Порхай, воробушек

      Время шло.       Фуго вернулся, но не один. Он нашел своего соулмейта и привел ее с собой. Правило с соулмейтами все-таки никто не отменял. Они оба были бетами, но это им ничуть не мешало любить друг друга самой наиромантичной платонической любовью в мире.       Наранча и Триш были вместе. И — неизвестно, связано это с тем, что они соулмейты, или нет — их течки всегда идеально совпадали.       Аббаккио так и не смог простить Джорно. Не очень-то хотел. Но смирился с его существованием в своей жизни и даже иногда сидел с ним за одним столом.       Миста бегал. По каждому поручению, по каждой просьбе, по каждой нужде. У него были альфа и омега, о которых он взял на себя ответственность заботиться. Вне течки он всегда заботился о том, чтобы эти двое были в сухости и тепле. Во время течки — чтобы они не умерли от голода и обезвоживания. Во время гона — чтобы Джорно совсем не заездил свою омегу. В остальное время — чтобы он не заездил себя.       Никто и не говорил, что бетой быть просто.       Дела Пассионе шли не так хорошо, как хотел Джорно. Убить всех, кто с ним не согласен — легко, гораздо сложнее — вбить что-то в головы людей. Иногда ему казалось, что это бесполезно, но лица радостно порхающих вокруг пташек всегда возвращали ему энтузиазм.       Он начал всерьез задумываться о том, чтобы просто собрать всех пташек под своим крылом. Но ему явно нужно было крыло побольше.       Тем временем стали появляться альфы, разделявшие его убеждения. А значит был прогресс. Значит все не зря.       Что же касается Джорно и Бруно…        — Ах, верно, — сказал Джорно забирая из рук Бруно стакан с водой и таблетку. — Это тебе больше не понадобится.       Зрачки Бруно медленно расширялись вместе с осознанием того, что это значило.       Прошло столько времени, и Бруно уже привык к своей рутине, послушно ожидая, когда его альфа будет готов. Он ожидал, что это произойдет, когда тому исполнится восемнадцать, но время шло, а предложение так и не прозвучало. Бруно тогда очень расстроился. Он боялся, что дело было в нем, что он стал не так желанен своему альфе, все-таки он не молодел… Он даже плакал из-за этого. Но Джорно уверил его, что с Бруно все прекрасно, и дело было не в нем. Просто он не был готов. И Бруно стоило многого просто принять это. Все наперебой говорили, что с ним все в порядке, а он продолжал накручивать себя, пока Аббаккио не пресек его самобичевания. Подумать только, ему пришлось убеждать своего любимого, что Джорно, несомненно, любит его, даже если с ним что-то не так. Джорно подтвердил его слова, и Бруно пришлось принять это как данность.       С тех пор прошло еще два года. Бруно молча ждал. Он верил, что однажды Джорно попросит его родить ему ребенка. Он не попросил. Он знал, что не надо просить. Он знал, как сильно Бруно ждал этого. И просто… Сделал.       До дня икс оставалась неделя. От волнения Бруно начал есть много сладкого. У него начались резкие перепады настроения.       Пять дней. После стольких лет Бруно вновь стащил на кровать все свои игрушки — их стало больше — а также прочие безделушки, подаренные Джорно, всю одежду блондина, что смог найти в особняке, и вообще все, что мало-мальски отдавало его запахом, и соорудил гнездо, из которого отказался вылезать вообще.       Три дня. Бруно разрыдался, потому что поощрение Джорно его аппетита привело к ускоренному набиранию веса. Он сломал нос Мисте. И снова плакал, потому что «я жирный и никто меня не лю-ю-юби-ит».       До начала течки оставался день. Бруно безутешно рыдал, потому что Джорно не было рядом.       Бруно сидел, обняв большого плюшевого мишку, и тихо всхлипывал. Течка пришла как обычно мягко, накатившись желанием к низу живота. Джорно не было рядом. Но Бруно знал, что он придет. Он всегда приходит.       