i wanna be yours

      - Нет, это невозможно, - выдыхаешь ты, наблюдая за жалкими попытками пылесоса забраться в угол гостиной. Туда, где пыль лежит с допотопных времен и пролежит еще столько же.       - Что именно?       - Да ты посмотри на него. Шлакоблок абсолютно бесполезен.       - У пылесоса уже и кличка появилась?       - Финнеас, ты в глаза долбишься? Какой пылесос? Это йоркширский терьер Шлакоблок, и пользы от него никакой. Как и от тебя.       На чуде техники действительно красуется уродливая бумажная собака, явно нарисованная от руки. Имя этому ужасу - Шлакоблок, и он целеустремленно пытается дотянуться до вековой пыли. Но куда его круглым бокам против идеально квадратного угла.       - Билли, ты лентяйка. Подними зад, вытри пыль и отвяжись от собаки.       - Сам вытри, - бубнишь ты, затягивая шнурки толстовки вокруг лица. Билли в домике, Билли пыль вытирать не будет.       Но я вытру. Всю пыль вокруг тебя.       Если ты попросишь меня сделать это. ***       - Ебучее ведро! - раздается твой ор. Лениво отрываю взгляд от ноутбука, который нагревает мою грудь уже минут 20. Глаза болят и требуют свой заслуженный отдых - очки для работы за компьютером оказались совершенно бесполезными. Ты проносишься мимо, разбрызгивая капли дождя с цепей на куртке, - ебучее-приебучее ведро!       - Последнее ведро в этом доме ты сожгла.       - И это сожгу! - клятвенно обещаешь ты, перехватывая по пути наушники. На ходу цепляешь их на шею, и продолжаешь изрыгать непристойности, - проклинаю день, когда купила этот гроб на колесах!       - Я говорил, что надо брать нормальную новую тачку Ф-класса, - я поучительно поднимаю указательный палец, за что получаю шлепок по этому самому пальцу.       - Если ты ты еще не в курсе, Форд Кортина лучше твоей бесполезной рыжей головы в три раза. А то и в четыре, - ты фурией вылетаешь из дома прямиком под дождь. И пока в гараже моя огненно-красная Тесла готова умчать тебя в любую точку мира, ты будешь продолжать сражаться с ржавой ретро-колымагой, о который мечтала с тринадцати лет.       Черт, если бы я был твоим Фордом Кортина, я бы никогда не заржавел.       Я бы никогда так с тобой не поступил. ***       - Великолепный напиток, - ты вдуваешь воздух в трубочку, чтобы из несчастного стакана вырвались звуки желудка кита.       - А по лицу так и не скажешь, - замечаю я, отпивая из своего стакана. Двойная порция айриш крима оседает на кончике языка. Айриш-Айлиш. Отпустил бы шутейку на тему, да тут же окажусь забрызганным твоими категоричными слюнями. Билли, 17 лет; не любит клише и сомнительный юмор.       Ты мечтательно закатываешь глаза.       - А ты представь, если бы он был горячим...       - Горячий фраппучино? Ты кукухой поехала?       - Горячий всегда лучше.       - Но ты же сама взяла ледяной.       - Была тупая.       Сказала самая умная девчонка на свете. Думаю об этом, но вслух вырывается:       - Тебе горячий сварить?       Думаешь с секунду, киваешь.       - Чтобы кипяток. Буду пить одновременно с этой ледяной жижей.       - И?       - И умру счастливой от тахикардии.       Пока ты любишь пить горячий как ад кофе, позволь мне быть твоим кофейником.       Или кофемашиной, если захочешь большего. ***       - Финн, детка. Умоляю, как приедешь, разберись с электричеством, - мама выглядит обеспокоенной, отрезая еще кусочек от пирога и подкладывая его мне на тарелку. Игнорирую пирог, как и возгласы на тему «отощал».       - Что там у нее с электричеством? Решила отказаться от него в пользу защиты планеты от глобального потепления?       - Да если бы. Живет, как сыч на болоте. Говорит счетчик каратнуло. Предлагала отца в помощь, она ни в какую. Сказала «не надо мне дом до фундамента разносить, мне Финнеаса по за глаза хватает», - мама всплеснула руками, - что прикажешь с ней делать?       - Принять. Любить. Сдать в детский дом. ***       - Если ты решила расхерачить наше репетиционное жилище, а потом затребовать компенсацию по страховке, то это так не работает, - кричу я внутрь дома и замираю на пороге. В лицо ударяет ледяной воздух. В доме царит совершенно нетипичная для тебя тишина; на пару с уже знакомой темнотой. Не сдаюсь и снова кричу вглубь дома:       - Мать, ты решила меня отправить в дальнее пешее по стопам Джека из «Титаника»? Что с отоплением?       Из-за лестницы на антресоль раздается мычание. Следую за голосом и нахожу тебя, стоящую на табуретке с отверткой в зубах. Пальцем тыкаешь в щиток с электричеством.       - Эта двянь не ваботает, - шмыгаешь красным носом, - и отопление тове.       - Так, - вытаскиваю из твоего рта обслюнявленную отвертку. Вытираю ее о твою же толстовку, - адекватные люди рандомно отвертки в провода не пихают, крейзи. Это раз. А два - иди мой свитер надень, я разберусь.       Не найдя в своем холодном тельце сил на споры, ты спрыгиваешь с табуретки и исчезаешь в комнате. Вот так и оставляй тебя одну в этом пустом необжитом доме.       Так может давай я буду твоим электрическим счетчиком? И обогревателем, который согреет тебя, когда ты снова решишь красиво умереть от переохлаждения.       И я буду чем угодно - электричеством или обогревателем. Чем попросишь.       Даже если для этого мне придется быть с тобой каждую ночь. ***       - Налысо, - в дверном проеме появляется твоя довольная морда. Ты держишь в руке жужжащую машинку, а мое сердце ожидаемо пропускает удар.       - Не смей нахрен, - в один прыжок подлетаю к тебе и вырываю машинку, - совсем головушка уехала?       - Ой да брось, зануда, - ноешь ты, бросая придирчивый взгляд в зеркало, - это ж кошмар форменный.       - Ты про свою тягу к ебанутым прическам?       - Они. Не. Укладываются, - поднимаешь в воздух две непослушные пряди, - я как Мик Джаггер в худшие годы.       - У Мика Джаггера не было худших годов.       - Есть, они перед тобой, - ты продолжаешь тянуться за машинкой, которую я поднял в воздух. Давай-давай, вырасти сначала сантиметров на пятнадцать.       - Не тупи, Биллс, у тебя роскошная шевелюра, нечего там укладывать. Сядь, - толкаю тебя на пол возле зеркала.       Падаешь на ковер и хмуро вдупляешь на себя в зеркало. Рот кривится во внеочередном приступе синдрома Туретта, но ты достойно сдерживаешь рефлекторный вскрик. Опускаюсь на колени позади тебя, вооружившись лосьоном для волос и расческой.       Глажу-трогаю-вычесываю твое гнездо. Дурацкие, такие дурацкие черно-зеленые пакли, что путаются в узелки под пальцами. Что пахнут детством и моим нагло эксплуатируемым шампунем.       - Ты вообще расчесываешься?       - А ты вообще моешься?       На корнях волос из-под неоново-зеленой краски проглядывают твои золотистые пряди. Из-под кумира миллиона подростков Билли Айлиш проглядывает моя Билли, которая в один прекрасный день-таки решится и побреется наголо.       И все равно будет самой красивой.       - Ну и что ты сделал? Еще хуже стало, - резонно замечаешь ты, проводя рукой по волнам волос, - я кудрявая как черт.       - Так лучше. Не маскируй особенности, выделяй их.       - Спасибо, стилист ебучий, - со смехом набрасываешься на меня и прижимаешь к ковру.       Пожалуйста, милая, позволь мне быть твоим лосьоном для волос. Лосьоном, что фиксирует волосы с безоговорочной прочностью.       