Больше никогда

Гюнтер стонет. Он запрокидывает голову и двигает бедрами навстречу Гвендалю, гладит его потные плечи и непрерывно шепчет «Да, да, да». У Гвендаля кружится голова. Он толкается вперед, в тело Гюнтера сильнее и сильнее. Если бы все зависело только от его желания, он бы уже давно проник целиком под его кожу, в его плоть и кровь, делая их единым целым, но он может только хвататься за его талию, подтаскивая ближе, ближе, ближе, и страстно толкаться внутрь. Он знает, что Гюнтеру нравится эта его почти грубость. Что он, несмотря на свой утонченный и изысканный внешний вид, любит делать в постели. Для Гвендаля в свое время это стало интересным открытием. И только заставило желать его больше. Гвендаль прекрасно помнит о том, как громко может стонать Гюнтер, лежа привязанным к изголовью своей кровати, или как нетерпеливо он подается задницей на его член, когда Гвендаль трахает его сзади, крепко держа за волосы, так что его тонкая шея загнута под неудобным, почти опасным углом. На самом деле Гвендаль не может сказать, что эта покорность не возбуждает его. Мысль о том, что этот благочестивый с виду мазоку, оплот нравственности и морали, отдается ему (и только ему!) так открыто и с таким жаром, льстит его мужскому самолюбию. Но если быть честным, ему самому нравятся долгие и нежные ласки. Его всегда прошивает удовольствием от того беззащитного шепота и вскриков, которые Гюнтер обычно не может подавить, когда Гвендаль, широко раздвинув в сторону ноги, вылизывает его зад. Тогда Гюнтер не может держать свои руки в покое. Сжимает ими простынь, когда Гвендаль широкими мазками языка гладит его отверстие, закрывает ими лицо, когда тот острым кончиком обводит складки кожи по кругу, впивается пальцами в его волосы, когда Гвендаль нежно тычется вовнутрь. Сейчас руки Гюнтера крепко обхватывают его запястья, тянут с талии вверх, к лицу. Нет, к шее. Ох, Гвендаль знает, чего он хочет. Они уже делали это раньше, и оргазм Гюнтера поистине фантастический, во всяком случае, об этом свидетельствуют его хриплые крики и конвульсии, во время которых он так сильно сжимает член Гвендаля внутри себя, что тот кончает за секунды, вместе с ним, вместе, вместе! Гвендаль знает, насколько это бесподобно, восхитительно, великолепно, но вместе с тем опасно и рискованно, даже страшно и еще много всяких но… Но, черт возьми, он не может отказать Гюнтеру, когда тот смотрит на него своими затуманенными глазами, этим колдовским взглядом из-под полуопущенных ресниц. Он опускает свои ладони (боже, какие они большие!) на хрупкую шею Гюнтера и сжимает. Гюнтер стонет. ― Сильнее, ― хрипит он из-за нехватки воздуха, не обращая внимания на пот, что капает с бровей Гвендаля прямо ему на лицо. Гвендаль двигается в нем как челнок, он просто физически не может таранить его своим членом еще сильнее, а потому сжимает ладони крепче. Вот оно. Вот оно! Все внутри скручивается в тугую спираль, которая резко распрямляется, и Гвендаль заглушает Гюнтера собственным рычанием. Ему приходится потратить несколько секунд, чтобы прийти в себя и приподняться с забрызганного спермой тела. Он перекатывается рядом на бок и делает еще пару глубоких вдохов, прежде чем осознать, что что-то не так. Гюнтер не двигается. Совсем. У него мгновенно холодеют все конечности, когда он подскакивает на кровати, садясь на колени и обхватывая двумя ладонями голову Гюнтера. ― Гюнтер? Гюнтер! Ужас, который омывает его холодными волнами, мешает ему мыслить здраво. Он пытается нащупать пульс на его шее, но не может определить, принадлежит ли эта пульсация Гюнтеру или собственным трясущимся пальцам. О, черт! О, черт! О, черт! Он с отчаянием запускает ладонь в собственные влажные волосы. ― Гюнтер, пожалуйста, ― умоляет он, прислоняя голову к его бледной груди, надеясь услышать там биение сердца. Он слышит только собственную кровь, стучащую в висках. ― Этого не может быть, ― неверяще шепчет он, и вскакивает с кровати с целью найти подмогу, позвать лекаря. Мысль о том, как он будет смотреть в глаза Гизеле, сообщая ей, что затрахал до смерти ее отца и задушил его, вызывает такую волну тошноты, что его ноги практически подкашиваются. В этот момент до его спины, покрывшейся липким холодным потом, дотрагивается теплая рука. Гюнтер смотрит на него виноватым взглядом, а другой ладонью держится за горло. — Я в порядке, — хрипло шепчет он. — Я в порядке, Гвен. Просто обморок. Это просто обморок, так случается… Гвендаль резко разворачивается к нему и стискивает в объятьях. Он старается сделать это бережно, чтобы больше никак не навредить, но его самого трясет, и все, чего он хочет — это чувствовать легкое дыхание Гюнтера на своей коже, слышать биение его сердца. — Больше никогда, — глухо произносит он куда-то в волосы Гюнтера и чувствует, как где-то в его груди зарождаются нервные всхлипы. — Не проси меня больше о таком. Я думал, что убил тебя. Его голос срывается на последней фразе, и он стискивает зубы, глубже зарываясь лицом в светло-лиловые пряди. Гюнтер гладит его по голове и прижимается всем телом. — Все хорошо, — успокаивает он. — Ты ничего плохого мне не сделал. Я получил удовольствие, и сейчас я в порядке. Но Гвендаль знает, что уже завтра на его красивой шее будут видны синие следы его пальцев, и едва ли может простить себя за это. Он выпутывается из теплых объятий Гюнтера, чтобы посмотреть ему в глаза. — Серьезно, Гюнтер. Больше никогда. Видимо, что-то в его взгляде убеждает Гюнтера в том, что он не уступит в этом вопросе. Тот вздыхает и коротко кивает. — Хорошо. Я больше никогда не попрошу тебя об этом. Напряжение начинает медленно отпускать Гвендаля, и тогда он осознает, что все это нервное потрясение, да и активность ранее, практически лишили его сил. Он откидывается на простыни (надо бы сменить их), увлекает Гюнтера за собой и укладывает его на своей груди. Сейчас он не может позволить себе выпустить его из рук. — Покажись утром лекарям, — тихо просит он, впрочем, уверенный, что Гюнтер не станет этого делать. Гюнтер неопределенно хмыкает, еще больше убеждая его, что завтра Гвендалю самому придется идти за мазью от синяков. — Я люблю тебя, — еще тише шепчет он, и хотя это не первый раз, когда он произносит эти слова, они все еще встают комом в его горле. Гюнтер легко и нежно целует его куда-то в центр груди. — Я тоже люблю тебя, Гвен. Его сердце ровно стучит напротив сердца Гвендаля.