surrendering

Чимин поднимает белый флаг. Для него это тяжело и морально и физически. Юнги буквально помолвлен на своей работе, домой приходит поздно, либо вообще не приходит. Пак, конечно, знает, что Мин по другим не пойдёт, но внутри всё противно скребёт о том, что у главы семьи новая муза, и Чимин тут явно лишний—время собирать вещи и уходить в закат. Пак старался отгородить себя от этих мыслей, но сейчас это всё, о чём он может думать, выпивая привычный стакан вина на ночь. Вся ситуация вообщем-то поправима, но Чимин устал бороться один, выступая в качестве двух возлюбленных, когда Юнги даже за семейным ужином обсуждает песни и ноты, которые по праву поселились в сердце у юноши. Пак поддерживает его, но сам распадается на множество осколков, стоит Мину предупредить о том, что сегодня он не ночует дома. Чимин в шутку даже говорил Юнги, чтобы тот собирал вещи и переезжал в офис, но Мин лишь отмахивался, говоря о том, что не так уж и много времени он проводит на работе, a Пак и вовсе неблагодарный—его содержат, а он ещё и недовольный. Вот только Чимин начинал встречаться не с работой Юнги. Парень наливает второй бокал и сверлит взглядом телефон, словно прямо сейчас Юнги напишет о том, что скоро будет. Но уведомление так и не приходит и Пак про себя усмехается—Мин поставил работу на первое место, тогда почему Чимин возносит его в ранг святых. Надоело. Чимин от скуки начинает листать ленту новостей, но его отвлекает сообщение от брата, в котором тот спрашивает, когда Пак приедет навестить семью. Чимин в ответ набирает, что сейчас всё сложно и слёзно просит не рассказывать матери про это. Член семьи ворчит насчёт этого, но обещает молчать, и Пак успокаивается. Внимание парня привлекает фотка красивого брюнета в компании, видимо, друзей. Приблизив, Чимин замечает знакомое лицо. Верно—Юнги с бокалом лонг-айленда. Пак хмыкает и записывает в мысленный ежедневник спросить Юнги об этом. Вечер проходит также скучно, фильмы, идущие по телевизору, вообще никак не заходят, и Чимин ложиться спать. Утром Пака встречает головная боль и смс-ка от Юнги. В ней парень говорит о том, что сегодня может не приехать. И всё. Чимин отправляет в ответ сердечко, но кроме маленькой приписки «прочитано» больше ничего не появляется. Пак мысленно матерится и нехотя выползает из теплой, нагретой кроватки, стараясь не упасть из-за ноющей боли, охватившей всю голову. В аптечке ничего не находится, и Чимину приходится пройтись до аптеки, купив привычную упаковку «цитрамона» и какую-то баночку витаминов, любезно посоветованную аптекарем. На завтрак он ничего не ест, зато выпивает три таблетки от головной боли и вертит в руках баночку с витаминами, в инструкции которой написано принимать после еды. Немного погодя, закидывает пару капсул из баночки. Чимин сам как капсула—осталась одна лишь оболочка, всё, что было внутри, перемешалось. Пак уверяет себя, что он справится с этим, что он сильный, но нервы сдают, да и в свои двадцать три хочется взрывных вечеринок, алкоголя, а не вечного ожидания чего-то нереального, например, Юнги, который думает не только о работе. Стрелки часов медленно доползают до полудня, а Чимину кажется, что прошел как минимум целый день. Он опять прилипает к телевизору, листая бесконечные каналы, которые даже ни на минуту не заинтересовывают его. Минуты тянутся с ужасающе медленной скоростью, что аж хочется выть. Чимин пытается набрать Юнги, но телефон Мина выключен. Пару раз прослушав приятный голос девушки, который почему-то успокаивал, Пак забил на это, и его охватила злость. Почему он просиживает тут всю свою молодость, хотя вполне себе может позволить развиваться вместо того, чтобы сидеть около разбитого корыта. Мин Юнги хотя бы процентов на десять счастлив, он на месте не сидит, что-то делает и решает. А Чимин? Он так и просидит всё своё время в этом душащем городе, в котором его мнение даже не важно. Время проходит незаметно, и Пак даже почти засыпает, как вдруг слышит звук открывающейся двери, а затем усмехается и топает в гостиную. Юнги аккуратно снимает обувь, пальто, а затем также трепетно пытается поцеловать Чимина, но тот отмахивается. —Неужели вы решили спустится к нам? —язвит Пак, вглядываясь в Юнги.—Я уж думал, что я тут так и останусь один. —Знаешь же, что работа, —пожимает плечами Мин. —Работа?! —взрывается Пак.—Ты, наверное, также и про наши отношения думаешь. Скажи честно, я тебе надоел настолько, что ты кроме своей работы отказываешься видеть что-либо ещё. —Не начинай, а? —рявкает Юнги.