***
В битве двое против одного, несмотря на все его протесты, Джисон горестно проиграл и был засунут в белый «Мерседес» Чана несколько часов спустя. — Постарайся повеселиться, ладно? — Чан говорил ему это таким заботливым, материнским тоном, останавливая машину и с улыбкой глядя на него через зеркало заднего вида. Чанбин кивнул с пассажирского сиденья в знак согласия, открывая бутылку Red Bull и хмурясь от вкуса. Джисону оставалось только вздохнуть и напомнить им обоим, что он отлично веселился, пока его не вытащили из студии. За эти годы многое изменилось. В раннем подростковом возрасте у Хана был период, когда он хотел стать врачом, как и многие из его сверстников, пока он не узнал, что не может перенести вид настоящей крови. Он думал стать фотографом и погрузился с головой в поэзию и архитектуру. Но в конце каждого дня и неудачной попытки он обнаруживал, что возвращается в кинотеатр с тех пор, как его родители взяли его на свой первый показ в возрасте девяти лет. Он ходил туда каждый выходной после этого, друзья входили и выходили из его жизни, сидели рядом с ним в кинотеатре, приходя и уходя спустя много лет, но первой любовью Джисона остались фильмы, и ничто, казалось, никогда не сможет занять её место. Всё, что он искал, и даже больше, в мире и в нём самом, имело кино. Он выбирал свои любимые сны и переносил их на большой экран. В течение большей части своих молодых лет он пытался найти свой дар, прыгая от одной профессии к другой, но никогда не был полностью удовлетворён. И как только он нашёл его в кинематографе, то отдал этому всю свою жизнь. При создании фильмов он никогда не чувствовал, что должен делать что-то другое вместо этого. Однако в последнее время он изо всех сил пытался найти подходящего человека на место главного актёра своего следующего проекта. То, что обычно представляло собой небольшую проблему, на этот раз оказалось невыполнимой задачей. Хану хватало нескольких секунд, чтобы прослушать любую из записей прослушивания, прежде чем перейти к следующей. Ходили слухи, что он постоянно отвергал некоторых самых талантливых актёров страны, которые прослушивались на роль, и спустя короткое время, люди начали называть его сумасшедшим за подобное. Это поставило под угрозу всю его карьеру и репутацию. Работа с громкими именами всегда приносила большие деньги, он уже познал это. По большей части, он не был так придирчив к актёрам, пока они соответствовали ожиданиям аудитории. У него были и другие вещи, на которых ему больше нравилось сосредотачиваться, такие как атмосфера и звуковое сопровождение. Но на этот раз всё дело было в главной роли, и, несмотря на язвительные замечания, которые он получал от актёров, которых отвергал, и даже неодобрение своей собственной команды, он верил в себя и своё видение. Он никогда не шёл на компромисс в том, что имело значение, и не собирался делать это сейчас. Джисон вернулся к реальности, когда Чан переплёл их пальцы, чтобы вытащить его из машины, а Чанбин за его спиной повёл их вперёд, положив ладонь на поясницу Хана. — Даю час, — сказал Чан, ободряюще сжимая его руку. — Только один. Я не буду пить, так что если тебе не будет весело, найди меня и я отвезу тебя домой. — А мы не можем пойти домой прямо сейчас? — умолял Джисон, надув губы и повернувшись к своему старшему другу. Он почти чувствовал, как шаги Чана замедлились в раздумье, прежде чем Чанбин с настойчивостью толкнул их вперёд. — Мы зашли так далеко, ведь так? — черноволосый заскулил, держа обеими руками старшего и Джисона, пока они не достигли жёлтой неоновой вывески, висевшей у двери, «вход» мерцал курсивом под печатным логотипом клуба. — Послушай Чана, Джисон. Один час — это ничто, — сказал он, давая Хану достаточно времени, чтобы кивнуть, прежде чем открыть дверь и с самодовольной ухмылкой втолкнуть двух блондинов внутрь. Тёмный коридор с трясущимися от громкой музыки стенами вывел их в главное помещение. Люди смеялись и танцевали по всему танцполу под розовыми и зелёными огнями. Там были кожаные диваны, стратегически расположенные в тени. Путающиеся ноги, сумки, которые легко украсть, и безостановочно льющаяся выпивка — и Джисон, один в этом шуме, постоянно отталкивающий людей от себя. В какой-то момент Чан бросил ему в руку бутылку пива, прошептав «расслабься», прежде чем его поглотила толпа. Затем был Чанбин, в другой, но такой же чёрной толстовке, занятый парнем, устроившимся на его коленях, который восторженно хихикал над чем-то, что он, должно быть, сказал, что не могло быть настолько смешным. Джисон протиснулся сквозь колышущуюся массу тел, ныряя к бару. Он сверкал, как рождественская ёлка со светодиодными лампочками, прикреплёнными к каждой её поверхности. Стеклянный прилавок с зернистой отделкой сиял ярко-белым, а полки, на которых стояли напитки — таинственно-красным. Он поморщился, глядя на потные руки, тянувшиеся за ним по дороге, и на незнакомцев, окликающих его по цвету волос и одежде. Хан проигнорировал их, усаживаясь на один из узких чёрных табуретов у стойки, не теряя времени на то, чтобы осушить всё содержимое своего пива несколькими вынужденными глотками. Когда Джисон был ребёнком, он никогда не мог сказать, действительно ли людям нравится вкус пива. После всех этих лет, стараясь не дышать через нос, чтобы избежать упрямого послевкусия напитка, не желающего покидать рот, он с гордостью говорил, что теперь знает лучше. Как только он перестал смотреть на своё искажённое отражение в пустом стакане, то заметил, что люди вокруг бара одаривают его долгими многозначительными взглядами и улыбками. Он почувствовал, как кровь прилила к щекам, вызвав смешок у бармена, хотя до этого момента он даже не знал, что тот смотрит на него. Вскоре он понял, что не может провести остаток часа так близко к толпе. Обдумывая варианты, он решил сбежать в уборную, спрыгнув с табурета и держа руки прижатыми к бокам, чтобы они служили щитом. Он избегал встречаться взглядом с кем бы то ни было любой ценой, даже с барменом, пытающимся предложить ему второй напиток за счёт заведения. К тому времени, когда он с трудом добрался до туалета, проталкиваясь мимо дюжины людей, шатающихся на ногах с закрытыми глазами, он задыхался, пот капал с висков, как будто он только что закончил марафон. Он тут же нырнул внутрь, и его обдало конденсированным горячим воздухом. Он содрогнулся от отвращения, но даже это было лучше, чем то, где он был всего секунду назад, и на короткое время, возможно, впервые за эту ночь, он подумал, что сможет пройти через эту вечеринку. Стены были не только достаточно толстыми, чтобы скрыть большую часть шума, но у него также был свой ноутбук, который он тайком пронёс в своей сумке, пока его друзья не смотрели. Это была не первая его вечеринка, и он знал, что всегда может рассчитывать на туалет, чтобы спрятаться и сделать какую-нибудь работу. Это почти как бездельничать дома, за исключением запаха. Но, к несчастью для Джисона, это место уже было занято кем-то, кто прятался в одной из кабинок туалета, которую он планировал использовать. Он испустил раздражённый вздох, который сдерживал с самого приезда, закатив глаза к потолку, как будто ответы на вопрос, «почему жизнь должна быть такой тяжёлой», будут написаны там, прячась за трещинами. Может быть, он был скрыт за подписями и телефонными номерами, нацарапанных на стенах. Кто-то наверняка должен был знать. На цыпочках он пошёл на звук, обнаружив, что человек, ответственный за вторую по счёту кабинку, склонился над унитазом, выкашливая остатки пустого желудка. Незнакомец ел так мало, что кашель не мог вызвать ничего, кроме кислоты и слюны, и его тело заметно дрожало под коричневой курткой, слишком большой для его тела. Он продолжал переступать с ноги на ногу, пытаясь удержаться на жёстких плитках ванной комнаты. Охваченный любопытством, Джисон почувствовал желание что-то сказать. Он сделал паузу, прочищая горло. — Тебе нужна помощь? — Отъебись, — выпалил незнакомец как раз вовремя, прежде чем его накрыла очередная волна тошноты. Настроение Хана мгновенно испортилось. — Окей… давай попробуем ещё раз. Я Джисон, — криво усмехнулся блондин, повышая голос, чтобы перекричать басы музыки, сотрясающей стены в сочетании с постоянными вздохами другого парня. — Мне всё равно, — последовал ответ, в котором больше всего чувствовались страдание и усталость. Джисон почувствовал, как его сердце наполнилось сочувствием; по крайней мере, в этом клубе был один человек, у которого была ночь хуже, чем у него. — Как тебя зовут? Может быть, я смогу помочь? Прошли долгие и мучительные секунды, пока незнакомец не пошевелился, чтобы сказать что-то в ответ; было мгновение, после которого Хан начал думать, что он, должно быть, просто заснул. — Минхо… но мне не нужна твоя помощь, — невнятно бросил ему парень. Возможно, это было из-за плохого освещения, или пива, которое не так давно вылилось в горло Джисона, или из-за того, что он не спал последние несколько недель, но от вида лица незнакомца у него сразу перехватило дыхание. Несмотря на презрение в его голосе, Джисон мельком увидел два невинных оленьих глаза из-под завесы прямых каштановых волос. И если искусство было бессмертно, то в Минхо Джисон увидел свой билет в вечность. Он не сомневался — этот парень, прямо здесь, пьяный и сгорбившийся над унитазом, был тем самым человеком, которого он искал все эти месяцы. Это было до смешного неподходящее время, но Хан не мог дождаться другой или лучшей возможности, чтобы сказать это. Может быть, эта возможность никогда и не появится. Он искал уже несколько месяцев, устал и потерял всякую надежду. Он должен был что-то сказать, и сказать прямо сейчас. — Вообще-то я работаю над фильмом, — начал дрожащий от возбуждения