Грязные души.

Аластор серьёзно думает, что в зачатии принцессы сыграли роль сохранившиеся остатки ангельской сущности Люцифера. За годы в аду, он повидал разного рода ненормальных, но Шарлотта Магне среди них просто чемпионка. Но если те, хоть и были на зубок Радио-демону, они всё же представляли какую-никакую опасность. Чарли же, несмотря на гены могущественных властителей загробного мира, не представляла совершенно никакой угрозы. Она даже старалась остерегаться подобных неприятных ситуаций – исключением был Аластор, и то это была вынужденная мера. Разумеется, она знала, какую опасность он представляет. Но навряд ли она ожидала когда-нибудь удара в спину от вынужденного товарища. А Аластор мог, даже больше – он не раз задумывался над тем, как более быстрым путём подобраться к Сатане, нежели через этот непутёвый, глупый отель. И каким бы более изобретательным и изощрённым этот путь сделать. Но он каждый раз откидывал эту затею, ведь он так давно не веселился по-настоящему! Лёгкие пути ищут лишь дураки и неудачники, а Аластор не относился ни к тем, ни к другим. К тому же, так будет совсем не интересно. А в его нынешнем проекте, помимо аномальной-феноменальной Чарли, были ещё интересные кадры, или же точнее клоуны. Мужененавистница и шлюшонок. Так окрестил эту парочку Аластор, очередной раз грызущуюся, точно гиены, друг на друга на диванчике в холле. Его вечная улыбка от уха до уха приобрела недобрый, похабный оттенок, и Вэгги, как и ожидалось, озирается на него зверем, почуявшим приближение надвигающейся опасности, совершенно забыв про до сих пор что-то предъявляющего ей Энджела, который, увидев, что та более не обращает на него внимание, проследил за взглядом её вытаращившегося кислотно-жёлтого глаза. Завидев причину оцепенения демонессы в улыбке Аластора, паук сам расплывается в похотливой гримасе и многозначно проводит длинным языком по верхней губе, оставляя блестящий след. Аластор хмыкает – вот же кретин – но взгляда не отводит. Вэгги была открытой мужененавистницей и неприязнь свою не особо-то скрывала, что было довольно весомым резонансом в глобальном плане лучшей подружки Чарли об искуплении всех грехов, цепями удерживающих души грешников, перенаселяющих ад. «Быть может прелестной принцессе стоило начать со своей подружки, а не со всего демонического населения?» – и демон не может не рассмеяться от собственных мыслей, в реальности заставив, мягко говоря, здорово ужаснуться наблюдающих за ним Энджела и Вэгги. Кто же тогда поможет милой, нежной дочке Сатаны? Как же она будет одна, если даже родители считают план своей дочери ни чем иным, как глупостью пубертатного периода, который со временем – так они наверное думали, надеялись по крайней мере – выветрится из светлой головы единственной наследницы. – Да хватит лыбиться на нас, Гвинплейн* хуев! – Вэгги, в конце концов не выдержав, закипела как перегретый чайник, Энджел даже отодвинулся от неё в сторону, опасаясь попасть под горячую руку. – Сама-то визжишь как от недотраха, – пауку надоело скрывать тяжёлую усталость от уже успевших осточертеть ему частых истерик новой соседки. – Красные дни что-ль? Девушка метнула молнию из глаза на удивительно спокойного Энджела. Былой запал бесить её уже прошёл. – Может, он и не на тебя вовсе смотрит, а на меня. Эй, Клубничка, неужели всё же передумал насчёт моего предложения? Прежде чем Аластор что-либо ответил, Энджел кошкой изогнулся, вздёрнув вверх соблазнительную грудь с белоснежным мехом и закинув ногу на ногу, не забыв отразить в глазах взгляд истинного, изголодавшегося хищника. Обычно подобного зрелища хватало, чтобы будущие обладатели титула «папочка», заливая себя слюной, машинально тянулись за кошельками. – Нет, спасибо, не передумал. Все планы паука о грядущем ночном веселье рухнули карточным домиком. – Чудной ты какой-то. Ёбнутый, вернее сказать, – Даст откровенно придирчиво и даже скорее осуждающе сложил одну пару рук на груди. – Кто от такого откажется? Или у тебя с этим... – разноцветные зрачки игриво указали чуть ниже пояса Радио-демона, – какие-то проблемы? – Твоё счастье, придурок, – Вэгги, кажется, немного успокоилась. Самую малость. – Трахаться с психами опасно, заразиться можно. Прежде Аластору ещё не приходилось слышать подобные умозаключения. – Интересно-интересно, дорогуша. Разве в аду бывали личности, подходящие под старое понимание слова «нормально»? Или у тебя оно имеет какое-то собственное значение? – Да, и оно не может быть не связано с нашей дорогой принцесской! Энджел имел неосторожность забыть, что упоминание Чарли в плохом свете – табу и верная гибель. Да ещё и засмеяться во всё своё широченное горло. – Если так порассудить, то ёбнутой тут можно назвать только её..! Удар маленького, почти детского кулачка можно было сопоставить с ударом кувалды. Энджел слетел с дивана, даже прокатившись по полу. Вэгги угрожающе встала в боевую позу, гневно раздувая ноздри, пыхтя, готовая вот-вот воспламениться от злости и испепелить весь дорогой отель. – Идите к чёрту, ёбнутые пидоры. Она громогласно хлопнула входной дверью, что витражные окна оглушительно задребезжали чуть не осыпавшись из рамы осколками. – Психопатка, – и Энджел сам поспешил удалиться в свой номер, не забыв предварительно ещё одну попытку подкатить к Хаску. Аластор же остался на своём месте, проматывая у себя в голове произошедшую сцену, растягивая уголки губ чуть ли не на самый затылок, пока его увлекательнейшее веселье наедине с самим собой не прервала воротившаяся Чарли. И реакцию её на его рассказ, куда исчезли Вэгги с Энджелом, он предвидел ещё раньше. На белом лице, всегда дарящем несвойственную аду нежную улыбку и радость, теперь только грусть и серая тень уныния. – Не вешать носа! – Аластор хлопнул её по плечу, а второй свободной рукой – а руки у него были большие – двумя пальцами растянул уголки губ блондинки в стороны, образуя улыбку. – Как ответственное лицо, ты никогда не должна показывать свою подавленность! Улыбка – твоя решимость, дорогуша! Без неё с тобой не будут считаться! И хоть с Чарли и так никто не считался, а Аластор был не самым приятным образцом улыбки и соответствовал своим словам весьма извращённым и тёмным прошлым – на принцессу они подействовали с положительным эффектом. Она немного стеснительно улыбается – уже самостоятельно. – С-спасибо, – она, уже самостоятельно улыбаясь, разминала щёки ладонями. Не очень приятно. – Я поговорю с Вэгги. Она просто не может привыкнуть... ну... Отвод глаз в сторону сам за себя говорил, что слова даются Чарли с трудом, видимо, из-за не самого приятного содержания. –... К мужчинам... – наконец заканчивает она, бросив короткий взгляд на Аластора и снова отводит его в сторону. – В-видишь ли, просто она... Э-хе-хе-хе... – она неловко рассмеялась, ещё сильнее замявшись. – Она... – Бывшая «дама для утех»? Принцесса уморительно поперхнулась воздухом. – Н-но как ты..? – Неважно! – обрывает Аластор. – Не стоит брать во внимание тот факт, что она твой лучший друг. Она, прежде всего, твой заместитель и её поведение противоречит нормам этого отеля. Какой пример она подаёт? Демонесса хотела что-то ответить, но слова предательски застряли в горле. – Ну не переживай, – большая ладонь обманчиво мягко упокоилась на плече Чарли. – Уверен, Вэгги ещё можно перевоспитать. Принцесса натянуто улыбнулась и неохотно кивнула. Заинтересованность одного из самых опасных демонов преисподней её подругой заставила напрячься. Это был не очень добрый знак, даже если Аластор и был её главным партнёром и спонсором, это не отменяло того, что он псих и чёртов маньяк. Но отказаться от его помощи она тоже не могла. Только вот подробности будущего перевоспитания Радио-демон решил умолчать. Для сердобольной принцессы верным решением будет применить принцип счастья в неведении. Прежде чем начать решать проблему, нужно досконально её изучить. Людской мир не сильно-то и отличается от ада. Меняется мода, меняются нравы, но грязь будет царствовать там всегда. В людях. Люди – твари по своей природе, Аластору с юных лет хорошо известна истинная натура человеческой души. Если однажды взбредёт в голову мысль покромсать их, как вонючих, надоедливо визжащих свиней – это будет не так-то просто, как покажется на первый взгляд. К сожалению, свою любимую натуру легко