—Я устал и хочу спать, твои прихоти меня не волнуют. Выноси мозг кому-нибудь другому. Мин жестом показывает Чимину уйти с дороги, и заваливается на кровать. Пак недовольно цокает и решает переночевать на диване, не желая видеть такого чужого и далекого Юнги. Глотая ком обиды и слёзы, Чимин стелет постель и ложится, поджимая колени к грудной клетке. Будит Чимина не Юнги, а звук закрывшейся входной двери. Пак горько вздыхает и встаёт, чтобы что-нибудь съесть, но на удивление, от любой еды его тошнит. Чимин забивает на завтрак, решая привести себя в порядок и прогуляться. Место он выбирает позже, когда вместе с расчёской достаёт прядки волос. То, что ему нужно в больницу, понятно сразу—бледная кожа, которую отказывался замечать сам Пак, резко сброшенные несколько килограммов. Из дома Чимин записывается на ближайший внеплановый приём и сразу отправляется в больницу. В здании, в которое он пришёл, все белое и пропахло чем-то не слишком позитивным. Всё тот же доктор, Джуон, только чуть недовольный. Он переводит взгляд то на Чимина, то на результаты обследования, вертит в руках ручку и не решается начать разговор. На бумагах, черным по белому выведено— раковая опухоль. —Врач, у меня ведь всё в порядке? —начинает Чимин, инстинктивно обнимая себя руками. —Вообще-то, не всё. Злокачественная опухоль, —поправляет очки Джуон.—Возможно, стоит сдать анализы ещё раз, но у нас не было зарегистрировано… Пак впадает в шок. Внутри него—смерть, и это уже он точно знает. Первое, что он спрашивает, это эффективность лечения. Врач что-то долго рассказывает про операции, но Чимин не слушает. —Я отказываюсь от лечения, —тихо шепчет Пак. —Вы уверены? — интересуется доктор, одновременно записывая что-то в те бумажки. —Абсолютно. После приёма Чимин подписал кучу договоров, что при летальном исходе пациента врачей не привлекут к уголовной ответственности. Пак уходит домой под взглядами всего медицинского персонала, словно за ним уже летит смерть, противно шепча ему на ухо, что пришла его очередь. Внутри Чимина—борьба, которой никогда не бывало, ураганы, забирающие все мысли и смешивающие их в одно целое, не давая возможности объективно оценить свои шансы. Домой приходит Пак абсолютно разбитым, но уже настолько сильным, что даже сам удивляется. В зеркале—парень, который сам выглядит как смерть, истощенный, но всё ещё живой. Как Юнги мог не заметить такое состояние—первая мысль, когда Чимин проводит пальцами по выступающим ключицам, боясь надавить, что-либо вообще сделать—он в один момент превратился в фарфоровую куклу, стоит только прикоснуться, она обязательно сломается. Вот только Чимин уже сломан. Когда приходит Мин, Пак сразу тянет его на кухню, наливая бокал вина. Юнги непонимающе смотрит на Чимина, пока тот собирается с мыслями, боясь даже посмотреть на него. —Что-то произошло? —интересуется Мин, не отводя взгляда от Чимина. —Это так глупо, но ты должен выслушать меня, —хрипло смеётся Пак, украдкой вытирая слёзы.—У меня раковая опухоль… —О, чёрт, только не говори, что ты уже собрался писать завещание, —подрывается Юнги, хватая Чимина за кисти рук.—Ты же знаешь, мы выкарабкаемся из этого дерьма, я буду рядом. —…Я отказался от лечения, —заканчивает Пак, смотря куда-то вдаль. —Ты ебанулся? —взрывается Мин, тряся Чимина за плечи, заставляя посмотреть на него.—Я знаю, я полный урод, мерзавец, ты по праву можешь меня ненавидеть, но я буду бороться, —он с силой прижимает Пака к себе, давая волю всем эмоциям, которые до этого держал при себе.—Мы будем бороться. —О каких «мы» ты говоришь? —улыбается Чимин, отлепляя от себя Юнги.— Наверное о тех, кто всегда вместе, никогда не ссорятся и не живут, словно вообще друг друга не знают. Если да, тогда прости, но этих «мы» уже давно нету. Мин смотрит прямо в глаза Паку, пытаясь найти хоть что-то, за что можно зацепится, но там лишь одни осколки, об которые он режется. Юнги отшатывается, беря бутылки и пьёт прямо с горла. Чимин стоит и ждёт, пока Мин осмыслит всё то, что произошло, всё, что было сказано на этой кухне.Внезапно Юнги становится прямо на колени, прижимая голову к Паку, притягивая того ближе. —Я исправлюсь, —шепчет он.—Вот увидишь, я исправлюсь, мы вылечим тебя и всё будет по-другому. —Не будет, я съеду завтра, — отходит Чимин. —Никуда ты, блядь, не съедешь, —рычит Юнги, пытаясь притянуть сопротивляющегося Пака к себе. Внутри разгорается пожар, и Чимин туда бензина подливает, словно специально делает больнее, хотя это уже предел. —Я тебя больше не люблю, Мин Юнги, —Пак снимает парное кольцо со своей руки и вкладывает в ладонь парню.—Хочешь ты того или нет, но я съеду. Я устал бороться—сначала за наши отношения, а теперь с болезнью. Чимин решает не ждать до завтра, поэтому срывается к входной двери, открывая её одной рукой, и обуваясь второй. Юнги, который только подошёл, пытается закрыть дверь, но Пак слегка колотит его, показывая, что не хочет оставаться здесь. —Это всё, Мин.Всё, —Чимин машет воображаемым белым флагом.—Финишная прямая, дальше некуда. Дальше тебе только без меня. Пак вылетает из квартиры, захлопывая дверь. Мин пытается догнать его, но Чимин убегает, не даёт себя поймать. Юнги возвращается в квартиру и заходится криком, сползая по стене. Хоть у них с Паком и не было всё так радужно, но всё можно было исправить, стоило Мину хоть чуть-чуть усилий приложить. Чимин прав—финиш, конец. Дальше смысла нету бежать, некуда. Однако больно так, как будто кости дробят на части. Такую боль только надвое делить, но страдает лишь Юнги. Кроме вещей Пака не осталось ничего, как и смысла. Мин, может быть, и сломлен, но жить дальше будет. Ради Чимина, который от этой жизни отказался.