Главное, чтобы костюмчик сидел!

      Снится мне, что еду я в такси. Места незнакомые… Доехала, расплатилась, выхожу — улица небольшого города, народу много, аппаратура какая-то. Автобус стоит, грузовички, люди снуют туда-сюда.       Подходит ко мне девушка симпатичная: вы, грит, новый костюмер? Мы вас ждём со вчера…       Я киваю, а сама усиленно соображаю, с какого это я костюмер и где это я.       Ведёт она меня к людям, все мне улыбаются, машут. Я тоже машу.       Приходим мы к автобусу, и она мне: лезь, мол, поедешь с остальными. Лезу.       Народу много, все веселые. Кто-то порожняком, кто-то с сумками. Здороваемся с некоторыми, и сажусь я на свободное место — в начале салона, за водителем. Сидим мы лицом к салону, автобус совсем как наш.       Тут чувствую на себе взгляд, поворачиваюсь — красивый мужик светловолосый рядом сидит и улыбается мне. Одет просто, но стильно. Я приободрилась: думаю, счас он мне всё прояснит. — Что, — грит, — вольешься в наш дружный коллектив? А то твоя предшественница…       Тут его тыкает в бок какая-то тётка, и он замолкает и лыбится. Я тоже улыбаюсь — обаятельный, чертяка!       Автобус трогается и едет. — Конечно! Куда, кстати, мы едем?       Мой новый знакомый многословно и с активной жестикуляцией начинает мне объяснять. От мельтешения его рук рябит в глазах, и я, слушая, лениво осматриваю салон.       Все сидят, болтают. Видимо, знакомы.       Оказывается, мы едем на съёмку сериала в спецом построенный посёлок. Моя предшественница ушла в спешке, и процесс встал. Пришлось возвращаться в город, доснимать сцены, а теперь обратно.       И тут, в самом дальнем углу, в самом конце салона… Ну, нет, этого же быть не может!..       Сидит. Расслабленный, как всегда. В толстовке чёрной, серых штанах, футболка какая-то… Руки на коленях. С какой-то женщиной, болтают.       Я понимаю, что мужика-то не слышу. Сердце где-то в ушах бьётся, руки вспотели. Сверлю взглядом, и совестно так…       Учуял. Закончил фразу, обернулся. Посмотрел. Вскользь так. Глаза добрые, лукавые немношк.       Я и глаз отвести не могу. И он смотрит.       Мужик меня за рукав дёрнул, отвлёк. Спасибо ему, спас от вселенского позора.       Всё оставшееся время мы проболтали. Мужик этот главным «персом» сериала оказался. Балагур, шутник! Бабник, видать, и ходок ещё тот. Уже куда-то позвал меня. Я только киваю и усмехаюсь: нет, дружок, обломаешься ты на мне!       Но неудобно уже в конец автобуса смотреть. Пришлось хохотать со звездой…       Приехали мы довольно быстро. Я всё-таки усмеялась от этого дядьки, и меня немного отпустило. Ржали мы на весь автобус, это да.       Он меня со всеми перезнакомил: актёры, дублёры, повара. Мою помощницу показал. Бабуля такая миленькая, за шестьдесят. Сидела тоже в конце, и я ей часто улыбалась. Ну, как ей… хе-хе.       Они, оказывается, все опоздуны были, ехали в два состава. Кто со съёмок, кто просто только подсоединился.       Спутник мой первым из автобуса выпрыгнул и ручкой сделал… Увидимся, грит, через часик, на площадке! Остальные тоже стали выползать.       А я смотрю — бабуля озирается. Думаю, дай помогу: у нее сумка была на коленях пухлая такая. Жду, пока все вылезли, и подхожу к ней.       А он тоже пропустил всех вперёд и тут встаёт лениво: улыбается ей, ручку царскую протянул — давайте, леди!       Мне кажется, мы поплыли обе. Да кто ж ему откажет!..       Бабуля спрыгнула с сиденья, улыбается нам. Ухватилась за меня, ему сумку вручила. Вылезли и мы, наконец. — Куда идти-то, люди добрые?..       Я эти слова от неё ждала, от себя. А это именно его мягкий голос произносит. Жалобно так… Эдак и инквизиторов уломать можно!       Я голову задрала. Такая смущенная мордаха у него, что уй-юй-юй! Но глядит пытливо, внимательно. Профи, йэх!