выдасть. Поэтому, чтобы ближе подобраться к будущей жертве, придётся не пожалеть сил порыться в человеческой психологии, изучить натуру, кровью которой собираешься обагрить и согреть руки. Вэгги казалась Аластору экземпляром интереснее, чем Энджел. Если демонесса поддержала Чарли в её откровенно бредовом плане – это говорило о наличии в ней сохранившихся людских нравов, что, в свою очередь, приводило к выводу, что она стала не иначе как жертвой обстоятельств и безвыходного положения. Её мизандрия явно берёт свои корни из детства, где привычной картиной был безработный тиран-отец на диване с банкой пива, требующий от матери, если таковая конечно имелась, всё для удовлетворения своих потребностей. Прибавить ещё к этому непонимание и издевательства сверстников и получается привычная запуганная, ожесточившаяся душа. Аластор не может не улыбаться от одного вида, предоставленного ему воображением, изменившего бойкую и грозную Вэгги на низкорослую девчонку, бредущую в своё убогое пристанище под насмешки преследующих её одноклассников, не стесняющихся покрывать её не самыми приличными ярлыками. Наверняка дома было есть нечего, а частые срывы привели к дурной репутации безответственной оторвы, проваленной учёбе, подпортившейся психике, потери какой-никакой работы. И в финале всего этого отчаянное уничтожение себя шагом на стезю продажной блудницы. Как хрупки человеческие души – гордыня социопата тешила Аластора, от одного только воображения он ощутил возбуждающую до мурашек дрожь в теле и оседающий на языке терпкий вкус чужого горя. Именно этим подобные грешники и интересны, а всякие, подобные убийцам или Энджелу, почти все как под копирку – да и сам он не отличился – при жизни были тварями, как твари и сдохли. И тварями возродились в заслуженном для тварей месте. Однако, Энджел тоже на самом деле был слаб, так же слаб как Вэгги. Они оба познали человеческую грязь, только Вэгги она подавила, а Энджел ею подавился. Прогиб под систему его не спас, как и её не спасла стойкость. Именно этим она и интересна. Играть с ней будет интересней. Какого-либо существенного вреда он не собирался причинять – опасно для хлипко налаженного сотрудничества и самому себе палки в колёса. Не так страшная грубая сила, как страшна сила языка. Он же не будет никому вредить. Как ни крути, он сотрудник. И он обязан внести свою лепту. Это им на пользу, ещё спасибо скажут. Всё началось с простого предложения Чарли прогуляться в его студию в своём городе*. Естественно это не могло остаться без внимания вездесущей Вэгги. И, казалось, она почти уговорила принцессу отказаться от неожиданного предложения, как Аластор просто возник из воздуха своим излюбленным пугающим способом и с энтузиазмом поинтересовался: – Ну что, ты готова?! Разве могла она отказать? Вэгги попыталась вырвать подругу из его «грязных лап», но они испарились прежде, чем её рука дотянулась до Чарли. Весь оставшийся день постояльцы шатались от почти полыхающей демонессы, рвущей и метущей всё на своём пути. Особенно досталось Энджелу, который в самый подходящий момент предложил ей засунуть мороженное в «свой пылающий тако», подразумевая безопасность Чарли и напрасное бешенство Вэгги. Не вразумившись аргументами паука, которому благополучно сломала пару лап, Вэгги просидела как на иголках до самой полуночи, когда на вечно кровавое небо преисподни лёг ночной мрак, и только тогда, наконец, возвратилась Чарли – слава её отцу! – целой и невредимой, и даже бодрой и весёлой. И не менее весёлый за ней стоял зловещей тенью язвительно скалящийся Аластор, убравшийся прочь, как только Вэгги схватилась за копьё. Как и предполагал Радио-демон, на следующий день от её былой неудержимой ярости осталась только глубокая морщина меж бровей. Видимо, восторженные рассказы Чарли о поразившей её студии, системе работы и немного пугающих, но всё же забавных вуду-приспешников относительно сменили гнев Вэгги на милость. Как бы Чарли не утешала и не убеждала подругу, что Аластор всё же часть их команды, та неизменно прожигала без страха его вечно ухмыляющееся лицо взглядом волка. И, подобно этому зверю, чуяла разящую от него за километр опасность. Она ещё не осознавала, что это лишь начало его веселья. В последующем Аластор с недоступным ему уже давно сочувствием лицезрел Энджела с сияющим синяком под глазом и переломанной парой рук, жалующегося, что целый день не сможет принимать клиентов, пока демоническая регенерация не уберёт повреждения прочь. А всё из-за полоумной психопатки, для которой паук становился грушей для битья после каждого ухода Чарли вместе с Аластором, у которого как на конвейере выходили всё новые и новые идеи для совместных походов с принцессой ада. Но нельзя сказать, что вины Энджела тут не было: научись он хоть немного сдерживать свой умелый длинный язык – не пострадал бы. Вэгги же просто очень сильно волновалась за подругу – шестым чувством ощущала, что в действиях Аластора есть подвох и делает он это всё не из доброты душевной. Этот подвох она искала с завидным упрямством и даже какой-то паранойей, только не дано ей было знать, что цель Радио-демона вовсе не Чарли, а она сама. Казалось бы, зачем ему ходить в галерею истории Сатаны, или в музей проклятых реликвий вместе с Чарли? Да, принцесса ада, как наследница престола, была прекрасным гидом, но это был полный бред, считать, что Аластор ничего из этого не знает – как один из могущественнейших демонов, он уже должен был изучить в аду всё вдоль и поперёк. Нельзя было отрицать и вероятность, что всё это лишь маркетинговый ход и ни что иное как хитрая реклама для привлечения грешников в отель, но Вэгги была непреклонна и гнула свою линию до победного. Пиком стала их встреча с Аластором в холле. Они были одни, видимо Энджел всё же сумел утащить Хаска насильно к себе, а Ниффти прибиралась в номерах, Чарли, наверное, была у себя в кабинете. Радио-демон вальяжно подпирал приёмную стойку и мурча себе под нос какую-то мелодию двадцатых годов. Весь его вид внушал о полном спокойствии и расслабленности, демон как никогда был очень доволен. – О, Вэгги, здравствуй! – ликующе сказал Аластор, не глядя на девушку, которая, с трудом пересиливая себя, собиралась пройти мимо вечно скалящегося ублюдка. Со взглядом вселенского страдальца, демонесса обращает свой единственный глаз в сторону Аластора. У того в руке из красной дымки образовалось небольшое зеркальце, в которое он внимательно вглядывался, причёсывая гребнем красную чёлку. – Чего тебе? – сквозь зубы сказала она. – Чарли просила передать тебе, что она сегодня отлучится, не могла бы ты проверить оставшиеся досье новоприбывших постояльцев? – и, как ни в чём не бывало, он продолжил рассматривать своё отражение. – Отлучится? – зеркало повернулось чуть в сторону и в нём отразилось недоброе лицо демонессы. – Куда отлучится? Аластор поправил монокль, стараясь этим простым действием скрыть горящее изнутри ликование. – Оу, разве тебе не известно? Сегодня в порт Стикс* приплывает Летучий Голландец*! Я заранее забронировал билет, но мне не с кем было пойти... Тяжёлый цокот каблуков за спиной эхом отдавал по всему отелю. –... Хаску, к сожалению, это не интересно. Я мог бы пригласить Ниффти, но у неё слишком много работы, ведь ты не слишком-то хорошо убираешься, дорогуша. С Энджелом совершенно другая ситуация, о которой я, пожалуй, умолчу. Из всего этого получается, что самым прекрасным кандидатом для предотвращения моей скуки и одиночества стала Чарли! Копьё пробивает зеркало насквозь и врезается остриём в колонну, несчастный некогда красивый овал теперь болтается на нём, осколки летят разные стороны. Аластор с немым изумлением наблюдал за раскачиванием уничтожившегося зеркала и его губы растянулись в чеширской улыбке. Шоу начинается. – Ты ублюдок!!! Маленькие руки вцепились в накрахмаленный воротник и с невероятной для них силой прибили мужчину к стене, та скрипнула и на них сверху осыпалась окрошка с побелкой. Но даже сильный удар об стену не убрал с лица Аластора широкий глумливый оскал. Не увенчалась успехом и попытка удара кулаком – серое лицо словно было из камня. – Оставь. Чарли. В. Покое! – членораздельно прорычала она ему в лицо, не беря во внимание, что стоит практически на носках, даже с притянутым к себе его лицом. – Не понимаю, – усилившиеся помехи в его