О дивный, новый мир

— Спасибо, что пришёл, — младший нерешительно поёрзал, а потом тяжело вздохнул, — Я действительно не знаю, что делать со всем этим. Я посмотрел на своего брата, отмечая, что он осунулся и немного похудел. Приближалось его совершеннолетие, и выбор, который ему предстоял, отнял у парня все силы. Уже завтра, верно? Завтра Комиссия придёт к моему брату и задаст вопрос, на который у него до сих пор нет ответа. Сигарета выпрыгнула из пачки, послушно покаталась между пальцами и ткнулась в губы. Я поджёг дешёвый табак и опёрся на чугунное ограждение, не позволяющее рухнуть в бурлящий поток дикой горной реки, в честь которой был назван наш город. Когда-то мы с младшим обожали играть на этом мосту — и вот теперь мы снова здесь, и он ждёт, что я скажу, что ему делать дальше. — Это твой выбор, брат, — он вздрогнул, будто я обрушил на него каменную гору, и скорчил самую несчастную рожицу из возможных. Я был неумолим. — Никто не может решать, сколько Лицензий должен получить тот или иной человек. Потому что убивать не им, а тебе. Среднее число Лицензий, которые получает один гражданин — пять. Никто не готов рисковать и отказываться от права на убийство в мире, где каждый имеет право отнять жить другого человека. «Что, если на меня нападут?», «Вдруг я убью кого-то случайно?», «Мало ли что может случиться?» — именно эти мысли проносятся в голове, когда приходит время выбирать. Человек смертен, но это полбеды. Плохо то, что иногда он внезапно смертен, и лучше подстраховаться и защитить себя, чем умереть из-за идиота. Звучит довольно логично, предупреждён, значит вооружён. — Да, но… — младший замялся, не желая слушать голос логики, — Но это ведь чужая жизнь! Тебе не кажется, что вручать пачку бумажек, которыми можно расплатиться, как-то неправильно? — Это закон, — я пожал плечами, заполняя лёгкие никотином, и медленно выдохнул дым, наполняя серым снежную белизну этого вечера, — Лицензия даёт возможность, а не принуждает тебя убивать. Никто не говорит, что ты должен прикончить столько людей, сколько у тебя бумажек, прежде чем покинуть этот мир. Большая часть людей спокойно умирает своей смертью, ни разу не воспользовавшись Лицензией. Потому что убивать — это очень страшно. Можно бахвалиться сколько угодно, можно воображать, как ты отнимаешь чужую жизнь, но всё изменится, когда твоя возможная жертва по-настоящему окажется под дулом пистолета. Вы вообще представляете, каково это — убить человека? Посмотрите на случайного прохожего. Вот он, стоит, думает о чём-то, переминается с ноги на ногу, иногда смотрит в телефон и кому-то звонит. Как много людей способны достать нож и всадить его в чужую печень? С одного удара, чтобы жертва ничего не поняла, в нужное место, чтобы скорчилась и не смогла защититься, пока вы будете её добивать. Только представьте себе его глаза, полные боли и непонимания, ощущение тяжести в руке, запах крови и экскрементов, и скажите — вы и в самом деле готовы сделать это? В этом вся суть. Никто не готов. И именно поэтому система всё ещё работает. Лицензия — это для безутешных родителей, которые мстят за своих мёртвых детей. Для тех, на кого напали в собственном доме или дворе, для тех, на чью жизнь покушаются, и кто бьёт первым. Для тех, кто готов рискнуть жизнью и броситься на защиту слабого — хотя, возможно, его смерть тоже была бы законной. Лицензия — щит труса, не готового отвечать за последствия. То, благодаря чему не нужно тратить время и доказывать состояние аффекта, когда жена хрипит в луже крови рядом с уже мёртвым любовником, то, что оправдывает агрессию в ответ на чужую инаковость. Тебе не нравится, что этот человек верит в другого Бога? Вперёд, снеси ему башку — о том, что ты не сможешь спать до конца жизни, потому что в глубине души знаешь, что не имел права, ты узнаешь потом. Лицензия — наши пороховые бочки. Ядерный чемоданчик, вручённый каждому гражданину — все знают, какой эффект произведёт взрыв, и не собираются стрелять первыми. Это то, на чём всё держится. То, ради чего всё это затевалось. И, конечно же, есть те, для кого Лицензия — обязательное требование при приёме на работу. Кто-то вроде меня, например. Брат снова тяжело вздохнул, всем своим видом показывая, что наша беседа не помогает. Я пожал плечами — нельзя вмешиваться в чужой выбор, и не важно, что человек напротив умоляет решить за него. — А как ты выбрал? — младший понял, что прямой ответ ему не светит, и решил зайти с другой стороны, — Долго думал? Какую цифру назвал? Я знал, что брату и в самом деле интересно. Между нами десять лет разницы, я получил Лицензии, когда ему исполнилось восемь, и с тех пор младший снова и снова пытался выяснить, сколько человек я имею право убить. Можно сказать, сейчас и в самом деле лучшее время для правды. Всё очень просто — в день твоего совершеннолетия в дом приходит Комиссия с пачкой пустых бланков, чтобы узнать ответ на один вопрос: «сколько человек вы планируете убить за свою жизнь?». Можно назвать любую цифру, от