Когда солнце не светит

      Сегодняшний день — просто кошмар. Будильник не срабатывает, и он опаздывает на учебу, на геометрии выясняется, что он забыл тетрадь с домашним заданием дома, бенто он, по рассеянности, оставил тоже, и лишь друзья из класса, с их благотворительным фондом «не дадим Хинате Шое умереть голодной смертью», спасают его от ужасающего конца. За литературу он получает неуд, а тренировки и вовсе отменяют, потому что конец семестра буквально на носу, и все готовятся к контрольным и тестам. Времени у Хинаты — просто в обрез, и это…       Скучно. Безумно.       Его телефон молчит, и лишь на утреннее сообщение приходит короткое «доброе утро».       И так тоскливо.       Хината чувствует себя заторможенным, несмотря на то, что вокруг одно копошение, подготовка к тестам, постоянное мельтешение и назойливый, такой мешающийся шум. Хината ощущает себя в каком-то вакууме, и этот шум до него не доходит. Тихо. Он занимается рутинными делами, пытается подготовиться к этому диктанту по физике, берет в руки приставку и проводит время с сестрой. Ему чертовски не по себе, и холодный, пронизывающий до костей ветер, который в последнее время разбушевался на улицах их небольшого городка, тут ни при чем. Нацу пытается растормошить его, а потом сдается и начинает хандрить вместе с ним. Мама всплескивает руками, готовит вкусные булочки с дыней, пихает их в руки Шое и прогоняет из дома — развеяться.       Кагеяма не отвечает, Ямагучи занят японским, и Хината чувствует себя потерянным. Он тащит велосипед рядом с собой, забывает про булочки и постоянно проверяет телефон. Исходящих — пятнадцать, и это только за сегодняшний день. Входящих — ноль.       Хината чувствует себя отвратительно.       Возможно, было бы проще, если бы Кенма ответил, черт возьми, на его звонок. Или написал хоть одно сообщение за весь этот день. Или сказал, что вышел новый эпизод его любимой игры, и он не будет появляться весь день — Хината бы понял, не впервой. Их учебный семестр только-только закончился, у Хинаты — только-только подходит к концу, и он устал от их постоянной занятности и этих коротких, усталых сообщений.       Он устал. В этом вся правда. В этом кроется причина его заторможенности и этого мерзкого, липкого состояния, из-за которого даже моргать трудно.       Телефон мигает, и Хината не сразу понимает, что кто-то что-то ему написал. Но сердце уже успевает подскочить к горлу, и его велосипед падает, когда Хината достает свой телефон, и он в панике бросается к своему средству передвижения, а потом плюет на все и открывает сообщения.       От кого: Кенма       шое? придешь на станцию?       Про велосипед он забывает. Про ветер, пронизывающий и забирающийся под его шарф, тоже. В голове раз за разом прокручивается это короткое сообщение, голос, лицо, образ Кенмы появляется в голове, и руки трясутся, когда он печатает короткое «да». Кенма не отвечает, и Хината судорожно пытается поднять велосипед, роняет его снова, кричит от досады и поднимает его со второй попытки. Сумка мешается, теплые наушники сбиваются и практически слетают с головы, а шнурки на грани того, чтобы развязаться и запутаться в цепи велосипеда, но       Он видит Кенму издалека, и это сонливое, грустное состояние, напавшее на него в последние дни, заменяется таким нежным и теплым-теплым, и Кенма улыбается, когда видит его, и Хината снова бросает свой велосипед и запрыгивает на него, и Кенма издает тихий вскрик, и они падают на газон, прямо на тонкий слой снега, и колени ужасно болят, и…       И Кенма продолжает улыбаться, и в его глазах — нежность, от которой Хинате хочется позорно разреветься.       Они идут к нему не спеша. Хината достает уже давно остывшие булочки, и Кенма тихо улыбается, когда разламывает одну и чует запах дыни:       — Твоя мама будто чувствовала, что я приеду.       