущает, как Чуя крепче ухватился за его спину, но не обращает на это внимание. Он с Накахарой делят одно дыхание на двоих, ощущая прерывистые выдохи на губах. Возможно, сейчас исполнится заветная мечта Дазая. Произойдёт его первый поцелуй. У них есть оправдание. Это всё притяжение между ними. Их любовь станет для них алиби.       Осаму склоняется, ведь у них чёртова разница в росте. И если до этого это выглядело мило и довольно забавно, то сейчас невероятно мешает. Хочется взять Чую за щёку, за подбородок, приподнять и поцеловать, но сейчас один из них склоняется, а другой тянется к нему, будучи совсем не против того, что произойдёт. Что неизбежно будет. И это неизбежное такое желанное, если задуматься. Уже давно желанное.       Их губы встречаются в трепетном касании, и у Дазая темнеет перед глазами. Чуе не лучше. Кажется, будто весь мир выключили: ты ничего не видишь, ничего не слышишь, даже гула в ушах нет, даже не чувствуешь ничего под руками, хотя Накахара знает, что цепляется и за мягкий свитер, и за руку Осаму. У них до сих пор переплетены пальцы. Он не чувствует земли под ногами. Всё его естество сузилось и сосредоточилось на обжигающем ощущении тепла на губах.       На пробу Осаму двинул губами, надеясь на реакцию. Авось, Чуя всё же ответит, а не придёт в себя и оттолкнёт. А Накахара всё ещё был в прострации, кайфуя всего лишь от ощущения чужих губ на своих. Зато каких желанных губ!       Дазай, на самом-то деле, готов сейчас в счастливом крике заходиться, почти плача от того, что прижимает к себе Чую, что целует его, не встречая негативной реакции в ответ. Он очень давно об этом мечтал, думал, надеялся, хотел. Он каждый раз украдкой наблюдал за тем, как Накахара облизывал свои губы, когда те пересыхали и трескались. У него, Чуи, есть привычка, когда задумывается о чём-то, покусывать свои губы, срывая с них кожицу, оставляя кровоточащие ранки.       Чуя, в этот момент будто отмер, отпускает сильную судорожную хватку на спине, и Дазай уже успевает испугаться, что его сейчас оттолкнут, но Накахара скользит рукой выше, обнимая за шею, зарываясь пальцами в волосы, притягивая ближе. Ему нравится. Нравится вкус губ Осаму, то, как тот трепетно и осторожно касается. У Чуи это тоже первый поцелуй. Оба только учатся, не зная, что нужно делать. Они впервые показывают таким способом свои чувства. И эти чувства предназначаются друг другу.       Они ещё долго стояли бы так, не отрываясь друг от друга, прикасаясь нежно, аккуратно, неторопливо, но, нет, воздух здесь не при чём, парни решают оторваться. Для первого раза вполне достаточно, но прекращать этот трепетный поцелуй не хочется. Потому что страшно. Страшно увидеть реакцию любимого. Хоть он и ответил, это ещё не значит, что не прозвучит слов о том, что это всё ошибка.       Чуя перекатывается с носков обратно на ступню, вставая твёрдо, и теперь его рука, что раньше зарывалась в мягкие волосы, скользнула вниз на плечо, оставаясь там. Он смотрит на грудь Осаму, вперив взгляд в его свитер и не решается поднять лица, хотя румянец, тронувший щёки и немного переносицу и так хорошо видно. Но…       Чуя так и не прекратил переплетать пальцы, не разжал их ладони, не убрал руку, а стоит вот так, не отходя ни на сантиметр.       Осаму, плюнув вообще на всё, прижал одной рукой Накахару к себе, обнимая крепко-крепко, утыкаясь носом в кудряшки. Он не жалеет. Никогда и не будет жалеть. — Чуя, — звучит крайне приглушённо, и смущённо. — Чуя, я люблю тебя, — Дазай судорожно выдохнул, закрыв глаза. Господи, как же страшно было это говорить. Можно он останется так стоять всё время, спрятавшись от ответа его любви в его же кудряшках?       У Накахары честно трясутся ноги. Резко пересохло в горле, когда сверху донеслись неожиданные слова. Он зажмуривается, прижимаясь сильнее, обхватывая рукой Осаму за талию. — И я, тоже, — Чуя немного заикнулся, отвечая. И не знаешь сейчас, что лучше, чтобы Осаму не услышал, так и продолжая стоя обнимать, либо чтобы услышал. Почему признавать что-то настолько очевидное так трудно?       На улице стояла такая оглушающая тишина, что не расслышать Чую Осаму не мог. Он распахивает глаза, неверяще глядя на рыжую макушку. Дазай понять сейчас не может, что чувствует. Он сгибается сильнее, перекладывая голову на плечо Накахары. Осаму отпускает руку Чуи, обхватывая второй рукой, притягивая, почти вжимая в себя, его. Накахара обхватывает парня за шею, вытягиваясь навстречу ему, он чувствует горячее дыхание на своей шее, щеке, ухе. — Люблю, люблю, люблю, — повторяет Дазай шепча, покрывая лёгкими поцелуями место за ушком, само ухо, немного спускаясь на шею и снова утыкаясь в плечо.       Чуя вторит ему таким же шёпотом, целуя ухо, висок, запуская руку в мягкие волосы парня. Они стоят так долго, просто обнимаясь и пытаясь осознать, что это правда. Что человек, которого ты полюбил, любит тебя в ответ. И, очевидно, так же сильно, как и ты его. Осаму счастлив. Очевидно и так правдиво счастлив.       Осаму счастлив, что решился. Что исполнил мечту. Чуя счастлив, что это произошло. Что не отказал в танце. Что и его мечта сбылась. Они теперь, узнав о своих чувствах, точно не отпустят друг друга. Ведь они, как ни смотри, влюблены.