голосе должны были насторожить Вэгги, но сейчас она полностью поглощена гневом. – Разве это плохо, что я выполняю свои обязанности спонсора и налаживаю отношения со своим клиентом? – Ничего, если бы ты не был ебанутым психопатом, ловящим кайф от хаоса и страданий других, – она шипела точно змея и будь её воля, плюнула бы в него ядом. – А может быть я просто хочу раньше всех освободиться из ада? До нынешней секунды никто не знал, что Аластор мог состроить столь по-детски наивное и умилительное лицо – даже голову чуть в бок склонил, надув тонкие, растянутые от вечных улыбок губы. – Не держи меня за дуру, урод. Ад – это рай для тебя. Ты с самого начала видел в отеле просто развлечение, а в нас – клоунов. Единственный глаз демонессы налился кровью и обратиться Аластору в пепел, если бы она умела сжигать взглядом. – Но я не позволю тебе насмехаться над Чарли и использовать её в своих корыстных целях, ублюдский Челси*! И мир залился помехами профилактики, когда огромная рука Аластора сжалась на тонкой серой шее, загнув крюками железные паучьи пальцы. Руки Вэгги машинально разжались – сила будто растаяла под медвежьей хваткой и нарастающим изнутри страхом – и она повисла словно тряпичная кукла. – Дорогуша, я ценю твоё рвение помочь... Его голос едва ли был различим из-за громового шипения помех и примерзкого скрипа, как от соскользнувшей с пластинки иглы. – Но твоя помощь н е п о м о г а е т... Аластора распирает изнутри от безумства власти и забавы, помехи взрываются в клубке буйства слепящих красок и оглушительного шума, Радио-демон смеётся и его смех крошит теряющий сознание мозг Вэгги, сверля его циркулярной пилой, разрывая и лопая артерии. Кажется, демонесса немного приходит в себя, когда хватка расслабляется и она летит куда-то вниз со своим сознанием, но болезненный удар об пол привёл её в чувство и она закашлялась, глотая вздохи и даваясь ими же. Аластор поднимает её лицо за подбородок и она едва может разглядеть его из-за влаги в единственном глазу и нехватки кислорода, из-за этого же у неё не хватает сил дышать, не то что двигаться – иначе умереть Аластору ещё пару сотен раз. – Возможно, твоя обида за использование самой себя как вещь до сих пор жрёт тебя изнутри, дорогуша, – она едва слышит его из-за оглушительного звона в ушах. – Где доказательства, что ты сама не используешь святую наивность Чарли, дабы поскорее убраться из этого места, м? Его поганая улыбка приобретает какую-то фальшивую снисходительность и отвратительную жалость. Вэгги тошнит от её приторности, и ей бы очень сейчас хотелось блевануть прямо на него, но видимо Аластор обладал телепатией – хватка его длинных пальцев усилилась и теперь едва ли не ломала ей подбородок. – Я... – с трудом просипела она, – я н-не испхользую Ч-Чарли! – Ну конечно, – Аластор с силой вздёрнул её голову вверх и Вэгги почувствовала, как затрещали шейные позвонки. – Очень легко презирать других демонов, если лишний раз забывать, что являешься такой же представительница грешных душ, опустившихся на земле и в итоге падших в это место. Яд сочился с губ Радио-демона и Вэгги казалось, что она слышит от него не то рычание, не то мурчание. – Не намного ты лучше, дорогуша, так что не нужно спускать всех собак на меня. Хватка расцепились на подбородке демонессы и та обессилено опустилась на пол, Аластор глядел на неё с насмешкой, как на несчастную недобитую зверушку, попавшую в его капкан. – Ох, бедняжка... – он отвернулся, не переставая улыбаться, внимая театрально-сочувствующий взгляд к потолку. – Нелегко, наверное, быть совершенно бесполезной! Провалиться Вэгги ещё раз – а ей именно так и показалось – её единственный глаз остекленел, по позвоночнику будто пустили электрический ток, прямо к нервной системе. Она затрясла головой, зажмурившись, мозги гудели, резало глаз и, того хуже, пустую глазницу. Когда она попыталась сфокусировать взгляд перед собой, Аластора уже и след простыл. Как бы ей не хотелось выбросить из головы слова улыбчивого подонка, они ворошились в её голове мелкими надоедливыми паразитами, прогрызающими путь дальше, глубже, туда, куда никому не дозволено было лезть. Никому, кроме... – Чарли! Вэгги сорвалась с места и вихрем понеслась к последнему этажу отеля, к кабинету хозяйки. Демонесса ворвалась в него, едва ли не выбивая викторианские громоздкие двери. Чарли там не было. На письменном столе, на котором были стопки бережно сложенных документов, сидела кукла. Тряпичная кукла с устрашающей зашитой улыбкой от уха до уха и глазами-пуговицами. В её руке на манер трости торчала длинная игла, а на голове крепился цилиндр с бережно вставленный в ленту запиской. Вэгги настороженно сделала пару шагов в сторону пугающей игрушки, словно та в любой момент оживёт и выколет этой иглой её единственный глаз. Она взяла куклу в дрожащие руки и вчиталась в сообщение. Красивый каллиграфический почерк бесспорно принадлежал Чарли. Привет, Вэгги! Если ты это читаешь, значит, ты в моём кабинете. Аластор сказал, что предупредил тебя, что мы собираемся отправиться в порт Стикс, но я решила предупредить тебя заранее, ещё раз, не будет лишним! Мне очень неловко просить тебя, но не будешь ли ты добра заполнить оставшиеся документы? Их совсем немного, ты не обязана это делать, но если тебя это не затруднит – я буду крайне признательна! С тех пор, как мы с Аластором стали посещать крупные достопримечательности девяти кругов ада – дела пошли в гору! С каждым разом, к нам приходят постояльцы! Их немного, но я рада проделанной работой и её результатами. Как менеджер, я готова ко всем трудностям! Я закончила почти со всеми документами, эта стопочка – всё, что осталось! Один взгляд в сторону маленькой стопочки заставил всё потяжелеть внутри. Она была такой маленькой. «Чарли...» Повторюсь и скажу, что ты не обязана выполнять эту работу, и я пойму если ты откажешься. С любовью, Чарли. Вэгги почувствовала, как каждая клеточка её тела сжалась, а голосовые связки стянуло, выдавливая непонятный звук. И в этот самый момент у куклы вспыхнули ярко-красным глаза-пуговицы и она залилась омерзительно-писклявым смехом и вонзила чёртову иглу в своей руке прямо в ладонь демонессы. Не растерявшись, она откинула гадкую игрушку красного ублюдка на пол и затоптала её так, словно это могло причинить ей какой-то вред, но Вэгги было плевать. Представляя на месте зашитой морды вечно ухмыляющееся лицо Радио-демона, она только усилила свою ярость и, зарычав, швырнула демоническую игрушку в стену. Та с глухим звуком упала на пол, снова засмеялась, а потом и вовсе встала и убежала в незакрытые двери. Демонесса, словно опустошившись, сползла на пол и схватилась за волосы, взвыв. Хотелось побыть одной и совсем не думать не о чём. В пору было бы позвонить Чарли и рассказать ей о том, что произошло в холле. Только тут же в ступор вбил нежданный вопрос. Нужно ли? Нужно – говорило здравомыслие. Но какая-то другая часть – незнакомая, странная – нагло оттесняла его в сторону, будто аллюзией на бесстыдно, без просу ворвавшегося Радио-демона, посмевшего оттеснить в сторону её саму, как ненужного котёнка. Только этот ненужный котёнок был опорой и поддержкой для Чарли все последние годы, скрашивая одиночество принцессы ада. И всё было прекрасно без Аластора. Без Аластора, который помог с отелем, повысив дела казалось бы бредового замысла в гору. Без Аластора, с которым Чарли теперь может смело улыбаться во весь рот и не стесняться своей сентиментальности и большого, доброго сердца. Её план, мечта, долгие годы носившая печальное дополнение «неосуществимая», наконец-то начала сбываться. Сбываться благодаря Аластору. А Вэгги? Она только поддерживала Чарли и охраняла лучшую подругу от придирок разного рода ублюдков. Почему она чувствует себя ненужной? Неужели Аластор был прав и она не может терпеть, чтобы с Чарли был кто-то ещё, потому что самоутверждается за счёт наивной Магне? Самоутверждаться за счёт тех, кто более убогий, чем ты – удел большинства демонов в аду. «Неужели... – Вэгги посмотрела на свои бронзово-серые ладони, на одной из которых была размазана кровь. – Неужели я такая же?» Терзания от непонимания опрокинули непосильно потяжелевшую голову, уткнув лицом в ладони. – Принце-э-э-эска! Ты там? Надеюсь, не помешал с Клубничкой? – знакомый голос был подобен ушаку холодной