Укуси меня

      В гримёрке очень тесно. Легоси не задумывался об этом раньше, а теперь стены точно сжались, сожранные тьмой. И как будто кроме него и Луи здесь ещё двое. Длинные, искажённые тени. Из окошка под потолком пробивается леденящий лунный свет, завораживает. В нем всё иное — формы, цвета, даже запахи и звуки меняются. Голос Луи — как будто чужой:       — Нападай. Видишь, жертва повернулась спиной.       — Я хотел только…       — Не важно, что ты хотел! — Луи встряхивает головой, тень от рогов колышется на полу. — Ты — хищник. Я — травоядное. Это естественно. Нападай.       — Луи-семпай, может, вы оденетесь? — бормочет Легоси неуверенно.       На самом деле он думает не об этом. И даже не о том, что взбрело в голову сумасбродному оленю на этот раз — часть очередного сценария или какая-то уловка. О том, как сложно так прямо держать спину, когда голова увенчана ветвистыми рогами. Должно быть, тяжеленные. Никогда и никто не видел Луи сгорбленным, испугавшимся чего-то, затравленным. Только один раз Легоси казалось, что он видел в нём что-то живое, что-то от обычного мальчишки, а не от будущего Великого Зверя. И Луи знал об этом. И сейчас, несмотря на травму, тоже стоял прямо.       — Хочешь знать, что на меня нашло? — наконец, Луи оборачивается, смотрит через плечо. — Тебе кажется, что мы равны. В правах, в статусе учеников, даже в том, что лунной ночью видим одинаково хорошо. Но на самом деле — нет. Ты — хищник. Самый здоровенный из волков, которых я когда-либо видел. Я — добыча. Раненая, и не могу сбежать. Как мне от тебя отбиться? Рога в такой тесноте бесполезны, иного оружия у меня нет. Может, это ты убил Тэма той ночью? Знаешь, Хару…       — Молчи, — Легоси не выдерживает. — Ни слова о Хару и твоём запахе от неё. Я ничего не хотел, я пойду.       — Хищник бежит? Ну и ну.       Луи осторожно переступает, делает шаг назад. Оказывается прижатым к стене. Настолько, насколько позволяют рога. Лунный свет теперь попадает только на их кончики — острые. Луи блефует. Только руку протяни — на столике под горкой журналов пистолет. Ультимативное оружие, лучше зубов, когтей, рогов, игл и яда. Кто бы ни создал зверей разными, «Кольт» сделал их равными. Но Легоси — это Легоси. Он не набросится, он стянет с кресла реквизитный плащ, подступит ближе, попросит:       — Прикройтесь, Луи-семпай.       Всё исполняет. Такой предсказуемый до омерзения. Даже не собака, нет, у тех заучивание команд, типов поведения и дружелюбность заложены искусственными генами. Волк, отвергающий собственную природу хищника, и от того — хуже облезлой шавки. Но до какой степени?       Луи выступает на свет. Легоси в своей заботе — открыт. Нет, не показывает уязвимый живот, но сейчас — ранен в спину. Луи как будто хочет обнять его, как старого друга, поддаться заботе… но нет. Запускает руки под форменную рубашку Легоси, нащупывает небрежные повязки. Тянет, срывает, вцепляется в свежие шрамы, от ран, оставленных Биллом. Выступившая кровь остро пахнет. Легоси пытается оттолкнуть Луи, но вполсилы, не применяя когтей, что-то невнятно бормочет, вздрагивает.       — Ты — больше травоядный, чем я. Никакой ты не хищник, Легоси. И ты посчитаешь это комплиментом. Уже думаешь о том, как бы забраться Хару не только в трусики, но и в жизнь. Так же, как она, жевать капусту и умиляться жукам и цветочкам, ведь так? Хочешь стать такой же маленькой и дрожащей зверушкой? А хочешь, я покажу тебе, каково это на самом деле? Когда кто-то другой распоряжается твоим телом? Хочешь?       Луи наступает. В огромных оленьих глазах разверзается тьма. Широченные зрачки слиты с радужкой. Легоси чувствует, как тонет. Такая же тьма — во взгляде маленькой Хару. И почему он раньше не замечал? Но сейчас поздно, сейчас — Луи прав. И страшен, как только может быть страшно существо, которое ничего не боится. Каждый загнанный в угол — хищник.       