Дверь с силой распахнулась, и в нос ударил необычно резкий мускусный запах. Бруно в шоке распахнул глаза.       У Джорно был гон.       Каков был шанс, что, насколько непостоянным был гон у блондина, он совпадет с течкой Бруно именно в этот раз? За пять лет, что они были вместе, такого не происходило ни разу. Конечно, была вероятность, но чтобы это так удачно совпало?       Во мгновение ока Джорно оказался у кровати и замер. Его ноздри раздувались, а зрачки то расширялись, то сужались. Его волосы были распущены и растрепаны. Челка висела безжизненными прядями на лице. Он выглядел так, словно гон начался достаточно продолжительное время назад. Это бы объяснило то, почему его не было рядом накануне.        — Можно мне в твое гнездо? — неожиданно спросил альфа. Его голос звучал резко, но он не позволял себе потерять контроль полностью.       Сердце Бруно затрепетало. Даже будучи в гоне, Джорно нуждался в разрешении. Это было по-своему мило. Бруно опустил голову.        — Я растолстел. Ты меня больше не любишь, да?        — Ты про свой живот?        — Он стал таким мягким и дряблым. Я отвратителен.        — Я собираюсь сделать его еще больше. Впустишь меня?       Дыхание перехватило. Бруно стер слезы с лица и протянул руки к Джорно. Тот аккуратно взял их в свои и шагнул в центр гнезда. Его трясло. Все его тело изнывало от желания. Он сдерживался. Рассудок еще не покинул его голову, и он помнил, что Бруно был особенно чувствителен сейчас.       Шелковая ночнушка соскользнула с тела, и оно опустилось на кровать. Раздался треск пуговиц: Джорно не хватало терпения, чтобы расстегнуть свою рубашку. Штаны отправились вслед за рубашкой на пол. Блондин медленно подполз к Бруно, смотря нежно, но хищный огонь горел в его взгляде. Бруно развел ноги, и Джорно придвинулся ближе. Он облизнулся, и возбуждение узлом скрутило живот Бруно. Он повернул голову, обнажая ключицу, умоляя взглядом о том, чего желали оба. Губы страстно впились в бледную кожу, заставляя тело Бруно выгнуться, и с его губ сорвался стон. Алое пятно осталось на бледной коже, но на этом блондин не остановился. Все новые и новые засосы расцветали на тонкой коже в самых разных местах. Бруно светился от счастья.       Жидкость текла обильнее, чем когда-либо. Влажная дырочка пульсировала, горя желанием. Бруно извивался под Джорно и стонал, умоляя блондина войти в него. И Джорно не мог больше ждать. Головка члена медленно погрузилась в мягкое тело, а затем он резко вошел до самого конца, заставив стон сорваться на короткий вскрик.       Джорно двигался резко, сумбурно, но это лишь распаляло Бруно. Он хотел сильнее, больше, о чем не боялся сообщать Джорно между громкими стонами. И Джорно с силой вколачивался в него, и с каждым толчком Бруно чувствовал, как узел разбухает все сильнее.       Они кончили одновременно. Но Джорно не остановился, и продолжил двигаться. Бруно знал, что во время гона блондин не ощущает границ, но он был слишком чувствителен после оргазма, и ему нужен был перерыв.        — Джорно, подожди… — он аккуратно сжал плечо Джорно, но реакции не последовало. Он попробовал оттолкнуть блондина, но куда там — его сил не было и близко достаточно, чтобы хотя бы сдвинуть того с места. Слезы покатились из глаз. — Джорно, пожалуйста…       Движение враз остановилось, и член выскользнул из Бруно. Тот жадно вдохнул воздух в облегчении. Губы мягко коснулись влажных глаз, вытирая слезы.        — Я… сделал тебе больно, воробушек? — его голос дрожал. — Прости… Прости меня, сладкий, я не хотел… — он вытер влажные следы слез пальцами и принялся нежно покрывать тело Бруно поцелуями, продолжая шептать между прикосновениями губ: — Никогда… Я бы никогда не сделал тебе больно… По своей воле… Мой славный воробушек… Моя прелестная пташка… Прости меня…       Каждое движение, каждое слово отдавали такой нежностью, что Бруно плавился от счастья. Слезы вновь потекли из глаз, но он расплылся в улыбке, прежде чем Джорно успел заволноваться.        — Я в порядке, — прошептал он, стирая слезы. — Ты можешь продолжить, я… Я в порядке, правда…       Джорно поцеловал его и, убедившись, что брюнет все еще улыбается, вновь вошел в него. Бруно все еще был чересчур чувствителен, но по крайней мере теперь движения Джорно не приносили ему дискомфорта.       Джорно навис над Бруно и спросил, придвинувшись как можно ближе к его губам:        — Я задам этот вопрос первый и последний раз. Я знаю, как сильно ты этого желал прежде, и мне нужно знать, что за эти пять лет ничего не изменилось. Ты действительно хочешь родить моего ребенка?       Бруно смотрел в чистые изумрудные глаза Джорно, и этот взгляд говорил обо всем.        — Прости меня, воробушек, я заставил тебя так долго ждать…        — Это не важно, — покачал головой брюнет. — Я не желаю ничего более, чем родить тебе дитя. Я так рад, что смог дождаться этого дня…        — Я сделаю тебя счастливым, воробушек.       Горячая сперма разлилась внутри Бруно. Он с упоением наслаждался восхитительным чувством внутри живота. Но потом он осознал, что что-то не так. Джорно не двигался, но и не доставал член. И Бруно быстро понял почему. А вместе с этим он понял, почему никогда прежде они не делали более одного подхода подряд.       Узел сильно разбух и запер собой выход из ануса. Бруно с нетерпением заерзал.        — Ну что, готов, воробушек? — мягко прошептал Джорно.        — Нет. Но да. Пожалуйста. Я забеременею. Я точно забеременею. Пожалуйста. Джорно, прошу тебя-        — Хорошо, хорошо, сладкий. Вижу, что тебе не терпится.       Джорно прижался к Бруно всем телом. Их груди соприкоснулись, и Джорно прижался лбом ко лбу Бруно. Они смотрели прямо в глаза друг друга. Их дыхание выровнялось и синхронизировалось. Их руки нашли друг друга, и их пальцы переплелись.        — Джорно… — прошептал Бруно так тихо, что услышать его мог лишь Джорно.        — Что такое, воробушек? — он ответил так же тихо.        — Как я там должен был говорить?        — Про то, что ты счастлив быть со мной?        — Да. Верно. Я счастлив быть с тобой. Да. Верно.       Джорно понимал, почему Бруно это говорил. Он отчаянно хотел услышать это от альфы.        — Славный мой воробушек… Неужели я действительно должен говорить вслух как сильно ты мне дорог?       Бруно опустил взгляд.        — Смотри мне в глаза, птенчик.       Брюнет поднял на него дрожащие глаза.        — Давай, ты знаешь, скажи это.        — Я… — Бруно шмыгнул носом. — Я самый прелестный воробушек во вселенной…        — Так…        — У меня мягкая белая кожа и большие голубые глаза.        — Нет, не голубые. Не просто голубые. Твои глаза — глубокое чистое море, в котором я тону каждый раз, как ты смотришь на меня. Продолжай.        — Я толстый, — слезы навернулись на его глаза, — мой живот обмяк. Я некрасивый.        — Неправду говоришь, воробушек. Давай еще раз.        — Я… Ужасен…        — Ну вот зачем ты мне лжешь? Попробуй снова.        — У меня прекрасные черные волосы.        — Верно. А что насчет твоего животика?        — В нем скоро будет твой ребенок.        — И что ты чувствуешь по этому поводу?        — Я счастлив.       Тепло вновь разлилось по животу. Бруно сморгнул слезы и вновь поднял глаза на Джорно. Горячее семя разливалось по нутру брюнета. Он чувствовал, что возбуждение жаром разливается по его телу, так же мягко, как и сперма внутри, собирается внизу живота и выходит наружу вместе с оргазмом.       