воды. – Я пришёл отдать долж... Оу. Прежде чем Вэгги успела подняться, Энджел – наглая шлюха, она до сих пор его недолюбливала – по-хозяйски вошёл в кабинет, бросая собственнические взгляды на интерьер. – Так, и что тут было? – Съебись на хуй, – она спокойно поднялась и прошла за стол, будто бы паук сейчас не лицезрел её сидящую на полу. – Хуёв тут нет, – логично заметил он. – А ты чего на полу-то ревела? – он снова оглядел кабинет, на наличие принцессы и Радио-демона. – Третьей лишней оказ... – Заткнись! – рявкнула Вэгги, тяжело грохаясь в кресло, подвигая к себе документы и беря ручку. – Не твоего ума дело. Лучше уйди по-хорошему, иначе я расскажу, что ты успел привести парочку клиентов в отель. Даст же однако, словно заимел бессмертие, игриво забегал глазами, своим излюбленным масляным взглядом по Вэгги. Та, молясь отцу Чарли, просила дать ей сил и выдержку, слишком велик был соблазн перепрыгнуть через письменный стол и врезать ногой прямо по язвительной, лукавой ухмылке Энджела, и выбить этот бесяще сверкающий золотой клык. – Что-то красные дни у тебя не проходят, – он лукаво сверкнул глазами, кошачьей походкой двинувшись в сторону стола, покачивая по привычке бёдрами. – Стоит ли полагать, что это из-за одного красного мудака с улыбкой? Длинные пальцы в розовой ткани перчаток, скрипя, прогладили линию по блестящей дубовой поверхности. Как же неимоверно бесила его продажная, блядская натура. Не в первой Вэгги приходилось заталкивать свою ненависть куда подальше, но ловкие паучьи лапы сетями вытаскивали становившуюся только сильнее неприязнь, назло нервной демонессе. Энджел, словно почуяв азарт хищника и ненависть, пропитавшую воздух, обошёл стол, всё также со скрипом ведя пальцами невидимую дорожку по поверхности, с удовольствием отмечая, как бешенство Вэгги вот-вот достигнет пика, а ручка на бумаге едва ли не ведёт рваный след. – Держать всё в себе вредно, – он облокотился на стол одной рукой, а второй развернул за подлокотник кресло с уже по-настоящему закипающей Вэгги. – Понимаю, ты расстроена – наглая Клубничка отбил принцессу и не пустил тебя в тройничок... – Заткнись! – тонкая ладонь до треска сжала ручку. – Даю тебе фору в пять секунд чтобы убраться...! – Я могу помочь тебе расслабиться. Не успела демонесса ничего и понять, а Энджел в секунду оказался в сидячем положении у кресла, поглаживая всеми ладонями её худосочные ноги. Всё это напоминало какой-то идиотский фильм, в которых снимался Даст, с банальным сюжетом для мастурбации про начальника и развратного секретаря, мешающего боссу работать зазывным видом своей шикарной задницы. Только демонесса отнюдь не считала задницу Даста привлекательной. Энджел определённо умел её показать и отлично ею торговал, обтягивая пятую точку излюбленными чёрными вульгарно-короткими шортиками и прочими развратными тряпками. Вэгги его задница не то что не привлекала, а брала в отвращение от одного факта, что под этими шортиками скрывается пенис, указывающий принадлежность Энджела к ненавистному мужскому роду. – Я сделаю тебе тридцати процентную скидку, – игриво подмигивает и хищно облизывается. Демонессу пробрала дрожь отвращения. Даст оглаживал её худые бёдра одной парой рук, а другой массажировал лодыжки. Он уже забрался своей мордой под подол короткого готического платья, не сводя визитной похабной улыбочки. – Пошёл ты!!! Она ударила его ногой и Энджел влетел в выдвижные ящики письменного стола, те загремели, Даст зашипел и вскрикнул: – Больная что ли?! Вдогонку слышала Вэгги сквозь ветер в ушах, она выбежала из кабинета как оголтелая, словно за ней гналась стая адских псов. Ноги сами несли, разум абсолютно выветрился и заработал лишь тогда, когда колени хрустнули и ободрались от удара об асфальт. Окинув взглядом внешнюю обстановку – которой оказался какой-то переулок – она поняла, что для неё наконец наступило желанное одиночество для того, чтобы выпустить пар и остудить голову, в которую, как назло, начали заползать змеями неприятные воспоминания, родиной с внешнего мира, прошлой жизни. Их освобождение из самого дальнего, пыльного уголка памяти было, вероятно, вызвано видом этого переулка. Нередко в давно оставшейся позади прошлой жизни приходилось истязать себя на износ в подобном месте, лишь бы оплатить аренду пропахшего старухами и кошачьей мочёй общежития. Пальцы машинально забегали по экрану телефона и приложили его к уху. В ответ только пара гудков и голос автоответчика с просьбой оставить голосовое сообщение или перезвонить позднее. – Чарли?.. Я... Извини, что беспокою, просто... Я надеюсь, тебе весело там! Просто... ну... – она приобнимает себя рукой, стараясь унять дрожь в теле. – Я... Я не смогу заполнить документы, прости, – голос предательски ломался и Вэгги ненавидела себя за это, знала, что он не на шутку взволнует Чарли. – Просто... Просто я... Я очень устала сегодня. Извини, что жалуюсь тебе, ведь... я согласилась помогать тебе с отелем... – она вдруг замолчала и потеряла счёт времени, когда заговорила. – Ну и бесполезная же я... Прости, что потревожила. Веселись – ты этого заслуживаешь. Она провела пальцем по экрану, отправив сообщение, и убрала телефон. Холодный кирпич стены приятно холодит кожу вспотевшей спины. Демонесса испускает измученный вздох, стараясь прийти в себя. Даст был прав – она и правда превратилась в какую-то истеричку. И по какому только поводу? Она всегда была одна, что в земной жизни, что в этой – единственными её источниками общения были только заказчики. С «коллегами по работе» отношения как-то не строились, виной всему была её замкнутость и необщительность, да и у всех на слуху была репутация о её тяжёлом нраве. Давно зажившие «боевые награды» колят кожу фантомной болью и Вэгги неосознанно приобнимает себя за плечи, ёжась. На клиентов ей не везло в плане их уравновешенности и моральных качеств. Они были самые разные – малолетние дегенераты, заёбанные в хлам работяги, отпетые мажоры, толстосумы на Bentley – для неё они отличались только оплатой. И хоть все мелкие побои давно зажили, последняя рана – посмертная – теперь не сойдёт никогда. Вэгги водит кончиками пальцев по розовому кресту и в горле встаёт ком. Она никогда не сможет привыкнуть к отсутствию бугорка глазного яблока. Именно сейчас, так кстати, вспомнился Даст. Эта дрянная шлюха бесила Вэгги – нередко приходилось останавливать себя на желании вырвать его грудной пушок и запихать ему в его широченную глотку, а лучше в задницу, в которой ему так нравилось ощущать инородные предметы. До создания отеля им приходилось пересекаться пару раз, но они не общались, несмотря на общую профессию – ад не сильно-то отличался от земного мира, хочешь жить – умей вертеться. Кроме проституции познания Вэгги были ограничены. И в последствии они встречаются вновь, благодаря Чарли. Она буквально вырвала Вэгги из дома разврата, наркотиков, алкоголя и всего того, от чего принцессу ада воротило. Только вот каким макаром и Энджел увязался за ними, так далеко от своей обожаемой профессии – до сих пор оставалось тайной, покрытой мраком. Несмотря на то, что она не общалась с Дастом, о его репутации знала каждая дворняга – он был отпетой шалавой и недели не выдержал бы без секса. Вэгги тошнит от того, что малая крупица её – прошлой её – отчасти завидует Дасту. Отчасти. Не в плане прибыли или спроса. Он сумел приспособиться – ему нравилось то, чем он занимается, и занимался он по желанию, несмотря на немалые гонорары семьи гангстеров, из которой он происходил. Она завидовала ему и ненавидела его, за то, что не смогла адаптироваться как он, за то, что он ловит кайф от того, от чего её тошнило часами. Ей – нищенке из трущоб – было противно и противно до сих пор, от воспоминаний, даже если в карьере проститутки стоит жирная точка благодаря Чарли. «Чарли...» – собственный голос в голове звучит невыносимо отчаянно. Нежная тонкая натура принцессы ада стала радугой в серой жизни Вэгги, с которой никогда не сходили свинцовые тучи. Демонессе всегда казалось, что с такими жизнерадостными солнечными людьми у неё не может быть ничего общего, ведь у неё радости в жизни, как таковой, просто не имелось. За всю свою жизнь – людскую и загробную – она и представить не могла, что когда-нибудь и для неё появится радуга и солнце. И этим солнцем стала сама златовласая