A poor unfortunate soul

Баки до дрожи тяжело. Всегда холодная постель ни разу не освежала по ночам и не приводила в чувство, не помогала избавиться от наваждения о том, что всё крайне, просто чертовски плохо, а практически постоянное одиночество добивало пинками лежачего мужчину. Вспоминая годы своей жизни до войны, Барнс с горечью понимал, что таким, как прежде, он уже не будет. Та лёгкость в расположении к себе людей вряд ли вернётся к нему в руки, а те эмоции, вроде радости или даже счастья, больше не захотят приходить к нему с таким-то грузным и давящим прошлым. Солдату действительно трудно общаться с людьми, — он, на минуточку, не общался ни с кем вот так семьдесят лет, — часто он просто кивает, а интерес с его стороны проявляется лишь пристальным и пугающим взглядом. Да и мало кто действительно говорит с ним, действительно общается, а не просто так бросает дежурные фразы. — Опять рожа кислая, — замечает Старк в своей манере, когда видит Барнса на диване с газетой в руках. — Что, плохие новости вещают? — спросил гений, указав взмахом руки на газету. Сержант ничего не ответил, лишь поднял безэмоциональный взгляд на Тони, наблюдая, как тот садится на диван напротив, отпивая что-то из кружки. Одной ногой мужчина отбивал какой-то ритм, и Баки подумал, что тот нервничает. Как может нервничать при общении с людьми такой публичный человек? — Не хочешь — не отвечай. Я тут почему — помнишь мальчишку в трико в Германии? Так вот, этот паренёк присоединяется к команде, да, знаю, маловат ещё, — Старк сделал какой-то неопределённый жест рукой, он постоянно смотрел либо в окно слева, либо в потолок, и солдат подумал, что гений серьёзно волнуется. — Но ты пойми, он так рвётся сюда. Мы, конечно же, не будем его везде таскать и пускать на амбразуры, так что он будет часто коротать время в башне с тобой, раз тебе срок ещё не позволяет работать. Барнс внимательно слушал, не отводя от Тони тот самый пристальный взгляд. Вспомнив, как он на своё отражение смотрит, сержант понял, почему миллиардер нервничает. А тот парень — мальчишка, который любит поболтать во время битвы, — Баки помнит его, хотя уже почти полтора года прошло с их первой встречи. И ещё, как минимум, два с половиной года сержант Барнс проведёт в этом штабе, а оружие в руки ему и подавно не дадут. О выезде из штата можно было даже и не думать. Но и на этом спасибо — Баки искренне не понимал, чем заслужил даже такую помощь от Старка, чьих родителей убил Зимний Солдат, оставив вину для сержанта. Но солдат действительно был рад этому — это давало мало-мальскую надежду, что судьба угомонилась и больше не собиралась подставлять Баки капканы. Однако он знал, правда знал, что не заслужил, потому что Роджерс предельно ясно объяснил, что уладил их проблемы — не без помощи Старка, естественно. Стиву дали всего четыре месяца в заточении и без костюма, а в это время Барнс лечился — его лечили. Вакандский король, как оказалось, был настроен крайне доброжелательно, будто бы знал, каково быть марионеткой в чужих, злых руках. Да, сержант не перестал винить себя, не перестал видеть и чувствовать презрительные взгляды некоторых из Мстителей, но теперь он почти не опасался вновь стать ручной игрушкой — опасным оружием — в руках не тех. Половина проблем была решена — это помогало Баки понимать, что ещё не всё потеряно, — но оставалась и другая половина, с которой он должен был справляться уже сам. — Он очень болтливый, помешан на поп-культуре, — всё ещё говорил Тони, расстроенно заглядывая уже в пустую кружку. — Скучно с ним не будет, но надоесть может. Хотя за это мне стыдно не будет — это тебе расплата за мои унижения перед правительством, — усмехнулся Железный Человек, вставая с дивана и направляясь в кухню, а Баки следовал за ним взглядом, поворачивая голову. — Только прошу, будь осторожен с ним, Барнс, иначе отсидкой здесь и безоружностью ты уже не отделаешься, — теперь в голосе Старка был холод и прежнее презрение. Чаще всего оно исходило именно от гения, между тем, все остальные, кроме Стива, никак не реагировали на присутствие солдата или на слова Тони, и Барнс понимал — он заслужил такое отношение к себе своими собственными руками. Иногда он всё же думал, что виноват не