Хан, присев рядом с Минхо в узком пространстве. Он смотрел, как с нижней губы парня свисает струйка слюны, поблёскивая в мерцающем свете ламп. — И ты выглядишь именно тем, кого я искал! Минхо впился в него взглядом, положив голову на руку, сложенную на крышке унитаза, а другая его рука лениво повисла вдоль тела. Он выглядел опустошённым и бледным, насмешливая улыбка тронула уголки губ. — Ты реально думаешь, что я поверю в это? — он задумался, лицо его исказилось от раздражения. Его кожа была болезненно тусклой, но всё же горящей красным от алкоголя, который он, должно быть, выпил до того, как оказался здесь. — Чего ты хочешь на самом деле? Джисон закрыл лицо руками от слабого запаха рвоты, внезапно достигшего его носа. «Любовь витает в воздухе» было написано на панели позади Минхо. Хан хотел было фыркнуть от иронии, но Минхо опередил его с усмешкой, вероятно, при виде его болезненного выражения лица. Это был сухой и гортанный смех, но всё же странно сладкий. Его глаза искрились живым озорством и весельем под туманом усталости. Но даже когда Минхо смеялся над ним, в его взгляде было мягкое выражение, некоторая доброта и сожаление, мерцающие и красиво переливающиеся звёздами вокруг радужек. Джисон снова почувствовал себя девятилетним ребёнком, впервые попавшим в кино. Он не мог отвести от него глаз. — Я знаю, что это звучит безумно, но выслушай меня, это… — Я не помню, как ты себя назвал, — пробормотал Минхо, вытирая тыльной стороной ладони капли пота, стекавшие по лицу. Хан с трудом удержался, чтобы не ударить его. — Но мне кажется, я уже сказал тебе отъебаться. Джисон разинул рот, поражённый нападением на своё эго. Возможно, он ошибался, полагая, что Минхо был подходящим человеком для этой роли. Он уже был готов сдаться, но тут Минхо издал стон смешанный со всхлипом, прежде чем его снова вырвало. Джисон вздрогнул, его сердце сжалось в груди, а желудок скрутило судорогой. Он не мог бросить кого-то в таком состоянии, даже когда Минхо явно не ценил его компанию. Блондин плотно сжал губы, чтобы не сказать что-то, о чём он потом пожалеет, и терпеливо продолжал терпеть неодобрительные комментарии Минхо и рычание между его рвотными позывами. Он знал по опыту, что люди, больше всего нуждающиеся в помощи, часто были теми, кто наименее склонен просить о ней. Минхо был прекрасным примером этого. В конце концов, после ещё нескольких минут пассивной агрессии и жалоб, Минхо начал склоняться к его прикосновению, чтобы согреться. Казалось, он вот-вот потеряет сознание. Джисон нашёл бутылку воды в своей сумке, присел на корточки, схватил Минхо за плечи и притянул его к груди, чтобы он мог влить несколько глотков в рот. Он был благодарен, что по какой-то причине Минхо не жаловался, а просто таял в объятиях Хана, принимая воду, пока его состояние не улучшилось. — Ты можешь идти? — спросил Джисон, крепко обнимая Минхо, словно обнимал его бессчётное количество раз до этого, возможно, в другой жизни, которую он не помнил. Чувствуя себя тяжёлым и измученным, Минхо опустился с кивком в объятия Джисона, чьи успокаивающие объятия начали мягко качать его, пока он не почувствовал себя невесомым, плавающим в океане где-то далеко отсюда. Он позволил своему телу нежно покачиваться, желая, чтобы волны рук парня укрыли его от мира. Блондин чувствовал себя глупо, задавая этот вопрос — конечно же, Минхо не мог ходить. Но, возможно, он вёл себя так грубо и пытался прогнать Джисона, потому что ему было стыдно, что его видели в таком состоянии. Как только рвота прекратилась, он оторвал Минхо от пола, обхватив его рукой за тонкую талию, чтобы удержать в вертикальном положении. Он вынес их наружу, хотя Минхо и пытался возражать, но у него уже не было сил. — Где ты живёшь? — спросил Джисон, когда они подошли к выходу с другой, более тихой стороны здания. Их тёплое дыхание вырывалось в холодный осенний воздух, как дым. Они стояли под беззвездным небом, так как городские огни скрывали их сияние. Минхо яростно замотал головой, прижавшись виском к плечу Джисона. — И что это должно означать? Ты… — протянул парень, убирая руку с талии Минхо и пытаясь найти свой телефон. — Я тебе не доверяю, — пробормотал Минхо, крепко зажмурившись и стараясь не заснуть. — Ну, я думаю, это первая разумная вещь, которую ты сказал за весь вечер. Возможно, и последняя, — Джисон препирался, заработав от своей компании стон боли. — Так куда же мне тогда тебя отвезти? — Просто оставь меня здесь… Мне не нужна твоя помощь, — Минхо настаивал даже тогда, когда держался за Джисона словно за свою жизнь. Это не ускользнуло от внимания Хана. — Да знаю я, знаю. Ты это уже говорил. Как насчёт того, чтобы рассказать мне, что случилось? — Не твоё дело… — усмехнулся он. Джисон почувствовал, как его щёки запылали до кончиков ушей от разочарования. — Неужели ты думаешь, что я этого не заслуживаю? Минхо разразился хихиканьем, воздушным и хриплым, когда откинул голову назад, выдавая короткие облачка дыма на фоне ночи. — Ты задаёшь слишком много вопросов. — Это не ответ. — Знаю, — Минхо самодовольно и совершенно неотразимо улыбнулся. Джисон изумлённо и недоверчиво покачал головой. Он шёл по тонкой грани между любовью и ненавистью к этому незнакомцу. — Вчера был мой день рождения. Рождение… моё. Мы с друзьями пришли отпраздновать, но я обычно не пью. Не знал своих пределов… — Я вижу. Минхо бросил на него ледяной взгляд, который выглядел совершенно безобидно с ярко-красными пятнами на щеках и слишком слабыми конечностями, чтобы удержаться на ногах, не говоря уже о том, чтобы сражаться с кем-то. Он был похож на куклу, подумал Джисон, возможно, самую красивую куклу на свете. Он решил вызвать такси и отвезти Минхо в отель, готовый заплатить за всё, если это означало, что он сможет убедиться, что парень на ночь был в безопасности. Он также старался не задавать ему больше вопросов, так как знал, что горло Минхо должно быть в огне, но парень всё равно нарушил молчание — Зачем ты это делаешь? Почему ты мне помогаешь? — прошептал он ему на ухо, как будто Минхо был достаточно трезвым, чтобы попытаться объяснить действия Джисона так, как не мог даже сам Джисон. Его глаза были полны любопытства, когда он медленно придвинулся ближе после того, как упрямо дрожал на холоде, спокойный в противоречии с тем, что он сказал ранее о недоверии к блондину. Скорее всего, это был комбинированный эффект алкоголя и усталости, а может быть, это были пухлые щёчки Джисона и полный надежды взгляд, который создавал наивное впечатление, тот вид, который уверял Минхо, что Хан никогда не воспользуется им. Неужели Джисон делал всё это исключительно из вежливости? Позволять Минхо цепляться и хвататься за него, чтобы не упасть. Возможно, ответ был слишком сложным, чтобы кто-то из них понял, что в данный момент художник в Джисоне видит что-то ценное и стоящее в Минхо, несмотря на всю ситуацию. — Ты выглядишь так, словно тебе нужна помощь. Это всё. Когда такси подъехало, Минхо сразу же забрался на заднее сиденье, прислонился головой к окну и стекло возле его рта тут же запотело. Таксист даже не взглянул в их сторону. Джисон был благодарен, потому что не знал, как он объяснит, что произошло, если кто-то спросит. Но всё немного усложнилось, когда голова Минхо медленно переместилась с окна на плечо Хана. Молодой режиссёр почувствовал, что замирает, когда его сердцебиение сбилось с ритма от шока, но он умудрялся обнимать Минхо за плечи каждый раз, когда на дороге появлялась ухабистость, угрожая отбросить его лицом к сиденью впереди них. Джисон подумал было позволить этому случиться хоть раз, чтобы научить Минхо хорошим манерам, но они добрались до места назначения раньше. — Мы на месте, — прошептал Джисон в волосы Минхо, отдавая водителю деньги. Парень моргнул и проснулся ровно настолько, чтобы Хан провёл их внутрь и попросил комнату. Он взял для Минхо просторный номер с прекрасным видом на город. Подобный номер для себя он вряд ли купит, но для Минхо — совсем другая история. Было немного горько и сладко стоять в лифте с Минхо, прислонившимся к стене, чтобы не дать ему упасть, любуясь его храпящим лицом под яркими лампами лифта, зная, что он был за пределами совершенства для этой роли. Как будто Минхо выскочил из видения Джисона, или как будто Хан вообще придумал Минхо. У него были пухлые, привлекательные для поцелуев губы, высокие скулы и фирменной красоты нос. Джисон подумал, как же должен выглядеть Минхо, когда он улыбается, когда улыбка искренняя и безболезненная. В какой-то момент во время поездки на лифте Минхо полностью задремал, и поскольку у Хана не хватило духу снова разбудить его, он был вынужден нести его остаток пути. Мышцы горели от прибавленного веса; только всплеск адреналина, бегущий в венах, поддерживал его на плаву. Он был уверен, что завтра почувствует последствия всего этого. Но сейчас он был занят тем, чтобы убедиться, что никто не бродит по коридорам, видя, как он несёт бесчувственного парня, побуждая позвонить в полицию. Был момент с чувством, что его руки упадут, и страхом быть пойманным, что желание просто уйти, как будто он никогда и не был там, настигло его. Джисон был уставшим и раздражённым, и он чувствовал слюни Минхо на своей одежде. Ангел в нём каким-то образом одержал победу, как только он успешно подошёл к двери с Минхо, закинутым на плечо. Он положил его на кровать, снял ботинки и куртку, отложил вещи в сторону, прежде чем натянуть одеяло на тело. Сделал шаг назад, и Минхо внезапно показался таким хрупким, с раскрасневшимися щеками и растрёпанными волосами, с тихим всхлипыванием, когда тепло тела Хана исчезло. Городские огни вспыхнули на его лице, и мысль об уходе заставила желудок Джисона сжаться от печали. Он резко обернулся, ища