***
— Нет, нет и ещё раз нет. Свали в сумрак. — Но Цзян Чэн! Идея же огонь, ну! Только представь, все такие напыщенные и расфуфыренные вампиры, джокеры, оборотни, ведьмы, а мы с тобой... — ...убогие зеленые не пойми кто. Нет. — Да!.. — ...вот именно. — Тьфу ты!.. То есть, да нет же! Как ты не понимаешь, это — бессмертное ретро! Классика! — Вообще-то, классика — как раз-таки вампиры и оборотни. Просто чтоб ты знал. — Не занудствуй! И вообще, называть черепашек-ниндзя убогими — как у тебя язык повернулся!? Это же символ детства! Герои из канализации! Бесстрашные каратели зла в панцирях! Поглощённый спором, Вэй Усянь не уделял внимания такой мелочи, как окружающая обстановка, отчаянно жестикулировал и метался туда-сюда. Цзян Чэн молниеносно вытянул руку и успел спасти от неминуемой гибели замызганную чайную чашку. Этот спор длился уже третий день, и всякий раз сценарий был один и тот же. Вэй Усянь увещевал, юлил, угрожал, а Цзян Чэн, неприступный, как скала, словно щитом, укрывался непоколебимым «нет». В самом деле, приходить на студенческий Хэллоуин (он, правда, нейтрально именовался «Осенним фестивалем», но все ведь всё понимают, верно?) в костюме черепашки-ниндзя, да ещё в парном, да ещё и с собственным братом — спасибо, конечно, но чувство собственного достоинства у него пока ещё сохранилось, круто, да? Вэй Ин тем временем, видя, что упёртый брат не торопится уступать, решил пойти с козырей. — У меня, вообще-то, день рождения! — выпалил он, для пущей весомости притопнув ногой. Цзян Чэн вскинул брови. — Неужели? Что ж ты сразу не сказал. Если бы я знал, то все эти годы имел бы счастье носиться, как безумный, ища очередную дичь, чтобы тебе всучить, позволял бы тебе загадить всю кухню, терпел бы в этот знаменательный день твою отвратительную стряпню, волок бы тебя на своём горбу домой в дым пьяного... ах да, я же и так все это делал. Упс, прости, сенсации не получилось. Вэй Усянь скрестил руки на груди, привычно игнорируя концентрированный сарказм в чужом голосе. — Я никогда не просил ничего в подарок, — начал он торжественно. Цзян Чэн закатил глаза, заранее зная, к чему все идёт. И интуиция не обманула. — Но теперь я прошу тебя подарить мне своё согласие, о мой драгоценный младший брат, — Вэй Усянь в лучших усяневских традициях театрально опустился на одно колено, умоляюще простирая руки. — Согласен ли ты сопровождать меня на сие торжество в благородном одеянии зелёных рыцарей ордена Аннигиляции Пиццы? Клянусь, что более не попрошу у тебя ничего в ближайшие пять... нет, два! В ближайшие два года! Ну Цзян Чээээн! Цзян Чэн вздохнул, устало потерев переносицу. Что ж, он был молодцом, он отлично держался. Целых три дня. — Что ещё за орден Аннигиляции Пиццы, ты, идиота кусок, — проворчал он, тем самым признавая своё достойное поражение. Глаза Вэй Ина заблестели, когда он это понял. — Они же обожают пиццу и уничтожают ее в огромных количествах, прямо как мы с тобой. Ну, если то, что ты ешь, вообще можно назвать пиццей, извращенец-ананасофил. — Этот ананасофил только что подписался на сомнительную авантюру по твоей милости, так что будь повежливее, — огрызнулся Цзян Чэн. — И как ты собираешься за два дня сварганить костюмы? Фестиваль уже послезавтра. Вэй Ин отточенным движением увернулся от подзатыльника и расхохотался. — В любом случае, я знал, что ты меня любишь и вообще душка, поэтому костюмы уже готовы! Цзян Чэн задохнулся от возмущения, но титаническим усилием воли заставил себя остаться на месте и не броситься надирать Вэй Усяню задницу прямо сейчас. — Вот как? — протянул он язвительно. — И какую же роль ты отвёл мне? Полагаю, как истинный фанат, ты в курсе, что черепашек было четверо, а нас всего двое. — Ах, А-Чэн, ты всегда был такой наблюдательный! — умилился Вэй Ин, и Цзян Чэну захотелось его придушить. — Я уже все продумал! Ты будешь Рафанардо, а я — Доналанджело! Бровь Цзян Чэна взметнулась вверх, и кажется, дай ей волю, улетела бы к чертям в стратосферу. Вместе с его бедным мозгом. — Прости?.. Вэй Усянь ухмыльнулся, явно наслаждаясь его замешательством, распахнул дверцы шкафа и стал там деловито рыться. — Ну, как ты проницательно подметил, нас всего двое, а персонажей четверо, — он глубже закопался в вещи, и его голос зазвучал глуше. — Четыре очень замечательно делится на два. Каждый из нас объединит двух черепашек в одно! Типа, знаешь, мега-фьюжн! Как два робота в одного робота! Вроде