Бруно медленно приходил в себя после оргазма, и чувствовал, что семя Джорно продолжает изливаться внутрь него, заполняя его все сильнее и сильнее. Он смотрел на Джорно. Блондин тяжело дышал. Бруно дышал в такт с ним. Они не сводили глаз друг с друга.        — Скажи, — прошептал Джорно между выдохами. — Скажи мне, воробушек. Скажи это.        — Я… Я счастлив, что я могу быть с тобой. И ты… счастлив, что я с тобой…        — Верно… Ты такой молодец, воробушек… Я… Горжусь тобой…       Он не мог больше говорить. Его дыхание, как и дыхание Бруно, участилось, и они чувствовали бешеное биение сердец друг друга. Они не сводили глаз друг с друга.       Бруно еще никогда не чувствовал себя настолько заполненным. Горячее семя наполнило его до краев, и теперь грело его изнутри. Бруно скрестил ноги за спиной Джорно и закрыл глаза, расслабившись. Он почувствовал движение ресниц напротив и понял, что Джорно тоже закрыл глаза. Но не позволил себе расслабиться и упасть на и без того ослабшее тело Бруно. Они оба по-прежнему тяжело дышали.       Их тела были так близко, и они чувствовали, что слились воедино. Их дыхание было единым. Их сердцебиение было единым. И даже их желание было единым.       Время текло медленно и плавно, как им казалось, но на самом деле они и не заметили как прошло два часа, прежде чем они расцепились. Джорно упал и мгновенно уснул, изнеможденный. Бруно вполз в его объятия и тоже медленно уснул, свернувшись калачиком.       Они проспали весь следующий день. К тому времени от гона не осталось и следа. Течка тоже завершилась, а это значило лишь одно: они преуспели. И первые же анализы это подтвердили.       Теперь Бруно сидел у окна, и томно смотрел на далекий океан, неосознанно положив руку на уже округлый живот. Он думал о своей прошлой жизни, до Джорно. Погони, сражения, мафия, он так упивался всем этим. Свободный, как птица, он и думать не мог, что может быть по-другому. Не хотел, чтобы было по-другому. Он был решительным, смелым, всегда уверенным в себе. На него можно было положиться, ему доверяли. И он никогда не думал, что захочет осесть, завести семью и посвятить всего себя этому. Одна мысль об этом вызывала у него отвращение прежде. А теперь…       Джорно мягко коснулся его плеча и скользнул рукой по метке соулмейта в виде расправленных крыльев на лопатках. Его рука скользнула ниже и легла на талию брюнета, а он сам сел рядом с ним, аккуратно притягивая к себе.       Теперь Джорно было двадцать лет. Он сильно вырос и возмужал. Бруно больше не сжимался инстинктивно при его приближении, чтобы казаться меньше. Но при всем, что в нем изменилось, он остался таким же, каким был раньше: добрым, чутким и заботливым. Он по-прежнему звал Бруно воробушком, и было что-то особенно нежное и светлое в том, как он это говорил. Что-то, что особенно нравилось Бруно.       Но особенно брюнет любил, когда Джорно произносил его имя. Или — еще лучше — «мой омега». Но делал он это чрезвычайно редко. Обычно это случалось, когда Джорно был в ярости. Нет, он никогда не злился на Бруно. Никогда он не давал брюнету почувствовать, что он в опасности рядом с ним. Наоборот: блондин ревностно оберегал своего омегу. Почему-то Бруно казалось, что он был особенно красив в такие моменты. Высокий, крепкий мужчина, он закрывал собой брюнета, его волосы вздымались, и он был готов растерзать любого, кто встанет перед ним. За ним — словно за каменной стеной. И пусть в его голосе клокотала ярость, не было ничего слаще его слов «не прикасайся к моему омеге!»       