Тонкая красная линия

Тонкая красная линия вьется через всю жизнь Амари. Кто-то слышал это выражение, и для того оно значит грязную войну по окопам и сражение до последнего вздоха. У прочих на полке стоит все еще бумажная книга тиражом не больше сотни, эксклюзивная и особенно ценная в их время. А есть те, кто верит, что в этом есть особый символизм — яркая нить, связующая людей и события; она цвета пролитой крови, означающей родство или судьбу. Того цвета, что издревле почитается человечеством и отсылает собой на некое таинство. А у Аны это ни то, ни другое, ни даже третье. Вернее, это немного расскажет ее историю, если на нее найдется свой слушатель. Но никогда не будет чем-то полноценно стоящим, явственно описывающим и сколько-нибудь романтичным, потому, дорогой слушатель, лучше не устраивайся поудобнее. Нынче войной никого не удивишь, потому что вот она — закончившись однажды, она вновь ступит на твой порог. Герои, словно прошедшие с тобой детство, оловянные солдатики с отломанными ручками, ножками да головами, останутся пылиться на полке, а потом и под них найдется свое «мусорное ведро». А Родина-Мать позовет новых сынов на защиту, и уже таких, у кого закрыта душа и крепче мускулы. Среди таких старикам места не найдется. Банальная истина, старее даже всех упомянутых калек в рабстве немощного тела, которую можно рассказать своим детям. Чтобы, затем, понять уже по глазам и изогнутой линии рта — хватит уже кормить этим, надоело. И так уж вышло, что из тех самых солдатиков выходят никудышные родители. Ана Амари была матерью. Вернее, она была дерьмовой матерью, и почти не помнит, что чувствовала какие-то десятки лет назад. Ее красная ниточка судьбы потерялась где-то по дороге, а короткие светлые воспоминания выжимает из себя только смятая фотография под нагрудным жилетом. Там же запасная обойма. Будь бы нужда в альбоме, которого у нее никогда не будет в любом из своих походов, в ней на первой странице были бы Джек и Гэйб. И только на второй странице улыбающееся лицо Фарии на фоне цветущей аллеи подле старого Штаба. На последней — ее отец. О, боги, как же они похожи. И Ана не попросит прощения, оно ей ни к чему. Как, впрочем, и понимание, потому что Амари помнит, что не на понимании строился прошлый мир, так чертовски хорошо ей знакомый. Какое же бесполезное слово. Ее красная линия — не метафора или какой-нибудь изящный смысл, сложенный в строгие слова термина где-нибудь на страницах мудростей человеческих. И если она действительно есть, то это только глянцевый багровый путь целой капли, приметный человеческому глазу, в отличие от книжной морали, до которой не каждому дано дорасти. Но оно и ни к чему. Для Аны это только то красное, что обволакивает пулю, прошедшую сквозь податливую плоть, и выброшенное на землю характерным узором и знакомым звуком. А уж воспоминания тут будут совсем не при чем.