Куча мамочек

Эмили шла в кабинет Волка, сжав кулаки. Этого поросёнка, этого, этого!.. Его ждал серьёзный разговор! По дороге ей попался Барни. Они протанцевали сложный танец в попытке разойтись в коридоре, но всё же гигант вжался в стену, не рискнув встать у Эмили на дороге. Войдя в кабинет, Эмили запулила дракона хозяину в рожу. Хозяин был в одних трусах, лохмат и сосредоточен на каких-то бумажках. Зарычал от неожиданности. Эмили захлопнула дверь у Мулки перед носом, оставив его и его доклады на потом. — Говори, — велела она, злобно сверкая глазами. — И тебе доброго дня, — фыркнул Эмил, кидая ей дракона назад. — Может, дашь натянуть штаны? И кстати, ты перед броском подумала, что будет, если нож из игрушки в полёте вылетит? — Ты бессмертный, и когда я зла, я не думаю. Прямо как ты. Штаны? А зачем? То есть после того, как я видела, как Джон убил человека и целовал тебя взасос, штаны решат проблему?! — А, так это твой злобный план — прийти ко мне, когда я в одних трусах, чтобы папа-монстр открутил мне голову? Эмил всё-таки отложил бумажки и, внаглую потянувшись во весь рост, достал домашние штаны и натянул их. И даже нашёл футболку с мексиканским черепом Дня Мёртвых. — Спрашивай, репей. — Я знаю, что вы с папой… Но что сейчас… и… — Эмили почувствовала, что не просто краснеет: её лицо становится просто малиновым. Вздох Эмила был поистине полон вселенской муки: — У нас с ним чувства. Мы носим обручальные кольца, и да, в какой-то степени мы с ним так же, как он с твоей мамой. Но, поверь, он не утратил злости по отношению ко мне. Просто взял её под контроль. Он вас с мамой не предавал. — Чувства, — Эмили кивнула, — то есть я должна это понять? С этим типа смириться, да? Завести свадебный альбом, куда вклею вот все ваши рожи? Или думаешь, я не вижу, как вы все на него смотрите? Просто вообще все! — Я думаю, ты видишь и понимаешь больше, чем тебе положено в двенадцать лет, и куда больше, чем думают твои родители, — Эмил пожал плечами и прислонился к стене. — Мы любим его. Странно, конечно, после того, как он убил большую часть наших людей и нам самим навалял от души. Но мы, сама знаешь, ненормальные. А теперь, когда он изменился, отступать уже поздно. Куда он, туда и мы. Эмили тяжко вздохнула, запустила пальцы в волосы и крепко сжала, потянув на висках. Когда она нервничала, ей будто мешали её тяжёлые волнистые волосы. Их никогда не удавалось нормально расчесать. Иногда ей казалось, будь она мужчиной, она была бы Эмилом Стенцем. — Я хочу вина, — сказала она жалобным голосом, — у тебя же есть вино, да? — Кагор есть. Его детям можно. Немножко. Но папе всё равно не говори. Эмил протянул ей небольшую кружку, предварительно разбавив церковное вино соком. — Я бы сказал «не переживай так», но сам бы на твоём месте переживал. Эмили хлебнула жидкость. Внутри стало тепло и приятно. — Не твои заботы — мои переживания, мамочка, — сообщила Эмили, с гордым видом вываливаясь из кабинета с кружкой в руках. И с визгом нырнула обратно. На пороге стояли Мулкани и Тайлер. И взгляды у них были чертовски загадочные. — Это лечится? — Эмили кивнула на двери. Эмил потянул носом и хмыкнул: — Не-а. В их случае это особенно неизлечимо. Хочешь, попробую их прогнать? — Нет, — Эмили нервно глотнула из кружки. Потом села на ковёр и похлопала по ковру рядом с собой. Эмил уселся рядом: — Что ещё хочешь спросить? Эмили обняла его за талию и прижалась виском к его животу. — Расскажи что-нибудь хорошее. Если можно, без убийств. Не то чтобы Эмили всё это устраивало, но их присутствие действовало на неё успокаивающе. Какими бы безумцами они ни были.