до невозможности добрая и ласковая Чарли. И по несправедливым законам судьбы, лучшая подруга была одинока. Вэгги просто не могла видеть, как эта лучезарная улыбка покидает её лицо и делала всё, ради счастья той, что не позволила ей упасть в ещё более глубокую бездну. Теперь... теперь она наоборот должна радоваться за Чарли – наконец заслуженное внимание окружило её, приблизив к осуществлению мечты, а до уважения, о котором так желал её отец, осталось пару шагов. Следовало предполагать, что она не всегда будет одним-единственным другом принцессы ада, но в голове это было как-то... менее горько? Одинокая, привыкшая к обществу единственного доброго человека в своей жизни, она заразилась эгоизмом. – Прости, Чарли... Ватные ноги были почти не в состоянии удержать не самое тяжёлое тело в аду. Опустошённая, словно умершая во второй раз, Вэгги побрела, не раздумывая – ноги вновь повели её, как казалось, в нужном направлении. Она лишь мельком подумала, что её ноги наделены разумом и являются отдельным организмом, ведь те уже во второй раз привели в нужное место. Только догадка её тут же рушится, когда она уже несчислимое количество времени бьётся плечами о стены, шатаясь, как ватная кукла, а обстановка номера ещё не встретила её. А завернув за очередной угол, она встретила того, с кем предпочла бы не видеться. Да и не увидела, утонув лицом в пушке белого нагрудного меха. – О-па, кто вернулся. Он подпёр плечом стену, глядя на Вэгги сверху вниз. По его расслабленному, удовлетворённому виду – он был в нежно-розовом шелковом халате, плохо запахнутым, открывающим его грудь и подчёркивающим его точенную фигурку – не похоже было, чтобы паук злился, оно и к лучшему. У демонессы не было ни сил, ни настроения грызться с ним, хотя и повод прекрасный имелся – наверняка ведь с кем-то вновь потрахался прямо в отеле – но она просто обошла его, решив продолжить свой путь на бум. – Я говорил – тебе нужно расслабиться, – Энджел улыбается и Вэгги кожей ощущает этот блядский оскал. – Надо было согласиться на моё предложение. Я ведь даже тридцати процентную скидку тебе сделал! И ноги машинально остановилась и Вэгги готова была оторвать их за предательство, ей хотелось убраться от паука подальше, побыть одной, и, вопреки здравому смыслу, побыть с кем-то. Отвыкшая от одиночества, её предательское сердце жаждало общения, как у пубертатной девочки, которой не хватало чьего-то плеча для слёз. – У-у-у, неужто передумала? – Энджел победно вздёргивает подбородок. – Сделаю всё на отлично, детка, не пожалеешь. Она разворачивается и смотрит отрешённым взглядом. – Ты же по мужикам. – А ты на девушку не очень походишь. Вэгги презрительно вытягивает губы в тонкую полосу – она знала, что далеко не красотка, а один сплошной контраст роскошных белых волос, тощего почти детского тельца с худыми короткими ногами, недоразвитой груди и тонкого горбатого носа. Но такой резонанс почему-то тянул мужчин, хреновых эстетов. Даст, сука, определённо умел цеплять за живое. – Но если начистоту, – он каким-то образом оказался рядом, склонился и зашептал на ухо горячо и пошло: – Мы же в счастливом отеле. Разве мы не должны помогать друг другу в трудный час? Не это ли «путь к исправлению»? Это была неоспоримая правда, это окончательно выбило разум Вэгги и она не сильно-то удивилась, когда вместо своего желанного номера очутилась в его, Энджела. Комната паука была розовой, и оттенки этого цвета имело всё – от самой мелкой, до самой крупной вещи, неважно какой. Рюши, кружева, милые подушки, на одной из которых спал самый обычный поросёнок – весь этот милый интерьер, больше подходящий какой-нибудь невинной маленькой девочке, опошляли плакаты порноагенства, развратная одежда, разбросанная на полу, среди которой были ворохи другой, явно чужой, и неисчислимое количество взрослых игрушек, как грибы усеивающие каждый сантиметр номера. Взрывной контраст нежного и невинного с грязным и пошлым. – Ты готова? – он изящно приспустил халат с плеч и Вэгги, устроившаяся на кровати в форме сердца, увидела на нём розовый бюстгальтер, поддерживающий мех, да ещё с чулками в комплекте, которые она ранее не заметила. Демонесса окинулась немного назад, почти ложась, уперевшись локтями в матрас, тщетно пытаясь гнать воспоминания прошлого, будто смеющиеся над ней. – Выкинешь что-то – я оторву тебе яйца... – И заберёшь их себе? – насмешливо вздёрнул бровь Энджел. – Не поможет, милочка. Принцессу ты этим не привлечёшь – Клубничка отобрал её у тебя своими, настоящими. Она уже была готова взорваться от злости, но Даст вовремя выбрал момент и сбросил с себя халат полностью, тот ворохом приземлился у его ног, открыв взору Вэгги соблазнительное белое тело. Оно было очень тонким, нежным и по-детски невинным, белый мех топорщился и словно посвечивался магическим светом, притягивая к себе в сладострастном желании прикоснуться к этой чудовищной красоте, не взирая на множество конечностей и вообще того, что это субтильное тельце принадлежит уже давно не юному красавчику, которым когда-то был Даст, а демоническому пауку. Увидев, как вытаращился единственный глаз демонессы, Энджел качнул бёдрами и с его таза чуть сползло кружевное розовое бельё. Вэгги борола в себе желание приглядеться на наличие ненавистного бугорка. – Нравится? – Даст тряхнул чёлкой, горделиво демонстрируя точеный паучий профиль и лебединую шею. Вэгги хмуро молчала, чем подбесила Даста – ему нравилось слышать реакцию «папочек» о своём теле – ведь прекрасно знал, что оно сексуальное. Он уже начинал жалеть, что решил ублажить эту вечно хмурую девку, да ещё и с тридцати процентной скидкой, которую, наверное, следует будет вычеркнуть из договора. Огладив её колени, Энджел плавно опустился перед ней, предельно осторожно – эти тоненькие ножки предупреждающе напряглись, ударят, мало не покажется – и медленно раздвинул ей ноги. Вэгги не раздевалась – и просить её об этом было самоубийством – но это не особо-то и мешало, даже пикантности добавляло. Энджел не сдержался и облизнулся, полностью засунув голову под подол готического платья, прежде ожидаемого возмущения успев провести влажным языком по ткани тоненьких, в матросскую полосочку трусиков. Вэгги вздрогнула и Даст перешёл в наступление, сдвинул языком кромку белья в сторону и провёл им по половой губе, а затем по её внутренней стороне и почувствовал, как Вэгги сжала его волосы через ткань платья. Приняв это как знак действия, он лизнул её полностью, кончиком языка замассировав клитор круговыми и тычными-дразнящими движениями. С обеих сторон его голову задавило – демонесса свела ноги и это мешало, поэтому Энджел стал нежно и даже как-то заботливо-успокаивающе гладить одной парой рук её локти, а другой икры. Как только давление спало – он проник языком прямо во внутрь и до ушей донеслось как Вэгги то ли застонала, то ли пискнула. – С-с-с-свол-лочь!!! Язык у него был длинный – он запросто мог оплести им, как змея, член – и ощущать полную длину этой скользкой, дёргающейся внутри «змейки» было... странно. И странно, на собственное же удивление, не в плохом смысле, но и не в хорошем. За всю человеческую жизнь Вэгги так и не удалось испытать куннилингус – всегда отсасывать приходилось ей, а клиенты попадались брезгующие, да и не каждый нормальный человек осмелится облизывать проститутке её рабочее место, где побывало множество чужих членов и наверняка много чего ещё. Энджел нормальным не был, да и мужчиной его назвать было трудно. Когда он задвигал языком внутри круговым движением, Вэгги выгнулась и застонала в голос, вытянув ноги до судороги в икрах, которые, видимо во избежание этого, стал настойчивей, но всё равно нежно, поглаживать Даст. Он выводит из неё язык, когда она уже на пределе, напоследок засасывающе поцеловав клитор – и Вэгги со сдавленным полустоном-полувскриком кончает. Её хватка на его волосах расслабляется и Энджел отодвигается в сторону. – Гляжу, твоё тако намокло, детка, – выныривает он из под её платья, с издевательской заботливостью рассматривая её. Как бы Вэгги сейчас не рычала, не гримасничала, она никак не могла прогнать этот прелестный румянец – едва видный на светло-серой коже – это выражение на её безобразно-красивом гротексном лице было ценно, и оно прекрасно компенсировало нелюбовь Энджела трахаться с женщинами – навряд-ли