Ты не одна, помни это

      Следующим утром Вика проснулась раньше, чем обычно. Когда она поднялась, её нос учуял до боли знакомый парфюм. А потом она увидела в ногах записку и свою куртку. Парфюм подсказал, что тут был её новый друг. В постельке было так тепло, так уютно… Проявив усилие и придерживая одеяло на уровне груди, Вика схватила записку за кончик и раскрыла. На белоснежной бумаге красивым, ровным почерком были выведены следующие слова:       «Доброе утро. Не хотел тебя будить. Куртку я забрал, можешь не благодарить. Жду на концерте. И не опаздывай, гномик! Брайан Хью Уорнер»       — А то я не знаю, кто ты! — фыркнула девушка, убрав с щеки прилипшую прядь волос. И опять на голове полный шухер. Она не видела рокера уже три дня. Они только переписывались. Брайан готовился к концерту. На стуле сидел тот мишка, что они… хм, Брай выиграл. На столе лежал альбом, но с ним что-то было не так — Вика это чувствовала. Вставать не хотелось по двум причинам: во-первых, сегодня она проспала уроки. Нет, шёл только первый. Девушка, конечно же, могла попасть на него, но ей не хотелось. Во-вторых, вылезать из кровати желания не было никакого. Но Вика всё же встала. Открыв альбом, девушка поняла, что клочок был оторван.       «Подумаешь», — пожала Вика плечами. Она привела в порядок волосы и подошла к зеркалу. На спине красовались приличных размеров шрамы и красные полосы. Всё это напоминало ей о том, как в шесть лет она разбила любимую мамину вазу. Тогда пьяная мать хорошо отходила малышку проводом по спине. Девушка до сих пор помнит каждый удар. Отогнав от себя дурные мысли, Вика надела свою любимую чёрную толстовку и чёрные джинсы. На улице светило солнышко — редкость для последнего месяца сентября. Потягиваясь, Вика раскрыла шторы и выглянула в окно. Улыбка стала ещё шире. Виктория увидела чёрную машину Уорнера, которая блестела на солнце. Её она запросто отличит. Значит, он договаривается за концерт!       Вместо зубной пасты, Вика засунула в рот мятную жвачку, вышла в коридор и побежала до кабинета директора приюта. Подождёт, когда выйдет Мэнсон. Опять не заправила постель, опять бардак в комнате… Лучше бы она не стояла под дверью. Девушка нехотя начала подслушивать. Что-то ей подсказывало, что лучше уйти, но любопытство взяло вверх — было чертовски интересно.       — Спасибо, что отпустили её на концерт. Она будет под присмотром, — раздался приглушенный хриплый баритон Что нужно сделать, чтобы удочерить ребёнка? Вика — моя биологическая дочь. Вот тест на отцовство. Я на три дня улетал в Америку, выяснял отношения с её матерью, — что-то зашуршало — явно достаёт листок. Вика вытаращила глаза и закрыла рот ладонью, чтобы не закричать. Там явно был Брайан. Его голос.       — Нужно собрать документы, это займёт немного времени. Потом нужно будет спросить саму девочку, хочет ли она жить с вами, — на чистом английском ответил Алексей Алексеевич. Больше Виктория ничего не слышала. Шок затуманил разум, в висках застучала кровь. От ударов сердца в груди она не слышала ни своего дыхания, ни разговора. Вика даже не помнила, как добежала до комнаты: она рухнула на кровать. Вика была в ярости от рокера, она с силой сжала одеяло в ладонях. «Гад! Какой же гад! Бросил! Втёрся в доверие. Из-за него я терпела эти унижения в детском доме, из-за него попала к приёмным родителям! Ну за что? Зачем он так со мной? Я уже начала считать его другом. Понятно, почему он так отстранённо со мной общался эти три дня. Я ему не нужна. Просто улетит в свою ёбаную Америку! Моя жизнь — ад. Ненавижу!». Девушка встала с кровати, достала билет из куртки и, разорвав его, выкинула в окно. Туда же полетела куртка Мэнсона и плюшевый медведь. Все плакаты, рисунки. Она не хотела его ни видеть, ни слышать. Никогда. Она удалила его номер телефона, фотографии, песни, изменила фамилию Виктория Мэнсон на прежнюю. Викторию Занозину. Да, пусть так. Она заноза. Заноза в заднице. Никому не нужна. Когда выкидывать и удалять стало нечего, Вика