Не то чтобы другие альфы могли что-то сделать с Бруно. На нем прочно закрепился терпкий мускусный запах, и альфы обходили его стороной. Но то, как Джорно его защищал, заставляло сердце трепетать.       Он всегда был такой уверенный, такой спокойный. Знал выход из любой ситуации. И лишь раз Бруно видел его другую сторону. Сторону, которую блондин предпочитал прятать и не показывать никому. Лишь раз ровный и твердый голос Джорно дрогнул.       Бруно не был уверен, что тогда произошло. Джорно отправился на задание и брюнет умолял взять его с собой. Он не собирался мешаться под ногами и хотел помочь. В конце концов у него тоже был стенд, хоть он и сам стал постоянно забывать об этом факте.       Это был альфа. Высокий, гораздо выше, чем Джорно тогда, в черном плаще и полосатых штанах. Взгляд убийственных алых глаз наводил ужас. Но Бруно не боялся. Он знал, что он под защитой. И, возможно, Леоне был прав, и Бруно действительно слишком наивный.       Он очнулся от сломавшегося крика Джорно «Бруно, НЕТ!», когда он стоял на краю пропасти, готовый сорваться вниз. Этот крик — полный страха и отчаяния — еще долго преследовал Бруно.        — Что такое, воробушек? — нежно спросил Джорно, почувствовав, как брюнет поежился в его объятьях.       Бруно закрыл глаза и положил голову на крепкое плечо блондина. Теперь они были тут. Комната Бруно изменилась. Кровать была передвинута к окну, чтобы он мог смотреть на развернувшийся по ту сторону стекла пейзаж, не выбираясь из своего уютного гнездышка. Из него Бруно почти не вылезал, а если и делал это, то возвращался как можно скорее. Он пускал в гнездо только Джорно. Даже Леоне был выгнан, а еда из рук Мисты отвергнута. Джорно пришлось кормить его с рук, потому что тот отказывался есть иначе. Но казалось, что блондин был готов терпеть каждый его каприз.       В комнате витал сладкий запах шоколада с корицей. Мягкий, не приторный, приятный запах. Их по-прежнему неумолимо тянуло друг к другу, и эта тяга ничуть не ослабла за эти годы. Бруно никогда не верил в существование Истинных. Это понятие шло вразрез с понятием соулмейта. И он до самого конца не верил, что так бывает.       Они не были соулмейтами. Но были идеальны друг для друга. И Бруно был счастлив, что его Истинным оказался самый лучший альфа на всем белом свете.       Джорно аккуратно накрыл своей рукой руку брюнета, покоившуюся на округлом животе. Он был так прекрасен, его маленький воробушек. Глупый маленький птенчик. Он не знал и о половине из того, от чего его защищал Джорно. Но ему и не нужно было. Защита омеги — забота альфы, и пока тот успешно с этим справляется, все будет хорошо. И Бруно даже не нужно знать. Все, что было нужно брюнету — знать, что он в безопасности. А все, что нужно было Джорно — знать, что его птенчик счастлив.       Шел пятый месяц. Бруно с нетерпением ждал, когда их с Джорно сын — они уже знали, что это сын — появится на свет. Бруно был уверен, что он будет альфой. Джорно было все равно.        — Это мой ребенок. Мне не важно — альфа ли, бета или омега — я уже люблю его вне зависимости от чего-либо. Я должен дать ему опору и повести в жизнь — это все, что имеет значение.       Теперь у Джорно была самая настоящая семья: он сам, Миста, Аббаккио, Бруно и их еще не родившийся сын. Все они были под его защитой, зависели от него. И это наполняло его сердце такой щемящей гордостью.       Он крепче обнял Бруно. Тот устроился поудобнее в объятиях и расслабился. Джорно мягко коснулся губами косы на макушке темной головы.        — Я счастлив быть с тобой, Джорно, — мягко прошептал Бруно, блаженно улыбаясь.       Блондин не ответил. Он лишь медленно опустил лицо к уху Бруно, скрытому за темными волосами, и прошептал, так тихо, словно это было не более чем шелест ветра:        — Порхай, воробушек.