Вольтрона, но в усеченном формате! Цзян Чэн махнул рукой, чувствуя, как в череп ласково стучится мигрень. — Забей, гик чокнутый, я понял. И как ты это осуществлять собрался? Сиамские близнецы? Черепахи-мутанты-химеры? Вэй Ин, наконец, победил шкаф с его пятым измерением и вытащил на свет божий два кофра для одежды. — Все проще, мой маленький брат, — он лучезарно улыбнулся и вытащил из каждого по длинной полоске ткани. — Двухцветные повязки! Цзян Чэн пригляделся, и увидел, что это и правда были две разноцветные повязки — одна сине-красная, другая оранжево-фиолетовая. Он приложил руку ко лбу и покачал головой, сдаваясь окончательно. — Почему вообще такая раскладка? — обреченно спросил он, не поднимая взгляда. Вэй Ин, в душе уже вовсю празднуя победу, коварненько захихикал. — Ну, из нас двоих я умный и веселый, а ты злой и ответственный. Поэтому я Доналанджело, а ты — Рафанардо! Цзян Чэн закатил глаза так, что ещё чуть-чуть, и наверняка увидел бы собственный затылок изнутри. — О, волшебно. Справедливость, блядь, во плоти. — Я тоже тебя люблю, мой злой и ответственный бро, — Вэй Усянь игриво подмигнул и повесил кофры на видное место.***
На самом деле все оказалось куда лучше, чем Цзян Чэн успел себе напредставлять. Воображение рисовало ему чудовищные картины их блистательного дуэта в обтягивающем зеленом трико и с покрашенной гуашью кожей. Возможно, ещё блестки — с Вэй Усяня сталось бы. Но это были обыкновенные костюмы-двойки зеленого цвета со светло-желтыми сорочками, призванными имитировать черепаший пластрон. Вэй Ин раздобыл где-то два одинаковых коричневых рюкзака и был собой невероятно горд. Закрепив повязку, Цзян Чэн поправил прорези для глаз, чтобы ничто не мешало обзору, и придирчиво оглядел себя. Костюм сидел как влитой, выгодно подчеркивая фигуру, и получалось очень даже неплохо, несмотря на вырвиглазное сочетание цветов, отсутствие галстука и кеды вместо классических туфель. Уж во всяком случае, не трико, и на том спасибо. Вэй Ин подошёл сзади и закинул руку на плечо брата, ухмыляясь во весь рот. — Я же говорил — огонь идея, — он подмигнул. — Я тебе даже завидую, у тебя такие крутые катаны и саи! Цзян Чэн подозрительно покосился на него. — Ты не упоминал об оружии. Я думал, у нас его нет? Вэй Усянь, казалось, только этого вопроса и ждал. Жестом фокусника он черт знает откуда — Цзян Чэн мог поклясться, что секунду назад у него в руках было пусто! — материализовал катану и пару странной формы кинжалов, смахивающих на трезубцы. Катана была в обычных чёрных ножнах, а вот кинжалы... — Это вообще что? — не удержавшись, воскликнул Цзян Чэн, невольно отступив на полшага. — Это вообще куда, позволь спросить? Кинжалы также были в небольших чехлах, в свою очередь прикреплённых к хитрому сплетению гладких кожаных ремней довольно угрожающего вида. Кое-где висели металлические цепи, кое-где опасно скалились шипы — и все вместе, по скромному мнению Цзян Чэна, выглядело как орудие пыток. И тем сомнительнее было место, где Вэй Усянь теоретически мог такое раздобыть. — Я тебе помогу! — Вэй Усянь закивал, как китайский болванчик, и недолго думая, вытряхнул брата из пиджака. Все ещё глубоко впечатленный Цзян Чэн от неожиданности позволил ему это сделать. Когда он очнулся, его грудь поверх сорочки крест-накрест обхватывали шипастые ремни, ещё пара шла вертикально по бокам на манер подтяжек, и где-то пониже подмышек к ним крепились чехлы с кинжалами, живот тоже плотно схватывал ремень. Двойная цепь с одного боку свободно уходила от груди куда-то на спину, кажется — рассмотреть получше Цзян Чэн не успел: Вэй Ин вновь накрыл это великолепие пиджаком и всучил ему, ошеломлённому, в одну руку рюкзак, а в другую — катану. — И вишенка на торте, — удовлетворенно кивнул он сам себе. И несильно ткнул Цзян Чэна в плечо кулаком: — Все девочки твои, мой маленький брат! — Какие, к черту, девочки?! — отмер, наконец, Цзян Чэн, возмущённо фыркнув. — Ты бы ещё намордник притащил, засранец. На всякий случай напомню, что это Осенний фестиваль в университете ГуСу, а не БДСМ-вечеринка. Вэй Ин беззаботно махнул на него рукой и принялся завязывать свой зелёный галстук небрежным свободным узлом. — Да ладно тебе. Не хочешь девочек, будут у твоих ног и мальчики, — он метнул в Цзян Чэна быстрый хитрый взгляд. — А вообще, раз уж ты такой большой парень и знаешь, что такое БДСМ, то, может, ты и не девственник уже, мм? Ну-ка, А-Чэн, у тебя есть какие-то секреты от старшего братика? Зарычав, Цзян Чэн развернулся на каблуках и пулей вылетел из комнаты, осознавая, что если останется со своим чокнутым братцем ещё хоть на секунду дольше, то загрызет его прямо так, без всяких катан. А Вэй Ин пока ещё нужен живым: сестра на пятом месяце, ее нельзя расстраивать. Да и полы от крови отмывать хлопотно. Вэй Усянь торопливо подхватил в коридоре длинную деревянную палку и свой рюкзак с торчащими из него нунчаками, и с хохотом вымелся из квартиры вслед за братом, не зашнуровав кроссовки.***
