Методом проб и ошибок

Она заглянула ему в голову и поняла, что он не подходит для этого задания. Андерсон быстро взвесила варианты, наблюдая, как он входит в комнату, анализируя, как была обучена еще в Академии, еще до того, как они выбрались из Пич Трис. А ведь она могла бы попросить кого-нибудь другого, подумала она, или, в личной беседе, намекнуть начальству, что Дредд просто не станет делать это так, как они надеялись, но... Проблема была в том, что хотя они верили в ее способности, они не поверили бы ее словам. Кассандра в этом практически не сомневалась. Она могла бы попросить Дредда, чтобы он отказался, или они могли бы отказаться вместе, но она знала, что судья никогда бы не сделал этого. Честно говоря, если бы до этого дошло, неизвестно, как бы они оба поступили. Это вменили им в обязанности, а что в действительности творилось в головах отдававших приказы, она не знала. Однако те, кто говорил с ней, верили в успех задания. Она оценила сложившуюся ситуацию, как ее учили делать, но ее обучали те самые люди, которые сочли нужным привести сюда Дредда. Она знала, что у нее нет выбора. Ни у кого из них не было выбора. Комната была абсолютно белой и ярко освещенной сверху и, хотя казалось, что они были здесь одни, Кассандра знала, что это не так. Возможно, эта видимость уединения помогла бы ему, но это не могло помочь ей. Андерсон чувствовала, как чужие мысли кружились там, в комнате управления, как врачи и техники вначале пытались сохранить профессионализм, но потом их мысли то и дело сбивались. Дредд вошел в комнату, и она смотрела на него, сидя босиком в накрахмаленной белой больничной сорочке, которая была завязана сзади так свободно, что она чувствовала себя почти голой, как будто ничего на себя не надела. — Дредд, — сказала она, потому что не знала, что еще сказать. — Андерсон, — ответил он, потому что тоже не знал, что еще сказать. И через мгновение, которое длилось, длилось и длилось, до тех пор, пока она почти не почувствовала, что должна найти какие-нибудь слова, чтобы выпалить и нарушить тишину; после мгновения, когда Дредд пытался не думать ни о чем, а она пыталась притвориться, что не читает его мысли, скрытый динамик ожил. — Пожалуйста, продолжайте, — решительно сказал доктор. Голос был искажен, и они не могли узнать, что человек, ответственный за их эксперимент, был женщиной, но этот факт навряд ли им помог. Глядя на то, как Дредд инстинктивно сжимал и разжимал кулаки, медленно и осторожно, Андерсон была не уверена, что им вообще что-то поможет. Он был одет в свою униформу. Кассандра сомневалась, носил ли он когда-нибудь что-нибудь другое. Если честно, ей было трудно представить его в синих джинсах и рубашке-поло или в чем-нибудь другом, кроме его прилично потертой кожаной одежды, и в этот самый момент она очень старалась не делать этого. Вместо этого Андерсон наблюдала за ним, чувствуя легкую тошноту, когда он расстегнул ремешок одной из перчаток и стянул ее за пальцы, обнажив руку. В пустой белой комнате негде было положить ее, кроме как на пол, поэтому он бросил ее, занявшись другой. Все, что он сделал, это снял пару перчаток, но сердце Андерсон уже бешено колотилось в груди. Она ненавидела то, что несколько дюймов обнаженной кожи Дредда вызвали в ней такую реакцию. Судья отцепил бронежилет от куртки. Отсоединив куртку там, где она крепилась к брюкам, он расстегнул молнию спереди и сбросил одежду на пол. Наклонившись, Дредд расстегнул молнию на сапогах, освободившись, просто вышагнув из них. Стянул носки, ступив босиком на сверкающий белый кафельный пол. Когда он снимал свои потрепанные кожаные штаны, его пальцы почти ласкали их. Только оставшись в черной футболке и облегающем нижнем белье, он протянул руку и снял шлем. Девушке не нужно было читать его мысли, чтобы понять, что он не хочет этого делать. Он присел на корточки, чтобы положить свой шлем на пол, и посмотрел на нее, балансируя на носочках, держа шлем в руках, прежде чем осторожно положить его, словно тот мог разбиться, если его уронить. Возможно, если бы она по–настоящему захотела и хорошенько сосредоточилась, то смогла бы узнать, как судья выглядел под шлемом, еще до всего этого, но каждый раз она останавливалась. Может быть, Андерсон сама не носила шлем, потому что это было связано с ее способностями, но это не означало ее непонимания, чем он являлся для некоторых других судей. Шлем объединял их в команду, но в тоже время не только защищал, но и лишал их лица, личности. И она знала, что значит шлем для самого Дредда, который никогда не был никем, кроме как уличным судьей. Но он провел рукой по своим коротким каштановым волосам и посмотрел на нее суровыми карими глазами, и она почувствовала, как ее губы кривятся в усмешке. Дредд приподнял брови, а она лишь пожала плечами. Девушка не смогла облечь это молчаливое переглядывание в слова, но все-таки в нем был какой-то смысл, хотя и не больше, чем в других разговорах. Дредд стоял. Он снял свою футболку, стащил с себя шорты и стоял там, голый, сжав челюсти и отведя глаза. Руки судьи были сжаты в кулаки по бокам, как будто он не знал, что можно с ними еще сделать, чтобы не треснуть по ближайшей стене. Он был весь в шрамах, покрывавших его кожу, в ножевых и пулевых ранениях и других отметинах, которые она не смогла точно определить. Возможно, Андерсон смогла бы узнать о их происхождении, покопавшись в его сознании, ведь без защиты в виде шлема это легче сделать, но она осадила себя прежде, чем начала. Динамик затрещал. — Продолжайте, — сказала доктор, и Андерсон, вздохнув, встала. Потянувшись руками назад, она, развязав платье, сняла его. — Посмотри на меня, — сказала девушка, и судья посмотрел на нее. Она видела, как напряглись мышцы его челюстей, когда он стиснул зубы, но он продолжал смотреть. Его лицо раскраснелось. Он был настолько неподходящим человеком для этого задания, что казалось почти нелепым, как вообще кто-то мог выбрать его в качестве ее партнера. — Тебе придется прикоснуться ко мне, — сказала она, и Дредд подошел к ней. На его почти незнакомом лице мелькнула такая знакомая гримаса, когда он поднял руки к ее плечам, на мгновенье замерев, прежде чем его ладони коснулись ее обнаженной кожи. Его руки были теплыми, а пальцы мозолистыми, и он позволил большим пальцам очертить ее ключицы, но это было не то, чего хотела Андерсон. — Я не это имела в виду, — сказала она. Он нахмурился, а потом и она тоже. - Что они тебе сказали по поводу того, почему ты здесь? — спросила Кассандра. Руки судьи крепко сжали ее плечи, слишком крепко, почти достаточно для того, чтобы причинить боль. — Мы должны заниматься сексом, — ответил он, — чтобы посмотреть, повлияет ли это на твои способности. Она кивнула. — Это верно, — сказала она. — Значит, тебе придется прикоснуться ко мне. Дредд прикоснулся к ней, положив руки ей на талию. Сместил ладони на женские бедра, а затем его руки заскользили по ней, очерчивая груди. Когда Кассандра провела своей рукой вниз по напряженным мышцам его живота к основанию члена, судья обнажил свои стиснутые зубы и резко вдохнул через них. