Невеста мертвеца

Мать Природа — серийный убийца. Самый лучший. Изобретательный. Но, как и все серийные убийцы, тоже мечтает быть пойманной. Что стоят все эти гениальные преступления если их никто не оценит? Так что она оставляет крошки. И самое трудное, научиться в крошках видеть улики. И то, что кажется тебе порой, наиболее жестоким аспектом в вирусе, оказывается брешью в его броне. И она любит маскировать свою слабость под силу. Стерва. Война миров Z

      Разбежаться и удариться головой о стену показалось ему хорошей идеей, чтобы заглушить голоса в голове. А может быть собственный вой, что рвался из изодранного, но быстро заживающего горла. Цепи были давно оборваны и теперь со звоном тянулись за ним по тёмному подвалу, поднимая клубы пыли. Пару раз он цеплялся ими за колонны, и начинал биться будто зверь. В какой-то момент едва не отгрыз себе руку в попытке вырваться, но звенья порвались раньше, чем он успел перегрызть кость.       Чудовище, монстр. Вот кем он был в это мгновение, скребя когтями по стенам. Чуткий слух дёргало от издаваемого скрипа, но он не мог заглушить биения человеческого сердца. Оно было так близко. Всего лишь нужно было прорваться сквозь стены и добраться до желанного источника. Слюни капали из рта, с трудом закрывавшегося из-за увеличившихся зубов, ставших острыми как бритвы и невероятно крепкими. В своих метаниях, погружённый в агонию голода, он мечтал о том, как погрузит их в мягкую плоть. Будет рвать сладкое человеческое мясо, высасывать кровь. Такую желанную, густую, ароматную. От этой жажды и слишком ярких образов в голове, мужчину скрутило. Казалось его желудок пожирал сам себя, по венам текла лава и горло пересохло.       Он взревел, обуреваемый голодом и вновь ударился головой о стену, какой-то отдалённой частью себя мечтая разбить череп. Правда другая, холодная и дикая часть понимала, что разбитый череп не помеха. Полежит несколько минут и вновь будет цел. Что с него взять — вампир. Он тот, кем пугают детей, о ком слагают сказки и пишут совершенно дурацкие романы наивные барышни. Видя эти книжонки его каждый раз блевать тянуло.       Юные, да и в возрасте, представительницы прекрасного пола считали, что встретив вампира могли бы разделить с ним бессмертную жизнь. Любовь с первого взгляда, которую они пронесли бы сквозь вечность. О, как это тривиально! А самое обидное, ни черта не правда!       Любовь…       Мужчина в отчаянии бросился на специальную, стальную дверь, пытаясь выбить, проскрести когтями. Он ломал кости с кошмарным треском, но не замечал этого, оглушённый голодом. Срывал ногти, снова выл, размазывая кровь по поверхности и снова принимался вскрывать чёртову дверь, будто крышку консервной банки. Биение человеческого сердца было таким сладким. Он почти ощущал вкус этого трепещущего органа на своём языке. Это было настоящей пыткой.       Часть его сознания, та далёкая человечная часть, орала внутри, молилась всем святым, пыталась удержать бессмертное тело. Но её сдавливали дикие, безумные инстинкты. Та крохотная часть ещё помнила, что нужно бороться. Удержать себя. Другие должны были найти выход. Но в тоже время он знал, что выхода нет. Только впиться клыками в изящную девичью шею, чьё сердцебиение набатом долбит в голове.       Он сам столько лет подряд убивал себе подобных, сошедших с ума, совсем как он сейчас.       Амон не помнил, когда его обратили и где это было. Слишком стар, несмотря на внешнюю красоту, застывшую в возрасте тридцати лет. Он прожил бесконечно долгую жизнь, от которой безмерно устал, но продолжал цепляться. Всё же неизвестность после смерти, окончательной смерти, страшила больше безликого существования. Не смотря на силу, прожитые годы Амон оставался трусом перед ликом Костлявой.       В какой-то момент, когда сломанная рука прострелила болью до самого позвоночника, заставив оголодавшего зверя рухнуть на колени, перед мысленным взором предстало женское лицо. Совершенно обычное, ничем не примечательное. Он видел воистину прекрасных женщин, от которых дух захватывало. Но ни одна не сумела пробрать его до самых костей, забраться в душу, как эта обычная, улыбчивая девушка. Всё же в одном многие книги были правы — пара, избранная женщина есть. Вот только у этой истории не было и никогда не будет счастливого конца.       Одержимость человеком может убить. И это не метафора. Не для бессмертных. Природа — подлая, хитрая тварь с отвратительным юмором. На каждую силу у неё всегда найдётся свой противовес. Порой в самом безумном его проявлении. То, что задумывалось, как «дар Божий», оказалось ящиком Пандоры.       — Ты не причинишь мне вреда, — воспалённый голодом и болью, раздираемый эмоциями разум зазвучал тихим женским голосом. Наивная, глупая женщина! И он вместе с ней, такой же наивный болван. Всё надеялся, а вдруг получится. А вдруг я отличаюсь. А вдруг мы сможем. Когда-то же должно получиться!       — Я тебя люблю не смотря ни на что, — фу, как пошло. Мысленно кривился той холодной, расчётливой частью сознания, а сам летал в облаках. Бежал по мановению пальчика, готов был сложить весь мир к маленьким ножкам. Следовал по пятам, как цепной пёс. И любил в ответ, как может только бессмертный.       Всепоглощающие. Одержимо. До желания растворить в себе любимого человека. Сожрать.       Он игнорировал все тревожные звоночки. Твердил, что справится. А братья затачивали оружие, прощаясь с ним. Ведь нужно было бы убить чёртову девчонку, как только учуял её в рождественской толкотне. Но видимо всё же сука-природа тщательно сыграла с их генами, заложив щенячью привязанность, тупую жажду единения. И не убить, и не сбежать. Лишь смиренно ждать кровавого конца.       Переломы срастались криво, но быстро. И вновь Амон бился, скрёбся, рвался наружу. Пока не процарапал себе щель, в которую просунул пальцы и потянул на себя. Он ломал, рыча подобно зверю, грыз металл. Пока не сумел вырваться наружу.       Человеческое сердце тревожно забилось, дурманя голову, придав сил. Братья не встали у него на пути. Сейчас он был на пике своей силы. Озлобленный, голодный. Он бы уничтожил их даже не заметив. Уязвимее всего вампир, когда питается от своей «невесты», или после, когда осознаёт, что сотворил, когда сам умоляет закончить это кроваво пиршество. Сколько раз Амон сам видел эту душераздирающую картину?       Он преодолел лестницу всего за мгновение. Снёс хлипкую деревянную дверь, разнеся её в щепки, чтобы наконец добраться до своей жертвы.       Зверю было плевать во что она одета и как выглядит, на обстановку в комнате. Он практически не видел её за пеленой голода, но чувствовал. Бросок был стремительным, быстрым и смертоносным. Клыки вспороли шею. Амон захлёбывался сладкой, вкусной кровью, согревающей его изнутри. Когти погрузились в плоть, разрывая, захрустели тонкие человеческие косточки. Краем сознания вампир услышал сдавленный женский сип, но тот быстро затих, как и биение сердца оборвалось, оставив в гудящей голове бессмертного тишину. Она оглушила, но принесла успокоение. А следом и смерть.       Костлявая подкралась незаметно, осев в жилах ядом. Не было агонии, не было страха. Только покой.