На территории кампуса было непривычно шумно и весело. Университет ГуСу не поскупился на украшения, и в кои-то веки здание, обычно безукоризненно белое и стеклянно-строгое, словно больница, разукрасилось цветными узорами в осенней тематике — разумеется, световыми. Пачкать настоящей краской белоснежный фасад руководство все же не решилось. Но богатые драпировки колонн и павильонов, тыквы и цветные фонарики, гирлянды с лампочками, украшавшие деревья, были вполне себе настоящими. Сразу несколько павильонов предлагало зрителям живые выступления музыкантов. У них, видимо, имелась между собой какая-то договоренность, поскольку одно не накладывалось на другое, никто друг друга не перебивал, и в целом на улице звучала довольно слаженная композиция, а не смешанная какофония разных инструментов. Впрочем, иное было бы странно — как-никак, одним из ведущих направлений университета была именно музыка. Помимо этих, были и другие павильоны самой разнообразной тематики: от лавочек с едой до палаток предсказателей. Факультетов в университете было много, и каждый что-нибудь да придумал. Хэллоуинский дресс-код был, по сути, детищем Вэй Ина. Какие обещания и клятвы он дал, кому продал душу, чтобы убедить ректора Лань сделать такую поблажку — неизвестно, но очевидно, это было результативно. Впрочем, у Цзян Чэна были все основания подозревать, что тем, кому его старший братец продал свою бесполезную душонку, был племянник ректора, Лань Ванцзи, с первого курса ставший жертвой бронебойной общительности Вэй Ина. В ином случае едва ли ректор Лань Цижэнь допустил бы подобное мракобесие и вопиющую вульгарщину. Загадкой все же оставался один из павильонов факультета актерского мастерства — эти ребята во главе с Не Хуайсаном помимо скромного уличного театра умудрились замутить целое кафе с горничными и дворецкими. И если первое было целиком и полностью в их компетенции, а потому вполне обоснованно, то вот наличие второго вызывало вопросы. Прежде всего — как? Когда Цзян Чэн задал этот вопрос вслух, Не Хуайсан лишь томно обмахнулся веером и лукаво стрельнул глазками в сторону Вэй Ина. — Я слезно попросил братца Вэя, — честно и без капли стыда сообщил он. — Он друг Лань Ванцзи, а Лань Ванцзи — родной брат Лань Сичэня, а Лань Сичэнь — любимец ректора... — Все, не продолжай, я понял, — оборвал его Цзян Чэн, устало сжав переносицу. — Даже не удивляюсь. Бедный Лань Ванцзи, он хоть в курсе, что его в друзья записали? — Вообще-то, я с ним очень хорошо общаюсь! — обиженно насупился Вэй Усянь. Цзян Чэн скептически приподнял бровь. — Ты-то с ним общаешься, а общается ли он с тобой, ты у него спросил? Или как обычно заваливаешь бедолагу болтовней так, что он и слова вставить не может? Вэй Ин махнул рукой. — И ничего не заваливаю! Он, между прочим, тоже тот ещё омут с чертями! Иногда так зыркнет, что дрожь по спине аж до самой... Цзян Чэн от души врезал ему локтем, не желая слушать этот бред дальше. Не Хуайсан посмеивался, прикрыв лицо веером. Он еще с первого курса привык наблюдать за их перепалками. Они втроём сидели в подсобке того самого мейд-кафе, чтобы не мешать гостям в зале и тем, кто их обслуживал. К тому же, если честно, оба устали от повышенного внимания — все же костюмы действительно оказались очень удачно подобраны, ещё и эта портупея, черт бы ее побрал. Вокруг вились щебечущие стайки перевозбужденных студенток, что так и норовили залезть под пиджак и потрогать суровые ремни, узнать имя и номер группы, выпытать номер телефона. Цзян Чэн к такому не привык, все студенческие годы удобно прячась в тени яркого Вэй Усяня. К тому же, если на первом курсе их совместные вылазки были более часты, сейчас же Цзян Чэн бывал на вечеринках, только когда вытаскивал оттуда непутевого братца — где уж тут взяться популярности. В остальное время же всех отпугивали вечно сдвинутые