Хината не может перестать говорить. Он осыпает Кенму вопросами, восклицаниями, рассказывает о прошедшем дне, ноет, как было холодно и одиноко без него, корит за то, что тот не предупредил, радуется, что он приехал, и вскоре его горло начинает побаливать. Кенма что-то отвечает, и каждое его слово, каждое тихое предложение отзывается внутри чем-то теплым и ярким. Солнце, впервые за все эти дни, выходит из-за туч, и становится так тепло и хорошо. Ветер по-прежнему пробирает до костей, и Кенма корит его и просит переодеться в более теплую куртку. Снег ярко блестит на солнце, и вокруг веет свежестью, и пальцы Кенмы — холодные-холодные, и перед тем, как зайти в дом, Кенма останавливает его, мягко берет его лицо в свои ладони и оставляет на его губах легкий поцелуй.       Хината кричит. Снова.       Мама появляется на пороге и кричит на них, а потом загоняет в дом, и улыбка на ее лице практически такая же широкая, как и на лице Шое.       Нацу нравится Кенма. Она тащит свою древнюю приставку и внимательно наблюдает, как он помогает ей пройти сложные уровни, а потом залазит к нему на колени и проходит следующие сама. По дому плывут запахи чего-то жареного — живот Хинаты бурчит, и Кенма слабо улыбается ему. Шое садится рядом с ним и обхватывает его плечо руками, лениво наблюдая за происходящим на экране, и Нацу пару раз дает ему по лицу своими энергичными конечностями, но Кенма смеется, и Хината не против. Он наслаждается теплом чужого тела до тех пор, пока мама не зовет их ужинать, и Кенма садится рядом с ним. Мама задает ему стандартные вопросы — как он учится, как проходят тренировки, не обижают ли его в школе, не достают ли некоторые высокие первогодки, и Кенма немного тушуется. Хината кидает на свою родительницу выразительный взгляд, и она понимающе кивает и предлагает подложить добавки. Через некоторое время Кенма говорит, что Лев по-прежнему до ужаса раздражающий, друзей новых не завел, на день рождения ему подарили игру, которую он давно хотел, и последние тесты он написал довольно хорошо, поэтому ему и разрешили приехать. Женщина отвечает, что им всегда приятно видеть его в их доме, и добавляет, что Хината не затыкается, когда речь заходит о нем. Нацу подтверждает. Хината краснеет и издает возмущенные звуки, и Кенма улыбается, и румянец становится еще более жгучим.       Ему расстилают футон в его маленькой спальне, Нацу ложится в родительской комнате, и, когда все ложатся спать, становится до ужаса тихо. В контраст этому пульс Хинаты становится просто бешеным. Он в волнении наблюдает за тем, как Кенма закрывает дверь, как он достает из своей сумки сменную одежду, как ставит приставку на зарядку и тихо просит отвернуться. Его уши становятся красными. Хината даже зажмуривается, для достоверности, и по звукам определяет, что Кенма заканчивает с одеждой и подходит к нему. В следующий момент место рядом с ним проседает, и Кенма тычется носом в его шею. Хината издает тихий, визжащий звук. Кенма фыркает, а после залазит в его кровать с ногами и притягивает его в долгие, крепкие, нуждающиеся объятья. Хината с удовлетворением падает на спину и тянет Кенму за собой, устраивается поудобнее, пинается, пытаясь расположить ноги поудобнее, и сдвигается, чтобы их лица были на одном уровне.       Кенма кажется смущенным. Он утыкается взглядом в его нос, и его объятья становятся чуть слабее, и Хината с беспокойством шепчет (почему-то сейчас, в тихой атмосфере его комнаты, хочется говорить потише):       — Я переборщил?       Кенма машет головой, а потом тыкается носом в его щеку и оставляет на уголке его губ короткий, мягкий поцелуй. Хината чуть поворачивает голову, и их губы оказываются так близко, и Кенма прижимается ближе и прикрывает глаза.       Хината постоянно забывает перенести обогреватель в свою комнату, поэтому они укрываются одним одеялом и прижимаются друг к другу так близко, насколько возможно. Губы Кенмы мягкие и теплые, а их поцелуй приобретает вкус мятной зубной пасты. Чужой язык встречается с его, и Хината выдыхает в поцелуй. Становится так тепло-тепло, и на улице шумит ветер и начинается метель, но Кенма посасывает его нижнюю губу и мягко гладит его лопатки, и на противный воющий звук становится как-то все равно.       