What if the storm ends and I don't see you As you are now ever again? The perfect halo of gold hair and lightning Sets you off against the planet's last dance
Тара временами казалась Ронину слишком беспечной. Она могла часами разговаривать с цветами, будто бы всерьез интересуясь, насколько прочна его стена терпения. Королева улыбалась, гладила лепестки, весело щебеча и будто бы совсем не слушая, что ей говорят. С их первой встречи эта женщина ничуть не изменилась. Все так же подтрунивала над его серьезностью, смеялась, тыча пальцем в грудь. Лишь глаза, с тех времен, когда они были молодыми, в карих очах погасли огоньки юности, делающие ее просто Тарой. Иногда чересчур мудрой, порою слишком забывчивой. Но что-то в ней все равно делало ее той девчушкой, с восхищением смотрящей на мир. Восхищение пропало, осталось лишь осознание собственных обязанностей. Как много она потеряла, став их королевой? Лидер лифменов не знал и боялся предполагать. В тот последний день Тара вновь улыбалась. Смеялась над ним, печально взирая, будто предчувствуя скорую кончину. Этого не ожидал никто. Вот она шла, невесомо касаясь воды, и казалось, что кубышки сами подплывают к ней, образуя подобие дорожки. Вот подошла к множеству бутонов, по мнению самого Ронина, различающихся только размером. Вот взяла в ладони самый маленький, и он приветливо обвился своими стебельками вокруг ее руки. Именно в такие моменты она и напоминала истинную королеву. А после – гниль, мерзкими сгустками черного распускающаяся на их благоухающем лесе. Он не ошибся, предполагая, что Поганцы проводили разведку. Что же ответила ему она, когда Ронин рассказал ей о своих подозрениях? Рассмеялась прямо в лицо - это можно и так назвать. Заявила, что способна и сама себя защитить. Лидер лифменов мысленно содрогнулся, когда она посмотрела на него так же, как смотрела раньше. С печальной надеждой вперемешку с муками из-за того, что прошлого уже не вернешь. Начался шторм. Вполне обычный шторм, к которому они были готовы. Однако медленными мазками художника этот шторм превратился в настоящую бурю, пугающую всех зловещим рокотом. Ронин вцепился в Тару так сильно, как только мог. Он поклялся защищать ее, он должен был. Птица летела так быстро, как только могла, но это не остановило погоду. Природа будто бы была на стороне зла в тот момент. Когда с огромной высоты сорвался Дагда, лидер лифменов грешным делом подумал, что все обстоит иначе. Их перестали догонять. В тот же миг птица поднялась немного выше и шире раскрыла крылья. Ронин посмотрел вниз. Королева медленно падала, и лишь бутон мешал ей раскрыть руки подобно летунье. Глядела на него с печалью и будто бы даже сказала что-то. Лифмен боялся, что шторм закончится, а он ее не увидит. Боялся, что шторм закончится, а Тара будет уже не такой, как прежде. Боялся, что последние ноты грома проиграют на сцене этого леса. Господи, как же сильно он боялся увидеть королеву мертвой. Сверкнула еще одна молния, и ее шоколадные волосы на миг блеснули золотом во тьме умирающего леса.To think I might not see those eyes Makes it so hard not to cry And as we say our long goodbye I nearly do
Она казалась такой нереальной. Глядела сквозь него своими грустными глазами, с усилием растягивая губы в улыбке. Эта уродливая стрела забирала ее жизнь, отравляя. Наверняка можно было что-то сделать, наверняка! Ронин только и мог, что смотреть, как Тара делает свои последние вдохи и выдохи. «Такой серьезный...» Рвано прошептала, сделав над собой последнее усилие. Королева распалась на множество ярких пятнышек света, уносимых отголосками бури куда-то дальше, вверх. Если бы лифмен был все тем же влюбленным мальчишкой, что в молодости, каким его и видела Тара, он бы побежал. Царапая лицо и ноги об местную флору, до хрипоты напрягая голосовые связки, пугая лес своей невыносимой болью. Но он, увы, был уже лидером и не мог позволить себе такое поведение. Хотелось плакать от собственной беспомощности. Не уберег, не защитил, а клялся. Эти глаза и последний грустный взгляд, которым она его наградила в тот раз, преследовали его в самых страшных кошмарах. Чаще всего молча смотрела, будто бы с немым упреком взирая сверху вниз. Иногда начинала говорить то, что Ронин страшился услышать. Не смог, не смог, не смог, и вот он – результат. Он часто прокручивал в голове эту сцену, это их так и не прозвучавшее «Прощай». Они поняли, что хотели сказать в тот миг друг другу. Она потеряла все силы, чтобы вымолвить хоть слово, лифмен побоялся. Так и не сказал того, что чувствует, в самый последний раз.I don't quite know How to say How I feel Those three words Are said too much They're not enough
Ронин должен был сказать много раньше, но его временами стеснительный характер этого не позволял. Тара много смеялась над ним, и он побаивался, что она засмеется и в этот раз. И как всегда даже этих чертовых трех слов, так и не произнесенных ни одним из них, оказалось мало. Королева ждала от него чего-то большего, смотрела с невыносимой надеждой. Лидер лифменов промолчал, глазами провожая яркие огоньки, поднимающиеся к самому небу.Just for a minute the silver-forked sky Lifts you up like a star that I will follow But now it's found us like I have found you I don't wanna run, just overwhelm me
Немыслимыми стараниями крошечный бутон все же распустился. Сонливо раскрыл лепестки, выпуская наружу магию, которая могла поддержать жизнь в угасающем лесу. Лучик, состоящий из тысячи маленьких песчинок света, подлетел к маленькой девочке, что так мечтала быть похожей на королеву. Обернулся Тарой, той самой Тарой, по которой он соскучился. Бывшая королева расплылась в улыбке и попросила девочку позаботиться о них и на минуту отвлеклась на Ронина, ожидавшего самого худшего. Но она улыбалась, а значит, все было хорошо. Искрилась точечками света, выточившими ее профиль. Глядела столь радостно и счастливо, что губы сами... «Наконец-то улыбаешься». Довольно произнесла, будто бы в этом ее миссия и заключалась. Еще несколько мгновений глаза в глаза, а после бывшая королева обернулась, передавая свои силы новой. И мысленно лидер лифменов поклялся защищать эту девочку, столь отчаянно верившую в свою, казалось бы, несбыточную мечту. Не только потому, что это – его долг, но и из памяти к Таре, которая негласно его об этом попросила.