брови, мрачный взгляд и острый язык: Цзян Чэн был всегда до грубости прямолинеен. Все избегали его, и он избегал всех. В чувствах главное — взаимность, как говорится. Отношения с Не Хуайсаном были несколько теплее, поскольку тот дружил с Вэй Ином. Лань Ванцзи он видел довольно часто, но никогда не разговаривал, в душе, однако, испытывая к нему искреннее сочувствие. С его братом, Лань Сичэнем, он и вовсе почти не пересекался, лишь пару раз видел издалека. Тот был старше на несколько лет и уже закончил университет. К Не Хуайсану подбежала миниатюрная девушка в маске на все лицо и розовом форменном платье и что-то сбивчиво зашептала на ухо, явно волнуясь. Тот сначала улыбался, но потом лицо его посерьезнело, он нахмурился, прикрывшись веером. Потом шепнул девушке в ответ что-то успокаивающее, и та, кивнув, убежала обратно в зал. Не Хуайсан сложил веер и задумчиво постучал им по губам. — Что-то случилось? — спросил Вэй Ин, подавшись вперёд больше с жадным вниманием, чем с беспокойством. Видимо, он уже отдохнул, и его деятельная натура жаждала активности. Цзян Чэн решил попробовать прикинуться мертвым — так, на всякий случай. Не Хуайсан вздохнул и поджал губы. — Одной из горничных стало нехорошо, ей пришлось срочно уйти. А у нас аврал. К тому же, горничных и дворецких должно быть поровну, в этом кроется символический смысл! — туманно пояснил он и вздохнул снова, кидая на Вэй Ина недвусмысленные взгляды. — Ах, как же быть... Цзян Чэн чуть поморщился: ещё один театрал-любитель нашёлся. Неудивительно, что они с Вэй Усянем ладят. Вэй Усянь же, кажется, того и ждал. Его глаза загорелись тем самым пламенем, которое обычно не предвещало ничего хорошего для Цзян Чэна. — Думаешь найти замену? — вкрадчиво поинтересовался он, подавшись вперёд всем корпусом. Не Хуайсан отзеркалил его жест, склонившись навстречу. — Братец Вэй проницателен. Есть кандидатура? Цзян Чэн уловил тревожные миазмы в воздухе и уже собрался встать и уйти от греха подальше, но две разные, но одинаково цепкие ручонки сцапали его за полы пиджака. — Куда же ты, А-Чэн, неужели так не любишь Хуайсана, что оставишь его в беде? — промурлыкал Вэй Усянь. — Как жестоко с твоей стороны, братец Цзян, — сокрушенно вторил ему Не Хуайсан, по-оленьи глядя на Цзян Чэна из-за раскрытого веера. Цзян Чэн стиснул зубы, готовый обороняться бутафорской катаной. — Не испытываю пламенной любви, это уж точно. Я в этом участвовать не собираюсь, идите к черту оба, — отрезал он. — При чем тут вообще я? Иди вон с улицы девчонку вылови, все равно толпами ходят. Уж точно проще, чем засовывать мужика в бабское платье, извращенцы гребаные. — Иногда я задаюсь вопросом, действительно ли это существо мой брат, и не подменили ли его в детстве тролли! — горестно всплеснув одной рукой, запричитал Вэй Усянь. — Никакого полёта мысли! Никакой фантазии! — Вообще-то, приемный здесь именно ты, — резонно заметил Цзян Чэн, раздумывая, за сколько секунд сможет вывернуться из пиджака и свалить. Вэй Ин махнул рукой, ничуть не обидевшись. — Мелочи жизни, с кем не бывает. Важнее всего то, мой глупый младший брат, что мы чисто физически не можем пригласить никого постороннего. Цзян Чэн с подозрением уставился на Вэй Ина. — Это почему ещё? — Это одно из условий, которые выдвинул ректор. Кроме этого ещё должна быть абсолютно закрытая униформа, молчание и обязательно маски, — пояснил Не Хуайсан. — А ещё должен присутствовать наблюдатель. — И это та причина, по которой я тоже не могу занять место горничной, — встрял Вэй Ин. — Потому что наблюдателем будет Лань Чжань. Если он увидит меня в платье, то это станет таким насилием над его бедным праведным мозгом, что после этого мне, как благородному человеку, останется лишь жениться на нем. Цзян Чэн вскинул брови. — Ну так женись. Свалишь к муженьку, совьёшь гейское гнездышко и оставишь меня в покое. Вэй Ин вздохнул с почти искренней грустью. — Ах, А-Чэн, нет повести печальнее на свете, чем повесть о резко консервативных родственниках, которые против нашей чистой любви! Так что скорее всего, это Лань Чжань свалит к нам. А учитывая, какие тонкие у нас в квартире стены... — Не продолжай, — Цзян Чэн поморщился. — Ладно, допустим, я ещё хочу нормально высыпаться по ночам, а Лань Ванцзи ещё хочет погулять холостяком-натуралом. В таком случае, почему бы господину Не самому не окунуться в незабываемую атмосферу своего детища? Господин Не беспомощно