Резервация

Дворец призывно манил яркими огнями, отливал золотом и серебром в свете уличных фонарей. Я смотрела на него жадно, как смотрит голодный ребенок на хлеб. С раннего детства меня тянуло к красоте, искусству. Мама говорила, что это мой разум пытается найти спасение от суровой действительности. В нашем доме висели две репродукции давно уже погибших картин. Я смотрела на них каждый вечер перед сном и пыталась представить себе другую жизнь, которая была до того, как человеческую расу вампиры загнали в резервации. Мы были подобны овцам в загоне. А об овцах никто особо не заботится. Каждый вечер я приходила сюда, к замку правителя нашей резервации. Риск оказаться в лапах чудовища велик, но неведомая сила заставляла меня приходить снова и снова, забыв про опасность. Порой я видела вампиров в старомодных нарядах из дорогой ткани, которые напоминали им об их прошлой жизни в облике человека. Они приезжали в гости к нашему правителю, господину Александру. Вампиры громко разговаривали, их женщины, смеясь, запрокидывали головы назад и оголяли мраморно-белые шеи со шрамами от укусов. Это были единственные шрамы, уродовавшие их прекрасные, но холодные тела. При свете луны мрачные дети ночи казались прекрасными и ничуть не опасными. Будто бы они могли принять в свой волшебный мир каждого желающего. А после мне приходилось возвращаться в маленький покосившийся домик, отгороженный ото всех остальных невысоким забором с облупившейся синей краской. Навстречу мне выбегал наш старый пес Солдат, доверчиво тыкался мокрым носом в вечно расцарапанную коленку и провожал до крыльца, а сам оставался сторожить дом. Я жила с отцом и матерью. Отец мой был фермером, выращивал еду для тех, кто потом станет едой наших правителей. Труд отца высоко ценился, но это не избавляло нас от вечной нужды. Все до последней крошки приходилось отдавать правителю резервации, выплачивая выдуманные властью долги. Некоторые смотрели на нас, как на жадных дельцов, которые прячут еду от соседей, но на деле наша жизнь ничем не была слаще их.. Зима была временем голода и холода. Наш старина-домик обдувался всеми ветрами, голые ветви хлестали в окна, отблески огня в печи плясали на деревянном полу. Когда отцу удавалось раздобыть еду и мы засыпали сытыми, было очень уютно свернуться калачиком и дремать. Но если противно сосало под ложечкой, то было уже не до сна... В этом году осень выдалась теплой, так что природа дала нам фору на восстановления дома пред зимними холодами. Отец занимался этим, когда выдавалась свободная минутка. Утром он просыпался раньше всех. Порой даже раньше солнца. Отец отправлялся кормить скот, потом возвращался в дом, умывался и будил меня. Я просыпалась, когда они с мамой начинали ходить по дому, но притворялась спящей, потому что не хотела покидать теплую постель. После завтрака я шла к перекрестку трех дорог, где встречала Аню, лучшую подругу. Мы учились в одном классе и ходили всегда вместе, будто бы могли друг друга защитить. И каждый день было одно и то же. Мы каждое утро благодарили наших господ за то, что они защищают нас и даруют жизнь. Хоть каждый из нас знал, что вампиры-убийцы, заботящиеся только о себе, мы все равно с чувством и фальшивыми трепетом повторяли слова благодарности, посвящали им сочинения на уроках родного языка и заучивали о них баллады на литературе. Раз в год господин Александр со своей свитой посещал нашу школу и с заметным одобрением слушал наши гимны и восхваления. После этого мы несколько дней могли жить спокойно, зная, что правитель пребывает в отличном расположении духа и никого из нас не убьет. Но этот день не был похож ни на один другой, что был на моей памяти. Шагнув в здание школы, мы погрузились в атмосферу хаоса и беспорядка. Учителя были чем-то взволнованы, переговаривались друг с другом, бросая косые взгляды на учеников. Но от них нельзя было допытаться и слова. Звонок на урок запоздал на целых пятнадцать минут. И даже после него уроки не начались. Мы терпеливо сидели в классах, подавляя желание выбежать в коридор и узнать причину всеобщего возбуждения. Но вдруг наши мысли и предположения прервал резкий и неприятный звон. Мы замерли в ожидании: директор собиралась сделать объявление.