Пепел осени

      Холодный, влажный вечер. Ветер играет в кронах деревьев, воет в трубах. Последние дни октября, мрак, густой туман и лютый холод. На улицах ни души. Лишь одинокий фонарь освещает небольшую площадку.              Автомобиль набирает скорость, выхватывая фарами придорожные столбы, одинокие ветхие кресты старого кладбища. Они, словно руками, хватают полосы света.              Старое кладбище, с покосившимися крестами, разрушенными надгробиями и высокими буграми, поросшими крапивой. Ближе ко входу небольшая полуразрушенная часовня с огромным низким разбитым окном.Обитель мрака и холода.              Даже летом, когда светит солнце, порхают бабочки, из окна дует холодом.              Дети из усадьбы часто приходили играть сюда, садились на корточки и смотрели в разбитое окно. Для них это был портал между мирами: теплом и холодом, светом и тьмой, жизнью и смертью.              Теперь же всё иначе: везде царит холод и мертвенный покой. Будто из разбитого окна вырвалась осень. Туман, стелющийся поземкой, окутывал корявые обожженные деревья. Где-то жутко ухала сова, то и дело в дыму мелькали самоцветные глаза бездомной кошки. Пахло гарью и сыростью.              Мертвая тишина была нарушена осторожными шагами детей, утопающими в тумане. Тихое сбитое дыхание и чуть шорох опавшей листвы. Двое мальчишек и девчонка пришли в этот час в место скорби, где мрачные силуэты скорбящих ангелов, с потемневшими от времени ликами, пугали своими пустыми глазами.              — Может ещё не поздно вернуться? — тихо сказал прилично одетый мальчуган.              — Прекрати ныть, Генри, отступать некуда! — прошипел рослый взъерошенный мальчишка в грязной рубашонке. — Идём…              Они двинулись дальше. Полуразрушенная часовня выла, ветра взвивались в её жерле. Они приблизились к кирпичному строению.              Внутри было темно и, кажется, через разбитое окно дуло холодом ещё более сильным, чем вокруг. Среди саркофагов детский зоркий взгляд выхватил фигуру.              Время остановилось, дыхание замерло. На крышке саркофага лежало полунагое тело человека, прикрытое лишь порванной темной тканью. Человека ли? Бледная мерцающая кожа, напоминающая чешую, светится и переливается. Оно лежит на спине, руки раскинуты, одна нога согнута в колене. Дети жадно рассматривают лицо: острые скулы, впалые щеки, пересохшие, кровоточащие губы, глаза-закрыты.              — Это… это… невероятно, — прошептала девочка, в розовом платьице.              — Да, мы нашли. Это… — начал было Генри.              Раздался треск. Девочка держалась за сухую ветку. Она сломалась. Существо вздрагивает, поворачивает голову и открывает глаза.              — Янтарь.. — шепчет рослый мальчишка.              Маленькие гости не могут шевельнуться.              Взгляд огромных, горящих глаз, с вертикальным зрачком, устремляется на детей. Они светятся во мраке. ЗВпиваются в лица незваных гостей. Их души.              Лукавая улыбка раздвигает уголки губ, обнажая острые клыки. Существо переворачивается на бок, придерживая рукой с длинными, острыми ногтями-когтями, ткань на груди. И смотрит. На них. А взгляд хищный и завораживающий.              Старший мальчонка вскакивает и убегает подальше от этого проклятого места. Раздаётся хриплый смех, ударяющийся о потолок часовни.              Генри вскакивает. Существо приподнимается и… садится. Из щели губ появляется раздвоенный язык, шевелится.              — Бежим! — кричит Генрих и утаскивает подругу прочь.              Они бегут по пустырям. Страх смешивается с холодом, заставляет кровь стыть в жилах. На секунду мальчик останавливается… Он бежит один.              Девчонка отстала. Она не бежала. Остановилась. Резко развернулась и…пошла к часовне.              Существо лежало на боку, глаза были закрыты. Кожа-чешуя играла и переливалась при тусклом свете, костлявая рука судорожно сжималась.              Глаза открылись, оглядывая помещение, выхватывая силуэт малышки в окне. Лукавая усмешка, похожая на оскал, тронула губы.              Девочка замирает. Надо бы бежать! Но она не хочет. Нет, остаться здесь и смотреть! А потом рассказать, что она сильная и не боится звероящера!              Гнетущая тишина повисает в воздухе.Судорожный вздох обитателя часовни клинком рассекает воздух.              — Я люблю Дракона…— шепчет гостья одними губами, как мантру, заветные слова.              Обитатель часовни приподнимается, вновь садится. Губы расплываются в улыбке, обнажая острые зубы. Ткань падает и открывает взору грудь. Нечеловеческая, в ней, как в жерле вулкана, кипит лава. Горит и расползается по окружностям.              — А Дракон любит тебя, Эльза.              Низкий, гортанный голос наполняет пустую часовню и шлейфом накрывает девочку.              Эльза улыбается, поднимается и уходит.       Быстро достигает она выхода с кладбища, где ждут друзья.              — Ты где была?! — кричит Генрих.              — Мы думали, тебя убил звероящер! — отчаянно говорит рослый мальчишка, дергая её за рукав.              — Успокойся, Алонсо.Я зацепилась платьем за корягу. Зря убежали. Звероящеру мы не нужны. — спокойно произнесла Эльза.              — Нельзя никому говорить. Слышите? Теперь это тайна. Никто не должен знать! — судорожно шепчет Алонсо. — Идём.              За этой картиной, прислонившись к старому дереву наблюдает Дракон. Раздвоенный язык ощупывает воздух, стараясь запомнить сладкий запах незваных гостей.              — Это дети, они никому не скажут. А даже если скажут, то никто не поверит. Это их мир: и кладбище, и часовня, и Дракон. Забавные человеческие дети. Они не боятся смерти, потому что не знают, что это.              — Знали, Дракон отдыхает. Угадали, где отдыхает. Убежали. Никому не скажут. Детям никто не верит.              Ночь вступила в свои права. Маленькие путешественники уже сидели по домам. Они старались забыть увиденное. Эльза сидела у окна и смотрела на площадь, освещенную фонарем. Полосы дождя рассекали небо, создавали пеструю завесу. Ни души. Вдруг, мелькнул силуэт. Эльза замерла.              — Дракон… — прошептала она.              Темный силуэт двинулся на середину площади. Фонарь осветил нагое тело. Кожа была покрыта копотью.Отдавшись во власть дождя, ящер наслаждался.              Люди не любят осень, потому что холодно и идёт дождь. Но древний змей, не даст соврать, нет ничего лучше ледяного потока, когда сердце и тело твои горят адовым огнём.              Капли струились по мерцающей коже-чешуе, ложились бликами под ноги. Дракон встряхивал головой — мокрые чёрные волосы, плетью, бились о спину.              Дракон отдыхает. Пусть люди с этим смирятся. Пусть любуются красотой тела змея. Нетленного тела, рождённого из крови. По высокой груди, по изгибам бёдер рассыпаются искры. Тает под водой лава. Пар окутывает ящера шлейфом, скрывая наготу.              Эльза смотрела на дракона. Коварство, нагота… бесстыдство. Вот бы иметь столь же дивное тело, которое не изменится с годами.              Она любит Дракона. Хочет быть такой же: сильной, чарующей, непостижимой…