развёл руками. — Я администратор кафе. Что, если кому-то понадобится со мной поговорить? Я должен улаживать все вопросы, слушать жалобы, брать на себя ответственность в случае чего — я не смогу делать все это в платье! — Ты и в штанах это не то чтобы делаешь, — проворчал Цзян Чэн, скрестив руки на груди. Вэй Ин, почуяв, что лёд вот-вот тронется, решил ковать железо, пока оно есть. Он встал и приблизился к уху брата. — У тебя ведь скоро тоже день рождения, так? — промурлыкал он едва слышно. — Если ты поможешь Хуайсану, то я в твой день рождения сделаю все — аб-со-лют-но все, что пожелаешь. Цзян Чэн отпихнул от себя его голову. — Абсолютно все? — с сомнением уточнил он. Вэй Ин с дьявольской улыбкой кивнул. Взвесив все за и против, Цзян Чэн вздохнул. — Идёт. Где мне переодеться?***
Цзян Чэн материл Вэй Ина, себя и всю эту дурацкую затею на чем свет стоит. Приведя его в крохотную, огороженную занавесями комнатушку, Не Хуайсан испарился сразу после того, как всучил ему ворох чего-то фиолетового, пару простеньких балеток (где только достал такие лыжи на его-то мужскую лапу!), парик и простую белую маску с фиолетовой зигзагообразной линией, делящей ее пополам. Вэй Усянь поначалу вертелся вокруг, потом был вынужден срочно бежать отвлекать Лань Ванцзи, так некстати пришедшего, чтобы занять свой наблюдательский пост. В итоге Цзян Чэн остался один на один со всем этим богатством, но истинный масштаб трагедии осознал лишь когда начал раздеваться. Мать-ее-портупея! Поскольку со всеми ее застежками и потайными заклепками возился Вэй Ин, Цзян Чэн очень смутно представлял себе, что, как и куда девать. И сколько не бился, так и не смог расстегнуть что-либо кроме простых ремней на животе. Дозваться Вэй Ина тоже не получилось. Прорычав что-то невнятное, но эмоционально вполне очевидное, Цзян Чэн кое-как высвободил руки и, демонстрируя чудеса гибкости, смог стащить из-под ремней сорочку, безобразно смяв ее при этом. Снять саму пыточную конструкцию без угрозы вывихнуть шею и плечи возможности не представлялось, поэтому скрепя сердце, Цзян Чэн просунул руки обратно и снова закрепил ремни на животе. Он и до этого чувствовал себя во всем этом как лошадь под седлом, а теперь, когда ремни терлись о голую кожу, сходство с конской сбруей усиливалось. К счастью, внутренняя часть ремешков была очень мягкой и серьезных неудобств не доставляла. Цзян Чэн пожал плечами. Была горничная с одним «сюрпризом» — теперь будет с двумя, невелика беда. Кто увидит-то? Неизвестно, что изначально планировал факультет актерского мастерства, но после ректорских правок строже униформы этих горничных были только, пожалуй, монашеские рясы. Для Цзян Чэна это было очевидным плюсом: почти непристойно прозрачный белый кружевной лиф платья наглухо закрывала плотная фиолетовая накидка, пряча широкие плечи, свободные объемные рукава скрывали по-мужски мускулистые руки. Выступающий кадык был прикрыт широкой фиолетовой атласной лентой, повязанной на манер ошейника. Единственное неудобство доставляли чулки с чертовым поясом, но это было терпимо. Цзян Чэн надел короткий лохматый парик с готовым головным убором — чёрные блестящие волосы слегка вились и едва доставали до плеч — влез в туфли и нацепил маску. Выругавшись, оправил оборчатую юбку платья, которую умудрился нечаянно заправить в чулки, и, на ходу натягивая перчатки, размашистым шагом вышел из раздевалки, чувствуя себя как блядская мечта фетишиста. Слава богу, персоналу разговаривать с посетителями запрещалось, иначе рослая горничная, посылающая всех хриплым баритоном по известному адресу, произвела бы несомненный фурор. Цзян Чэн молча слушал заказы, молча приносил их, благо, маска позволяла строить какие угодно гримасы. — В ГуСу же куда ни плюнь, одни святоши-ботаники, откуда такой наплыв народу в вашу обитель разврата? — простонал он, распластываясь грудью по какой-то коробке в подсобке, когда выдалась минутка отдыха. Не Хуайсан пожал плечами и черкнул закорючку в какой-то ведомости. — Потому и наплыв, что одни ботаники, — философски заметил он. — Самые страшные монстры — те, которые всю жизнь сдерживаются. ...