во всём, и хотел всем очень рьяно объяснить, как это отвратительно — быть заложником в своей голове без возможности хоть что-то сделать. И до появления Стива он действительно не мог — появившийся так неожиданно близкий друг будто сделал Баки сильнее, показал, что ещё есть шансы на то, чтобы очнуться, отречься от всего этого ужаса Гидры. Заставил его поверить, что ещё есть возможность пожить, а не существовать, словно бы детский робот на батарейках, которые только замени, и он начнёт работать, как новенький. Вообще, в последнее время с Баки стали говорить намного чаще, учитывая, что раньше все вообще молчали в его сторону, одаривая настороженным взглядом. И с одной стороны было очень приятно понимать, что кто-то всё же воспринимает его, как человека, а не машину, а с другой — он совершенно не знал, как себя вести, как отвечать, и поэтому выглядел для всех крайне странно, будто действительно машина. С третьей стороны, ему не нужно было много говорить с кем-то — его научили пользоваться Пятницей, которой он только давал команды насчёт кофе или еды, иногда односложно отвечая на вопросы ИскИна. Поэтому сейчас, не нуждаясь в чьей-либо помощи, солдат терпеливо выжидал, прожигая взглядом стену, когда железная клешня, которую Старк клеветал дубиной, поставит перед ним кружку с ожидаемым напитком. — Баки, — позвал знакомый и почти родной голос Роджерса, и Барнс резко повернулся в сторону входного проёма, встречаясь с голубыми глазами друга и тёмными, карими глазами пацана рядом со Стивом. На парнишке была белая футболка, синяя кофта сверху, тёмные джинсы и заношенные кроссовки, а на правом плече висел рюкзак грязно-зелёного оттенка. Подросток, самый обычный — на вид, лет шестнадцати — подросток. И это он сдержал удар бионической руки Барнса, которой он спокойно вырывал двери авто, пробивал бетон и много чего подобного? Этот мальчишка, неловко улыбающийся и переминающийся с ноги на ногу? — Это Питер Паркер, ты его знаешь как Человека-Паука. Сержант постарался как-то улыбнуться, чтобы не напугать пацана своим непробиваемо равнодушным выражением лица, но вышла, как самому Баки показалось, уродливо-кривая улыбка, которая лишь портила всё впечатление. Так думал солдат, но Питер лишь шире растянул губы, обнажая ровные белые зубы и, сделав два шага, обнял мужчину так крепко, что, будь на месте суперсолдата Романофф, например, он сломал бы рёбра, так сказать, из-под тяжёлой руки. Сильной — больше подходит. Брови Барнса сдвинулись к переносице, руки от неожиданности были раскинуты в стороны, а леденяще-голубые глаза уставились на Кэпа: — Зачем? Почему? — только и смог выдавить из себя мужчина, желая добавить ещё «за что?», но решил не принижать себя при друге, который вечно пытался убедить Баки в его невиновности, что было не правдой, по большей части. — Он эмоциональный, — усмехнулся блондин, пожав плечами и поджав губы. — И я рассказал, что с тобой произошло. Барнс, расслабившись и глубоко вдохнув, обнял Пита в ответ, на секунду задумываясь. Этот Питер Паркер и тогда, в Германии, довольно приветливо к нему отнёсся, несмотря на брошенный в солдата знак, конечно. А теперь и обнимает — это было странно для Баки в нынешнее время, но у него было пару моментов после побега из Гидры, чтобы заметить, как мило и приветливо обнимаются на улице подростки, да и взрослые тоже. Это было нормальным для людей. Но на себя мужчина этот канат тянуть не пытался — не заслужил. — Я всё равно считаю вас крутым, — буркнул подросток куда-то в плечо Баки, отстраняясь и отходя на шаг. Правая бровь Барнса дёрнулась вверх, а уголки губ слегка приподнялись — сержант отметил про себя, что у Питера огромные, по-щенячьи дружелюбные и красивые глаза, которые начинали сверкать какими-то неуловимыми искорками, когда мальчишка улыбался. Роджерс, наблюдая за этим, как-то странно усмехнулся и опёрся плечом о косяк, глядя исподлобья. Барнс заметил это действие друга периферийным зрением, но виду не подал. Он лишь смотрел на мальчишку, чуть улыбаясь. Он совсем забыл про кофе, который стоял на столешнице, давно приготовленный Дубиной. — О, новая рука! Она ещё круче, чем та, со звездой! Могу я её получше рассмотреть? Солдат вскинул брови и вытянул бионику вперёд, переводя