предлог, чтобы остаться. Сначала он проверил мини-холодильник рядом с телевизором, чтобы убедиться, что там достаточно воды, когда проснётся Спящая красавица, а затем оставил некоторые болеутоляющие средства на ночном столике, чтобы утром помочь Минхо с головной болью и болью в горле. После этого он ещё два раза проверил мини-холодильник, открыл все ящики, поправил подушки под головой Минхо и понюхал каждый образец шампуня на туалетном столике. Но после получаса дурацкой возни здесь уже нечего было осматривать. И всё же ноги Джисона словно вросли в землю, на расстоянии вытянутой руки от того места, где мирно спал Минхо под милым гостиничным одеялом. Было слишком тяжело просто уйти, как ни странно, одна из самых трудных вещей, которые Хан должен был сделать за долгое время. Когда он представлял идею своего нового фильма руководителям, Джисон специально подчеркнул, что он искал не просто ещё одно красивое лицо — он искал глаза, которые никто никогда не сможет забыть. Ему нужен был парень на экране, который будет больше, чем временное сердцебиение или просто громкое имя. Ему нужен был кто-то особенный. Этим человеком был Минхо. Его полные губы даже издалека были такими губами, о которых можно только мечтать. В процессе разработки сценария Хан изменил так много вещей в сюжете и в других персонажах, но была одна вещь, которую он никогда не трогал. Он не мог поменять его, рука не позволит. И это характер Минхо. Это был Минхо, который звучал и выглядел точно так же, как тот, кого Джисон представлял в этой роли. Такие же пушистые шоколадно-каштановые волосы, как те, что он видел в своём видении фильма. Минхо был похож на сбывшуюся мечту. Мечта найдена, мечта потеряна. При этой мысли сердце Джисона ушло в пятки. Он взглянул на гостиничные ручки, оставленные на ночном столике рядом с Минхо, и вздохнул. — Не надо меня ни за что благодарить, правда, — он с недовольным видом направился к парню, сунув под таблетки визитную карточку с запиской на обороте. «Если ты когда-нибудь передумаешь, позвони, и мы всё обсудим». Дверь автоматически закрылась за ним, как только он вышел наружу, не оставив себе ни малейшего шанса на возвращение. Он прислонился к ней ещё на несколько секунд, сожаление и надежда кружились в его груди, создавая тошнотворное чувство. Только тогда, в одиночестве и тишине, он заметил непрерывное жужжание своего телефона у бедра с множеством непрочитанных сообщений от весёлого, пьяного Чанбина и взволнованного, трезвого Чана. Он устало улыбнулся, прежде чем нажать на кнопку лифта, ожидая, когда знакомый белый «Мерседес» остановится перед отелем и отвезёт его домой.***
Неделю спустя, когда он уже давно сдался и меньше всего этого ожидал, Джисону позвонили. — Там вас кто-то ищет по телефону, — нервно сообщил помощник Хана, увидев, как сосредоточенно молодой режиссёр смотрит на сцену перед собой, наморщив лоб и прикусив нижнюю губу между двумя жемчужными рядами зубов. — Я сейчас занят, может, они перезвонят в другое время? — В котором часу это лучше сделать? — Даже не знаю… завтра днём? — Н-но ведь у вас назначена встреча? На самом деле их несколько. Одна с 13:10 до 14:30, а другая… Джисон провёл рукой по лицу и тихо застонал. — Тогда скажи ему про следующую неделю, мне всё равно. Ассистент наблюдал, как он двигался, и размахивал руками, когда люди делали последние штрихи на сцене, пытаясь дать всем совершенно разные указания одновременно, несмотря на запутанные реакции. — Я уверен, что это может подождать. Декорации были почти готовы к тому, что персонаж окажется в современном мегаполисе, с соответствующими яркими огнями и неоновыми реквизитами, шоссе, возвышающиеся в воздухе, обвивались вокруг небоскрёбов. Но это было не для фильма Хана. Он был сорежиссёром совершенно другого фильма, так как до сих пор не нашёл подходящего человека для главной роли в своём собственном. Прошла уже неделя с тех пор, как его затащили в тот клуб, и Джисон уже давно отказался от надежды, что Минхо свяжется с ним. Часть его понимала, что это странно, когда к тебе приближается незнакомец, предположительно признанный режиссёр, и предлагает главную роль тому, кто не имел никакого актёрского опыта, и был в разгаре рвоты. Джисон почувствовал, как его щёки вспыхнули при этом воспоминании. Но поездка на машине от отеля до его квартиры показалась ему одной из самых длинных в его жизни. С тех пор он просмотрел ещё несколько дисков с прослушиваниями, каждый из которых был лучше предыдущего, хотя в каждом не хватало чего-то особенного. Он искал Минхо в каждом, этот неотшлифованный алмаз, каким-то образом затерявшийся в изобилии профессионалов. — А кто звонит? — Парень по имени Минхо. Никогда раньше о нём не слышал. Откуда он вообще знает ваш номер? Толстая свёрнутая пачка бумаг, зажатая между пальцев Джисона, едва не упала на землю, если бы он вовремя не подхватил её, упав со стула. Хан приземлился на пол со своим стулом сверху, угрожая сломать себе спину. Его помощник приподнял бровь; Джисон становится таким неуклюжим, когда ему не хватает сна, но это казалось чрезмерным даже для него. — Дай мне телефон! — сказал Джисон, болезненно поморщившись и поднимаясь на ноги. — Но ведь вы только что сказали… — Забудь, что я сказал! — директор застонал, вырывая телефон у своего помощника, и направился обратно к их временному офису так быстро, как только позволяли ушибленные колени. — Минхо? Ты ещё там? — спросил он, держа телефонную трубку между щекой и плечом, скрестив пальцы, а свободной рукой открывая дверь. После казалось вечности, Минхо нерешительно ответил. — Да… С кем я разговариваю? Я просто искал… — Джисон! Это я! — подтвердил он с чрезмерным энтузиазмом. — Окей… Хан взглянул в зеркало сбоку и поймал себя на том, что краснеет маковым цветом. Он глубоко вздохнул, стараясь не обращать внимание на своё возбуждение и одновременно прислушиваясь к голосу Минхо. — Я думал о твоём предложении и о фильме. — Правда? Это здорово! — Я не хочу ничего обещать… У меня есть несколько вопросов. — Всё что угодно, Минхо! Спрашивай. — Хорошо… Я всё ещё не знаю, реально ли всё это или просто мошенничество, я… — Почему бы нам не встретиться завтра утром за завтраком? Я могу показать тебе свои данные, сценарии, с которыми работаю. Уверен, что ты также предпочёл бы обсудить всё лично, а не по телефону. Рядом с моим офисом есть закусочная. Я напишу тебе её адрес. Всё за мой счет. Как тебе такой план? Минхо навострил уши, услышав предложение Джисона. Он никогда бы не отказался от бесплатного завтрака. — Я… я думаю, это нормально. Может, мне что-нибудь взять с собой? Не знаю, как всё это обычно проходит. — Ну, я тоже обычно не нахожу своих актёров в клубных туалетах, — Джисон усмехнулся, неловко постукивая по верху ламинированных страниц раскадровки своего друга. Если бы люди знали о Минхо, все бы сказали ему, что он совершает ошибку. Но Хан знал лучше — каждой клеточкой своего существа, до мозга костей; он знал, что Минхо был правильным выбором. Этот фильм должен иметь успех, и он должен добиться успеха с Минхо в нём. — Просто приведи себя. Это был довольно глупый способ закончить разговор, но он был слишком взволнован, чтобы обратить на это внимание. Даже когда звонок закончился, и Минхо, как и ожидалось, первым повесил трубку, он не мог перестать улыбаться, прижимая телефон к груди, как ребенка.***
Они договорились встретиться в пятницу днём, после танцевальной практики Минхо. Хан сидел в закусочной, рядом с окном, наблюдая за яркими жёлтыми и красными листьями амбрового дерева. У него было два таких же старых дерева рядом с квартирой, в которой он вырос; одна из его первых попыток создания фильма была написана про историю деревьев, которые оживали и влюблялись, и тогда их зелёные листья превращались в красные. Он никогда никому его не показывал, потому что в тот момент чувствовал себя неловко. Было забавно, как сильно он любил это сейчас, и как сильно старался, чтобы все его фильмы были такими же искренними и простыми. Но это дерево было само по себе, совсем как он. Может быть, где-то поблизости было ещё одно, вне поля зрения. Хан начал нервно изучать меню, пытаясь сосредоточиться на клубничных блинах, которые он хотел заказать, но потерял аппетит. Через несколько мучительных минут, чуть не опрокинув солонку от скуки и неуклюжести, висевшие над входом колокольчики весело зазвенели, и внутрь вошёл Минхо. Блондин вскинул голову, встретившись взглядом с парнем, который осматривал комнату в поисках Джисона. Уже то, как Минхо шёл к их столику, завораживало. Его волосы были взъерошены, но пушистые, вероятно, оттого, что он несколько раз провёл по ним пальцами во время танца. Джисон сразу же почувствовал, как у него перехватило дыхание. У него так пересохли губы, что стало больно. Если бы Минхо был стихией, то ветром, который уносит осенние листья прочь. Джисон чувствовал себя таким ничтожным. Минхо просиял, поймав его взгляд, и Хан с трудом сглотнул, бесцельно поправляя солонку, чтобы отвлечься. — Я помню твоё лицо, — заметил Минхо, и красивая улыбка тронула его губы. — Твой голос звучит совсем по-другому, когда тебя не рвёт, — Джисон поймал себя на том, что говорит, прежде чем смог придумать что-то получше. У него никогда не получалось правильно начать разговор. Глаза Минхо на секунду расширились, а потом он неловко рассмеялся, заливаясь румянцем. Он был очень смущён и очень, очень красив. — Я знаю, что мы начали не с лучших моментов… Я просто хотел извиниться за своё поведение, — ответил парень с каштановыми волосами, снимая поношенную чёрную джинсовую куртку и открывая под ней белый свитер. — Тебе не за что извиняться, — Джисон взмахнул рукой, голос его был мягким и добрым. Это заставило Минхо покраснеть