***
Вечером океан более-менее успокоился, но туман так и не сошел. Влажный воздух, присущий побережью, забивался противно в легкие, и Тсукишима был готов поклясться, что ненавидит свою жизнь только из-за этого. И все же он гуляет по берегу. Акитеру, сразу после того как продал большую часть улова, отправился в бар и напился. Как ни удивительно, он часто тратился на выпивку, рассказывая всякие байки в компании непьющего Тадаши и того темненького бармена, который был его давним товарищем. Кей иногда присоединялся к ним, но только ради компании веснушчатого Ямагучи и нелепых споров с ним. Ямагучи любил рассказывать истории о сиренах и ёкаях. В этот раз Акитеру напился довольно быстро, а потому Кей теперь бродил по каменистому берегу. И искал те странные отглоски в душе, оставленные утренним видением. Где-то в тумане он все еще надеялся поймать тот темный образ человека. И обретет душа покой — Ее очистит царь морской. Мой морячок, иди ко мне, Поплещешься со мной в воде. Омой морскою пеной пятки Твоей душе нужна разрядка А мне спокойный голос твой… Мелодия откуда-то из-за густого белого облака, опустившегося на воду, манила своей чистотой и загадкой. Тсукишима знает, что там, за туманом, лишь сотни километров соленой воды и пустота. И все же он решается. Найдя у причала давно уже гниющую лодку старика Укая, Кей, даже не думая о последствиях, залезает в нее и плывет на звуки песни. Он точно не уверен куда плыть, но сердце за решеткой ребер громко ухает. Хочется верить и плыть вперед. Он слышал много легенд о песнях, доносящихся с рифов на западном побережье, о сиренах с чудесным голосом и внешностью чудовищ, о тумане и морских призраках, которые утягивают рыбаков на мель. Он слышал, но никогда не верил. Весла в его руках казались непривычно легкими, а лодка, словно сама плыла в нужном направлении, прорываясь сквозь сгустки его собственного сознания, отвергая реальность и выводя на риф, к скалам. Сладкая песнь была слышна более четко, более ясно, непонятными словами чужого языка лаская слух, касаясь кротко души и выстаскивая все потаеное наружу. Черная, как ночь, смоль волос медленно перетекала с шеи на грудь, путалась с морской тиной и скрывала часть лица таинственной певицы. Кей протирает очки и вглядывается сильнее в образ девушки, сокрытый влажным и тяжелым белым полотном. Яркий блеск глаз из-под взлохмаченой челки задевает все фибры где-то внутри, за ребрами, манит к себе. Бессознательность. Тсукишима перелезает через борты лодки и падает в воду, не боясь потонуть или наткнуться на камни. В его руках бьется что-то похоже на пульс, такой слабый, такой тихий. Он хочет восполнить всю тишину внутри себя, все страхи, подплывая ближе к своему загадочному и почти нереальному видению. И морской пучиной сирена прижимает его к своей груди, ласкает кожу морской пеной и поет последнюю свою песню — прощальную колыбельную. Море неспешно сгоняет холодные облака с тихой глади, закатное солнце плещется и играет лучами меж просевших крыш старых домов и грязных развалин. Слышен каждый шорох над землей, и только сладких песен с рифа уже никто не услышит.Часть 1
3 ноября 2019 г. в 16:05
В морской пучине под водой
Живет отважный царь морской.
И каждый на его веку,
Кто рыб пускает на еду,
Горит в Аду на дне морском
Его карают плавником
И короля трезубцем…
Каждое утро сладкая песнь ласкала слух подвыпивших моряков и сливалась с мотивами разбивающихся о скалы волн, криками надоедливых голодных чаек, шуршанием старых одежд и грязных рыболовных сетей. Морская симфония убаюкивала сомнения. Или же это все же хмель?
Тсукишима никогда не пил, да и другим не советовал. Его мутило от одного вида бутылки после того, как Акитеру решил отпраздновать взросление брата несколькими литрами медовухи. Зря.
Лодку шатает, как механического быка в парке развлечений: то в одну сторону, то в другую. Так недолго и морскую болезнь заработать, и у Кея это совсем близко под давлением жуткого перегара старшего брата.
— Эй, не сали. Помогай!
Кей дважды топает по дну лодки ногой, пытаясь согнать мнимую сонливость или же создать видимость участия. Волны бушуют. Они шумно бьются о борты лодки, каплями покрывают старые очки младшего из братьев и своими огромными, мокрыми своими языками забираются на днище, смачивая босые ноги.
А впрочем, ни волны и ни морская болезнь никогда не заставят Кея так чувствовать отвращение, как от запаха старых сетей. Это не просто вонь, а целая симфония, от которой тянет блевать: запах рыбы, гниющих водорослей, соленой воды и даже порошка, с которым Акитеру стирал эти самые сети. Тсукишима младший на автомате задерживает дыхание, вытягивая тяжелый улов внутрь.
Долго держать себя не получается, Кей отворачивается, пытаясь губами поймать пару глотков свежего воздуха, но это не помогает — вонь слишком сильная. Вчерашнее рагу просится тут же наружу. Парень перегибается через борт и блюет прямо в воду, пытаясь не потерять снова очки.
В прошлый раз, когда его братец рассказывал как Кей потопил очки во время приступа рвоты, Ямагучи смеялся громче всех в том баре. Он бы не хотел снова слышать эти подколки.
Волны бьются о лодку, омывая лицо водой, и не то воображение сыграло злую шутку, не то в клубах тумана действительно был кто-то похожий на человека. Всего пара мгновений.
— Эй, хватит прочищать желудок! — бьет по спине Акитеру, заставляя перестать пялиться дураком в пустоту. — Надо поторопиться, сегодня не день для рыбалки.