удивлённый взгляд на Кэпа, тихо посмеивающегося над пацаном. Паркер без стеснения крутил руку в разные стороны, рассматривая пластины, прикасаясь к каждой из них, и тихо, себе под нос восхищался работой мастера, который сотворил эту штуку. Конечно, он не забывал сказать что-то о том, что теперь Баки выглядит ещё круче и тёмный металл ему к лицу. Подросток показался Барнсу почти счастливым, и он неосознанно дважды сжал металлическую ладонь в кулак, рекалибруя руку, отчего пластины на ней задвигались, затем принимая прежнее положение. А Питер посмотрел на него так восхищённо и радостно, что где-то внутри сердце зашлось в быстром ритме, а чуть ниже, возле диафрагмы, что-то отдало приятной щекоткой, заставляя мужчину улыбаться шире — кто-то был ему рад, кто-то не смотрел на него с презрением, кто-то восхищался им. Однако от этого было ещё и больно, потому что солдат знал одну истину, которая не позволяла ему принять приветливый взгляд и улыбку Пита как факт — он просто этого не заслужил. После этой маленькой ситуации на кухне, Роджерс растрепал всем, что они поладили. Наташа очень изумлялась тому, что Баки действительно улыбнулся, ещё и пацана к себе так близко подпустил, дал полапать священно ценный вибраниум его руки, потому что её он за единичное прикосновение к бионике смерил непроницаемым взглядом. Барнс был тогда удивлён, что она вообще к нему прикоснулась — никто прежде не смел, боялся, — но не был зол за это. Старк шутил и до сих пор шутит почти беспрестанно — холодное сердце мёртвого сержанта Барнса растаяло. А Баки молчал, потому что не знал, что именно сказать, как правильно сказать, чтобы это не было грубым, жёстким — как обычно это было у Зимнего Солдата. Он любил этот позывной — он звучал круто, как говорил Пит, но не любил историю того, как его получил. Он лишь молча радовался тому, что теперь никто и ничто не способно им воспользоваться. А кто-то уже пытался: представился почтальоном, держал в руках какую-то коробку, которая оказалась пустой на деле. Мерзавец выбрал подходящее время, потому что Барнс был один в штабе, и этот факт немного испугал сержанта — что, если он всё ещё машина-убийца? Когда этот самый почтальон начал читать код, который должен был активировать Зимнего Солдата и который Баки знал лучше даты своего рождения, солдат не сдвинулся с места, лишь приподнял бровь, мол, ну что, сработало? Мужик попятился назад, когда понял, что теперь Баки Барнс уже не тот, кого знала Гидра, но сержант, успев крепко схватить его за предплечье, затащил в штаб, привязал к стулу в гостиной, а сам уселся в кресло, хватая научную книжку, которую ему одолжил Тони, «чтобы бесцельно не тратил время». Вернувшиеся вечером с задания Мстители были крайне удивлены, что за чёртов код Баки не свернул этой пиявке шею одним движением бионики, которую, да, у него не отобрали, а, наоборот, заменили на новую, более практичную. — Барнс, неужели отучаешься творить пиздец? — шокировано изрёк Тони тогда, набирая номер мисс Хилл, чтобы сообщить о связанном кадре у них в гостиной. — Старк, ты что, Стив не любит, когда люди так выражаются, — делано шикнула Нат, на что Кэп одарил её взглядом «может уже хватит?». — Знаешь, что, Романофф? — наигранно возмутился блондин, на что агент подняла ладони в примирительном жесте, невинно улыбаясь. Баки, наблюдая за этим, вспоминал, как он когда-то также препирался со Стивом, и усмехнулся незаметно для всех. После появления Питера в штабе Барнсу пока не стало лучше — ему всё так же трудно было заставить себя говорить о простых, обыденных вещах, потому что он привык выполнять приказы. С Паркером было нелегко в принципе, потому что тот часто задавал вопросы, но чаще рассказывал что-то сам, а Баки внимательно слушал, смотря на его лицо, меняющее эмоции. Мужчина часто смотрел Питу и в глаза, вылавливая те самые искорки, что заметил при их второй встрече. Старк постоянно подмечал, что Барнс слишком жадно пялится на юношу, отчего солдат хмурился, потому что не понимал его от слова «совсем» — он очень давно не смотрел на кого-то, как выразился гений, жадно. А потом Баки смотрел на мальчишку, который почему-то сидел красный, как вишенка. Хотя и неудивительно — Старк всех пытается смутить. Однажды