ещё сильнее, так же ярко, как маленький букет свежих цветов, стоявший в крошечной вазе между салфетками и специями. В середине лепестки белые, а после начинали смешиваться с розовым. Очень похоже на губы Минхо. Джисон с трудом сглотнул, вспоминая, как он всё время поглаживал пальцами эти лепестки, чтобы проверить, настоящие ли они, но теперь его разум представлял себе, как он гладит губы Минхо. Он снова быстро потянулся к меню, достаточно высоким, чтобы закрыть своё лицо. — Насколько я был плох? — спросил Минхо, пытаясь разглядеть его поверх меню. — Ты сказал мне отъебаться. — Ой… — парень поморщился. — Дважды. Минхо замолчал, и теперь настала очередь Джисона смотреть на него. Выражение его лица было непроницаемым, что не предвещало ничего хорошего. Директор поспешил сунуть меню в руки Минхо, чтобы тот мог сменить тему их разговора. — Выбери что-нибудь. Можешь заказать всё, что хочешь. Минхо взглянул на него из-под ресниц, которые были на несколько тонов темнее его волос. Они были длинными и веером легли на его розовые щёки. На губах играла ухмылка. — Правда? А что если я просто использую тебя, чтобы заполучить дорогой завтрак? — Ты можешь это сделать, — улыбнулся Джисон, любуясь выражением удивления на лице Минхо, словно олень, пойманный фарами. — Или ты можешь рассмотреть моё предложение и заработать на нём достаточно денег, чтобы заказывать дорогой завтрак в любой день, когда захочешь. — Ты говоришь очень уверенно, — ответил Минхо, скрестив руки. — Но я никогда раньше не играл в фильмах. Я не знаю, для меня ли это. — Ну, я здесь, чтобы подтолкнуть тебя к этой идее. Но сначала давай поедим! — директор усмехнулся, жадно облизывая губы при мысли о своих сладких блинах. Минхо проследил за движением его языка, тяжёлым взглядом пригвоздив Джисона к стулу. Когда через несколько минут подошёл официант, ему пришлось практически выдернуть меню из рук Хана. Блондин держал его так крепко, как будто это была его последняя защита, стоящая между ним и могущественным взглядом Минхо. Ли, напротив, невинно улыбнулся официанту, заказав скромную тарелку обычных шоколадных блинов. — Так что это вообще за фильм? — Романтический. Минхо закатил глаза, и Джисон не смог удержаться от смешка, чувствуя, как румянец поднимается к его собственным щекам. — Люди любят смотреть на пары, которые встречаются из-за случайности, только чтобы в конечном итоге быть предназначенным друг для друга, — он старался не обращать внимания на то, что это напомнило ему о том, как он встретил Минхо. — Главный герой, ты в данном случае, находит карту на чердаке своих родителей. Но это не обычная карта — на ней начинает светиться тропинка, которую больше никто не видит. Он решает последовать за ней, и, короче говоря, она приводит его к незнакомцу, который оказывается его родственной душой. Здесь есть всё — судьба, приключения, драма, любовь… поцелуи, ну, ты понимаешь, — сказал Джисон, пытаясь скрыть ухмылку, появившуюся на его лице, когда Минхо внезапно закашлялся с полным ртом ягод. — Мы ещё дойдём до этого. В общем это квинтэссенция истории любви. — Ты говоришь так, будто знаешь, что делаешь… — А ты говоришь так, будто ничего не знаешь. Что мешает тебе сказать «да»? — Я… — Минхо замялся, перекатывая и разглаживая края салфетки рядом со своей тарелкой. — Неважно. — Да ладно тебе! Ты не можешь так меня дразнить! — заскулил Джисон, прежде чем ему в голову пришла мысль. — Знаешь что? Как насчёт того, чтобы встретиться с другим парнем? Тот, в кого тебе придётся влюбиться? Займётесь химией. Пообщайся с ним, может это изменит твоё мнение. — Я… — У него очень соблазнительные губы, — сказал Джисон, пытаясь подмигнуть, но оба его глаза закрылись одновременно. Губы Минхо изогнулись в сладкой улыбке, клубнично-красной, и его неспособность подмигнуть внезапно перестала быть такой неловкой. — Есть сцена, когда в машине на красный свет он наклоняется к тебе, и вы двое целуетесь достаточно долго, чтобы включился зелёный, поэтому все вынуждены объезжать вашу машину, как река, расступающаяся вокруг валуна. Это красивая сцена, мы будем снимать её с дроном, чтобы дать аудитории угол обзора с высоты птичьего полёта. Машины сигналят, и люди в отдалении ругаются, но для вас в этой крошечной машине мир — только он и ты. Минхо поджал губы, неуверенно глядя на солонку и перечницу, которые Джисон чуть не опрокинул около часа назад. Блондин сделал то же самое, обдумывая два варианта. Он мог либо заставить Минхо влюбиться в Хёнджина, другого актера, и выиграть Оскар с его разбитым сердцем, или каким-то образом заставить Минхо всецело принадлежать себе и просто пойти на компромисс с актёром. У обоих были свои взлёты и падения. У него уже было несколько успешных проектов за плечами. Он хорошо знал, как звучат овации после дебютного показа, когда в кинотеатре, погружённом в кромешную тьму, зажигается свет и его вызывают на сцену, чтобы он принял аплодисменты. Затем он подумал о губах Минхо на губах Хёнджина — публика будет в восторге. Его сердце болезненно забилось в груди. — Приходи завтра ко мне в офис, — сказал он, приняв решение. — Я познакомлю тебя с любовью всей твоей жизни, Хёнджином. Это будет здорово. Он очень милый, ты влюбишься в него, как только увидишь. Ветер снаружи закусочной начал набирать скорость, резко дуя на ветви дерева, заставляя ряд цветных листьев падать дождём. Глаза Хана метнулись к окну. — Ох, так ты? — прошептал вопрос Минхо. — Я, что? — Неужели ты влюблён в Хёнджина? — А, — Джисон выдавил из себя улыбку. — Нет. Он не в моём вкусе. — А кто же тогда в твоём вкусе? — Минхо усмехнулся, сжимая пальцами холодный стакан с водой. У Джисона пересохло в горле. Воздух, казалось, был высосан из комнаты — может быть, его никогда и не было, память Хана могла снова забыться. Возникла проблема — как описать Минхо Минхо, не будучи очевидным? — У меня нет определённого типа… — пробормотал он, — Но я всегда смотрю на глаза. У Хёнджина красивые губы, которые сильно выделяются на обложках разных журналов. Но я думаю, что глаза важнее. Иногда они говорят намного больше, чем может сказать рот. Минхо склонил голову набок, его брови сошлись вместе. Может быть, никто раньше не говорил ему, что у него есть глаза, которые тоже должны быть на обложке журнала. — Как насчёт тебя? Какой у тебя типаж? Минхо снова посмотрел на него, как на оленя, которого нашли разгуливающим по улицам посреди ночи, щурясь от яркого света. Его глаза говорили Джисону о мире больше, чем любая книга, которую он когда-либо читал, или любой человек, с которым он когда-либо говорил, если бы только он мог понять его. И если любовь — это цвет, то он должен быть коричневым, тёмным и таинственным, как глаза Минхо, объятые каштановым дымом, оставленным горящим в них огнём. Это было похоже на взрыв, звёзды из крошечных тёмных пятен рассеялись вокруг, как планеты, которые потеряли свою гравитацию, беспомощные под притяжением чёрной дыры в центре глаз Минхо. Ли должен был стать звездой, с этими яркими глазами, такими большими, что они могут поглотить Джисона и весь мир. Никто не сможет устоять против притяжения пленительного взгляда Минхо, и Джисон был подобен солнцу, которое внезапно сжалось в пылающий бутон, потеряв гравитацию, когда Луна потянула его к себе. Прежде чем Минхо успел ответить, телефон Хана зазвонил. Джисон извинился и отодвинулся от стола так далеко, как только мог, не вставая на ноги. Минхо облегчённо вздохнул и сделал глоток воды, за которую так крепко держался. Он слышал, как Джисон пробормотал кому-то по телефону «давай быстрее» и выдул через соломинку несколько пузырьков в воду. Хан, находясь достаточно близко к столу, также слышал, как где-то вдалеке поднимаются и лопаются пузырьки, но подумал, что это сделал человек на другом конце провода. — Может ты прекратишь издавать этот шум? — спросил Джисон своего композитора. Минхо тут же остановился, вытащил из воды соломинку и отбросил её в сторону, делая вид, что это не он. — Наконец-то, Чан! Спасибо! Всего через несколько секунд яростно кивая, Джисон снова повернулся к нему с извиняющимся видом. — Я должен встретиться со своим помощником кинематографистом, чтобы в последний раз просмотреть раскадровку, чтобы мы могли закончить набор. Мне очень жаль, — пробормотал он с ноткой разочарования в голосе. — Всё нормально… — сказал Минхо слабым, тихим голосом. Джисон не знал, что с этим делать. — Ты уверен? Я знаю, что мы не всё обсудили и мне очень жаль, — Джисон снова извинился. Взгляд Минхо смягчился так, что колени Хана превратились в желе. — Тебе не за что извиняться, — заверил он Джисона точно так же, как сегодня блондин заверил его об его пьяной ругани. От осознания этого губы Хана изогнулись вверх, растягиваясь от уха до уха. — Напиши мне свою электронную почту, мой помощник пришлёт тебе контракт, который ты сможешь просмотреть, — сказал он, и его телефон зазвонил от следующего звонка. — Только, пожалуйста, скажи мне, что ты примешь эту работу. Я не могу представить никого другого для главной роли, — умолял он своим голосом, своими глазами, всем своим существом. — Я посмотрю контракт, — пообещал Минхо, глаза лани следили за каждым движением Джисона, когда блондин быстро взял в руки последний кусок блина и попытался съесть его, но сироп продолжал капать с его подбородка на рубашку. Минхо хихикнул, его нос сморщился от восторга при виде такого Хана. Джисон не смог удержаться от смеха вместе с ним, вытаскивая ручку и чековую книжку из кармана пиджака, пачкая их липким кленовым сиропом, покрывающим пальцы. — Ты не обязан за это платить! Я же пошутил. Ты заплатил за отель и… — сказал Минхо, но Джисон уже подписывал чек. — Я настаиваю, — ответил он, хлопнув листком бумаги по столу с подмигиванием, почти спотыкаясь о собственные шнурки на пути к двери. Глаза Минхо искрились весельем, когда он помахал ему на прощание.***