Безоговорочной. ***       Хриплый смех раздается по всему тур-автобусу, разрезая ночную тишину. Водитель учтиво игнорирует все звуки, чем обеспечивает себе жирненькие чаевые с тремя нулями на конце. Как и вся команда, что понимающе отводит глаза от этих запретных развлечений звездных брата и сестры О’Коннеллов. Слухи ползут от «этот псих влюблен в свою сестру» до «они трахаются с двенадцати лет». Ты в слухи не веришь и хохочешь на своем кресле, хватаясь за живот.       - Нет, ну ты прикинь, напрочь забыла чертовы слова! Стою, смотрю на толпу, а в голове слова из песни “My Chemical Romance»! Я даже не помню из какой!       Ты ржешь, пока перебираешься из своего кресла на мое; усаживаешься всем весом на мои ноги. Не глядя тыкаешь пальцами мне по экрану смартфона.       - Билли, убери ручонки, - ворчу, как старый дед, пытаясь спасти месседжер от атаки. Ты только сильнее распаляешься.       - Передай. Своей. Клаудии. Чтобы. Нахер. Катилась, - продолжаешь тыкать на мой экран. Блокирую его от греха подальше и не глядя откидываю на пол.       - Ты невыносимая.       - Отправь ей нюдес. Мой!       Снова ржешь, пока твои неугомонные руки пытаются то ли придушить меня, то ли без волос оставить. От тебя пахнет зеленым, как волосы - наверняка перехватила косяк у технарей под сценой. Сгребаю в кулак твои волосы и поднимаю над головой, заглядывая в мутные глаза цвета океана. Глаза, которые не заставляют плакать только мертвого.       Говорят, у рыжих нет души; но ведь не сердца же.       - Биллс, в один день я уйду, и что ты делать будешь?       Ты мотаешь головой, смех становится мягче; взгляд граничит между эктазом и психозом. Мотаешь сильнее, уродливые черные волосы сыпятся из моей руки на хорошенькие щеки в веснушках.       - Куда уйдешь, Фин-не-ас? - ты обхватываешь пальцами мое лицо, царапаешь длинными пластиковыми ногтями челюсть. Смотришь в самую душу, даже куда-то глубже. Глубже, чем Пацифический-Чертов-Океан, что на фоне твоих ебучих глаз - грязная лужа.       - Обязательно уйду, - обещаю я, когда ты склоняешь голову в молчаливом ожидании ответа. И мне так хочется чтобы ты в эту ложь поверила и бросила меня одного, наедине с этими никому не упавшими недо-чувствами. С этой недо-зависимостью. Но ты не уходишь - только ноги поджимаешь сильнее в коленях, наклоняясь ко мне - ни дать ни взять воробей на насесте.       - Ты врешь, - хитро щуришь почти невидящие в темноте глаза. Кладешь ладошки мне на грудь, в самый центр солнечного сплетения, и замолкаешь. Вслушиваешься, продолжая молча буравить мой свитшот взглядом.       - Ты ждешь, что из меня Чужой вылезет?       - Просто скажи еще раз, что ты сможешь уйти, - голос оставляет тебя на двенадцатом городе тура, срываясь на сексуальный - какой кошмар - шепот. Ты словно слышишь все запретное из моей черепной коробки и повторяешь, - сов-ри, долбанный Финнеас. Я, - киваешь на свои руки, что нащупали предательскую линию сердцебиения, - и так все слышу. Но ты соври, соври обязательно. Терпеть не могу недомолвки.       - Уйду, - повторяю я, а ты довольно улыбаешься, почувствовав ответ под ладонями.       - Это неправда, моя странная зависимость.       - Если я не буду врать, то тебе придется смирится, что я просто хочу быть твоим.       Задумчиво скользишь по моей отросшей щетине подушечками пальцев. Спина чуть выгибается назад, чтобы я мог увидеть, как в глазах-океанах проносятся огни автострады, а уголок губ дергается в новом приступе синдрома.       Сминаю твои губы своими за секунду до очередного неконтролируемого звука - и еще раз убеждаюсь в том, что абсолютно точно хочу быть твоим.