села на кровать и уставилась на стену. Сейчас она выглядела так беспомощно…       «Теперь-то понятно, почему у нас одинаковый цвет глаз, одинаковые пятна на плечах, прямые волосы. Да, я всем на него похожа. Даже цвет волос! Наивная дурочка. Мэнс… он все понял с самого начала. Даже не хочу называть его по имени». Вика вспоминала каждый момент с Брайаном. Как они познакомились, как ходили на аттракционы. Ей хотелось стереть себе память. Или вернуться в прошлое, когда она сидела на лавочке, и послать Уорнера куда подальше. Сейчас она яростно ходила по комнате. Она не хотела больше вспоминать Брайана, но мозг противоречил, снова и снова создавая картинки в голове Виктории. Как когда мы смотрим страшный фильм в кинотеатре, а потом идём домой темной ночью. За тобой идёт человек (просто идёт по своим делам), а ты уже придумываешь себе маньяка клоуна. Отвергаешь эти мысли, а мозг провоцирует и крутит моменты из фильма. Так и Виктория сейчас мучилась, но вот, что-то лопнуло в душе. Она скатилась по стене и спрятала лицо в ладонях.       — Ненавижу! Я ненавижу тебя! — простонала она. Впервые она так сильно кого-то ненавидела. Даже Кристина и Сашка не сравнятся с Уорнером. Такой весёлый и простой человек оказался гадом. А про мать она вообще ничего знать не хочет. И Мэнсона хватило. Когда почти вся злость выкипела и кончились страшные ругательства, Виктория легла на кровать и начала смотреть в потолок — так и прошёл её день. Она не ела, только пила воду и никуда не выходила из комнаты. Думала, что же она такого сделала своим биологическим родителям, что они оставили её. Да ещё и отдали приёмным в Россию! Это надо же! Чтобы она вообще ничего не узнала. Наверняка идея была Уорнера. Он же мастер придумывать всякую хуйню!       Гневные эмоции переполняли душу девушки, разрывая её на тысячи мелких осколков. Когда вечером подъехал водитель, чтобы отвести девушку на концерт, Вика наорала на него, срывая голос. Мэнсон звонил ей пятнадцать раз, но Вика упорно не брала трубку, а потом и вовсе заблокировала его номер к чертям. В инстаграме он писал ей сообщения, но Виктория удаляла их, даже не думая о содержании. А потом и вовсе забанила его. При одной мысли, что Мэнсон её отец, что он бросил её, Вика приходила в ужас, а ужас сменялся гневом. Она больше не будет общаться с ним. Да что там общаться? Она не будет больше слушать его песни, просматривать фотографии. Она вообще выкинет его из головы к хуям. Когда девушка не пришла на ужин, к ней в комнату заглянула Ирина Сергеевна.       — Викуль, ты чего? Что случилось? Почему не выходишь? И на концерт не поехала? — воспитательница осторожно присела на край кровати. Девушка молчала. Ей не хотелось ни с кем разговаривать, даже двигаться. Да, депрессия тут как тут. Вика всегда делилась с Ириной самым сокровенным, но это слишком. Ирина Сергеевна попыталась разговорить девушку, но та смотрела не обращала на неё внимания. Она почти не слышала воспитательницу — её мысли были далеки от реальности. Она проклинала тот день, когда познакомилась с Брайаном. Ирина поняла, что случилось что-то очень серьёзное, поэтому не стала больше донимать бедную девушку. А Мэнсон, когда выходил из здания, заметил вещи, которые выбросила Вика. Он не понял причин этого поступка и решил, что спросит об этом на концерте. Ага, спросил.       Всю ночь девушка ворочалась с боку на бок. Она не ходила в душ, даже не сняла одежду. Как лежала, так и лежит. Прошло три дня, как Мэнс узнал, что у него есть дочь, а ей ничего не сказал. Всё очевидно. Она ему не нужна. Ему нужна только сцена и эпатаж. Жгучая обида и боль терзали девушку. Мучаясь, она ходила кругами по комнате, держась за голову. Вика уже миллиардный раз прокляла и Его, и жизнь, и себя. На следующий день, Вика не вышла на завтрак, лишь крепче сжалась калачиком. Кто-то вошёл в её комнату. Она сразу узнала его п знакомому парфюму — это он…       — Привет, — он сел рядом, положив руку ей на плечо. Вика брезгливо её скинула, — Хэй, что с тобой? Почему тебя вчера не было на концерте? — в ответ молчание. Брай не понимал, что с ней. Теперь, когда он знал правду, ему было тяжело говорить. Он не знал, как признаться её, она будет ненавидеть его.       — Уйди! — прошипела Вика.       — Но почему?       — Уходи! Я ненавижу тебя! Слышишь? Никогда больше не появляйся в моей жизни! Ненавижу! Убирайся! Ненавижу, ненавижу, ненавижу! — кричала Вика, вскочив с кровати. Она била его по лицу где только могла. Уорнер защищался руками. Пощёчины были сильными. Он поднялся и всё-таки ушёл. Вслед ему полетела подушка. Вика сжала кулаки, да так, что ногти больно впились в ладони, оставляя следы. Взгляд её упал на диски Мэнсона, лежавшие на столе. Почему она их не выкинула? Взяв стопку, она подошла к окну. Её комната находилась под дверью на втором этаже. Из здания выходил Мэнсон — на него полетели диски. Выкинув их, Вика опять улеглась на кровать.       «Ну всё! Теперь он оставит меня в покое. Я не хочу иметь отца свинью!». Как она раньше могла им восхищаться? Если он говорит такими заумными фразами, это не значит, что душа у него такая светлая, а голова умная. Философ долбаный!       Прошло три дня. Мэнсон приходил к ней, но она закрывала дверь. Не только от него, а ото всех. Мужчина сидел, прислонившись спиной к двери, и разговаривал с Викой, пытаясь узнать причину её агрессии. Однако она, прислонившись к двери с другой стороны, молчала. Ела она редко, пила тоже. Не расчёсывалась, не умывалась, синяки под глазами. Ирина Сергеевна и Алексей Алексеевич пытались с ней поговорить, но в ответ слышали только молчание.       На пятый день Вика забыла закрыть дверь, и к ней опасливо зашёл Мэнсон. Увидев его, Вика вскочила с кровати и начала кричать охрипшим от сухости во рту голосом, чтобы он уходил. Пыталась побить его, как в прошлый раз, но он перехватил её запястья. Всплыли мысли о парке, и Вика начала вырываться ещё яростнее.       — Отвали! Уходи! Я ненавижу тебя! Скотина! — Виктория не стеснялась в выражениях. Мэнсон кое-как усадил её на кровать, держа запястья в своих руках. Девушка брыкалась, говорила, что ненавидит его. Брайан прижал девушку к себе. Та вырывалась, но вскоре успокоилась и начала рыдать мужчине в грудь.       — Ненавижу! Как ты посмел! — плакала девушка, колотя мужчину по груди.       — Тш-ш-ш, — Уорнер успокаивающе гладил Вику по спине, положив подбородок ей на макушку, а та всё бормотала ему проклятья. Из несвязных слов Брайан понял, что Вика знает от отцовстве. Она вся дрожала.       — Прости, нужно было сразу тебе рассказать. Я знаю, что ты ненавидишь меня. Но поверь, я о тебе ничего не знал. Твоя мать… я с ней встречался, а потом бросил. А потом, как оказалось, она забеременела, а мне, дура, нихуя не сказала. Улетела в другой город. Нашла туристов Русских, оставила тебя в детском доме, а они забрали и увезли тебя в Россию. Я ничего не знал о тебе. А если бы знал, никому бы тебя не отдал. Слышишь? Я клянусь тебе. Разве бы я отдал другим людям своего ребёнка, свою кровь? Ты хочешь знать, кто твоя мать? — Вика успокоилась и слушала Уорнера. Его слова звучали тихо, раскаянно, печально, доверительно. Было ясно, что он жалел, что не знал о Вике. Она верила каждому его слову. Они звучали искренне. Он так мягко гладил её по волосам… на вопрос о матери, она отрицательно покачала головой, — Если ты хочешь, я могу забрать тебя с собой в Америку. Будем жить вместе, — Вика подняла голову с его груди и посмотрела ему в глаза.       — Ты правда этого хочешь? — шмыгнула носом Вика. Брайан улыбнулся, а потом кивнул.       — Так ты как? — Брайан убрал мокрую, прилипшую прядь волос Вики с её глаз. Виктория утвердительно кивнула. Они ещё много о чём проговорили, Брайан показал ей тест на отцовство, сказал, что они могут улететь через месяц. Пока он соберёт документы на удочерение, пока даст ей свою фамилию, пока сделают загранпаспорт — это займёт месяц, полтора. Уорнер готов пробыть здесь сколько нужно ради дочери. Он не оставит её тут.