Шестое чувство

Чимин окончательно помешался. Шла третья неделя, как мысли Пака занимал лишь чёртов сосед, которого он видел-то всего лишь раз. Причина, может, совсем не в этом, однако как объяснить то, что Чимина накрывает лишь от одного имени—Чон Чонгук. Чертовски красивый. Так думают, наверное, все, поэтому мнение Пака можно не учитывать. А ещё сосед чертовски холодный, либо Чимин опять накрутил себя по пустяку. Холодный, не иначе—Пак пытался представится, достал свою лучшую улыбку, а Чонгук просто помахал рукой и скрылся за дверью. Просто.Помахал.Рукой. Имя соседа Чимин узнавал неделю. Чон не отвечал на стук двери, и сколько бы Пак не звонил в дверной звонок, в ответ всегда была тишина. И лишь на ежемесячном собрании ужасно толстая тётка, объявленная чуть ли не Богом в их подъезде, попросила Чимина передать какие-то бумаги Чонгуку. Чимин опять стучал, но никто и не собирался открывать дверь, поэтому психанув, Пак положил стопочку документов около двери, а чуть позже выйдя вынести мусор заметил, что около двери ничего не лежало. Вторая неделя успехом не удалась—Пак решил, что если неприятное знакомство, то тогда возьмёт тараном и заставит самого Чонгука прибежать к нему. Чимин устраивал вечеринки, которые затягивались до самого утра, сопровождаемые громкой музыкой, которую Пак ненавидел, но ждал, пока Чону надоест эти издевательство. Не прокатило. Всё, чего добился сосед, так это публичного унижения на общем собрании, когда та самая тётка громко заявила, что если тот хоть ещё раз устроит что-то подобное, то она имеет полное право написать заявление. Чимин успокоился, но ненадолго, продолжив закатывать пьянки. Все жители с его этажа лишь тихо скрипели зубами и бегали жаловаться Той Самой Главной, но она разводила руками—молодой, пусть побесится, а потом остепениться. Но Чонгук упорно не желал знакомится с соседом, поэтому Пак бросил это дело. Под конец этих четырнадцати дней у Чимина буквально на глазах был выбит образ соседа, который так больше и не показался. Пак буквально стал таять на глазах, часами закрывался у себя в комнате и смотрел в стену, пытаясь разглядеть там образ Чона, который даже забываться не хотел. Чимин осунулся и даже несколько раз не ходил на работу, прикрываясь тем, что он болеет, но когда пригрозили увольнением, пришлось снова бегать по офисам, разнося всем документы. Но вместо отчётов, как бы упорно Пак не старался забыть соседа, вырисовывались его черты лица, а рядом инициалы. В начале третьей недели Пака заметил Намджун. Ким попытался ухаживать за Чимином, но как Пак будет принимать все подарки и приглашения, когда вместо очаровательных ямочек Намджуна казались слегка пухлые щёчки Чонгука? Но Ким отличался упорством—зная, что у Чимина какая-то своя религия поклонения соседу, продолжал бегать и звать на свидания. Пак постепенно начал сдаваться, но буквально через день пришла гениальная идея—устроить в квартире разврат. Если Чонгуку не нравилась музыка, то Чимин уже предвкушал, как тот взбесится от постоянных стонов. Чимин мягко намекнул Киму, что хочет близости, а ему дважды повторять не надо—в этот же вечер оба находились на кровати Пака. Намджун не сдерживался, трахал так, словно воздерживался месяц. Чимин стонал, стараясь с каждым разом делать это громче, чтобы наверняка. Но и на этот раз попытка провалилась—шёл третий день, но Чонгук даже никакой записки не написал. Пак, стыдясь, извинился перед Кимом, говоря о том, что им следует расстаться. Мужчина обиды держать не стал и ушёл, пожелав счастья на личном фронте. Два дня Чимин пинал хуи в прямом смысле. По телевизору крутили уже поднадоевшие передачи, а в холодильнике стремительно заканчивалась еда, поэтому в субботу пришлось нацепить на себя свитер и сгонять до магазина. На обратном пути, поднимавшись по лестнице, он столкнулся с Чонгуком, который, по всей, видимости, выкидывал мусор. Чон кивнул и улыбнулся, а у Пака внутри всё снова расцвело. Чимин попытался заговорить, но Чонгук пожал плечами и вскоре исчез за дверью своей квартиры. Этим же вечером Чимин увидел, как тот ожесточенно размахивает руками, пытаясь что-то показать Той Самой Главной, а та в ответ тыкала пухлым пальцем в дверь Пака и видимо, что-то пыталась объяснить. Чимин даже приложил стакан к двери, но никаких разговоров слышно не было. Пожав плечами, Пак отправился на боковую, но через тридцать минут в дверь к нему постучали. За ней стоял Чонгук, державший какой-то конверт в руках. Чимин открыл дверь, и Чон протянул ему эту бумажку. Пак поднял бровь, и спросил, что это всё значит, но Чонгук многозначно показал на конверт и ушел в свою квартиру. Чимин вздохнул и отправился на кухню. —Может, ненормальный какой-то? Сказать прямо не может, так решил на бумаге написать, —пытался распалить в себе злость Пак, но не получалось. Чонгук априори ненормальным быть не может, и окончательно влюбленный Чимин увидел в таком варианте общения какую-то романтику, пусть даже и извращенную. В конверте был аккуратно сложенный квадратный листочек. Пак посмотрел ещё раз в конверт, повертел, потряс, но кроме этого маленького клочка бумаги больше ничего не было. Чимин развернул листок и прежде чем начать читать, прошёлся кончиками пальцев по чернилам. Как никак, первый контакт с Чоном, продлившийся больше минуты. Он с трепетом открыл глаза и начал вчитываться в текст, которого оказалось и не так много. «Будь тише, Чимин~и. Соседка ругалась, что ты тут устроил почти бордель, но я, к сожалению, глухой, поэтому не слышал ничего. Ты ведь хороший мальчик, верно?» Чимин чуть пошатнулся и вновь перечитал эти две строчки. Он даже не знал, что больше его удивило—то, что Чонгук глухой или то, как он обратился к Паку. Парень ещё раз прочитал, а затем расплылся в довольной улыбке. Приятно. Всё-таки вот это «хороший мальчик» грело душу как никто другой. На следующий день Чонгук нашел маленькую записку, вставленную между дверью и стеной. Чон посмотрел бумажку и усмехнулся. «Я хороший, но только для тебя».