Не настолько глупа, чтобы умирать дважды

Эми невероятная. Филипп знает это практически с первого взгляда, даже если тогда он не смеет поднять глаза. Эми восхитительная. Она переспала с ним целых два раза! Ещё ни одни его отношения не длились так долго. Эми просто сумасшедшая. Но ведь именно это в ней и привлекает, так? Она как полосатые гольфы наизнанку в дождливый день. Или как леденцы с подвохом. Невозможно определиться. Каждый миг с этой женщиной удивляет, Филипп так обескуражен и очарован, что он забывает замечать, какие холодные пальцы поглаживают его ладонь изнутри, какие синие губы болтают без умолку (всё чудесатее с каждым предложением). Здесь, на грани любви и чего-то ещё большего, чем любовь (слепое щенячье боготворение?), нет таких категорий как мёртвые и живые. Здесь Эми в порядке. Это Филипп истекает кровью. Он ранен в самое сердце. Рациональность - ужасное качество рядом с хихикающей чёрной дырой. Так страшно разочаровать её, сказать не то слово не в том конце предложения, выдать свою серенькую, поношенную, в общем-то, совершенно обыденную сущность типичного амбициозного заучки из маленького городка. Такое преступление не отмыть даже своей собственной кровью, но пока что (каким-то чудом, не иначе), всё обходится совсем без жертв. Возможно, всё потому, что Эми сама напугана до смерти (если бы она уже не была мертва). Ей бы сейчас не помешала маленькая капелька надёжности на дне лагуны Спонтанности, что гораздо тяжелее, чем порывистое безрассудство, заполняющее её до краёв. Так что всё вроде как сходится. Эми говорит, отворачиваясь: - Суть игры в том, чтобы играть как можно дольше. Даже тупой бы понял. Итак, Эми проще, чем политика и статистика. Но всё ещё гораздо лучше. Это просто прекрасные новости, тараканы в голове Филиппа в торжестве подбрасывают шапки, собравшись на главной площади. Они провели референдум и объявили анархию государственным строем, надо же, а их полноправный лидер даже не подозревал об их существовании. До последних, конечно же, дней. Более того, даже не думал, что любит вкус взрывных ирисок, пока не почувствовал его на холодных губах. Эми шиворот-навыворот, Эми всё-не-как-у-людей, Эми я-ещё-тебе-нравлюсь-правда. Как будто он когда-нибудь уже сможет её забыть. Эми моё-сердце-оно-бьётся. Метко и громко, как пистолетные выстрелы, праздничный салют в три утра, будильник, поднимающий тебя в самый важный день твоей жизни; но этому некогда даже порадоваться, никогда не успеваешь, потому что никогда не знаешь, что это последний в вашей общей жизни звоночек тостера, забитый не-в-лунку мяч и ночь в палатке посреди дождя, страха, восторга. Любви. Ты бы никогда не подумал, что последняя - и первая - любовь в твоей жизни будет мертва, пока вы не проснулись в одной кровати. О, Эми достойна многого. Можно годами перечислять. Эми достойна, чтобы её на руках носили. И всех потраченных на печёные яблоки денег. И того, чтобы промокнуть насквозь, так и не сказав ей, что ты бы никогда не решился опустить отвёртку. Определённо, она достойна того, чтобы играть с ней в безумный гольф бесконечно, раз за разом промахиваясь, даже если это не заслуживает поцелуя. И завтраков в постель, и прогулок в самую холодрыгу, чтобы слышно было, как стучат её зубы, и всей этой банальной сентиментальной ерунды - и того совершенно сумасшедшего, что она непременно придумает взамен. Придумала бы. Филипп гладит плюшевого тигра против шерсти из пластикового волокна. Меняет ноги местами, чтобы хоть немного не затекали. Эми достойна выпивки, самой дешёвой, правда, но только потому, что её саму приводят в восторг резко химические вкусы сидра в пластике из единственного супермаркета - она же их почти чувствует. И Эми больше всего достойна того, чтобы стоять за неё перед толпой, говорить каждое слово громко и отчётливо, не морщиться от плевков и ссадин, ничего не бояться, просто смотреть ей в глаза, наслаждаясь, что теперь это точно можно делать, когда захочется. Эми стоит того, чтобы отказаться ради неё от любой мечты. Эми стоит... Эми стоит не умирать так легко, будто она новичок в этом деле. Эми, ты слышишь, зачем ты тогда ожила, зачем променяла холодное, вечномёрзлое даже бессмертие на это эфемерное тепло? Земля на могиле не шевелится, но, в общем-то, Филипп знает ответ. Он умный, хороший, рассудительный мальчик - но ради безумства, во славу спонтанности он будет спрашивать снова и снова, сидеть здесь до самого вечера, не желая поверить в очевидное и смириться с неизбежным. Ведь вряд ли эти слова существовали в лексиконе Эми. В их истинность может верить кто угодно, но только не тот, кто видел, как в груди мертвеца забилось сердце. Как мертвец умел смеяться над неловкими шутками, спотыкаться на ровном месте и не сбегать после первой совместной ночи, даже после второй. И быть живым Это что-то да значит. Филипп знает, что не должен был уходить, ведь он возвращается утром, а могила разрыта; но, конечно, он надеялся, что его Эми первым делом снова постучит в дверь и позовёт своего тигра (с пластмассовыми фабричными внутренностями, со вкусом кислых сладостей на языке, с неистовой любовью в сердце) играть в безумный гольф, пока не закончится мир. И где же она, если её здесь нет? Такие истории любви так просто не кончаются. И если жизнь не подоспеет с продолжением вовремя, Филипп накинет дождевик, возьмёт с собой обед на двоих, пару бутылок сидра и пойдёт искать его сам, пообещав себе, как в сказках, вернуться с Эми – или не вернуться вообще.