Паучок уговорил его посмотреть фильм, снятый по комиксам. Паркер без умолку трещал, что это творение заслужило больше, чем получило в итоге, а мужчине ничего не оставалось, как кивать и соглашаться с предложением. Скотт Пилигрим действительно был против всех — это мужчина понял почти в начале фильма. Баки смотрел с интересом, потому что фильм оказался лучше, чем он ожидал, и веселее. Питер несколько раз замечал вслух, какой у Баки привлечённый взгляд к картине в телевизоре. — У них тоже суперсила или что это такое, что значит? — задал первый вопрос мужчина, потому что немного всё же не понимал, что происходит на экране. Наташа где-то сзади хихикала, а Сэм неустанно издевался над Барнсом, мол, куда уж тебе оценивать нынешние грани творчества, ты же динозавр. Питер ответил на вопрос — это же комикс, там возможно всё, — затем как-то расстроено поджал губы: — Джеймс, почему ты не отвечаешь Сэму на колкости? — спросил через минуту Пит, положив ладонь на металлическое плечо сержанта. Тот взглянул на мальчишку, затем обернулся на Уилсона, безэмоционально оглядев Сокола, и повернулся обратно к Паркеру, пожав плечами. — Ну ты же почему-то не отвечаешь своему Флэшу, — прошептал Баки, чтобы никто не слышал его, потому что подросток взял с него клятву молчать об этом. — Вот и я не хочу распалять его нрав, — уже в голос произнёс мужчина, чем заставил всех, кто находился в комнате, с открытым ртом уставиться на себя, а тех, кто был на кухне, выйти и посмотреть. Барнс говорил свободно — произнёс целых два предложения. Паркер улыбался — опять радостно, сверкая глазищами, Наташа в шоке уронила журнал, а Сэм, кажется, челюсть. — И ты… Назвал меня по имени? — нахмурился сержант, но тут же улыбнулся, заметив, как стушевался подросток. — Меня так давно не называли, мне нравится, как оно звучит твоим голосом. Агент Романофф, казалось, запищала — не то от такой открытости солдата, не то от того, что он может, наконец-то, говорить спокойно. Сэм странно скривился, но ничего не сказал, а Питер покраснел ещё больше, чем обычно от слов Старка. Джеймс не хотел его смутить, но сейчас Питер выглядел так мило, точно та самая вишенка, о которой мужчина подумал, когда впервые увидел заалевшего мальчишку. Старк, Роджерс и Максимофф, стоящие в проходе кухни, молча наблюдали за происходящим, слушали Барнса — каждый, и Пит тоже, отметил в своей голове, какой у сержанта непривычно красивый голос — никто раньше не мог его расслышать так, как сейчас. — Сейчас мистер Старк скажет колкость, а ты должен сострить в ответ. Давай, Джеймс, — Питер перевёл тему, прекрасно зная Тони и его повадки, и намеренно произнёс имя мужчины, потому что тому это нравится. А Барнсу так понравилось смотреть в радостные глаза подростка, который, сам того не зная, вывел солдата из привычного строя, что Баки просто не мог не сделать того, что просил Пит, хотя не собирался изначально и не знал, получится ли вообще. — Ой, да он и так колючий. Вон, шипы из спины торчат, — бросил всё-таки сарказмом гений, вдруг собравшись снова в себя, и скрестил руки на груди, ухмыляясь и выжидающе глядя на повернувшегося Джеймса. Барнс усмехнулся, не совсем добро и не совсем зло, и Роджерс понял — вот он, Баки, почти такой же, какого он знал раньше, за которого он и по сей день готов был отдать жизнь. — Странно, что Стив не жалуется на твои собственные колючки в постели, Старк, — вдруг выдал мужчина через несколько минут тишины, победно ухмыляясь и наблюдая, как мечется Кэп, краснея, и как раскрывает рот Тони. Сейчас Стив точно узнавал Барнса — такой же прямолинейный оболтус, они с гением даже похожи в этом. И это было одновременно и круто, и ужасно — вам бы хотелось иметь при себе четырёх, включая Бартона, саркастичных идиотов? Кажется, смех слышали даже близлежащие к штабу улицы, хотя он находился на самой окраине, за городом. Сэм победно вскидывал кулак, Баки подумал, что Уилсон больше всех ждал момента, когда Барнс станет таким, каким его описывал Стивен, — колким засранцем подстать ему, Сэму. Наташа кричала сквозь смех Тони и Кэпу что-то о том, что так и знала, что у них чертовски скрытный, служебный роман, и была от этого, кажется, в восторге. А Ванда просто улыбалась солдату — он