Часть 1
3 ноября 2019 г. в 10:00
— Всё, нашёл! Боже, почему отдел с прокладками находится в такой заднице?
Юнджи щёлкает языком, улыбаясь Хосоковой непосредственности, и цинично отвечает:
— Потому что это стыдно. Нельзя просто взять и нормально расположить вещи первой необходимости. «Пришла за прокладками? Да как ты посмела!»
Хосок смеётся в трубку, и у Юнджи перед глазами невольно появляется его счастливая, широкая улыбка (и ямочки на щеках). Это почти отвлекает её от жгучей боли в низу живота.
— А, хочешь сказать, спросить тоже ни у кого нельзя? — шутит Хосок, и по голосу слышно, что он улыбается.
— Ты что! — с наигранным ужасом восклицает Юнджи. — С ума сошёл? Люди могут подумать, что у тебя, прости господи, месячные! Или, ещё хуже, что у тебя в животе есть матка! Нет, такие ужасы надо скрывать от людей.
Юнджи чувствует, как непроизвольно начинает ухмыляться, слыша из трубки приглушённый Хосоков смех. По всей видимости, он старается (но не то чтобы у него это получается) особо не шуметь в супермаркете. Юнджи представляется, как какие-нибудь девушки смотрят на него, будто на слабоумного, хихикающего над упаковкой тампонов, как будто ему двенадцать, а не двадцать четыре.
Она ждёт, пока Хосок успокоится, и добавляет:
— И кого ты тут пытаешься подъебать, Хоуп? Знаешь же, что разговаривать с людьми это не моё, я не умею. Даже если бы у меня вообще чистых трусов не осталось, я не спросила бы.
Хосок снова прыскает, в самом деле становясь больше похож на ребёнка, смеющегося над неудачной родительской шуткой, чем на взрослого самостоятельного парня, покупающего прокладки для своей девушки.
— Понял, никакой помощи, — наконец, выговаривает он, немного приводя дыхание в порядок, и следующие пару секунд Юнджи слышит, как Хосок напевает что-то невнятное себе под нос, разглядывая содержимое полок.
— Ты говорила, тебе нужны розовые? Которые «Always»?
— Тихо, не ори ты так! — Юнджи чувствует, как к щекам приливает жар. Что, если те воображаемые девушки услышат, как её парень говорит о прокладках? Как ни крути, а ведь она сама — тоже часть этого токсичного общества, считающего, что месячные это «стыдно». Может, стоит взять эту тему для курсовой в университете… — Ну, вообще да. Под номером два, с крылышками, три капельки.
— А для чего эти номера?
— Это размер.
Из трубки слышится шорох: кажется, Хосок взял-таки нужные ей прокладки и теперь внимательно их изучает (может, даже сосредоточенно высунув язык, но Юнджи определённо точно не представляет сейчас это у себя в голове).
— А что в итоге с цветом? — с любопытством интересуется Хосок.
— Боже, неважно, просто возьми что-нибудь и иди домой! — Юнджи не знает, сколько ещё продержится в таком положении без еды. Сейчас лучше не вставать — она только-только нашла более-менее удобное положение, но живот уже начинает бурчать, и она очень надеется, что Хосок вернётся из магазина раньше, чем она умрёт с голоду.
— Ты сама не разбираешься, да? — коварно спрашивает парень, и в его голосе снова слышится улыбка.
Юнджи стонет (из-за лёгкого раздражения и немного из-за спазма в животе) и отвечает:
— Я знаю, что для каждого размера есть определённый цвет, но мне проще застрелиться, чем тебе их перечислить.
Хосок смеётся, и из трубки снова слышится шорох, когда он кидает прокладки в корзину к уже лежащим там шоколадкам и обезболивающему.
— Ты слишком милая, малыш, я не выдерживаю, — без капли сарказма в голосе говорит он.
— Я могу убить тебя в любой момент! — с негодованием кричит в трубку Юнджи, стараясь звучать грозно, но из-за улыбки получается плохо. Как хорошо, что они говорят сейчас по телефону — будь Хосок сейчас рядом, он бы обязательно начал осыпать её лицо поцелуйчиками. Но от поцелуйчиков сейчас толку было бы мало.
— Ого, — серьёзно отвечает он. — Но ты всё равно очаровашка.
— Дурак… — бормочет Юнджи. Если бы Хосок увидел её лицо, он обязательно пошутил бы про помидор. — Люблю тебя.
— А-а, и я тебя, солнце моё! — говорит Хосок (и Юнджи представляет, как он смешно и мило морщит нос). Ей кажется, что она чувствует тепло от этих слов даже через трубку — и вообще, наверное, обогреватель, что она купила в прошлом месяце, был пустой тратой денег: можно ведь просто слушать Хосоков голос, чтобы согреться.
Они продолжают разговаривать до тех пор, когда Хосок не расплачивается и не садится в машину.
— Что хочешь поделать, когда я вернусь? — заботливо интересуется он, заводя двигатель.
— Хочу обниматься, — негромко, но чтобы парень точно услышал, отвечает Юнджи. — Пока спазмы не прекратятся.
Хосок хмыкает.
— И долго это обычно?
— Да… — бормочет Юнджи, крепче обнимая своего плюшевого Кумамона.
— Отлично! Буду через пять минут! — счастливо отвечает Хосок и снова хихикает, как ребёнок, прежде чем попрощаться и завершить звонок.
Юнджи никогда в этом Хосоку не признается, но она тихонечко пищит в подушку от переполняющих её эмоций, когда тот кладёт трубку. Сейчас выходные, что значит, что остаток вечера и весь следующий день они могут просто валяться в кровати и обниматься, смотря сопливые фильмы и питаясь пиццей с шоколадками. Юнджи ненавидит месячные всей душой — всё тело болит, и в каком положении она бы ни легла, дискомфорт никогда не уходит полностью, — но сегодня ей отчего-то кажется, что будет легче. По крайней мере, не нужно придумывать причину, чтобы Хосок укачивал её до тех пор, пока не подействует обезболивающее, и она не провалится в сон.
С Хосоком Юнджи ненавидит месячные чуточку меньше.