до закрытия оставалось чуть больше часа, и Цзян Чэн был готов считать минуты. Становилось душновато, ошейник давил, а тело под кружевами и ремнями взопрело и чесалось, также как и голова под париком. Соблюдать обет молчания тоже становилось все тяжелее. Цзян Чэн порой не мог удержать под маской зубовного скрежета, заставляя очередного идиота, спутавшего капучино с латте, недоуменно озираться в поисках источника странного звука. Лань Ванцзи куда-то исчез, Вэй Усянь, соответственно, тоже. Не Хуайсана след простыл ещё полтора часа назад, но и без присмотра дворецкие и горничные вымуштрованно, хоть и устало, носились безмолвными тенями между столиков. А потом пришёл он. Когда явился этот посетитель, даже разговоры в кафе затихли. Цзян Чэн отметил это краем сознания, засмотревшись и едва не выпустив из рук подготовленное меню. На госте было традиционное белоснежное ханьфу с голубым узором из плывущих облаков и длиннющими рукавами, на лбу сияла белизной такая же узорчатая лента, а длинные волосы были аккуратно собраны серебристой заколкой в пучок на затылке, оставлявший основную смолисто-чёрную массу свободно струиться по спине. Золотисто-карие глаза смотрели с невероятной теплотой, а с губ не сходила приятная полуулыбка. Небожитель, как есть небожитель. Цзян Чэн подал неземному созданию меню вверх тормашками и на негнущихся ногах удалился, не забыв поклониться и опрокинуть салфетницу, спасибо последней выжившей клетке мозга. Впрочем, его реакция примерно совпадала с реакцией доброй половины посетителей и персонала, так что ничего экстраординарного не случилось. Пять минут спустя он даже смог взять ручку в руку так, чтобы она не дрожала, как у пропитого алкоголика, и более-менее разборчиво записать заказ гостя. Новоприобретенное знание о том, как глубок и чист его голос, совершенно не делало жизнь Цзян Чэна легче, равно как и внимательный, даже слегка обеспокоенный взгляд «небожителя». Когда он шёл с записанным заказом, в котором значился латте со взбитыми сливками, на кухню, сбоку его выцепила какая-то посетительница с ярко-бирюзовыми косичками и в ведьминской шляпе. — Прошу прощения, я знаю, что говорить с вами нельзя, но... вы ведь обслуживаете вон тот столик? — Цзян Чэну не пришлось даже смотреть в ту сторону, чтобы знать, куда она указала. Он молча продолжил смотреть на неё, и девушка под его взглядом слегка стушевалась. — Вы... не могли бы передать тому мужчине записку от меня? Пожалуйста? — она протянула ему сложенную вдвое зеленую бумажку-стикер. Цзян Чэн смотрел на бумажку, словно та сожгла его родной дом и вырезала всю семью вместе с любимой собакой. Он им что, почтовая сова? Долбаный купидон в портупее с кинжалами? С другой стороны, скандалы и истерики ему не нужны, ни к чему привлекать к себе лишнее внимание. Беззвучно кроя матом себя, гостя, эту чёртову ведьму и Не Хуайсана с Вэй Ином (для профилактики) он взял стикер и поспешно ушёл на кухню, пока никто из коллег не заметил нарушения. Когда он вышел с подносом, на котором стояла одинокая кружка со слегка подтаявшей аппетитной сливочной горкой, за столиком гостя прибавилось народу. Цзян Чэн едва не зацепился юбкой за чей-то стул, когда разглядел в новоприбывших Лань Ванцзи и Вэй Ина. Тогда этот гость... неужели?.. — ...была потрясающая идея, Вэй Усянь! Было очень весело придумывать костюм! — поделился «небожитель» со смехом, как раз когда Цзян Чэн подошёл к столику. От этого тихого доброго смеха у Цзян Чэна так свело внутренности, что он едва не опрокинул поднос. От греха подальше поставив кружку перед гостем, он помедлил, прежде чем положить рядом с кружкой зеленую записку. У Вэй Усяня, естественно, знавшего, что это Цзян Чэн, глаза едва не выкатились из орбит. «Небожитель» — предположительно, Лань Сичэнь — изумленно приподнял брови, один Лань Ванцзи остался невозмутим, как всегда, лишь чуть дольше задержался взглядом на фигуре Цзян Чэна. Сам Цзян Чэн готов был лобызать ректору руки, вписавшие в число правил мейд-кафе обязательное ношение масок. Потому что освещать жизненный путь своей полыхающей физиономией он не собирался однозначно. — Кгхм... я... польщен, конечно... — несколько растерянно протянул «небожитель», затем, видимо пришёл в себя и улыбнулся слегка виновато. — Я люблю фиолетовый, но, к сожалению, это лишь второй мой любимый цвет после голубого. Повисла неловкая пауза, в течение которой Цзян Чэн отчаянно соображал, что вообще только что произошло и одновременно пытался игнорировать явно давящегося гоготом Вэй Ина. А потом его охватила злость, словно это его самого только что отшили, причём каким-то непонятным образом. Это был какой-то шифр? Потому что если шутка — то не смешная. Он резко