даже догадывался, почему, но решил ничего и никому не говорить, когда она наклонила голову набок, подмигивая. Кажется, сейчас он был благодарен ей ещё больше, чем за спасение его задницы в Германии. Об этом он ей потом сказал, с натяжкой — слова были на уме, но с языка не шли, потому что ведьмочка уже не помогала, просто шепнула «теперь сам, ты сможешь», и всё. С того момента Джеймса как водой окатило: он начал понимать, насколько ему вообще повезло, что он сидел здесь, в башне, с близким другом и не менее близким Питером, со Старком, который из-за Роджерса, как он понял, решил ему помочь, с Сэмом, с которым он теперь редко, но метко практиковался в тупых шуточках, что выше пояса обычно не поднимались. Иногда приезжающий Бартон помогал ему отделаться от проклятого Сокола и даже уговорил Тони разрешить им с Баки пострелять в тире разочек, заодно и Паркера научить. Тогда Пит сверкал своей улыбкой ярче солнца на чистом небе, когда впервые попал в центр мишени. Ванда учила солдата готовить, чтобы он смог себя прокормить, случись вдруг что-то, что не подразумевает присутствия Питера, Наташи, её самой или Пятницы, а Стив стал чаще звать Джеймса на пробежки по утрам, чтобы тот не терял форму — хотя все точно знали, что суперсолдат не может её потерять, и сноровку тоже, ещё и глазомер не собьётся, и ствол в руках не дрогнет. Теперь, спустя полгода после появления Паркера в его жизни, сержант ощущал себя в своей тарелке, мог свободно разговаривать со всеми, даже со Старком, который его, вроде бы, простил или усилиями Стива понял, что вина лежит не на душе солдата, на тех, кто его душу тогда на время украл. Но иногда ни мысли о так скоро налаживающейся жизни, ни слова Стива или Тони, что всё в прошлом, ни улыбка Наташи, пробующей его первое в этой жизни рагу, ни Сокол, вечно несущийся вперёд него в играх, которым он научил Барнса, — ничто из этого не могло избавить мужчину от постоянной муки совести, от желания вернуться в тот поезд и либо постараться не улететь с него, либо уж если и лететь, то точно вниз головой, чтоб наверняка. Потому что Джеймс помнил всех, потому что он не хотел, чтобы его руки были по плечи в крови так, как есть сейчас. В такие моменты, когда он лежал всё в той же холодной постели, ему снова было тяжело так, как и в начале этой новой дороги. Словно он только вчера, ничего не зная и не понимая, оказался в башне, с недавно излеченной головой, с новой рукой и вечно закрытым ртом. Когда перед его глазами появлялся светящийся Паркер, он готов был отдать свою использованную душу кому угодно, чтобы подросток никогда не переставал улыбаться, чтобы всегда дарил всем свет из своих таких тёмных глаз. А Паркер и не переставал широко растягивать губы и таскать его за локоть к телевизору или в кухню. Сегодня он решил, что Джеймс должен, просто обязан познакомиться со Звёздными Войнами, потому что эту серию фильмов все знают. И Барнс сейчас не мог ему отказать. Будем честны — он с самого начала не мог отказать Питеру. — Мне кажется или вот этот, с фиолетовым мечом, — Барнс почему-то сразу забыл его имя после того, как услышал. — Как его?.. — Мейс Винду, — помог Пит, переводя заинтересованный взгляд на Баки. — Да, точно. Так вот, мне кажется, он похож на Фьюри, ты не замечал? — спросил наконец мужчина, нахмурившись. Подросток перевёл взгляд на экран, всматриваясь в актёра. Они сидели на полу по-турецки, хотя диван за их спинами был свободен, их колени изредка соприкасались, из-за чего Питер слегка вздрагивал, как котёнок от холода. Это показалось Баки странным, но он не решился заметить это вслух. — Ну, может быть, — выдохнул Пит после долгого рассматривания актёра, — но Мейс намного круче Фьюри, потому что он джедай, если что. — Он единственный, кто круче Фьюри, и то, не настоящий, — буркнул кто-то сзади, и ребята одновременно обернулись, в оба глаза уставившись на источник звука. На одном из кресел, что стояли за диваном, сидел Уилсон с каким-то огромным чертежом. Почувствовав пристальное наблюдение, Сэм резко опустил больший лист на колени. — Ну что? Этот мужик умирал несколько раз и воскресал, серьёзно, я видел один такой раз своими глазами. Нет в нашей вселенной того, кто был бы круче Ника Фьюри. Никто не