нуля до пятидесяти, после чего данные будут занесены в архив, а ты получишь на руки листы Лицензий, которые надо будет менять на труп. Если убьёшь — идёшь в ближайшее отделение, показываешь тело и отдаёшь бумагу следователю, который закроет дело в рекордные сроки. В большинстве случаев убийство полностью законно, и от тебя ничего не потребуется. Иногда (если, например, был убит ребёнок или кормящая мать), государство попросит небольшую сумму компенсации — сущие копейки, ничего неподъёмного. Впрочем, даже при такой системе находились те, кто выходил за свой лимит, или маргиналы, выбирающие свободу и жизнь без Лицензии, с правом убить кого угодно или быть убитым в ответ. Я был… кем-то вроде санитара леса. Теми самыми кулаками, которые есть у добра, детективом, судьёй и палачом в одном лице, госслужащим, следящим за тем, чтобы правила выполнялись. Самые прекрасные цветы растут из грязи, верно? На нас стоит наш дивный, новый мир. Я знал, что пойду на службу, со своих пятнадцати, когда впервые увидел Комиссию, пришедшую к соседу. И в тот момент, когда перед моей дверью шли люди в смокингах и с дипломатами, я понял, что стану одним из них, чего бы это не стоило. Я был амбициозен и слеп, конечно же. Я всегда был лучшим и решил отхватить слишком большой кусок. Кто хочет — ищет возможности, кто не хочет — ищет причины. Моё желание было настолько сильным, что я смог приоткрыть завесу тайны, переполненную мистикой и городскими легендами, чтобы узнать, как именно это работает. Комиссия — это верх. Потолок карьерной службы, квинтэссенция того, что наше государство может дать человеку. Их боятся, их уважают, перед ними преклоняются, им никогда не перечат. Они — что-то вроде стихийного бедствия, которому невозможно противостоять, можно лишь покориться и перетерпеть. Но, прежде чем ты попадёшь в список тех, кто выдаёт Лицензии, ты должен пройти долгий путь и понять, как именно работает право на убийство. Первый шаг — из пятидесяти возможных Лицензий запросить все пятьдесят. Потом ты выходишь на службу. Сначала ходишь с полицейским патрулём, потом идёшь на вольную охоту, отстреливая тех, кто превысил свой лимит и не может доказать, что имел на это право. Когда число твоих Лицензий уменьшится до тридцати пяти, добавляется право охоты на «свободных», которые решили отказаться от законов и просто убивают направо и налево. Они живут в закрытых районах, в которые можно войти и нельзя выйти, и напоминают бешеных зверей, брошенных в яму с кольями. Я был там дважды — ни один из этих визитов не доказал мне, что «свобода» стоила того. Так что ты убиваешь — убиваешь тех, кто идёт против законов и мира, тех, кто добровольно отказался от звания гражданина и предпочёл задыхаться в загоне с себе подобными, тех, кто решил, что им ничего не будет за чужую жизнь. Рано или поздно твои Лицензии заканчиваются — в этом случае тебе дают смокинг, дипломат и право решать. Я был уверен, что готов, когда просил выдать мне пятьдесят Лицензий и отправил своё резюме. Первые три убийства показали мне, насколько я ошибался. Мёртвые глаза, раскрытые рты, переломанные тела и запах, невыносимый запах крови, смешанный с потом и испражнениями, от которого спасает только никотин — табачный дым воняет, он забивает лёгкие и способен перебить всё остальное. Мне двадцать восемь лет, и семнадцать Лицензий уже истрачены. Кто-то же должен, как говорится. Никто, кроме нас. Младший переступил с ноги на ногу, снег скрипнул, и этот звук выдернул меня из своих мыслей. Я снова стоял на мосту, рядом с моим братом, которому завтра предстоит самый тяжёлый выбор в его жизни. Он ведь никогда не видел того, что видел я. Он и не хочет видеть — он хочет жить в светлом мире, где люди помогают друг другу, а не убивают, и где Лицензия это обязательная повинность, бумажка «на всякий случай», которая останется лежать среди прочих документов в рабочем столе. Он хочет мира, света и любви. Того, ради чего я делаю свою работу. — Я выбирал умом, а не сердцем, брат, — я выкинул потухший окурок, щелчком пальцев отправив его на дно бурной горной речки, пересекающей весь наш город, и потянулся к младшему, чтобы погладить его по волосам. Как раньше, в детстве — сейчас у него началась его светлая, яркая жизнь, а моя работа почти не позволяла приходить в родительский дом. — Не думай, а прислушайся. Сколько листов позволят тебе спокойно спать по ночам? — Эм… — младший задумался, а потом тихо выдохнул и робко улыбнулся. На самом деле он всегда знал ответ, но никто, кроме меня не позволял ему открыто назвать заветную цифру. Но мы братья, и мне плевать, ноль это или пятьдесят. Младший не перестанет быть младшим, даже если выберет неправильно. — Три? Ну, на всякий случай. Мало ли что… Я улыбнулся и потрепал его ещё раз, превращая модную причёску в воронье гнездо. У моего брата впереди прекрасная жизнь, полная веры в людей, нежности и любви. А я буду стоять на страже этого мира, чего бы мне это ни стоило. — Отличный выбор, младший. Пусть будет три.