подался вперёд, нос к носу с «небожителем», и припечатал ладонью злосчастную бумажку с такой силой, что лежавшая на столе ложечка подпрыгнула, жалобно звякнув. Затем, не обращая внимания на ошарашенный вид гостя, совершенно не женственно ткнул большим пальцем себе за спину, указывая на столик, за которым нервно поглядывала в их сторону ведьмочка, чтоб ее, заразу, перекосило. В фильмах к таким жестам обычно прикладывалось прокуренное «пойдём выйдем», но Цзян Чэн, скорее, оторвал бы себе руки, чем ударил это сошедшее с небес божество. Поэтому он выпрямил спину, деревянно поклонился и молча унесся прочь, успев уловить только всполошённое усяневское: «Ах, я пойду, поищу Цзян Чэна, куда же он запропастился?» Цзян Чэн действительно был бы не прочь куда-нибудь запропаститься, а не вот это все. Вэй Ин отловил его в подсобке, без маски, убито глядящего в горлышко бутылки с водой так, словно он мечтал в этой бутылке утопиться. Что в принципе было правдой. — А-Чэн, ты как? — осторожно поинтересовался брат, подходя ближе и усаживаясь рядом на пустой ящик. — Как будто меня попросили передать любовную записочку, потом приняли меня за того, кто эту записочку писал, отшили, и при этом я реально чувствую себя так, словно сам писал эту блядскую записку и меня отшили. Ну как-то так, — Цзян Чэн с мрачным удовлетворением развёл руками. Вэй Ин присвистнул. — Недурно. Вот только оставь на пару часов без присмотра, и ты уже вляпался в брата Лань Чжаня, мой глупый младший бро. — Вляпался я в последние полчаса, — закручивая крышку бутылки, рассеянно уточнил Цзян Чэн, не в силах даже спорить. Вэй Ин фыркнул. — Не суть, — он посерьезнел. — Ты ведь понимаешь, что он может оказаться не таким ангелом небесным, каким выглядит внешне? Не то чтобы я хорошо знал его, но люди в принципе без недостатков не бывают, а ваше общение вообще ограничилось тем, что ты принял у него заказ, а потом стал угрожать... — Вэй Ин перевёл дух и томно вытер несуществующий пот концом своей полосатой глазной повязки. — Господи, я чувствую себя Эльзой. Ты же не собираешься идти по стопам Анны и выходить за него замуж в первый день знакомства? Цзян Чэн стукнул его бутылкой по голове и устало потёр глаза затянутой в перчатку рукой. — Я вообще в платье горничной, знаешь ли. Такая тема для беседы, так и располагает узнать друг друга получше, — съехидничал он. Вэй Усянь облегченно выдохнул, поняв, что если брат язвит — значит, более-менее пришёл в себя. — Ах, А-Чэн, в этом и проблема! То есть, ее отсутствие, — он назидательно поднял палец, но убрал его, видно, прочитав в глазах Цзян Чэна явственное намерение его отгрызть. — В общем, повтори-ка мне его слова. Давай, не прибедняйся, я знаю, что ты запомнил. Цзян Чэн закатил глаза. — Он любит фиолетовый, но это второй его любимый цвет после голубого. И что это вообще было? Пароль? Заклинание от злых духов? Шутка? Вэй Ин засмеялся. — Это, братец, он тебе почти прямым текстом заявил, что гей. А теперь посмотри на себя. Платье. Сечёшь? У Цзян Чэна неэлегантно отвисла челюсть. — То есть... он на полном серьезе принял меня за девушку... и сказал, что он гей? — Ну как-то так, — Вэй Ин отнял у него бутылку и присосался к горлышку. — Уф... В общем, после закрытия переоденься и подкати к нему снова. Я буду держать Лань Чжаня, когда вы пойдёте под венец, обещаю! Не помня себя от счастья, Цзян Чэн снял перчатку и затолкал ее в болтливый усяневский рот, безуспешно пытаясь заткнуть его хохот.***
Кое-как доработав, после закрытия кафе Цзян Чэн ещё дождался, когда все остальные переоденутся и уйдут, и последним зашёл в раздевалку. Мысли его были заняты только предстоящим разговором с Лань Сичэнем. Как он вообще должен говорить о том, что случилось? «Хэй, помнишь ту дылду в фиолетовом платье, которая чуть не облила тебя кофе? Это был я, не хочешь сходить куда-нибудь вместе?» «Привет, это я был горничной в фиолетовом с зеленой запиской. Забудь про неё, она была не от меня, а от другой девушки. Ты гей, а я парень. Свободен этим вечером?» Цзян Чэн со стоном стянул парик и взлохматил свои коротко остриженные волосы. Он катастрофа. Просто катастрофа. На миг промелькнула мысль забить на все и просто продолжить быть угрюмым язвительным одиночкой. А потом в голове всплыла улыбка Лань Сичэня. Цзян Чэн вздохнул, скинул с плеч душную фиолетовую накидку и потянулся к застежкам платья, но не успел. За спиной что-то с грохотом