решился спорить, тем более, Романофф, заставшая монолог Сокола, когда проходила мимо них в кухню. Ребята просто продолжили смотреть фильм, изредка переговариваясь о каких-то мелочах на экране. В штабе было тихо, потому что все споры и возмущения Роджерса и Старка не доходили до них из лаборатории гения, а Нат и Ванда негромко что-то обсуждали на кухне. Уилсон так и сидел, хмуро уткнувшись в чертежи своих новых крыльев, пока нечто странное, похожее на шёпот, внизу за диваном не привлекло его внимание снова. Питер, в очередной раз случайно дотронувшись до колена Зимнего Солдата своим, очень сильно дёрнулся и даже на пару сантиметров отодвинулся от сержанта. — Эй, ты чего? — прошептал Джеймс, напряжённо взглянув на Паркера, который почему-то начинал краснеть. Но Барнс не делал ничего такого, что могло бы смутить пацана — он вообще ничего не сделал. — Эй, Вишенка, что такое? — вновь прошептал мужчина, а подросток покраснел ещё сильнее из-за обращения, которое прозвучало впервые, да ещё и в его адрес. Паучок помотал головой, и затем поднял взгляд на чуть улыбающегося солдата, почему-то захотев кинуть ему в лицо подушкой от дивана, которая, в отличие от спальной, мягкой вовсе не была. — Теперь и ты будешь меня смущать? — буркнул мальчишка в ответ на «Вишенку» и, прищурившись, посмотрел мужчине в глаза. — Сговорились будто. Я теперь тоже на каждом шагу буду говорить, что у тебя красивые глаза, знаешь, тёмно-синие, как океанская вода, с белёсыми прожилками, будто льдинками в твоей бедной несчастной душе, — изрёк Паркер, а затем послышался звук рвущейся бумаги. Сэм, наблюдавший за этим с самого начала, в шоке порвал единственный экземпляр чертежа его нового костюма. А Баки так и смотрел на Пита, не отрываясь, пока парень довольно улыбался, заметив явно проступающий румянец на щеках солдата. Мужчина стеснительно улыбнулся, таки отворачиваясь в сторону кухни, где в проходе стояли Ванда и Наташа — видимо, Паучок довольно громко говорил о его глазах. — Вот это метафора, — вздохнул наконец отошедший от изумления Сокол, — прям ни дать, сука, ни взять. Романофф, ты опять давала ему читать свои мерзкие романы? — Заткнись, Уилсон, — шикнула за агента Максимофф. — В романах нет ничего плохого, в них описаны красивые истории. Да, нереальные, но всё-таки. — Старк, если узнает, башку тебе открутит, — заявил Сэм, хмуро глядя на Нат, которая лишь закатывала глаза в духе «пусть попробует». Барнс, честно, хотел встать, схватить Питера и свалить из этой суматохи, пока эти придурки не сделали ситуацию ещё абсурднее, чем она уже была, но в тот момент в гостиной заявился гений, которого Сэм будто вызвал из Ада, всего лишь назвав его фамилию. — Кого убить? Я прям сейчас готов, — заявил Тони, странно радостный для того, кто несколько часов спорил с твердолобым Капитаном Америка. Наташа большим пальцем правой руки указала на себя, за локоть заводя Старка в кухню и поманив Уилсона взмахом ладони. Сокол закатил глаза, но всё же послушно поплёлся в кухню, теперь трепетно складывая две половины чертежа и думая, как оправдываться перед миллиардером. Джеймсу, наблюдавшему за всем этим, пока Питер нервно теребил свою джинсовую штанину, хотелось обнять Натали так крепко, как Пит обнял его впервые на той кухне. Но мужчина лишь повернулся к подростку, всё ещё давя смущённую улыбку и чувствуя, как горят его собственные щёки. Он впервые покраснел за столько лет — каково же приходилось Паучку, который багровел едва ли не каждый день. — Вишенка, что за фразочки и откуда ты их понабрался? — смело, но тихо, поинтересовался Барнс, протягивая руку и за подбородок поворачивая лицо парнишки к себе. — От Старка? — Мистер Старк не умеет так говорить, — цокнул Паркер, снова отводя взгляд. — От него что-то отдалённо похожее я слышал лишь один раз, но я вряд ли расскажу, что это было. — Тогда, раз ты так красноречиво описал мои глаза, то может… — Джеймс наклонился чуть вперёд, загадочно сверкнув этим самым ледяным океаном своих глаз, и постарался заглянуть в глаза мальчишке. Он мозгом понимал, что сейчас стоит остановиться, что это всё очень похоже на старого Барнса, который менял подружек, как перчатки, но он просто не мог этого сделать, глядя на такие нежно-алые