(Далее на 3 с половиной листа — лирические описания его прикида)

      Наскоро подсобралась: думаю, хоть в этом сне не раскисай, как малолетка! А всё же чувствую, что нет у меня самоконтроля рядом с ним, хоть плачь! Убьет иль помилует — всё едино… — Тебе туда, Ли, — грит между тем моя коллега. Он отворачивается и смотрит, куда она ему указует (какие-то постройки). Я холодею: за какие-то пять секунд я напрочь про неё забыла, мамочки!!! Как я дальше работать буду рядом с ним?!       И зависть: она его по имени зовёт! А я?!       Он кивает нам, улыбается и широким шагом уплывает в указанную сторону, откуда ему уже машут. — А нам куда? — говорю коллеге. — А нам в офис.       Приходим в одноэтажное здание поодаль от построек. Я подаю какие-то бумаги, в чем-то расписываюсь и с этой доброй женщиной иду в комнату в конце коридора мимо коробок и ящиков. Это склад, и мы оставляем на листе поверх двери список того, что нужно.       Бабуля эта шустрая, мне очень помогла. Мы с ней потом вещи разбирали, раскладывали по именам.       Сколько-то времени спустя притопали рабочие, похватали все и на стойках покатили куда-то. Мы за ними…       Пока работали, я у нее давай расспрашивать. Моя предыдущая коллега отравилась чем-то. Ну, а тут я подвернулась. Я, оказывается, знатная дока в своём деле! (МериСью и попаданки где-то дружно зарыдали в уголочке)       Ладно, думаю, одеть несложно. Эт не грим!       Я всё думаю, как про Ли спросить. А то, думаю, скоро проснусь, и всё!       И, когда уже на площадку пришли (там типа городок такой в поле: дома, магазины, периферия, в общем), она меня так за локоток хвать и грит: — Всё мы приготовили, я теперь поехала. У меня ещё два сериала сегодня. Хоть ты и знаешь свое дело, дам совет. Не слушай Джона (бабник), он только языком треплется. Отшивай! — Х-хорошо-о, — мямлю я. Ну как есть моя бабушка! — А туда не смотри так пристально…       А я на Ли пялюсь опять. Ну, попал просто в поле зрения, говорил с какой-то тёткой строгой. Режиссер, оказалось потом… Я же не виновата, что глаза сами теперь его выискивают везде.       Я на бабулю смотрю, а она улыбается. И я тоже…       Потом я носила одёжку актерам, чистила испачканные костюмы, много чего. Если честно, всего не помню.       Только его съёмка в голове. Да, ещё я ему куртку чинила — у нее воротник всё время куда-то набок съезжал.       Стою, он сидит, вокруг люди снуют. Он сосредоточенно думает, я ковыряюсь с воротником. А от его волос чем-то сладким пахнет. Я прямо ногтями впилась в ладони, чтобы не погладить его по голове. Как же было тяжело прикасаться к нему, как к чужому! — Тебе помочь? — он поднял на меня глаза. Видно, устал от моей возни. — Не, — грю, — сама. Все в порядке, извините! — Ничего! — и подмигнул.       Если бы не народ вокруг, я бы его поцеловала, ей-богу! Но а вдруг я тут же не проснусь? Неудобно будет…       Так и гонялась я по городку. Фигаро тут, там… Ли особо не видела.       А потом случилось ЭТО…       Смеркалось, как сказал бы дядя Миша. Все уже, видно, изрядно устали. Осталось им доснять всего несколько сцен.       Я носилась по всему городку, то ругаясь с помощниками, то выискивая какую-нибудь кофточку, но из поля зрения Ли не теряла (прости, бабуля!).       Он был погружён в работу, и я зачарованно следила, как он ходил, говорил, обсуждал с режиссёром ход съёмки, пил воду, перекусывал. В общем, сталкер из меня получился отменный, что же до костюмера…       Ну, во всяком случае, никто не жаловался. Джон всё лез обниматься в перерывах и чмокнул в щёку — типа, благодарность за плед (ветер был, а они на улице долго снимали). Рядом в это время маячил высокий такой соглядатай с контейнером еды, вот блин!..       Вот от него бы не отказалась принять такое выражение благодарности, особенно, что я его в первую очередь обогрела чаёчком и пледиком!!! Но он только улыбался, смущённо так и признательно. Ну и ладно!       