С некоторыми поправками в контракте Минхо согласился. Сказать, что это был один из самых счастливых дней в жизни Джисона, было бы преуменьшением. Он попытался скрыть своё возбуждение, но долго ему это делать не пришлось. Оно ослабло само по себе, как только он привёл Хёнджина к Минхо. Лодка под их ногами мягко покачивалась на волнах, погода была удивительно тёплой, несмотря на середину осени. Хван выглядел так, будто миллион баксов прислонились к перилам, его чёрная блузка была низко расстегнута, солнцезащитные очки немного свисали вниз на носу. Он провёл пальцами по своим чёрным волосам, которые становились всё длиннее и длиннее, пока ветер не прошёлся по ним. Он смотрел, как берег становится всё дальше и дальше по мере того, как отплывала лодка, и вода проходила мимо них в пузырящихся белых волнах. Потом появился Джисон в спортивных штанах и бейсбольной кепке, чтобы скрыть сальные волосы. После своей первой солидной зарплаты Хан устал выглядеть дорого. Он предпочитал комфорт, хотя было приятно время от времени получать комплименты по поводу своего стиля. Обычно это не имело значения, выглядеть таким грязным, но в присутствии Минхо ему почему-то стало стыдно. Накануне он провёл всю ночь в студии своей подруги, помогая ей редактировать и вносить предложения по окончательному оформлению работы. Между собой и другими Джисон всегда выбирал друзей, и никогда этого не стыдился. Однако теперь, восхищаясь сияющей кожей Минхо и его пушистыми, упругими карамельными локонами, Хану хотелось спрыгнуть с лодки и поплыть обратно к берегу, делая вид, что его здесь никогда не было. — Нам ещё многое нужно обсудить, — он вздохнул, напоминая себе, что есть вещи и поважнее, чем то, что он чувствовал к Минхо. — Вы двое должны чувствовать себя комфортно друг с другом. Даже больше, чем просто комфортно. Минхо, ты уже просмотрел сценарий? Минхо кивнул, прислонившись спиной к перилам рядом с Хёнджином. — Тогда ты знаешь, что есть две основные сцены с поцелуями. Сцена в машине прямо в середине фильма, где Хёнджин толкает тебя на заднее сиденье. Это очень интимный момент. Вы не должны выглядеть так, будто вам неловко, или вздрагивать. — Я знаю, — пробормотал Минхо, притворно зевая. Хан сжал губы, чтобы удержаться от комментариев. — Ладно, как насчёт тебя, Хёнджин? Взгляни на мистера всезнайку. Если мы завтра будем записывать эту сцену, ты сможешь поцеловать его? Хван обернулся, его глаза скользнули по лицу Минхо. Очень скоро его губы растаяли в мечтательной улыбке. — Определенно. Джисон уже работал с Хёнджином раньше, и он знал, что если Хван сказал, что готов, то значит так и было. Краем глаза он видел, как Минхо прикусил нижнюю губу и смущённо отвёл взгляд. После этого Хану было трудно говорить из-за комка в горле. — У Минхо нет никакого опыта в актёрской игре, поэтому я хотел, чтобы мы вместе прошли сценарий и освоились, прежде чем я позволю вам сделать это с учителем по актёрскому мастерству. Если с химией между вами двумя будет что-то не так, аудитория это увидит. Минхо снова кивнул ему, в то время как Хван двинулся, чтобы обхватить своими длинными руками торс Ли, притягивая его ближе. Глаза Джисона метнулись в сторону, проверяя реакцию Минхо, чьи плечи сначала напряглись, прежде чем успокоиться от тепла тела Хёнджина. — Отлично. Именно так, — пробормотал Джисон, вздрогнув от грубого звука собственного голоса, но, к счастью, больше никто этого не заметил. Он заставил всех троих сесть на палубу, образовав небольшой круг, и начать читать по строчкам. У Минхо всё шло на удивление хорошо, хотя он часто поднимал глаза от своего сценария, чтобы проверить одобрение Хана в тех местах, где он не был уверен, правильно ли он звучал. Он слишком много дурачился во время более интимных сцен, излишне подчёркивал определённые линии, выходя неискренним. На его лице тоже не было достаточно эмоций и убеждённости, за исключением глаз. Его глаза говорили, даже, когда их опускали вниз. Но дойдя до первой сцены с поцелуем в сценарии они столкнулись с проблемой, к тому времени даже несколько редких капель дождя начали падать с неба. — Вы только сегодня познакомились, нам не нужно спешить, у нас есть много времени во время репетиционного периода, чтобы… — Может, просто чмокнуть в губы? Мы же можем это сделать? — предложил Хёнджин, положив голову на плечо Минхо и нежно глядя на него снизу вверх. Все глаза были устремлены на Минхо, который всё время открывал и закрывал рот в попытке заговорить, прежде чем неуверенно согласиться. — Хорошо, но помни, — воскликнул блондин, — когда люди смотрят на вас, смысл не в том, чтобы заставить их думать, что ты влюблён в Хёнджина. Смысл в том, чтобы заставить людей влюбиться в тебя. Хан знал — он уже влюбился в Минхо, как только увидел его. Сначала он думал, что просто счастлив найти подходящего человека для этой роли. Но ревность, скопившаяся в глубине его живота при виде Минхо, двигающегося ближе, чтобы сомкнуть губы с Хёнджином, или то, как Хван обхватил руками лицо Ли, сказала кое-что ещё. Часть Джисона была в состоянии посмотреть на эту сцену с технической точки зрения, и сказать Минхо притянуть Хёнджина ближе за талию, вдыхая немного страсти в эту сцену, или чтобы Хван провёл руками по груди Минхо. Это оказалось роковой ошибкой со стороны Джисона, когда Минхо беспомощно застонал в поцелуй от щекотки. Другую часть Джисона было трудно понять. Та часть, которая ощущалась как гром, существовала только в его сердце, и дождь падал на него только тогда, когда Хёнджин наклонил голову в сторону, углубляя поцелуй. Ещё более важной сценой, чем сам поцелуй, всегда был момент сразу после него, когда два персонажа смотрят друг на друга, и их глаза говорят всё, что они слишком стесняются сказать сами. Но когда Минхо закончил поцелуй, оттолкнув Хвана, его глаза сразу же стали искать Джисона. Блондин показал ему большой палец и криво усмехнулся, хотя через секунду в глазах Минхо появилось почти извиняющееся выражение. Джисон задался вопросом, о чём так внезапно пожалел Минхо. Возможно, он недостаточно страстно поцеловал Хвана.***
Каждый день, проведённый с Минхо, был словно одолженное время. Время, которое Джисон не заслужил, не заработал. Может быть, именно это и делало их такими особенными. А может быть, дело было в том, как широко раскрытыми от удивления глазами Минхо смотрел на всё, что Хан показывал ему за кулисами. Иногда ему казалось, что он смотрит на Джисона с таким же широко раскрытыми от удивления глазами. Режиссёр старался не думать слишком много об этих моментах. Солнце стояло низко на пурпурном небе, его оранжевое сияние окрасило волосы Минхо в золотистый цвет. Он выглядел как все драгоценные украшения и золотые цепочки, о которых мечтал Джисон, как только его фильмы наберут достаточную популярность. Но когда рядом с ним был только Минхо, это казалось настоящей роскошью жизни — проводить время с кем-то особенным, кто стоил для него больше, чем все, что можно купить за деньги. Он помнил, что видел незначительные сны, которые теперь казались великолепными. Дело не в том, что Хан был богат, хотя он определённо заработал больше, чем ему когда-либо было нужно. Он легко мог представить себе, как отдаёт всё это Минхо, который тратит их на покупку камер или новых программных обеспечений. Возможно это даже слишком легко представить. Они возвращались с репетиций, направляясь в квартиру Минхо. Джисон предложил отвезти его домой, и парень не стал долго протестовать. Минхо был похож на счастливый талисман; почти на каждом светофоре включался зелёный свет. Он чувствовал себя непобедимым, когда Минхо был рядом с ним. — Я видел и другие твои работы, — прозвенел голос Минхо, ветер, проходя через опущенные окна, чуть приоткрыл его рубашку, обнажив гладкую, загорелую грудь. Хану потребовались все силы, чтобы не спровоцировать аварию. — Ах, вот как? И что ты думаешь? — Это круто. — Я или мои фильмы? Минхо повернул голову к окну, хотя блондин мог поклясться, что видел, как щёки его собеседника сладко вспыхнули при этом вопросе. — Оба, — пробормотал Минхо, и ветер едва не подхватил его голос. Но Джисон поймал его, и это заставило его грудь наполниться такой гордостью, какой он никогда раньше не чувствовал. Это отличалось от того, когда он заканчивал успешную съёмку или видел свой законченный проект на экране ноутбука. Отличалось от любой церемонии награждения, даже встреча с поклонниками его творчества не шла ни в какое сравнение. Слова Минхо были сокрушительными, неожиданными, посылающими внезапный заряд энергии через каждый нерв Джисона. Ухватиться за него было невозможно, и это заставило его сжать пальцы вокруг руля. Он хотел почувствовать это снова. — Особенно твой шпионский фильм с девятью детьми. Хан улыбнулся, чувствуя себя невесомым, словно плыл на облаке. — Это тоже один из моих любимых, — согласился он, с подозрением наблюдая за последовавшим молчанием. Он взглянул на Минхо и увидел, что тот глубоко задумался. — Может был фильм, который тебе не понравился? Ты можешь сказать, я не обижусь, — Джисон подмигнул ему, но тот только покачал головой. — Дело не в этом. Мне просто интересно, как ты придумываешь такое и… — пробормотал Минхо, поглаживая сверху опущенное стекло и дожидаясь, когда наберётся смелости сказать. — И? — Было очень глупо с твоей стороны выбрать кого-то вроде меня на главную роль в таком большом фильме. Джисон разразился смехом, искренним и освобождающим, как будто этот смех душил его изнутри всё это время, и теперь он наконец мог его выпустить. — Значит, я крутой и глупый? Понял, — блондин хихикнул, изогнув бровь в