щёки парня перед ним, глядя в его стеснённо отведённые тёмные глаза. — Может, и этому дашь какое-нибудь красивое название… Сержант наклонился ещё чуть вперёд, снова аккуратно подхватывая за подбородок лицо Паркера, и посмотрел в его глаза, которым он тоже давно нашёл описание. Он легко скользнул по скуле Паучка большим пальцем, едва касаясь, перемещая горячую живую ладонь на его шею, и склонился ещё ниже, выдыхая в самые губы мальчишки «Вишенка», которое так полюбилось Джеймсу в его голове, и прикоснулся к губам застывшего подростка своими, прикрывая глаза. Питер был уже далеко краснее вишни, ему нечем было дышать уже минуты за три до того, как Баки вдруг решил к нему прикоснуться, да ещё и губами, розовыми, будто не принадлежавшими обычно холодному Барнсу, к его, красным и искусанным почти в кровь. Солдат замер — не хотел пугать или давить на мальчишку, который так глубоко засел в его голове и не желал уходить, а Джеймс пытался его прогнать, много раз пытался, но когда мальчишка судорожно выдохнул ему в рот, приоткрывая свой, Барнс, не сдержав тихого, скулящего стона, прижался к Питеру сильне, нежно сминая его шершавые, покусанные, но такие нежные и мягкие губы, проводя по ним кончиком языка — легко, невесомо, будто дразня. Паркер схватился за ворот футболки солдата, потянув на себя, раздвигая свои губы в такт его — то шире, то уже, — хватая носом воздух, а ртом дыхание Баки, почти бросаясь головой вниз с обрыва. Намотав на кулак ткань в руке, Пит даже не обратил внимания, что они уже лежали на полу, неуклюже завалившись. И хотя это было странно — для обоих, кстати говоря, — Питеру нравилось, что Баки назвал его Вишенкой, нравилось, что Барнс любит его голос. Ему нравился Барнс. — Вы что тут, блять, устроили? — послышался крик из-за спины солдата, который лишь медленно и нехотя оторвался от Питера, напоследок чмокнув в уголок ещё сильнее покрасневших губ и подмигнув. Кажется, вся башня слышала звон окон от оглушительного ора Тони, которого периодически перекрикивал Стивен по той же причине — хоть в чём-то мнениями сошлись. Паркер, что странно, не краснел от ругательств, которые иногда вылетали даже из святого рта Роджерса, а Джеймс улыбался этим двоим, как идиот. А он и был — влюблённый идиот. Он, конечно же, потом всё объяснит Кэпу, который по-братски его обнимет и примет дурака; естественно, поклянётся Старку, что не причинит мальчишке вреда, и скажет, что сам, кому захочешь, оторвёт голову даже за просто стёртую обидным словом улыбку с его губ. Наташа подмигнёт, потому что знает всё и обо всём, а Максимофф лишь улыбнётся, понимающе — не раз она уже копается в его мозгах, а Баки был и не против, потому что эта леди уже просмотрела его насквозь. Он, всё же переживая за возможную опасность из-за самого себя, доверял ей, потому что она видит его. И ещё он доверял Старку, который был очень добр сердцем, но всё-таки скверным душой, и всегда мог помочь, чего ему бы это ни стоило. А ему многого стоила та помощь, что он оказал солдату почти легко, как дружескую услугу, полгода назад. И Баки был уверен, что Тони сделал бы так снова, дай ему шанс — он привык беспокоиться о других, а его обвиняют в эгоизме, который был лишь фасадным, напускным — Барнс точно знал, потому что видел всё, как и Нат, потому что тоже шпион, хоть и во временной отставке. Сегодня, после случившегося за день, Джеймс ожидал уснуть, как убитый, с не сходящей с губ улыбкой, но только выйдя из душа и коснувшись влажной головой подушки, понял — нет, он снова не заслужил. Он не хотел об этом думать, не хотел утопать внутри себя и кормить демонов всю ночь напролёт, снова без сна, поэтому, заставляя себя перестать, он быстро натянул на себя майку и хлопковые штаны, в которых было часто неудобно спать (если получалось), он почти выбежал из комнаты, хлопнув дверью так, что та едва не сорвалась с петель. Мысленно ругнувшись на себя за это, он босиком взбегал по лестнице вверх, почти перепрыгивая через одну или две ступени, пока не оказался на четвёртом этаже, где была комната Питера. Он несмело постучал костяшками пальцев под возмущения Старка, заметившего его бионику на лестничном пролёте в последний момент. Дверь открылась не сразу, но Джеймс и не думал