Стою я, значицца, рядом с выключенной камерой и смотрю. И все смотрят: последние сцены остались. Все доснялись, только Ли и Джон дубль за дублем — беседа у них на улице, задушевная такая, серьёзная. Ходют и ходют, топчут и топчут…       Обида меня взяла — скоро уже день закончится, долго этот дундук моего ненаглядного мучить будет? И сон скоро кончится…       Ли, видать, тоже устал, но выдержка ж, улыбка до ушей, хоть завязочки пришей. Интересно, он её снимает, когда спать ложится?!       А они под навесом таким ходют… дикопротивным. И этот навес на крышу выходит.       Все сбоку стоят. Хотя кто — все?! Половина народу уже ушла по трейлерам и в офис, ужинают. Нас там немного было, человек десять-пятнадцать.       Я с его курткой стою, накинула себе нагло на плечи и жду не пойми чего. И тут мужик-рабочий сверху уронил с тихим лязгом какую-то штуку железную, острую на конце. Она так вниз по проводам — вжик! И на навес — шшурх! Летит прямо вниз!       И никто этого не видит и не слышит — стоят с другой стороны. Джон ушёл, Ли замер в позу для последнего кадра, и я без расчёта траектории понимаю, что сейчас Ли прилетит этой железякой не слабо!       И я, роняя тапки и куртку, запарывая дубль (Боже, даже не хочу представлять лицо вечно сердитой тёти-режиссёра!!!) лечу под камеру его спасать.       Это было так стихийно: я подлетаю, его толкаю в сторону, народ ахает… и в слоу-мо его взгляд: охреневший и даже сердитый, что ли…       Падает он на землю, я, вроде бы, сверху, так как его лицо оказывается где-то внизу, и тут мне в плечо сначала острым концом впивается эта херь (ощущение, что тебя насквозь проткнули, как царя Леонида), а потом с силой даёт по голове.       Затем я вижу себя в больничной палате, лежу под одеялком (знаешь, синие такие) и шторки эти прикольные! Ничего не болит (это ж сон!), но, видно, плохо мне, так как пошевелиться даже не могу, как держит что.       А за шторками разговор мужской. И слышу я, как через вату: — Иди к ней уже, — ласково так. Он, наверное, и ругается ласково.       Я встрепенулась. Господи, он зачем тут? Неужели и его задело?! — Зачем?! Это ты там должен быть. Я — так, для прикрытия… — это наш доктор Ливси, мистер Джон — Заноза — в — Заднице. — Для какого ещё прикрытия? И почему я?!       От этого «почему» мне хочется хрюкнуть — до того недоумённо прозвучало. У Ли я такой интонации ещё не слышала. И интересно до чёртиков — чего это они моё посещение делят, как вручение Британского Ордена? — Да потому что не мне надо было с ней ехать, а тебе! — Вот я там нужен был! — фыркает Ли, но тихонько. — Я так понял, что… ну-у-у… она… гм! — Это да, — перебивает его Джон, только как-то устало. Я настораживаюсь. — Нет, не клеится у меня с девчонками тут. Вечно ты всех отбиваешь. — Ты это о чём?!       Звонит телефон, но его тут же выключают. — Да по тебе она сохнет! Неужели не видишь?..       Ли молчит. Мне показалось, что я сейчас — одни сплошные уши. От его ответа моя жизнь зависит! — Ты выдумываешь. То, что она не перепихнулась с тобой в первый же съёмочный день, ещё не значит, что она влюблена в меня. Погоди, съёмки ещё не закончились!       У меня появилось острое желание выключить мой сон нахрен, но уж больно мне было обидно. И я решила досмотреть. — Ты просто не видел… Она на тебя целый день смотрела. Ходила вокруг тебя, как акула. — Со мной такое бывает, — от его самоуверенного смешка и я улыбнулась. — А ты что, следил? — Следил. Не за тобой, упаси Господь, — Джон хмыкнул. — Просто… — он помолчал, а у меня уже уши болели прислушиваться, — хочется, чтобы за тобой кто-нибудь вот так же будет ходить. Не по работе… — Собаку заведи, — хихикнул Ли. — Это ты у нас любитель… всякого… а я девушку хочу. Нормальную, вот такую. — Ну, и?! Вперёд! А я пошёл уже, меня Сони ждёт. — Подождёт. Не нужен я там. То есть, я с ней завтра увижусь. А ты иди. Она ведь тебя звала… — Что?!       Тут Ли кто-то позвал из коридора. — Она. Тебя. Звала. Когда она упала с тебя, ты её подхватил, так как рядом был, помнишь? — Ну, и?.. — Пока все над тобой хлопотали, вызывали скорую, и т.п., она тебя позвала. Но в этом шуме ты её не услышал. Я по губам прочитал. И потом она тебя звала. — Когда? — В машине. И здесь. Взяла меня за руку и улыбнулась. Это она тебя ждала. — Да ладно… — Попробуй, подойди, и увидишь.       