кто-либо когда-нибудь, неважно живой или мёртвый, мог узреть подобное выражение лица у хладнокровной, враждебной демонессы. Он бы даже хотел запечатлеть его на камеру – только вот тогда ни паук, ни камера не уцелели бы. По довольной морде Энджела, который разве что не мурчал от удовольствия, Вэгги поняла, что сейчас выглядит не так как обычно. Так, что приносит удовольствие даже такому как Даст. Только вот паук не был удовлетворён в полной мере, у него давно не было клиенток, он немного отвык от такого. Однако, в голову быстро пришла необычная инициатива. Необычная, будоражащая до дрожи в коленках и широченной улыбки. Вэгги же его выражение лица поняла по своему и по старой памяти окинулась немного назад, уперевшись локтями в постель и по шире раздвинула ноги. Протестующе поджав губы, она вернула на лицо привычное выражение неприязни с мыслью оторвать Дасту яйца, если тот посмеет властвовать. Только вот паук недоумевающе вытаращился на неё. – Я таким не занимаюсь. Он отошёл в сторону розового комода и зарылся в ящиках. Вэгги непонимающе смотрела на него, Даст ругался под нос, в разные стороны из ящиков летели фаллоиметаторы, вибраторы, шарики, пробки и много всего того, от чего извращенца хватил бы инфаркт, пока наконец в руке Энджела не зазиял заветный чёрный пенис, непонятно чем оличающийся от тех, что Даст выбросил ранее. – Наконец-то! – он торжествующе взмахнул находкой, как найденной иголкой в стоге сена. – Я так давно им не пользовался, что забыл, куда запихнул его! Он повертел на пальце ремешок игрушки и швырнул её в сторону Вэгги, с лукавым: «Надевай!» Демонесса отпрянула от брошенной вещи как от ядовитой змеи, предпочтя сначала рассмотреть её на расстоянии. Вроде бы это был самый обычный фаллоимитатор, за исключением крепившихся к нему ремешков. – Это то, о чём я думаю? – она взяла вещь в вытянутые руки. – Верно мыслишь, детка, – Энджел окинул её насмешливым взглядом. – Им дозволено пользоваться далеко не каждой клиентке. Они совершенно не умеют с ним обращаться, – он устало закатил глаза и оттягощённо выдохнул. – Тебе помочь? – Не надо, справлюсь. Сама не зная, зачем согласилась, Вэгги долго не могла распутать ремешки, пока наконец не натянула страпон на свои бёдра. Надо же было ещё в зеркало посмотреть на себя прекрасную с резиновым хуем торчащим из под юбки. – Отлично выглядишь! Вэгги переводит на него взгляд – Энджел удобно устроился на шёлковых бархатных простынях, выгнув на встречу белоснежную грудь с распушившимся мехом и разрешающе раздвинул в стороны длинные ноги в розовых чулках, ремешки которых сгрудились с бёдер от спущенных к низу нежно-малиновых трусиков из под которых выглядывал полувозбуждённый член. Борясь с комом в горле, Вэгги настороженно подбирается к Энджелу, скованная вибрирующими в голове воспоминаниями – по сценарию всё должно было быть наоборот. Она должна была лежать на постели с раздвинутыми ногами, а Даст должен был наброситься на неё и затрахать её до потери сознания. Неловкость ситуации не покидает её, когда она устраивается между раздвинутых ног Энджела, смотря на него сверху вниз. – Ну, приступай, мамочка, – он закусывает губу и Вэгги морщится от вида бесящего её золотого клыка. – Или мне лучше звать тебя папочка? Энджел выжидающе-вопрошающе вздёргивает бровь, не понимая, чего хочет Вэгги. Ей хотелось убивать. Выбить его бесящий золотой клык, переломать ему его шаловливые лапы и вырвать этот грудной пушок. Но вместо этого она вцепилась медвежьей хваткой в нежно-белые бёдра, дёрнула Энджела на себя – он сам приподнял таз в полу-берёзке для удобства с ростом Вэгги – и бесцеремонно врывается в готовую пульсирующую дырку. Чёрная кожаная игрушка входит легко, почти наполовину – Даст был шлюхой и подготовка ему не требовалось. Он ужом выгибается, бесстыдно застонав во всё горло. Хороший страпон, он купил большой и длинный, какой и должен быть размер. Вэгги держит крепко, задаёт размашистый ритм, забыв об удовольствии и сохранении сил. Её жрала ненависть, ненависть, ненависть. Она била изнутри с такой же силой, с какой она драла Энджела. И тому это явно нравится – не одна женщина не умела так блестяще пользоваться страпоном, в отличие от, казалось бы, новенькой Вэгги. Все клиентки не понимали прелести страпона – член ведь ненастоящий, физического удовольствия ноль – хотели, чтобы Даст трахал их, а он хотел, чтобы трахали его. И Вэгги его трахала, бешено двигая бёдрами, кажется, с настоящим упоением – словно кошка в пойманную мышь она вонзила согнутые железные пальцы в белый пух, зарывшись в нём рукой, даже скорее запутавшись, и оттянула на себя, притягивая Энджела. Всё же подсознательное желание вырвать этот мех, хоть и было подавлено, но влияние всё ещё имело. «Посмотрите-ка на неё, а мужененавистница-то не иначе как в азарт вошла.» И стоило признать – она очень хорошо справлялась со своей задачей. Ему было почти по-настоящему жаль, что она не может нашептать ему на ухо чего-нибудь грязного, даже очень-очень грязного, что заставит даже его, профессионала своего дела, залиться краской. Но, к сожалению, если Вэгги и нашептала бы ему чего-то на ухо, то это какой будет его вторая смерть. И ей хотелось его убить. Видя, как паук извивается под ней, хватается за простыни, тело странно стягивает. Непонятное ощущение из смеси отвращения и... удовольствия. Наверное такой её видели клиенты – и от этого противно – хоть она и рядом не стояла с Энджелом. Так развратно, в экстазе, она никогда ни под кем не извивалась и не стонала. Но... как-бы она не пыталась выдвигать отвращение на первый план, удовольствие брало своё. Из физического были только приятные давление и трение от ремней в области паха, но в душевном плане... было что-то новенькое. Даже если Даст был далёк от понятия «мужчины» в привычном понимании, смотреть и драть представителя рода, что так презирала Вэгги – это было похоже на отмщение, возвышение и топтание своих слабостей, едва ли не заставляющие кричать: «Смотри! Я тоже так могу делать! Я не пресмыкающееся под тобой! Я тоже могу ответить!» Комнату наполняют звонкие шлепки и хлюпающие звуки. Когда очередной резкий толчок приходится на простату, Энджел тонко визжит, мечется под демонессой как пленённая дикая птица, его колотит дрожь удовольствия, ломающая, с хрустом выпрямляющая. Паук обхватывает Вэгги своими немаленькими ногами, вжимая её в себя до упора и хватается в свой вставший колом член как сумашедший. Сдавливает до покраснения, выжимая из органа смазку, и разглаживает её пальцами по головке, другой рукой начиная двигать ладонью по всей длине то быстро-быстро, то мучительно медленно, причиняя себе мучительно-сладкую пытку. Он шумно дышит и кончает резко, со взрывом солёных брызгов. Вэгги не кончила, она чуть не упала на Энджела вовремя поставив опору дрожащих рук по обе стороны его талии. Её шикарная белоснежная шевелюра занавесом стелется по обе стороны, прилипая к вспотевшему телу, на котором проступили крупные бусины пота. На демонессу накатила чудовищная усталость и она с трудом держала выжатое как лимон тело. Хоть ремешки, проходящие через внутреннюю сторону бёдер, сжимали и натирали киску – этого было недостаточно. Тем не менее, эффект был – её лоно приятно-медленно стягивало, в нём было тепло и влажно. Энджел обхватывает её всеми руками, выводит из своего тела и кладёт рядом с собой. – Ну? – едко интересуется он, убирая с лица намокшую спутавшуюся чёлку. – Удовлетворенна? Вэгги тяжело дышит, упрямо молчит. Энджел, чисто из любопытства, заглядывает под подол влажного мятого платья и присвистывает. – Во-о-оу! – с удивлённым восхищением протягивает он. – Да ты совсем намокла. Единственный кислотно-жёлтый глаз мечет в него молнию. – Ну ладно, ладно, – он примирительно машет руками. – Если хочешь, на этом и закончим. И он, как-бы невзначай, трогает её влажное естество своим острым пальчиком. Вэгги выгибается и поднимает голову вверх – это всё, на что хватало сил. – Ой, прости, – Энджел состраивает невинно лицо. – Я случайно, честное слово! Та же, однако, будто и не обратила внимания на слова паука. Она схватила подол платья и рывком попыталась сдёрнуть его с себя, только вот сил не было и она просто накрыла себя тканью полустянутого платья, в котором умудрилась запутаться. Вэгги болталась в собственной одежде, которая