злиться на это — гений бы всё равно за ним не успел. Питер сделал шаг в сторону, улыбаясь так широко, что, кажется, и лампочки на потолке были не нужны — он освещал всю свою комнату. — Привет, — выдохнул солдат, закрывая за собой дверь и проворачивая рычажок замка, и прошёл в глубь комнаты. — Придумал название сегодняшней, эм, ситуации? — Баки томно глянул, поведя правой бровью. Даже в темноте он мог разглядеть румянец на щеках мальчишки, упавшего на кровать. — М-м, не-а, — буркнул Пит, укладываясь на кровать слева и отворачиваясь к окну. Джеймс подумал, что задел Паучка, поэтому тут же завалился на кровать с другой стороны, заслоняя собой свет беспардонно светящей на Паркера сквозь окно луны. Улёгшись, он заметил, что мальчишка на самом деле улыбается, зажав в руках край одеяла. — Твоя кровать намного больше моей, — заметил мужчина, протягивая металлическую руку и поправляя волосы мальчишки, которые скрывали его большие глаза, выглядевшие в свете луны бордово-коричневыми, такими тёмными, почти даже кроваво-карими, что-то очень напоминая Барнсу. — И я теперь буду спать с тобой. — Но большая кровать, конечно же, не предлог, — уверенно утвердил Пит, поднимая взгляд на глаза солдата, который, громко сглотнув, медленно кивнул. — Я надеюсь, что ты больше не чувствуешь себя так, как говорил мистер Роджерс. — Пф, мистер Роджерс, — передразнил мужчина, очень напоминая Сэма этим, но слова Паркера услышал и кивнул, почти не соврав. — Он был таким, как ты, но слабее, намного, пожалуй. Питер забавно хихикнул, закусив губу. Глаза всё ещё светили красноватым, но излучали не намёк на прошлое сержанта, а на будущее, которое лежало перед Джеймсом, такое милое, душевное, мягкое, но желающее показать силу, которая была ему подарена чистой случайностью и паучком, маленьким радиоактивным паучком. Барнс спал так мало, считая, что не заслужил такого для себя, и Питер точно не заслужил лежащего рядом с ним, больного головой и душой ветерана, потому что это Питер — наивный и добрый паренёк, дружелюбный сосед, Человек-Паук, который не убивает, тем более, как Зимний Солдат. Но сейчас, когда мальчишка так неоднозначно закусывал губу, сверкал любимыми для Баки глазами для него, для всех, он даже думать о чём-то ужасном не мог — откровенно не получалось думать о таком, когда смотришь на что-то истинно доброе и справедливое (кроме Роджерса — тот слишком справедливый, до тошноты иногда). — Вишенка, ты любишь чай? — вдруг спросил Баки, положив бионику на бок Паркера и притягивая к себе, а тот кивнул. — Я тоже, знаешь, такой, как твои глаза, чайно-карие с вишнёвым сиропом, отчего даже слегка бордовые. — Прекрати меня смущать, динозавр, — буркнул подросток утыкаясь носом куда-то в шею мужчины, пряча красные щёки от пронзительных голубых глаз. — А динозавр потому, что страшный, или потому, что старый? — Ну, Сэм имел ввиду, что старый, — скованно из-за позы пожал плечами Пит, — но я считаю их классными, а некоторых — даже милыми. — Каких именно? — нахмурился мужчина, зарываясь кибернетическими пальцами в каштановые волосы прижимающегося к нему парня. — Тирекс, по-моему, не милый, крутой — да, но не милый. — Таких, как ты, — шёпотом бросил Паркер, подняв голову и опускаясь губами на губы мужчины, которые его целовали пару часов назад так, как Пит не мог описать. — Да, ты вроде как очень милый, хотя и не выглядишь для незнакомцев таким со стороны. — Оум-м, — многозначительно протянул Баки, положив холодную ладонь на щёку мальчишки, которая, он знал, была горячей, хотя не чувствовал своей железкой, и покраснел сам во второй раз за сегодня. — Мне кажется или оставшиеся два года в заперти пойдут не так уж скучно, а? Сейчас июль, а тебе ведь скоро восемн… Договорить Питер солдату не дал, явно недовольный тем, что тот болтает, вместо того, чтобы снова и снова одаривать Паркера поцелуями, из-за которых мальчишка чувствует себя ещё взрослее, чем чувствовал раньше. А Джеймс всё готов был отдать, что не спать ночами вот так, в обнимку с изменившим его подростком, с глупыми разговорами про динозавров, красивые глаза, про лёд и вишню. И, может быть, изредка разбавлять это немного больными, но важными секретами о когда-то или иногда бедных несчастных душах.