***
Спустя столько лет ему хотелось бы, чтобы и сейчас было также. Чтобы лёгкие были пусты, чтобы дышать полной грудью, чтобы снова чувствовать внутри свободу, как после долгого страха, который наконец-то исчез, чтобы вдохнуть чистый воздух и не подавиться кашлем снова. Лаури мотает головой из стороны в сторону, избавляясь от непрошенных воспоминаний, и устало откидывается на спинку кресла. Как тогда, уже не будет. Никогда не будет. Он прикрывает глаза, когда слышит трель телефона. Говорить сейчас не хочется и на это совершенно не осталось сил, но он всё равно отвечает на звонок, видя на дисплее такое знакомое имя. Все обещания, данные самому себе, летят куда подальше, а кашель вновь пробивается наружу и на глазах выступают горячие слёзы, обжигающе скатываясь по щекам. Лаури хватает ртом воздух, пытаясь остановить очередной приступ, который начался так не вовремя, и резко сбрасывает звонок, так и не сказав ничего в трубку. Наконец, немного придя в себя от приступа, он перезванивает. — Привет, — на другом конце провода не голос, а настоящий яд, который Лаури с удовольствием пускает себе по венам. — Проблемы со связью? — Вилле на том конце провода взволнованно возмущается и кряхтит, как дед. Лаури улыбается, слушает едва слышное дыхание и молчит. — Лаури? Всё в порядке? В полном. Настолько, что от порядка и радости пора заказывать гроб. — Прости, я чуть приболел, — Лаури вспоминает, что собеседнику принято отвечать, и пытается поддержать разговор, но снова заходится в диком приступе кашля. — Простудился, что ли? — Вилле на том конце провода цокает, но всё равно переживает за друга. Лаури молча смотрит на собственную кровь и несколько цветков, что вышли из его лёгких. — Да, просто простуда, — Юлёнен обрывает звонок, переводя стеклянный взгляд в стену напротив, и не замечает, как сам царапает себе руку до крови и шепчет какую-то неразбериху. Его взгляд снова падает на цветы и он отворачивается, закрыв глаза. Как же он ненавидит ландыши.***
Лучи солнца окрашивают зелёные поля, ласково пробираются между ёлок и листьев деревьев, что стоят поотдаль. Где-то недалеко журчит вода, видимо, там раскинулся ручей. Журчание воды перебивают пение птиц и лёгкий ветерок, что пробивается под футболки парней, ворошат их волосы и оставляют на коже мурашки. — И почему мы здесь? — Лаури проводит лёгким жестом руки по колоскам и внимательно смотрит на Вилле. — А ты когда-нибудь орал в поле? — Вилле усмехается, смотрит на удивленное лицо лучшего друга и смеётся в голос, а после резко замолкает и, раскинув руки в стороны, начинает кружиться на манер сумасшедшего, громко кричит. Когда сил не остаётся, он затихает и с улыбкой смотрит на Лаури. Тот в ответ смотрит на Вало как на психа, но почему-то тоже начинает улыбаться. — Если бы предки знали, зачем мы тут на самом деле, они бы усомнились в нашей адекватности. — И пусть, — Вилле лезет рукой в карман, доставая пачку сигарет и зажигалку. Лаури смотрит на него с укором, но молчит. Вало зажигает сигарету, подносит ко рту, вдыхает дым в лёгкие и прикрывает глаза. Никотин приятно разносится по лёгким, проходит будто под кожей и слегка кружит голову, даря телу лёгкость. Проходит несколько минут, Лаури не выдерживает, а сигарета начинает тухнуть. — Шестнадцать, а уже куришь? — Юлёнен не хочет смотреть на друга, поэтому озирается по сторонам. Его взор падает на рядом растущие ландыши и он морщится. — Вырастешь — поймёшь.***