Хината прижимается, прижимается, прижимается, кладет ладонь на чужую щеку и углубляет поцелуй.       Засыпают они умиротворенные, и в их маленький кокон из одеяла и их тел не проникает никакой холод.       — Я соскучился, — тихо говорит Шое. Он смотрит на эти ловкие пальцы, которые с невероятной скоростью тычут по кнопкам, и совсем не обращает внимания на происходящее на маленьком экране приставки. Хината лежит на его плече, и Кенме, возможно, немного неудобно, но отстраняться он не спешит. Он приобнимает его и играет в игру, которую Куроо подарил ему на день рождения, и они полусидят-полулежат так уже полчаса. Хината, умиротворенный, находится на грани сна и бодрствования, и его тихие выдохи приходятся Кенме прямо в шею. Он теплый. До безумия. Хината наслаждается теплом его тела, гладкостью кожи, с которой он соприкасается щекой, этими поджатыми губами и сосредоточенным взглядом. Из его рта вылетают ругательства, когда, очевидно, он доходит до сложной части, и Шое не сдерживается и фыркает ему в шею, и Кенма вздрагивает, и следующее, что слышит Хината — это музыку, означающую конец игры. Он немного сжимается, и Кенма смотрит недовольно-недовольно, но Хината посылает ему свою улыбку, лучшую из лучших, и недовольным Кенма казаться перестает. Он вздыхает и начинает уровень заново, и Хината, немного подумав, достает ладонь из кармана толстовки и обнимает его за талию.       Кенма говорит, что возвращается через неделю. Он много улыбается, много молчит, отказывается обсуждать волейбол и сплетничает об их общих знакомых. Он тянется к нему постоянно, утром, на завтраке, когда они проводят время с Нацу, когда смотрят фильмы всей семьей, и Шое не против. Он купается в нежности, дарит свою в ответ, и солнце кажется таким ярким и теплым. Кенма помогает ему с алгеброй, ждет его после школы, соглашается дать немного пасов на заднем дворе и всеми силами отлынивает от утренних пробежек. Он много зевает, когда Шое просыпается по будильнику и собирается в школу, но идет чистить зубы только ради того, чтобы подарить ему несколько поцелуев перед учебным днем. В его отсутствие он помогает его матери, и дынные булочки у них получаются просто воздушными. Он постоянно спит, играет в игры, в сотый раз пролистывает всю мангу на его полке и не жалуется на скуку.       Хинате хорошо, тепло, и все тесты он сдает с первого раза. Кенма дарит ему дополнительную порцию поцелуев, и Хината весь надувается — от гордости и нежности одновременно, — и возвращает их с лихвой. Они часами лежат на одном месте в объятьях, в полусонном состоянии, а после Хината взрывается из-за энергии, переполняющей его изнутри. Мерзкое, темное чувство пропадает, заменившись любовью и теплотой, и Хината стремится прикасаться, целовать и обнимать больше, крепче, сильнее, чтоб уж точно хватило с лихвой. Они с Кенмой видятся редко, иногда не успевают даже созвониться, и несколько раз их диалоги состояли из «доброе утро» и «спокойной ночи». Это тяжело. Редких встреч и постоянной переписки остро, катастрофически не хватает, и после каждой подобной недели он тоскует только сильнее.       Но Кенма с уверенностью говорит, что они переживут это. Он шлет по почте маленькие подарки, которые купил, потому что они напомнили ему о нем, пишет милые сообщения с утра, жалуется на происходящее прямо во время тренировки и постоянно, как он говорит, думает о нем. Он постоянно приезжает в его тихий, маленький городок, чтобы увидеться с ним, и копит карманные деньги на любимую кафешку Шое — людные места он не любит, но пара их свиданий прошла именно там.       Кенма делает все, что он может, чтобы Хинате было хорошо, и говорит, что их отношения справятся с этим выматывающим расстоянием.       А Кенме Хината предпочитает верить.