сторону Минхо, ловя золотистый отблеск солнца, превративший его глаза в искрящиеся угольки. — Ты же понял, что я имел в виду… — румянец Минхо стал ещё ярче, таким же красным, как и свет, на котором они остановились. — Почему ты выбрал именно меня? Долгое время Джисон смотрел на бесконечные мили асфальта, протянувшегося перед ними. Он старался не думать о сцене в их сценарии, где Хёнджин наклоняется, чтобы поцеловать Минхо на красный свет. Может быть, Хан не должен быть здесь. Или, может, он должен быть Хёнджином. — Первый раз во всём — это всегда что-то особенное, — начал блондин, так нервничая, что удивился, как это его сердце всё ещё на месте. — Когда я в первый раз попробовал кислые конфеты, мне показалось, что у меня язык обгорел. Я никогда этого не забуду. В первый раз, когда я услышал, как моя любимая группа играет вживую на сцене, всего лишь на расстоянии вытянутой руки, у меня появились мурашки, как никогда раньше. Минхо растерянно уставился на него, склонив голову набок и нахмурив брови. Только Хан знал, куда пытается подвести, но уже не был так уверен. Но реакция Минхо была бесценна, и он не мог не улыбнуться. — А потом я впервые увидел тебя. Хан заставил себя рассмеяться, хотя это было нелегко. Особенно когда его взгляд скользил по всему лицу Минхо, делая глубокий вдох, который сотрясал всё его тело. Скоро все узнают это лицо. Но сейчас он был неотшлифованным алмазом Джисона, и всё это могло быть просто сном. Красный свет, казалось, длился вечность. Может быть, он ждал, что Джисон скажет что-то ещё, поэтому он продолжил. — Я видел твои глаза и знал, что в моём фильме либо ты, либо никто. Они такие широкие и выразительные, что другие актёры напрягаются, чтобы передать лишь часть того, что твои глаза могут сказать одним взглядом. Я не всегда знаю, что они пытаются мне сказать, но думаю, это их особенная тайна, — веки Минхо затрепетали, а щёки стали такими розовыми, какими они ещё никогда не были. Это было почти комично или просто слишком красиво, чтобы быть реальным. — Не воспринимай меня слишком серьезно. Мы, художники, можем потеряться в деталях… Рот актёра приоткрылся, чтобы произнести слово, которое так и не вырвалось, и тишина начала терзать Джисона всё сильнее и сильнее. Он сказал слишком много, но все же недостаточно. Единственной силой в мире, которая могла заставить Хана оторвать от него взгляд, была машина позади них, издавшая громкий гудок. Не раздумывая ни секунды, он нажал на педали. Минхо вообще не был разговорчивым парнем, но остальная часть пути прошла необычно тихо. Через некоторое время Джисон не выдержал и двинулся, чтобы включить радио. Это было лучше, чем слушать свой собственный голос, звучащий в голове, повторяющий то, что он говорил Минхо несколько минут назад. Вот почему поэзия никогда не помогала ему; он чувствовал себя слишком уязвимым, вкладывая свои эмоции в слова. Но поскольку ему всегда везло, играла песня о любви, так что, возможно, сидеть в тишине было не так уж и плохо. Он наклонился вперёд, не отрывая глаз от дороги, желая переключить каналы, когда его пальцы неожиданно коснулись актёра, который потянулся одновременно с ним. Его кожу покалывало в тех местах, где они соприкоснулись, летели искры, и он отдёрнул руку, с удивлением увидев, что Минхо прибавил громкость, а на его губах появилась улыбка. Хан не возражал; в конце концов, это была хорошая песня.***
Актёрский состав и продюсерская команда снимали почти два месяца, приближаясь к концу. Пост-продакшн займёт ещё месяц, если Джисон не будет спать. А он и не хочет. Они были в студии, готовясь записать первую сцену поцелуя Хёнджина и Минхо. Они оставили её ближе к концу, чтобы убедиться, что у двух актёров было достаточно времени, чтобы сблизиться друг с другом. Иногда Джисону казалось, что так и было. Хван был очень рискованным с Минхо, дразня старшего, пока тот не злился, поднимая Хёнджина и кружа его вокруг, заставляя их обоих чувствовать головокружение. Минхо наверняка никогда бы не признался, но ему, похоже, нравилось, когда его дразнят, а младшему нравилось видеть, как лицо Ли краснеет от злости. В другие дни у Минхо в глазах было отстранённое выражение. Отстранённый, побеждённый взгляд. Хан не знал, что с этим делать. Возможно, он был предвзят с самого начала, но Минхо казался самым счастливым, когда был с блондином. Все были на своих местах. В тени прятались две камеры, каждая из которых была направлена под разным углом, звукооператор держал микрофоны так, чтобы они не попали в кадр. Чанбин стоял рядом с ним, приказывая визажисту ещё немного раздвинуть челку Минхо посередине. Хан затаил дыхание. Ясно, что и Минхо тоже, но по другим причинам. Отчасти из-за того, что Минхо во время репетиций отказывался повторять сцену поцелуя на том основании, что он хотел, чтобы она была подлинной на камере, как будто это был их настоящий первый поцелуй. Но Джисон полагал, что должна быть и другая причина, о которой Минхо не хотел говорить. — Камеры готовы? — завопил помощник директора. — Готовы. — Звук. — Звук есть. Помощник Джисона кивнул ему, и тот кивнул в ответ. Последнее слово всегда оставалось за молодым режиссёром, и он произносил его с явным энтузиазмом. Сцена 18, Выстрел, Дубль 1. — Съёмка! Хёнджин медленно придвинулся ближе к Минхо, начав декламировать свои строки. Его голос был таким же сдавленным, как у Хана, когда Минхо улыбался ему, и это не было сюрпризом, так как герой Хвана был безнадёжно влюблен в Минхо. Это звучало очень убедительно, даже чересчур; Джисон определенно хорошо его обучил. — Приблизьте его лицо, — прошептал блондин парню с камерой, сфокусировавшемуся на Хёнджине, наблюдая за кадром, показывающим крупный план влюблённого взгляда актёра. Именно это и имел в виду Хан. Губы Хвана выглядели шелковистыми, глаза умоляли, ожидая, когда Минхо закроет промежуток между ними. Затем камера переключилась на Минхо, и это было… ужасно. Минхо щурился и криво усмехался. Он выглядел так, как будто планировал грандиозный побег. Той влюблённости в его глазах, о которой говорил ему блондин во время репетиций, не было и в помине. Ни капли убедительности. — Ладно, снято! Всем оставаться на местах, — крикнул Джисон, вставая со стула и направляясь к Минхо. Он видел, как актёр сглотнул, перенеся свой вес на другую ногу. Он мягко направил Хвана в сторону, за пределы камеры, встав на его место. — Посмотри на меня, Минхо, — попросил он, протягивая руки, чтобы обхватить щёки парня. Минхо судорожно вздохнул и крепко зажмурился. Сердце Джисона на мгновение замерло. — Минхо… — снова позвал он, его большие пальцы нежно ласкали раскрасневшиеся щёки, угрожая испортить макияж. — Мне очень жаль… — пробормотал Ли, в конце концов открыв глаза, достаточно яркие, чтобы соперничать с огнями сцены. Это внушило Джисону опасную мысль. Мысль о том, чтобы соединить их губы вместе, мысль о Минхо в его объятиях, мысль о другой жизни, где этот фильм был о них. Хан наклонился ближе, чтобы прошептать актёру на ухо. — Скажи мне, что случилось. Минхо вздрогнул от тёплого дыхания директора на своей коже. Напряжение обернулось вокруг шеи Хана, и через несколько секунд он был без воздуха. Он ждал ответа. — Я просто нервничаю… Знаю, что эта сцена очень важна, — прошептал в ответ Минхо. — Я не хочу тебя разочаровывать. У Джисона заболела грудь, и он задался вопросом, означает ли любовь, что из-за боли Минхо ему будет в два раза хуже, чем от своей собственной? — Каждая сцена, которую мы снимали до этого, была идеальной. Спроси любого в этой комнате, он подтвердит. Так что не беспокойся обо мне. Подумай обо всех дверях, которые откроет тебе эта возможность. Ты сможешь купить свою собственную танцевальную студию. Или даже лучше! Ты проснёшься от миллиона звонков, которые будут приглашать тебя сняться в продолжении «Грязных танцев»! Минхо ухмыльнулся, услышав эти предложения, а после улыбнулся, смешно сморщив нос. Джисону нравилась эта улыбка. — Сделай это для себя. И если сложно, представь, что ты целуешь кого-то другого вместо Хёнджина. Актёр посмотрел на него широко раскрытыми и затуманенными глазами, вероятно, пытаясь представить кого-то другого на месте Хвана, как ему советовали. Это должен был быть тихий, мимолетный момент, просто режиссёр, дающий указания по сцене одному из своих членов актёрского состава. Актёры часто могли быть ошеломлены перед главными сценами в сюжете, и это был не первый раз, когда блондин должен был подойти к одному из них и поговорить об их тревогах. Но с Минхо, как и со всем остальным, всё было по-другому. Никогда не будет дня, чтобы эти глаза не шевельнули что-то болезненное и прекрасное в Хане, ни одного дня, когда они не действовали на него как заклинание. Всякий раз, когда Минхо оказывался так близко, во рту у Джисона пересыхало, а грудь болела так, словно его сердце заменили горящим куском угля. Видеть Ли с таким выражением любви в глазах, думающем о бог знает каком незнакомце, заставило сердце парня сжаться от боли, которую он не мог убавить. И на какое-то мучительное мгновение Джисон позволил себе представить, каково это, когда Минхо смотрит на него такими глазами. Когда Минхо наконец кивнул, уверенный и готовый попробовать ещё раз, руки Джисона соскользнули с его лица и жестом приказали Хвану вернуться на прежнее место. Они снова сняли сцену Хёнджина, которая прошла так же здорово, как и во время первого дубля. Затем наступила сцена Минхо, и на этот раз он сделал всё правильно. Он вдохнул, дрожа, когда Хёнджин соединил их губы, и жадно наклонился к нему. Сердце Джисона сжалось в комок, потому что он слишком долго мечтал об этом моменте. Теперь же он боялся этого. Чувствовать так много в таком маленьком теле было невыносимо, и Хан продолжал сжиматься