Лаури вырос, но не понял. Разве что, цветы, а конкретнее, ландыши, начал ассоциациировать с дымом и смертью. Может, он бы тоже купил сигареты, чтобы убрать напряжение из головы, из крови, из всего тела. Вот только… Не надо ему это. У него и так с лёгкими проблемы, так зачем ещё больше вредить? Лаури хмыкает, резко встаёт из кресла и идёт на кухню. Дрожащими пальцами наливает себе стакан воды и жадно пьёт. В дверь неожиданно стучат и он на цыпочках крадётся к ней. Смотрит в глазок и видит на пороге Вилле. Тихо матерится и давится кашлем снова. Вало продолжает настойчиво стучать, но Лаури только сползает вниз по стенке, рукой пытаясь за что-то зацепиться и удержаться на ногах. Ему это не удается и резко становится плевать абсолютно на всё. Он не знает, сколько ему ещё осталось, сколько сможет продержаться. Он ведь даже Вилле ничего не сказал. Боится. В принципе, он никому не сказал — он не думает, что это очень уж важно. Лаури сворачивается в клубочек прямо на коврике перед дверью в коридоре. Он чувствует сквозняк животом и спиной. Скорее чувствует, чем слышит уже агрессивно-взолнованные удары о дверь сквозь настойчивый и пугающий звон в ушах. Он вновь задыхается в собственном кашле, в собственной крови и ненавистных ему цветах. Ему сейчас так хотелось на поле, чтобы набрать полную грудь воздуха и заорать так, как ещё никогда он не кричал в своей жизни. Но голос пропал, тело ломит и дрожит, он не слышит собственных всхлипов и как его рот открывается, а на языке вперемешку с кровью снова лежат цветы. Слёзы режут глаза, тело начинает колотить и бросать то в жар, то в холод. За дверью слышны крики, трель звонка и удары, уже, кажется, ногой о дверь. Лаури прячет лицо в ладонях, через пару секунд обхватывая себя руками и смотрит в пустоту.***
Смех доносится до Лаури с другого конца комнаты. Он оборачивается и взгляд его застывает на месте, а ревность забирается под кожу. Вилле размахивает руками, весело что-то рассказывая рядом стоящему какому-то своему другу, и отпивает пиво из бутылки. Внезапно Вало смотрит на Лаури, их взгляды сталкиваются. Вилле хватает всего пару секунд, чтобы понять, что что-то не так, поэтому он отставляет бутылку в сторону и идёт прямиком к Лаури. — Выйдем? — Выйдем. Оба выходят на крыльцо дома, ёжась от холода. Всё-таки, зима в Финляндии — это очень серьёзно. — Что-то случилось? — Вилле облокачивается на стену и лезет в карман за сигаретой. Лаури мнётся на месте, в воздухе витает неловкость, поэтому он перехватывает сигарету у Вилле и сам делает пару затяжек. Дым неприятно царапает горло, и Лаури, согнувшись, кашляет. — Гадость какая, — на лице застывает гримаса отвращения и он смотрит на друга. — Как ты вообще это куришь? — Дело привычки. Так что случилось? — Давно ты с ним дружишь? — С кем? — С тем парнем, с которым тебе было так весело, — Лаури хмуро смотрит на Вало, рукой поправляя перья в своих волосах. Вилле на этот ответ смеётся. — А ты ревнуешь, что ли? Не боись, мой единственный лучший друг навсегда — только ты, — Вилле хлопает Лаури пару раз по плечу и в шутку оставляет на его щеке поцелуй. Потом отстраняется, смотрит серьёзно и говорит: — У меня могут быть ещё друзья, Лаури, но ты больше, чем друг. Мы дружим с самого детства, а это больше двадцати лет. За это время ты стал мне братом, человеком, который знает меня лучше, чем я сам. Самым дорогим мне человеком. Ты же знаешь, я всегда был и буду рядом, — Вилле кладёт руки на талию Лаури, обнимая так, как обнимал его в детстве. Юлёнен кладёт голову ему на плечо и понимает, что это начало чего-то большего.***
