Я жду тебя, о, мой возлюбленный враг

Меня всесилием при рожденье господь бог отравил, А я страдаю, как последний дурак. Я умираю в пустоте неразделенной любви, Я жду тебя, о, мой единственный враг.

      — Ты убил его, — голос Шэя тихий, плохо различимый в реве ветра — такой же холодный, как окружающие их льдины, колкий, как царапающий кожу снег.       — Увидимся в аду, Полковник, — Лиам склонился к лицу Монро.       — Я буду ждать, — угасающая улыбка тронула окровавленные губы.       — Ты осквернил его, — О’Брайен коснулся чужой щеки, всматриваясь в потускневшие серо-зелёные глаза.       — Он выбрал не тебя, — ладонь Полковника скользнул по полу в поисках отброшенной ударом сабли — слова оборвал блеск скрытого клинка.       Лиам падал — время замедлилось, ледяные горы превращались в белые линии созвездий на чёрной бумаги, снег белыми точками отгородил его от Кормака.       Руки коснулись его — грубые от времени и пережитых войн ладони закрыли глаза.       — Полковник, — слова последний вздохом вырвались из его груди.       — Я ждал тебя, — шорох тяжелой формы напоминал хлопанье темных крыльев — незаслуженных.       — Мертвецы умеют ждать, — ассассин отнял руки от обжигающей кровью раны, он потянулся к успокаивающему холоду, притянул к себе невесомого призрака.       — Тогда ты оборвал две жизни, — пустой смех.       Их лбы соприкоснулись.       — Я ненавижу тебя, ты забрал его, — жалкие обвинения заслужили улыбку.       — Глупо отрицать — отрицать то, что ты чувствуешь, прятать это за маской ненависти, — сухие губы накрыли его, запечатав слова в пугающе целомудренном поцелуе, — Ты сделал это, помнишь, — мертвое дыхание щекотало кожу.       Он помнил.       Помнил, как проигнорировав кричащий инстинкт припал к чужим губам — ассассин хотел заставить его замолчать — привкус горячи, соль, оглушающая сладость последних ударов сердца.       — Ты всегда хотел сделать это — с самой первой встречи, — перебирая ладонями по робе призрак опустился ниже на мгновенье касаясь шеи и тут же оттолкнулся, застыв над ассассином, он развёл руки, словно приглашая в последнее объятие: «Любовь, рожденная в ненависти, разве, это не прекрасно?»       — Ты не понимаешь, — О’Брайен потянулся к нему, кончиками пальцев он поймал край чёрного мундира: одежда распадалось, превращаясь в щупальца — они смыкались, пряча их, запирая в другом мире — мире без тепла, полный тьмы и отголосков сожалений.       — У нас будет время, Лиам, — он говорил с ним, как с ребёнком — мягко, ядовито обещая искупление, — Много времени, чтобы понять друг друга, — руки Монро сомкнулись.       — Я жалею о том, что не убил тебя раньше до того, как ты изменил его, — ассассин оставляя алый след провёл ладонью по щеке Джорджа.       — Жадность погубила тебя, — милосердная тьма приняла О’Брайена, шелковой лентой закрыла глаза.       В его личном аду нет огня.       Только лёд и блеск зелёных глаз.       — Ты убил его