и сжиматься, пока его сердцебиение не стало единственным, что он мог слышать в комнате. Он много чего чувствовал. Гордость. Его глаза чесались от недосыпания три дня подряд, а голова гудела. Но хуже всего было то, что вихрь закружился у него в животе, поднимаясь вверх, пока не распространился по всей груди. Любовь и гордость, как масло и вода, плохо сочетались друг с другом. Он был близок к тому, чтобы получить всё это ещё раз — славу, внимание, ликующие поклонники. Он представил себе, как тянется к ним, к людям и огонькам на кончиках пальцев. В прошлом, не так давно, это был тот самый момент, когда он чувствовал себя на вершине блаженства, как будто был поднят на вершину мира. Теперь он просто пытался проглотить комок в горле. Он был зол, потому что внезапно до него дошло, что, возможно, его первой любовью никогда не было кино. Может быть, его первой любовью был Минхо, и он терпел неудачу, потому что поставить Ли в кино, где он должен был влюбиться в кого-то другого, было ошибкой. Хёнджин наклонил голову, позволив Минхо завладеть его губами, и вздохнул в ответ на поцелуй. На это было трудно смотреть, потому что губы Минхо идеально подходили к губам Хвана. В сердце Хана, где он должен был чувствовать гордость и возбуждение, он чувствовал лишь тоску, горечь и ревность. Это было отвратительное чувство, гниющее внутри него. Он знал, что всё это притворство, но просто не мог заставить себя поверить в это. Между знанием и верой, Джисон был захвачен тем, как Минхо смотрел на Хёнджина, когда камеры начали катиться во время второго дубля. Любой мог изобразить презрение, страх или удивление, даже ненависть. Но любовь жила только в глазах, и это нельзя было подделать. Может быть, Минхо думал о ком-то, в кого он был влюблён; может быть, он влюбился в Хвана. Да это и не имело значения, потому что Ли был прекрасен с любовью в глазах; Хан никогда не сможет отнять её у него. К тому же это была прекрасная сцена, и он знал, что будет гордиться ею, если не разобьётся вдребезги. Джисон поймал себя на том, что улыбается; это была усталая, побеждённая улыбка. Печаль и тоска, нависшие над его головой, были удушающими и он еле дышал.***
Чанбин заметил это первым, а может быть, он был первым, у кого хватило смелости прокомментировать это. — Что происходит? Джисон сидел в своём временном кабинете, сгорбившись над письменным столом. Он старался говорить ровным голосом и не моргать, глубже зарывшись в свой ноутбук, печатая что-то в напряжённой тишине. — Розовый свитер, хах, — он хихикнул. — Никогда не думал, что доживу до этого дня. Щёки Со вспыхнули от этого замечания. — Хёнджин порекомендовал его мне. Но ты всё ещё не ответил на мой вопрос, — пробормотал он. — Я вычитываю сценарий одного моего друга. Пока что выглядит неплохо, мне нравятся супергеройские штучки, она… — Кончай нести чушь, Джисон, — Чанбин закатил глаза, отодвинув большую часть вещей на столе парня в сторону, чтобы он мог сесть сверху. — Это не первый наш совместный фильм. Я знаю, что-то случилось. Обычно ты всегда взволнованно прыгаешь от сцены к сцене, раздражая всех. Джисон вздрогнул и Чанбин поспешно добавил. — В хорошем смысле. Мне этого даже немного не хватает. Что-то происходит? — Нет, с чего бы? — Вот именно! Почему нет? Ведь должно. — Я просто устал в последнее время. Готовлюсь завершить этот проект. Чанбин покачал головой. — Да перестань. Ты же не глупый. И прекрасно знаешь, что почувствуешь себя лучше, если просто расскажешь кому-нибудь, что тебя беспокоит. Это касается фильма? Пальцы Джисона замерли на секунду дольше, чем следовало бы. Чанбин усмехнулся. — Окей. Вижу, вижу. Если ты спросил номер у Хёнджина и он сказал «нет», не принимай это на свой счёт, потому что он уже дал его мне. — Нет, Чанбин, блин, — Хан рассмеялся. — Я даже не думал об этом. — Хорошо, — Чанбин ответил таким тоном, что Джисону стало интересно, что бы произошло, если бы он ответил иначе. — Тогда в чём дело? Блондин отказывался отвечать до тех пор, пока Чанбин не захлопнул его ноутбук, чуть не сломав хановы пальцы. — Эй! — воскликнул Джисон, пытаясь дотянуться до своего ноутбука, но Чанбин всё ещё держал руку на нём. — Чем быстрее ты мне расскажешь, тем быстрее сможешь вернуться к тому, что делал. Хан откинулся на спинку стула, чувствуя себя неуютно, так как на нём не было подушек. — Это Минхо? Джисон едва не поморщился. Мысли о Минхо стали для него источником невыносимой боли. Он хотел отрицать это, но что-то в том, как Чанбин смотрел на него, заставляло его чувствовать себя неловко, как будто он видел его насквозь. Он снова кивнул. — Ты вёл себя странно рядом с ним. И под странностью я подразумеваю печаль. Блондин усмехнулся, скорее над самим собой, чем над своим другом. — Я всё время работаю с великолепными и знаменитыми людьми. Есть прекрасные люди, которых ты видишь каждый божий день, в течение многих лет, но никогда по-настоящему не думаешь о них снова. И есть люди, которых ты видел секунду и в конечном итоге думаешь о них до конца своей жизни, — он вздохнул, глядя вдаль. — Это Минхо. Чанбин промычал, явно думая о ком-то ещё. — Знаешь, я никогда не спрашивал, но как ты его нашёл? Это ведь его первый фильм, да? Джисон улыбнулся, вспомнив, как Минхо склонился над унитазом. Оглядываясь назад, только Хан мог быть достаточно безумен, чтобы влюбиться в Минхо в этой ситуации. Но где-то между горьким отношением Минхо и его собственным отчаянием найти идеального человека для этой роли, они нашли золотую середину. Несмотря ни на что, Минхо позвонил ему. — На вечеринке. Его тошнило в туалете. Мне понравились его глаза. Чанбин пристально смотрел на него в течение секунды, сдавленный смех вырвался у него, прежде чем он хлопнул Джисона по спине. — Ты такой же странный, как и он. А он может быть довольно странным. Например, видел ли ты, как он распыляет освежитель на свою одежду в раздевалке? Или примеряет кошачьи уши, когда думает, что я совсем не рядом с его дверью? Джисон прикусил нижнюю губу, чтобы удержаться от смеха. Он всё понял. И он знал намного больше странных вещей. Их он тоже любил. — Это не конец света, — вставил Чанбин, пытаясь подбодрить Хана. — Ты хотел откусить от него кусочек, так? Это не сработало. Слушай. Я знаю, как трудно видеть как тот кто тебе нравится, ладит с кем-то красивым… Теперь настала очередь Джисона закатить глаза. — Я никогда этого не говорил. — Ну да, конечно, — Чанбин фыркнул, поднимая руки в защитном жесте. — Тогда я и вправду не понимаю, что тебя взволновало. — Я здесь директор, чувак! — возразил блондин. — Я не могу… с моей стороны непрофессионально что-то затевать. У тебя даже не должно быть личного номера Хёнджина, так что поблагодари меня позже за то, что я не уволил тебя. — Как благородно с твоей стороны. Джисон фыркнул, проведя рукой по лицу. — Окей. Хорошо. Но раз ты так сильно хочешь Минхо, когда этот фильм будет закончен, ничто не помешает вам попробовать. А до тех пор просто наберитесь терпения и держи руки подальше от его штанов, — поддразнил Чанбин, хихикая из-за лица блондина, которое покраснело до кончиков ушей. — Я… дело не в том… — пробормотал Джисон. — Думаю, что он уже влюблён в кого-то другого. Может быть в Хёнджина. — Ах, вот как? Ты читал его дневник, чтобы понять это? — Я видел это в его глазах! — воскликнул Хан, его голос сочился убеждённостью. Чанбин изогнул бровь, скрестив руки на груди. — Как друг другу — ты жалок. Ты ведь это знаешь, да? Директор застонал, спихнул Чанбина со стола и вытолкнул за дверь. — Как насчёт того, чтобы держать свои руки подальше от штанов Хвана? Прежде чем Чанбин успел ответить, Джисон захлопнул дверь перед его лицом и попытался вернуться к работе.***
Самые тёмные часы — как раз перед рассветом. Это было то, что мать Джисона говорила ему, когда он был моложе, в его плохие дни, когда мир, казалось, был в заговоре против него. Он не всегда понимал, что она имеет в виду. Неужели плохие вещи должны были случиться раньше хороших? Было ли самое хорошее ещё впереди? К этому времени они уже должны были пройти по красной ковровой дорожке в сопровождении папарацци и мигающих прожекторов камер к кинотеатру для их первого показа. Это был особый момент, и этот фильм должен был стать ещё одним из самых больших проектов Хана. Он всегда больше волновался, чем нервничал, но на этот раз не чувствовал ни того, ни другого. Он видел сюжет в своих снах, вкладывал в него душу и сердце, шёл на больший риск, чем мог себе представить. Он вспомнил разочарование, которое испытывал, собирая всё воедино, вспомнил, сколько раз ему хотелось сдаться и начать что-то новое. Но он всегда возвращался к этому фильму. В Минхо он видел те мечты и разочарования, и как прекрасно оно может быть. Возможно Минхо был самым тёмным часом перед рассветом. — Здесь так много людей… — прошептал Минхо, когда они шли к переднему ряду, его нежный голос огрубел от нервозности. Джисон почувствовал, как этот звук ударил его в грудь, словно крюки. Там были стулья, назначенные каждому присутствующему участнику, включая главных героев и людей, которые работали над проектом за экраном. Хан заметил табличку Минхо рядом со своей и понял, что это будет долгая ночь. Было душераздирающе больно видеть, что Минхо так беспокоится. Это напомнило Джисону первую сцену поцелуя, которую они записали. С тех пор он всё время думал о той съёмке, о бархатной коже Минхо под его пальцами, хотя это случилось два месяца назад. — Не волнуйся, всё будет хорошо, — заверил его парень, и в зале стало ещё громче, когда стали входить другие люди. Он почувствовал, как Минхо наклонился ближе, его губы нависли над ухом директора. — А что, если я им не понравлюсь? — голос Минхо был мягок, от чего мурашки бежали по телу. Это чуть