.i'm a different person, yeah, turn my world around

выкидной нож в левой руке джека серебрится. как ртуть, как молния. лезвие хочет пить. ну так напои его. пластмассовая рукоятка зудит, взмокшая от потной хватки дрожащих ладоней. волосатые, татуированные руки чешутся. глумливая рожа вордена просит кулака. не только рожа, кстати. ребра, колени, ключицы, кисти в перчатках из белого хлеба, ноги из садовой проволоки, заплетающиеся и завязывающиеся сами собой в узел. ворден похож на ту стремную, надувную херню, которая конвульсивно дрыгается на своих длиннющих ногах у входа в едва открывшийся магазин. магазин девственный – ведь его еще никто не обнес. а надувные хреновины бесят. джек все еще держит нож у его шеи, сжимая острый подбородок грязными пальцами, а ворден ржет как ебанутый (почему как?) он говорит, что никакого ножа здесь нет. джек проводит ножом тонкую линию, почти гладит лезвием по кадыку, если бы не зверский нажим, а ворден говорит, что рука не сдвинулась с места. за окном кабинета расцветают психоделические, гриппозные спирали. зеленые, розовые, желтые. колбочки-лампочки умирают на зеркальном полу сетчатки усталого глаза. джек нажимает сильнее, вгоняя лезвие до кости и рана становится глубже, а ворден говорит, что его гладят слишком мягко, ласково даже. он бы помурлыкал, но не в настроении. его бензиновая кровь эклектическая брызжет со шлепающим звуком на пол. он, содрогаясь и булькая, громко хихикает, говорит, что умирать щекотно. сгустки неоновой жижи, плюхающиеся на ковер из рваной ухмылке на глотке, идеально гармонируют с текущим из стен приглушенным синти-попом. блядская музыка словно из лифта, как же она бесит-то, а. джек вытирает руки о потертые джинсы. ворден ничего не говорит, потому что умер (?), но если мог бы — сказал бы, что убивает джек безвкусно и абсолютно несмертельно. а еще добавил бы, что из самого себя не сбежишь.