обрушилось. Резко обернувшись, Цзян Чэн наткнулся на совершенно ошалелый взгляд Лань Сичэня, вслепую безуспешно пытающегося собрать рассыпавшиеся по полу коробки, которые он, видимо, неловко задел плечом. — Я... ты... — нежным, как у престарелой вороны, голосом прокаркал Цзян Чэн. — Что ты здесь забыл? И сам про себя поморщился от того, как грубо это прозвучало. Лань Сичэнь же, кажется, и ухом не повёл, отчего-то залившись густым румянцем. — Я только-только пришёл, клянусь! — торопливо заверил он, бросив попытки собрать коробки и выпрямившись. — Я только хотел найти ту девушку... в фиолетовом... извиниться... Он замолк, смущённо покосившись на юбку Цзян Чэна. Тот сам в ответ совершенно по-дурацки покраснел до корней волос и от отчаяния и безысходности рванул застежки на платье и поспешно сбросил его вниз, на пол. В следующий момент он осознал, что, собственно, сделал. А ещё через секунду вспомнил, что сюрприз под платьем, вообще-то, двойной. Блядская портупея! На Лань Сичэня было больно смотреть. У него залилась краской даже шея, резко контрастируя с белой легкой курткой — он уже успел где-то переодеться в обычную одежду. Он неотрывно смотрел на кожаные ремни, широко распахнув глаза. Цзян Чэн титаническим усилием задавил в себе вопль и лихорадочно потянулся за рюкзаком, в который они с Вэй Усянем для объема напихали рандомной одежды. Ухватив первую попавшуюся свободную футболку и джинсы, он уже собрался влезть в них как придётся, лишь бы быстрее, но его вдруг прервал неуверенный голос и следом — протянувшаяся к плечу рука. — П-позволь... я помогу расстегнуть, — Лань Сичэнь сглотнул, избегая смотреть в глаза, коснуться он так и не решился, замерев с вытянутой рукой. — Ну, ремни. У тебя там... п-п-покраснело. Он застенчиво и немного нервно улыбнулся, и от сердечного приступа Цзян Чэна спасла только чарующая перспектива отправиться в морг в трусах, бабских чулках с поясом и, мать ее, чертовой портупее. Он отрывисто кивнул, чувствуя, как закипает мозг. Лань Сичэнь, пряча смущенный взгляд, начал подрагивающими пальцами, но тем не менее ловко расстегивать коварные застежки, при этом стараясь не касаться обнаженной разгоряченной кожи. Ремешки, хоть и были мягкими изнутри, за несколько часов беготни и потения успели оставить красные полосы, пересекающие грудь и плечи. Когда Лань Сичэнь, напоследок звякнув цепью, высвободил его из этого извращенского капкана, Цзян Чэн не сдержал долгого облегчённого вздоха. — Спасибо, ты просто спаситель, черт возьми, — искренне поблагодарил он, растирая зудящие следы. Тот вздрогнул, неловко рассмеялся и деликатно, хоть и поздновато, отвернулся, давая Цзян Чэну возможность одеться. Кончики ушей у него краснели так, что едва не светились. — В общем, я хотел извиниться, — оправившись от первого шока, вновь начал Лань Сичэнь, когда Цзян Чэн, успевший переодеться как следует и натянуть поверх футболки просторную худи, как раз складывал в освободившийся рюкзак черт знает во что превратившийся зелёный костюм и злосчастную портупею. Атрибуты горничной он мстительно разбросал по всей подсобке. Пусть Хуайсан порадуется. Цзян Чэн застегнул рюкзак, закинул его на плечо и подхватил катану, готовый бежать хоть на край света. — За что? — осторожно поинтересовался он. — Кто и должен извиняться, так это я. Я тебе, можно сказать, угрожал. Лань Сичэнь удивлённо округлил глаза. — Вовсе нет! — горячо запротестовал он. — Это я изъяснился слишком туманно, от этого и вышло недоразумение. И вообще, я принял тебя за девушку! — Ну, вообще-то так и задумывалось изначально, — заметил Цзян Чэн. Лань Сичэнь, видимо, совсем успокоился, и смущение в его глазах уступило место почти детскому любопытству. — А можно?.. Цзян Чэн закатил глаза, чувствуя, что опять краснеет. — Долгая история. Оооочень долгая. Лань Сичэнь кашлянул в кулак и шагнул к нему ближе. — Я надеюсь, у нас будет много времени, — в ответ на недоуменный взгляд Цзян Чэна он протянул руку и лукаво улыбнулся. — Я гей, а ты — парень. Свободен сегодня вечером? Цзян Чэн сглотнул, утопая в тёплых медовых глазах. — Мне надо сделать один звонок, — сказал он севшим голосом. — И я буду свободен хоть всю жизнь.***
— ...Хэй, бро! Да? Да, я помню, обещал. Да, все что угодно. Да, на день рождения. А-Чэн, что... Что значит «поживи неделю у Хуайсана»?!? А-Чэн, это и моя квартира тоже, вообще-то! А-Чэн? А-Чэн?! Цзян Ваньинь!!! Не смей бросать труб...