говорящие голубянки

day6 — stop talking

ёнхён подставляет лицо под холодный ветер и прикрывает глаза, чувствуя, как волосы отросшие развиваются; путаются. он уже давно за потоком мыслей младшего следить перестал, думая о чём-то своём. в груди отчаянно трепещут бабочки, пытаясь вырваться; рёбра сломать; порвать кожу, что словно тонкая и натянутая на кости. кан не позволяет снова. терпит. он надувает пузырь ярко-розовой жвачки. доун просит дать и ему тоже; старший соглашается. сразу две выдавливает на ладонь из смятой пачки, а потом засовывает обратно в карман протертых джинс. а юн всё продолжает; говорит, говорит, говорит. ёнхён бессовестно не слушает. неотрывно наблюдает за медовым небом; текущими ватными облаками; огоньками окон в чёрных новостройках. юноша хмыкает. — ты слушаешь? - говорит возмущённо и смешно хмурит брови. — да, прости... мысли всякие в голову лезут, - смеётся в своей голове. как же глупо. доун замолкает и в шелестящей тишине старший слышит, как тот жуёт жвачку. растягивает губы в излюбленной полуулыбке, зарываясь в волосы рукой; оттягивает и жмурится. заходящее солнце плавно заплывает за многочисленные здания и прячется. ёнхён их все пытается сосчитать. `один, два, три...` младший болтает ногами; с опаской глядит на полупустую проезжую часть и всё ещё хочет обратно домой. в тёплый пусан; под лучи яркого солнца; к пенному морю. — как думаешь, меня кто-нибудь любит? - вдруг начинает доун и, словно рефлекторно, барабанит указательными пальцами по острым коленкам, смотря на темнеющее небо, — ну, типа, по-настоящему, как в фильмах что ли. ёнхён молчит. в голове вдруг становится стерильно, словно вакуум; звенит неприятно. он кусает нижнюю губу до припухлости. — наверное. каждого из нас кто-то любит. но не факт, что он смелый и может рассказать об этом. иногда люди держат чувства в себе, боясь быть отвергнутыми. юн кивает коротко. он пытается надуть пузырь, но тот лопается сразу же. вздыхает разочарованно и тянется руками к небу, ощущая на вспотевших ладошках вечернюю прохладу и порывы отчаявшегося ветра. в какой-то степени он его понимает. возможно. — а ты? - брюнет улыбается на озадаченный взгляд друга и продолжает, — любишь кого-нибудь? бабочки затихают, чтобы потом — с новой силой истошно замахать хрустальными крыльями и ёнхён молится, чтобы они прекратили. `прошу, прошу, прошу. хватит` — как мантру повторяет, оставляя это шёпотом на искусанных губах. доун, слава богу, ничего не слышит и непонятно откуда взявшейся взволнованности не замечает. младший зависает и тупит взгляд о цепочку на джинсах, что спадает на руку и холодящим металлом мажет противно по нежной коже. — ну... - мнётся точно, словно засмущавшаяся школьница, — немного? бабочки болезненно бьют о грудную клетку. рьяно рвутся на свободу. к темнеющему сеулу; холодному воздуху; ночной тишине. к несказанным словам и когда-то утопленным в слезах чувствам. ёнхён набирает в лёгкие воздуха побольше и кашляет, словно простудившись. внутри он рвёт отчаянно алмазные крылышки голубянок сам. больно. ёнхён на это не отвечает. а доун всё говорит, говорит, говорит.