По пальцам Луи стекает кровь, пачкает белую рубашку. Пуговицы трещат и отлетают, ткань кое-где вырывается «с мясом». Легоси смутно понимает, что хочет Луи, но не помогает. Следит, как загипнотизированный, как рубашка распахивается, как к чертям прочь летят штаны и трусы. Как Луи изгибается, вновь пуская свою рогатую тень в пляс по полу, как подступает ближе, как…       — Ты чего, ты…       Легоси не в силах отвести взгляд. Член оленя — не такой как его, волчий. Совсем не такой. Длинный, заострённый, как будто инородный для столь утончённого тела. А Луи натирает его окровавленными пальцами, но зачем? Неужели…       — Тот, кто не жрёт других — будет съеден сам. Хочешь узнать, могу ли я сожрать тебя? Запросто. Ведь Тэма мог убить и не хищник. Ноги раздвинь, добыча.       Луи до конца и сам себе не отдаёт отчёт в том, что и зачем творит. Единственное, что остаётся догматом в рогатой голове — нельзя показывать правую ногу и номер. Никому. Хотя бы не сейчас. Стать Выдающимся Зверем может только безупречный. Тот, кто станет хищником не по происхождению, а по духу. Не жалкий волк, что сейчас сжимается, как кролик, нет. Только он, Луи. Только ему под силу перевернуть этот мир. Иначе в нём никто не спасётся.       Легоси слишком близко. Глаза в глаза. Толчок, ещё… глубже. Крови было недостаточно, узко, тесно, грязно. Даже клыков не обнажит. Смирится со всем, что происходит, только наморщит нос.       — Что, не нравится, как пахнет? — Луи усмехается, толкнувшись. — У плотоядных дерьмо отвратительно воняет, боюсь, не отмоюсь. Это запах разложения и смерти. А хуже всего, когда вы жрёте мясо. Наши тела. Плоть. Которую перерабатываете в грязь и ярость. В новые разрушения. Сейчас тебе каково? Больно? А так?       Изогнув шею, Луи впивается в плечо Легоси зубами. Тупыми зубами травоядного, но сейчас он готов прокусить волку шкуру, пить кровь и жевать плоть. Почувствовать не только жар гона, но ещё и опасную смесь секса и голода, всё растущей жажды власти и убийств. Хоть чуть борьбы. Если бы Легоси хотя бы дёрнулся, попытался укусить в ответ. Нет и нет.       В рот набивается мех и только. Луи двигается почти бессознательно. От покорности Легоси всё потеряло смысл. Может, психология жертвы именно такова? Не сражаться, а самому напрашиваться в пасть хищника? Иначе для чего они такие слабые, такие маленькие, такие беззащитные? Даже он, Луи, словно из стекла. Невозможно неудобные и тяжёлые рога, тонкая кожа, коротенький мех. Хрупкие кости. Хвост — жалкий пушистый обрубок. То, что это он сейчас трахает хищника — ничего не изменит в нём. Но дело не только в физиологии.       Луи рычит. Снова чувствует реальность и острое удовольствие. Да, будет сложно. Этап за этапом. Ещё немного и всё рухнет. Криминальный мир ближе к благополучной школе, чем кажется. Кто-то узнает о прошлом, о номере на ноге. И тогда жизнь сломается. Нет, не так. Перейдёт в новое качество. И к этому нужно быть готовым. Оргазм смазанный, «дежурный». Он и не был целью. План в общем-то и весь провалился — Легоси всё так же растерян, с таким же взглядом затравленной и побитой псины. Он должен был понять, что в этом мире не получится спастись, просто отсидевшись в углу. Никому. Ни хищнику, ни травоядному. Но не понял.       Луи же, сев в жёсткое и скользкое кресло, откидывается на спинку, позволяет ей принять тяжесть рогов. Смотрит вверх. Не обращает внимание на попытки Легоси заговорить, на его уход, напоминающий трусливое бегство. В комнате жутко воняет, окровавленные повязки остались валяться на полу, и от ран Легоси остались следы. Не только кровавые. Чего-то нематериального и неосязаемого.       Луи поднимает руку на уровень глаз. Чёрные пятна подсохли и шелушатся. Часть другого существа. Сама суть. Кровь продают в качестве наркотика. Что же в ней такого? Ничего. Тяжёлый запах, горько-солёный вкус. Луи, слизнув пятнышко, кривится. Символ и самовнушение. Абсолютно каждый может сожрать другого, заработав максимум изжогу и проблемы с законом. Просто у некоторых с рождения это получается легче. Луи вздыхает и высовывает язык, вновь ведёт им по запачканной шкуре ладони. Он должен понять и привыкнуть до конца. Потом будет поздно и не будет возможности. Кому нахрен нужны Выдающиеся Звери, если всё можно получить и так?