не погубило Хана. — Ты слишком много об этом думаешь. Они полюбят тебя, — ответил блондин хриплым и неровным от близости Минхо голосом. Если парень приблизится к нему хотя бы на дюйм, Джисон был уверен, что он совсем потеряет голос. Минхо отрицательно покачал головой, и Хан встретился с его встревоженным взглядом под волнистыми, тёмными прядями колышущейся чёлки. Его глаза были карими и мягкими, как земля; возможно, именно там будет похоронен Джисон, когда умрёт. — Ты очаровательный парень, Минхо. В этом мире нет ни одной души, которая не влюбилась бы в тебя. Минхо слегка улыбнулся ему, почти ухмыльнулся, если бы не был так взволнован. — Включая тебя? Сердце Джисона билось где-то в горле; возможно, смерть была ближе, чем он думал. Прямо там, прямо сейчас, было бы проще всего просто пригласить Минхо на свидание. Но это было слишком тяжело, и свет над их головами начал тускнеть прежде, чем он смог ответить. Заиграли первые рекламные ролики, и Минхо заметно нахмурился, услышав, что его прервали. С другой стороны, Хан выдохнул, сам того не осознавая, и ещё больше ссутулился в своём кресле. По крайней мере, зрители реагировали на все сцены, на которые он надеялся; проклинали, когда Минхо сделал неверный поворот согласно карте, задыхались, когда Хёнджин и Минхо увидели друг друга в первый раз. Они ликовали при первом поцелуе и плакали от счастья, когда карту унесло ветром, вероятно, к следующему человеку, нуждающемуся в своей второй половинке. Джисону очень хотелось, чтобы составленная им карта нашла его и подтвердила, что он должен находиться рядом с Ли, и нигде более. Фильм закончился со второй крупной сцены. Затем была журнальная улыбка Хёнджина, и неземной, наполненный любовью взгляд Минхо. Аплодисменты были оглушительными. Джисон не мог сказать, хочет ли он смеяться или плакать. На протяжении всего фильма он продолжал думать о том, как после окончания этого показа ему придётся видеть Минхо гораздо реже. Как Ли больше не будет частью его жизни, как раньше. Его живот скручивало от тоски. Во время фильма голова Минхо нашла его плечо, как в тот раз во время их первой поездки на такси в отель, но на этот раз он пах вкусно и свежо, и его мягкие волосы щекотали щёки Джисона, как перья птицы, готовой улететь. Хану отчаянно хотелось встать, но он не мог заставить себя пошевелиться, поэтому он склонил голову к Минхо, и голос матери эхом отдавался в голове, что самое лучшее ещё впереди. Ему хотелось верить ей.***
Большинство актёров и съёмочная группа пошли на ужин после показа фильма. Джисон не особо это любил. На этот раз он решил уйти и вернулся в отель. Его коллеги, все в веселом настроении, пытались подтолкнуть его к ресторану в конце квартала, хлопая и пытаясь убедить следовать за ними. Он сказал им, что плохо себя чувствует. Радостные возгласы внезапно стихли, и руки, которые держали его за плечи и талию, медленно разжались. Он чувствовал их взгляды на своей спине, когда поворачивался в противоположную сторону. Обратный путь в отель был долгим, и он чувствовал себя странно, прогуливаясь по улицам в костюме и кроссовках по растаявшему снегу. Ему каким-то образом удалось увернуться от людей впереди него, даже с опущенной головой, с ногами, слишком занятыми отбрасыванием мусора на своём пути. У него кружилась голова, казалось, что прожектора прожгли его кожу после просмотра фильма. Он расстегнул две первые пуговицы на своей рубашке, но продолжал сильно потеть. Не помогло и то, что к тому времени, когда он вернулся в свой отель, кто-то уже ждал его. — Почему ты так долго? — спросил Минхо, поднимаясь с пола, где он ждал Джисона. Его блестящие, вишнёвые губы растянулись в сладкой улыбке, и Хану больше всего на свете хотелось развернуться и уйти. Он сумел улыбнуться в ответ, как бы неловко это ни выглядело. Если Минхо и заметил напряжение на его лице, то не подал виду. — Мне захотелось прогуляться, — ответил Джисон, не в силах смотреть Минхо в глаза, и начал шарить в кармане в поисках ключей. Минхо внимательно наблюдал за ним, нервно поджав нижнюю губу. — Показ прошёл хорошо, да? — заметил актёр, пытаясь завязать разговор с Джисоном. Но блондину было плевать на это. Не тогда, когда от вида Минхо ему становилось ещё жарче и головокружительнее, чем сейчас. Как только он добрался до дивана, то рухнул на него сверху, кожа заскрипела и сдувалась под весом. Он бросил ключи от гостиничного номера на кровать, не беспокоясь о том, куда они упадут, и спрятал лицо между ладонями, чтобы скрыть его от любопытных глаз Минхо. — Да, зрителям понравилось. — Им очень понравилось, Джисон. Всё, как ты и сказал, — прошептал Минхо, сидя рядом с ним. Голос актёра был мягче, чем обычно, с нежным оттенком, который был похож на колыбельную для измученного сердца Хана. Блондин хотел уснуть в его объятиях, запутавшись так, чтобы не смог пошевелиться. Однако в данный момент расстояние между их телами позволяло лишь слегка касаться друг друга бёдрами. Даже этого было слишком много, но всё же недостаточно. — Им понравился не фильм, — начал Джисон, откинувшись на подушки дивана и повернувшись к Минхо. — Они полюбили Хёнджина и тебя. Даже в полумраке комнаты и мерцающих городских огнях, струящихся через большое окно, Джисон мог различить румянец, окрашивающий щёки Минхо такими же красными, как и его губы. Внезапно стало понятно, почему это был любимый цвет Хана. — Ты станешь знаменитым, Минхо, — он поймал себя на том, что бормочет. У него перехватило дыхание, когда их глаза встретились, и время в равной степени застряло между их телами. Джисон хотел сказать ещё что-то, но где-то вдалеке они услышали сирену скорой помощи, которая зигзагами пронеслась мимо, оставляя их смотреть друг на друга в тишине ещё несколько секунд. Может быть, именно этот момент придал Минхо смелости сказать больше. — Я не заинтересован в том, чтобы стать актёром. — Почему? — Джисон нахмурил брови. — Ты выглядел так, будто наслаждаешься всем этим. Эмоции, бурлящие внутри Минхо, которым негде было спрятаться, мерцали в его ярких глазах лани. — Когда я проснулся после той ночи, когда мы встретились, я не мог перестать думать о тебе, — пробормотал Минхо тихим голосом. — Я никогда раньше не пробовал себя в роли актёра, поэтому не знал, что и думать обо всём этом. Всё, что я знал, это то, что я никогда не встречал кого-то столь же милого, как ты. — О, — выдохнул Джисон единственный звук, который он смог издать через своё забитое горло. Он всегда умел заставить других чувствовать себя особенными, но когда дело касалось Минхо, он действительно верил, что нашёл одного из миллиона. Глаза говорят о многом. Иногда они говорят всё. В последний раз, когда Джисон видел такой затуманенный взгляд Минхо, он думал о ком-то другом, целуя Хёнджина. Это было похоже на фейерверк, взорвавшийся в груди Хана, когда он понял, что возможно, только возможно, всё это время Минхо представлял, как целует его. — Если тебе от этого станет легче… Я тоже не мог перестать думать о тебе. Минхо застенчиво отвёл взгляд. Какая-то часть Джисона была ему благодарна; у него слишком кружилась голова. — Поначалу я был эгоистом, — признался режиссёр, на этот раз серьёзно. — Я хотел, чтобы ты был рядом, потому что думал, что ты мой следующий билет в Голливуд. Но это… изменилось… всё изменилось, — он заикался, слова безжалостно вырывались из его задыхающегося рта. Чанбин был прав, он жалок. В течение самого долгого времени между признанием Минхо и вздохом Джисона, казалось, что Ли был готов расплакаться. Теперь радостная улыбка вернулась на его лицо, и печаль исчезла из глаз, как туман на озере. Джисон почувствовал гордость за то, что был причиной радости Минхо, и спустя пару секунд они начали хихикать, и их руки нашли друг друга. — Было трудно работать с Хёнджином, когда всё, чего я хотел, чтобы ты притянул меня к себе и поцеловал, — сказал Минхо сквозь хихиканье, заставляя Джисона задохнуться от воздуха, застрявшего в его лёгких. — Как смело с твоей стороны, — размышлял Хан, его сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда Минхо слегка надулся, глядя на него из-за занавеса длинных тёмных ресниц. Директор понял намёк. — Ты ещё хочешь этого? Минхо молча кивнул, глядя на Джисона глазами полными надежды, которую нельзя было никак скрыть. Его губы приоткрылись в обещании быть самыми мягкими. Ли был опасен, и Хан это знал. Играть с ним было всё равно что играть с огнём, не зная, в какую сторону пламя рванётся первым. Но сейчас Минхо не был ни пламенем, ни опасностью; он дрожал и был в отчаянии, когда его веки затрепетали, ожидая, когда потрескавшиеся губы Джисона найдут его собственные, удовлетворённо вздыхая. Он издал звук, похожий на стон, такой глубокий, как будто ждал этого момента слишком долго. Он обхватил руками шею блондина, нетерпеливо подталкивая его ближе, пока у Джисона не осталось другого выбора, кроме как оседлать его. — Джисон… — вздыхал Минхо снова и снова, пока его голос не превратился в пронзительный стон между поцелуями, заставляя дрожать всё тело блондина. Всё это время Хан Джисон писал рассказы про других людей для других людей, но сегодня он чувствовал себя главным героем своего собственного фильма. Ему хотелось рассказать Ли о жгучей ревности, которую он чувствовал, когда Хёнджин целовал его, о том страстном желании, которое терзало его в промежутках, когда они не могли видеть друг друга, но всё это больше не имело значения. Важно было лишь то, что вместо своей любви к кино, которую, как он думал, ничто не могло заменить, Джисон нашёл Минхо. И на эту ночь он мог затеряться в своём собственном счастливом конце, в истории о том, как он и Минхо нашли друг друга, когда нуждались друг в друге больше всего, и это был верх совершенства.