Они отошли подальше, голоса стали тише. Вновь раздался звонок, его подавили. — И что мне прикажешь с этим делать? Это чертовски неудобно. И не до того, честно… — А что хочешь. Я пошёл к Сони. Да ответишь ты потом, подождут!.. Отснимем пока мои сцены, а ты уж завтра.       Я поспешно закрыла глаза. Услышала шорох отодвигаемой занавески и скрип стула. Потом чую, меня взяли за руку. Осторожно так. Рука тёплая, но сильная.       Я улыбнулась от всей души. Сиди, думаю, сиди так до конца моих дней. — Ты в порядке? — слышу его голос. Настороженный. Ну, ясен пень, испугался. — Это Вы? — Да. Лежи смирно! — Лежу. А Вам надо вернуться. — Куда?!.. — И вдруг хихикнул, как мальчишка. — Блин, эту сцену придётся завтра переснимать. Ты такой дубль испоганила!.. — Простите, — но улыбаюсь дальше. — Что теперь со мной будет? — А ничего. Тебя подержат ночь вроде, а завтра опять будешь нам пледы таскать. — Отлично, — радуюсь я. Каждая минута на счету!.. — Спасибо тебе. — Не за что. — Испугалась? Больно? — Нет. Вы же со мной.       Упс! Никогда Штирлиц не был… Глаза пришлось открыть.       Такой у него растерянный взгляд… Но руку-то пока держит. Ну и один фиг! — Главное, что с Вами всё в порядке. — Тебе Джона позвать? Он тут рядом.       Ну, думаю, во всех снах я рохля. Хоть раз пойду ва-банк. Я всегда как-то терялась под его взглядом, краснела, бледнела. А тут, как заяц из сказки: не боюсь, и всё тут! Мы одни, нас никто не прерывает, он пока здесь. Не спугнуть бы! Да и прятать глаза надоело.       Собрала (яйца) волю в кулак. — Не надо Джона. Мне и так хорошо. А Вам плохо? — Да меня ждут там…       Он вздохнул и посмотрел на яблофон в руке. Я молча глядела на него. Он слегка тряхнул головой и убрал девайс. — Ладно, всё-таки, я тебе обязан… жизнью, — усмехнулся он. — Ты и правда… м-м-м… — Чего? — Ты и правда всё время смотрела в мою сторону? Я замечал… иногда. Но, думал, это ты на Джона так смотришь. — Как? — Ну… благосклонно? — Да. Благосклонно. Но не на него. Вам неприятно? — В основном, да. Напрягает. Уж извини, — он усмехнулся.       Я изумилась: его ещё что-то смущает в этом мире?! — Я не смогу смотреть на Вас по-другому. — Понимаю.       У него снова зазвонил телефон. Он покосился на меня, на него, вытащил свою руку и встал. — Я поговорю? — Да, конечно.       Ли вышел за шторки. А я заплакала. Потом, когда я проснулась уже, и на лице были следы слёз.       Когда он заглянул за шторку, моё лицо было уже залито слезами. Он обеспокоенно подсел: — Ты чего? Болит? — Нет. Спасибо. Вы идите, если надо. — Уже нет. Обошлись. Но спать я буду у себя, если можно.       Я улыбнулась. Он пожевал губами. Ему, видимо, всегда было трудно такое говорить… — Это ты из-за меня, что ли? Брось. Не нужно. — Вы правы. Это ничего не изменит…       Меня накрыло знакомое чувство горечи. Оно удивительно ловко сочеталось с нежностью — прямо салат «Тысяча и одно мучение». Вот-вот всё закончится…       Ли почесался. — Я не уверен… но… думаю, я смог бы выдержать. — Что?! — Ну… твой взгляд. Не такой, как сейчас, — засмеялся он, и я поняла и кивнула. У тебя и похлеще был! — Только взгляд? — не удержалась я. Что ж, я быстро наглею, это да.       Опять эта его смущённая мордочка! Смеётся… — Чай тоже будет кстати. Да, и Бога ради, не заставляй меня больше надевать… — Голубую рубашку? — в унисон говорим оба. Да, он морщился, это я помню. Опять смеётся и кивает. — Ладно, мне правда пора. Кто тебя привезёт в город?       Ну надо же, в нужный момент я смогла даже пожать плечами! Плечом.       Ли хмурится. — Тогда жди в полдень — отснимусь и приедем. С Джоном. — Окей, — радостно грю я, — я как раз с ним должна была завтра пойти на свиданку…       Ли качает головой. — … но мы должны будем подобрать тебе новую рубашку.       От того, как серьёзно он кивает, мне хочется его удушить. Но это желание мгновенно испаряется, когда он похлопывает меня по руке. — У меня впереди ещё целый сезон. И куча шмотья. — Разгребём! — я вновь пристально смотрю на него и улыбаюсь.       И он мне, тепло и искренне.