стала для неё непреодолимым препятствием, словно муха в сетях, пока Энджел не подоспел ей на помощь и не избавил её от столь коварной ловушки. – Полагаю, у тебя давно не было хорошего секса, – паук нахально оглядывает её – рухнувшую навзничь от борьбы с собственным одеянием. Она лежала перед ним, влажная, безоружная, покорная. Силы полностью растаяли в ней, превратили её в хрупкую, размякшую куклу, так и манившую желанием обладать. Дыхание её было протяжным и глубоким – маленькая грудь с торчащими через тёмный топ сосками тяжело вздымалась. Энджел нежно провёл ладонью по впалому животу Вэгги, кончиками пальцев очерчивая контур выпирающих рёбер. Хотелось бы, конечно, понахальничать – внутреннее я призывало загоготать во всё горло над осколками сломанной гордости взрывной демонессы – вот только что-то затыкало его, словно давно истлевшая совесть. Энджел грыз губы в кровь, борясь с самим собой, и в успокоении себя водил раскрытыми ладонями по серебряному шёлку разметавшихся на простынях волос. Кто бы что не говорил про внешность Вэгги, шевелюра её была роскошной и завидной – причудливое серебро узорчаталось на бархате простыней, как паутина, на ней тоже поблескивали капли, напоминающие утреннюю росу. Энджел взял горсть волос и завороженно наблюдал, как платиновые ленты водопадом соскальзывают с его ладони. Колени у Вэгги тоже были ничего, паук оглаживал их, массировал, забираясь шаловливыми руками под чулки, освобождая эти великолепные тонкие ножки от ненужной ткани. Вэгги, видимо, была полностью отдана ощущением – будто в дурмане она глядела в потолок, разум отказывался воспринимать происходящее как реальность. Оставшиеся крупицы прошлой её пытались что-то прокричать про омерзительных мужчин, гадких, в большинстве своём, тварей, превозносящих себя как законных хозяев её тела. Но... никто... никогда... – Чего опять ревёшь? По виску бежала слеза, исчезая в зарослях серебряных волос. Каменное сердце трещало, сочилось солёной водой. Долгие годы она мечтала тепла и ласки. Если кто-то и мог подарить Вэгги эти чувства – это, без раздумий, должна была быть Чарли. Но не Энджел. Никак не Энджел. Почему же... – Не стоит лить слёзы из-за тех, кто болт на тебя клал. Длинный согнутый палец прошёлся от скулы к виску, утирая блестящую дорожку. –... А уж тем более жаждать от них внимания. Лицо у Энджела приобрело странное выражение. Без привычного озорства и нахальства. Вэгги не чувствует в намерениях Даста обидеть или унизить её, и это важно. Что-то странное, будто червячок, шевельнулось в сердце Вэгги, мимолётно, на секунду. Исчезло также быстро, как возникло, но оставило после себя мысль, что паук знает, о чём говорит, он её понимает, и понимает по настоящему, а не в банальном пустословии "я тебя понимаю". Быть может, ему тоже хотелось настоящего тепла, внимания от кого-то? Ей доводилось слышать, что вся семья Даста – небезызвестные гангстеры ада – имеют натянутые отношения с Энджелом. Из-за увлечения проституцией или любви влипать в передряги, в частности с Черри Бомб – Вэгги не знала. И не хотела знать. В конце концов – она сама не любила, когда кто-то рылся в её белье. Неожиданно для себя она подумала, что не против того, чтобы Энджел прикоснулся к ней. В конце концов его прикосновения были нежными, мягкими, и очень-очень осторожными – из меры предосторожности или из мужского долга, победителем выходит первый, но это не важно. Важно лишь приятное шуршание кожи о кожу, массажирующие движения и... поцелуи? Сухие, редкие и очень настороженные – Энджел в любой момент был готов получить по морде, но смело хотел доставить ей удовольствие. Пусть это делалось из соображений личной выгоды, чтобы хоть немного сбавить бесящую экспрессивность Вэгги, из-за которой нередко попадался под её горячую руку, паук делал это хорошо и даже с заботой. Почему-то именно бесящую демонессу с висящим должком хотелось удовлетворить больше, нежели дамочек с толстыми кошельками. Может потому, что мужества в ней было больше, чем в большинстве мужиков в аду? Он освобождает её от страпона, кинув его куда-то в сторону и осторожно приспускает лямки её чёрного топа. Она хмурится, но ничего не говорит, когда Энджел обнажает её маленькую грудь полностью. И она молчит, когда он стал облизывать её тёмные соски, ласкать губами кожу, посасывать её, оставлять влажные следы языком. Паук спускается ниже, к её намокшим нелепым матросским трусикам и снимает их. Вэгги немного ёжится, когда прилипшая ткань отдирается от кожи. Энджел трёт её клитор, остальными руками поглаживая её то там, то тут, стараясь прогнать её дрожь, хотя на самом деле хочет, чтобы её было дольше, но это не особо безопасно. Он добивается этого эффекта, когда вводит в неё один палец – Вэгги шипит как кошка, подавляет стон – паук активно задвигал им, не добавляя другого, хватало и одного. Даст провёл им по часовой стрелке, растягивая горячие стенки, а потом стал втискивать его то полностью вперед до костяшки, то назад, практически полностью вынимая. – Давай уже, – внезапно доносится хриплый голос девушки. Энджел изумлённо вскидывает брови и улыбается, легко, почти без былой похабности. Паук берёт её медленно и очень настороженно, задаёт нужный ритм, стараясь найти нужный угол. Вэгги шипит, сквозь зубы из горла рвётся стон. Отвыкла с непривычки. Она мечется под Энджелом и сдавливает его ногами, неосознанно насаживаясь на член. Жар туманом приливает к голове, в которой мысли путаются окончательно. Энджел сумбурно загребает её в цепкие жаркие объятия всеми конечностями и Вэгги неожиданно отметила, что от Даста очень хорошо пахнет. От её клиентов, в большинстве, несло перегаром, немытым телом, и иногда целым амбре дорогого приторного парфюма, от которого тянуло блевать. А запах Энджела, на удивление, был приятен. Это был нежный запах свежести, немного напоминающий молоко – как олицетворение невинности. И волосы с мехом, которым он тёрся об её грудь, были очень шелковистыми – в аду царствовали законы средневековья, и мыться было постыдным делом, но, видимо, Дасту это не особо по нраву. Ему, как шлюхе, поди приходится несколько раз на дню отдирать свою шкуру от чужой спермы, что объясняло и мягкость, и свежесть. «Прямо идеальная маска для волос...» – тихо звучит внутренний голос. Вэгги понимает его, сама такой была. После «работы» мочалкой чуть ли кожу не сдирала. Раскинувшись на постели, она почти изнывает от щемящей зрелой ласки – Энджел всеми руками начинает приятно-массажирующе её пощипывать, сам упирается лбом в матрас над её плечом, Вэгги не может разглядеть его лица. Она сбита с толку – хоть паук и навис всем телом, и вдалбливается в неё, он не особо тяжёлый, несмотря на колоссальную разницу в их габаритах. Свет ночного кровавого неба с большой жёлтой луной проникает через огромное окно над кроватью, окрашивая блестящие тела демонов в малиновый цвет, растапливая в них ненависть и неприязнь, оставляя только страсть. Странную, неправильную, но такую приятную. Знойное светло-серое тело красиво выгибается, обхватывает нависшее сверху белое руками и ногами. Разум растворяется в диком желании казалось бы давно мёртвых женских инстинктов. Вэгги кончает быстро, сжав пальцы так, что костяшки заныли. Энджел кончает следом от того, как демонесса сжалась на члене от оргазма и сползает с неё, заваливаясь рядом. Оба уставшие, влажные, раскинувшиеся на большой кровати как морские звёзды. – Ву-у-ух, тебе можно присваивать почётную медаль! – Энджел отодвигается к прикроватной тумбочке и закуривает какую-то приторную дрянь, которую даже табаком трудно назвать. – Ты – первая женщина, с которой мне действительно понравилось, детка. Можешь собой гордиться. Взгляд Вэгги так и не приобрёл живости, а только наоборот затуманился ещё сильнее. Мыслить было тяжело. В пору было свалить уже из комнаты, помыться и забыть случившееся как страшный сон, но сил хватило лишь на то, чтобы перевернуться на бок и свернуться калачиком. – И страпоном-то как умело обращалась! Точно первый раз? Энджел продолжал что-то говорить и говорить, но Вэгги уже его не слышала. – Я, вроде, уже упоминал, что его редко использую? Думал подарить его вам с принцесской, но раз она нашла себе настоящий, Клубнички... Эй? Паук заглядывает через узенькое плечо и лицезреет спокойное, спящее лицо