Если бы Лаури мог, он бы уже давно вернулся в прошлое, изменил бы тот вечер и никогда больше не виделся с Вилле. Отменил бы свои чувства и эмоции, любые касания и разговоры с людьми, потому что это опасно. Но машины времени у Юлёнена нет, а желания не видеться с Вилле — тем более. Будь у него силы, он, может быть, и открыл бы ему дверь. А может, и нет, чтобы не травмировать психику человека, которого так любит, своими никому не нужными цветами. Он пытается взять себя в руки и его шёпота хватает лишь на тихое «уходи». Но Вало не уходит. Перестаёт стучать только и трезвонить. Садится на грязный пол прямо в коридоре, откидывая голову на дверь, и устало вздыхает. — Расскажешь? — Нет. — Твое дело. Оба молчат, как тишина снова перебивается кашлем. — Ты хоть принимаешь таблетки? — От этого таблеток нет. — Это ведь просто простуда? Или… Лаури? Лаури молчит. Он не знает, что ему сказать, поэтому продолжает лежать, полностью абстрагировавшись от мира и пропуская все слова Вало мимо ушей. Внезапно он понимает, что не чувствует своих конечностей от холода, что сердце бьётся слишком тяжело, что перед глазами всё застилает пелена, внутри всё горит, сворачивается в клубок, взрывается, мозг перестаёт работать, тело начинает дрожать ещё сильнее. — Лаури! Открой, слышишь? — в голове — вакуум, Лаури уже не понимает, как ему удается расслышать хоть что-то, но на любые слова ему сейчас плевать. И снова кашель царапает горло, цветы охватывают его мёртвой хваткой, он задыхается в крови. — Если ты сейчас не откроешь, я выломаю дверь! — Вилле действительно начинает наваливаться на дверь в попытках открыть её. В голове одновременно пусто и одновременно миллионы мыслей. Все они мечутся в хаотичном порядке и не дают схватиться хоть за одну из них. Глаза уже не открываются, тело не дрожит и не чувствует холода. Оно уже ничего не чувствует, потому что сердце замирает навсегда. Дверь резко открывается, чуть ли не вылетая из петель, ноги у Вилле подгибаются и он падает навзничь, прямо на колени перед телом своего лучшего друга. Обхватывает его руками, тормошит, меряет пульс. Слёзы сами катятся из глаз и Вало даже не собирается их останавливать. Сердце пустое, не чувствует, кричит только, и этот крик выходит из уст Вало и слышен, кажется, даже на другом конце города. — Ты не мог. Ты не… — руки не слушаются, телефон выпадает из кармана прямо в пятно из крови и ландышей. Он пытается набрать скорую, позвонить хоть кому-то, но не получается. Он со всей силы швыряет телефон о стену, так, что тот разбивается, и на пол сыпятся осколки. — Пожалуйста, только не так… Но тело в руках молчит, не двигается, не дышит. И больше никогда не сделает ничего из этого. — Как же я ненавижу человека, кто этому виной. Ненавижу! — немой крик вырывается из сердца, поток слёз не останавливается и Вилле обхватывает руку Лаури мёртвой хваткой, уже на неживом теле оставляя синяки от касания пальцев. — Себя ведь, кажется, ненавижу…***
На похоронах тихо и почти нет людей. Ветер не дует, солнце не светит, птицы не поют. А может, так просто кажется Вилле. Родственники плачут в стороне, недалеко стоят несколько близких друзей, которые тоже не могут остановить свои слёзы. Только глаза Вало сухи. Ни одна слезинка не стекает по щеке, руки в чёрных перчатках держат цветы, взгляд ясный, чересчур спокойный. Священник заканчивает свой монолог, давая людям, что здесь собрались, проститься навсегда. Вилле подходит последним, говорит тихо, прямо на ухо, чтобы никто не услышал. — Знаешь, ты для меня действительно был самым дорогим человеком. И ты не представляешь как мне жаль, что я не понял этого раньше, — Вилле прячет свой взгляд за закрытыми глазами и добавляет: — Рад только, что скоро увидимся. Может, во второй раз повезёт? — Вало выпрямляется, кидает последний раз взор на лицо друга и отходит в тень, подальше от всех, кто сегодня здесь. Он не сдерживается, кашляет, выплёвывает несколько незабудок и шепчет самому себе: — Да, во второй раз должно повезти.