демонессы. – Пф, – Энджел сначала удивлённо хмурится, а потом примирительно пожимает плечами. Если сейчас он разбудит её или выставит голую за дверь с вещами – ему точно конец. Влетит не только от Вэгги, но и от Чарли. Хотя, от первой ему, наверное, влетит в любом случае. Он вытягивает из под маленького тельца шёлковое бархатное одеяло и накрывает и себя и демонессу, придвинув ту к подушкам. Уже поздно, наверное, клиентов уже не примет сегодня. Паук засыпает не менее крепким сном. Голова гудит утром как после тяжёлого похмелья. Тело неимоверно лёгкое, но оторвать его от кровати почему-то не получается, как и оторвать веки, слипшиеся друг с другом солёной коркой. Вэгги морщится – в голове туман. События вчерашнего вечера по кусочкам выстраивают мозаику ужасной картины. С каждой достраивающей деталью хочется свернуться в жалкий эмбрион и сжиматься до тех пор, пока кости не сломит. Раз вдох, два выдох, спокойно. Она проводит ладонью по глазам, разлепляя их. Шум в голове усиливается от чрезмерного количества информации и становится невыносимым, как голос Аластора. Аластор... Чарли... Демонесса с трудом переворачивает непослушное тело и лицезреет перед собой мирно спящего Энджела, зарывшегося щекой в подушку. Именно в этот момент шум в ушах затихает и до Вэгги доносятся странные звуки – тихие по началу, становящиеся громче с приближением шумных шагов. Сквозь какофонию она разбирает голос Чарли. Очень взволнованный и громкий голос. «Голосовое сообщение...» – осознание придавливает будто прессом. Вэгги подрывается с постели как ошпаренная, бегает глазами по горкам разных цветастых тряпок в поисках своих вещей. – Где моя одежда?! – она трясёт Энджела за плечо с обречённым взглядом. За дверью слышатся возмущённые возгласы – Чарли вихрем без стеснения врывается в каждый номер немногих постояльцев в поисках лучшей подруги. Сквозь трёхэтажные маты слышится, как та, не менее громко, пытается узнать, где Вэгги. – Да угомони ты уже эту дуру... – Энджел мычит в подушку, а затем накрывается ей. – С пяти утра уже носится по всему отелю, как ебанутая... – С пяти... – Вэгги обомлела. – И ты не разбудил меня, сволочь! Как же кстати паук накрылся подушкой – отличный шанс придушить нахальную тварь. Если бы не два быстрых стука. Они стали громогласным приговором для Вэгги. – Энджел! Ты не видел...?! Чарли замирает в дверях – лицо её вытягивается до такой степени, что кожа каким-то чудом не спала тряпкой на пол. Энджел глянул на девушек из под подушки и завалился спать, а обнажённая, прикрытая одними волосами Вэгги так и продолжила сидеть неподвижно, таращась на Чарли. – О, нашлась пропажа! – над головой подруги появляется довольно скалящаяся морда Аластора, но Чарли выпихивает его и захлопывает дверь с пронзительным «извините!». Завопившая Вэгги принялась скакать по комнате, в поисках заветных вещей, дав обещание распять треклятого Радио-демона, что, тем временем с интересом наблюдал за пунцовевшей Чарли. В глазах девушки двоилось, она глубоко дышала, не в силах поверить в происходящее. – Что-то не так? – Вэгги... – одними губами прошептала она. – И... Э-Э-Энджел... Она воззрила на Аластора непонимающий и шокированный взор, словно произошла вселенская катастрофа. – Как это могло произойти?! Она вцепилась в его ворот и затрясла его, словно он мог дать ей ответ, хотя оставался совершенно непроницаемым, даже каким-то довольным. Аластор осторожно взял её маленькие ладони в свои, большие, и убрал от себя. – Спокойно, дорогуша, можно подумать, произошло что-то ужасное, – он натянул на лицо самую обаятельную улыбку. – Разве это не первый шаг на пути к исправлению? Вэгги теперь имеет все шансы побороть свою мизандрию! – длинные руки торжественно растянулись в сторону. – Неужели не чудесно?! Чарли не могла не признать правоту Аластора. С одной стороны – она всегда хотела, чтобы лучшая подруга однажды смогла растопить ледяную кору на своём сердце, чтобы открыть его – ведь Магне лучше всех было известно, какую красоту оно скрывает в себе. С другой стороны... Она была готова стать той, кто протянет Вэгги руку помощи, если та так и не решится довериться кому-либо, и поможет раскрыть ей своё сердце самостоятельно. Да, Аластор несомненно прав. Прав... Прав... Это слово эхом озвучивалось в голове и где-то в области рёбер, заставляя сердце биться чаще, пока в голову зловеще, как когда-то её отец в райский сад, закрадывалось осознание. «Помощь... Предупреждения... Сообщение... Бесполезная... Первый шаг на пути к исправлению...» – Это ты. Неожиданно, резко. Аластор склоняет голову в бок, в попытке скосить под дурака. Но Чарли смотрит раскусительно широко округлившимися пугающе стеклянными глазами. На пепельно-сером лице засияли дьявольские красные огни глаз, а вечная скалистая улыбка приобрела излюбленный зловещий, угрожающий вид. Что ж, смысла скрывать нет. – Это всё ты, не так ли? – повторяет она вновь. – Кажется, ранее я упоминал, что ей бы стоило поучиться манерам, ведь она в счастливом отеле, – он придаёт своему голосу мягкую интонацию, насколько это было возможно. – И разве можно исправиться, если не можешь избавиться от своей ненависти, неважно к кому? – Что ты сделал? Чарли говорила короткими фразами и любого-другого, кто знал солнечную принцессу, подобная манера говорить привела бы в чистый ужас. Но это только больше раззадорило Аластора. – Это из-за тебя... Из-за тебя ведь она плакала? – гнев, распирающий демонессу, уже заставлял говорить с перерывами. Он наклонился к её окаменевшему лицу так близко, что она едва ли смогла сохранять спокойствие на лице в качестве защитной реакции, подавляя в себе желание испариться, лишь бы не видеть эти глаза и эту улыбку. До сих пор она считала, что видела все глубины ада. – Урок, не принёсший боли, нельзя назвать уроком. И вопреки здравому смыслу, в коридоре озвучивается эхо хлёсткой, звонкой пощёчины. Лицо Аластора едва ли сдвинулось, но его выражение стало очень странным – несомненно оно было первым в его загробной жизни. Время словно остановило свой вечный ход. Чарли так и замерла с не опустившейся рукой, а Аластор с чуть повёрнутой в бок головой. Для этой композиции не хватало лишь художника с мольбертом. – Тогда вот тебе мой урок, – прежде нежный, чарующий голосок теперь звучит подобающе этому месту, – веди себя так, как подобает работнику. Смотря на других, не забывай про себя. Ты не в тюрьме и не в цирке, а мы тебе н е к л о у н ы. Последние слова хриплые, как из глубин ада. Склеры Чарли наполняются кровью, невиданный сквозняк наполняет коридор и развивает золотистые волны, открывая место вырастания рогов. – Не забывайся, Аластор. Нежное девичье лико искажается демоническим обликом, открывая истинную суть милой солнечной принцессы. Её выражение злое, без тени привычной жалости или веселья. Молчавший всё это время Аластор взрывается будоражущим, громким хохотом. Оказывается, дочурка Люцифера всё же не так глупа и наивна, как он думал. Она может сжать свои маленькие кулачки, когда надо. Кошки милые и пушистые, но нужно быть предельно осторожным, играя с нежными подушечками их лап. Шарлотта Магне не смеётся. Он смотрит зверем. Да, именно зверем. Глаза Аластора загораются адским пламенем и он глядит в ответ, широко улыбаясь. Ощущение на щеке наполняет его энергией. – Коли вам так удобно, принцесса... Он берёт её нежную ладонь в свою. Ту исказили уродливые, длиннющие когти. Радио-демон легко, едва ощутимо касается губами бархатно-белой кожи. –... Я постараюсь быть хорошим соратником. Энергия чёрного облака сгустилась над ними, из-за неё почти невозможно разглядеть две фигуры демонов, показавших друг другу свои силы, что с ними надо считаться. – Вам стоит почаще злиться. Аластор спокойно встал ровно, поправляя свой монокль. Чёрная аура вместе с демоническим обликом принцессы начала исчезать, но хмурое недовольство не покидает лица Чарли. Стало быть, не покинет до тех пор, пока не убедится в добросовестности коварного спонсора. «Значит, никогда.» – добавляет про себя демон, вопреки своим словам. – Вам кто-нибудь говорил, что вы прекрасны в гневе? Тем не менее ссориться с принцессой не хотелось. Достаточно было недоверия в её взгляде. Даже предостаточно. Но в тоже время, это подсыпало ещё большего интереса выбранному проекту. Это и правда будет очень, очень интересно.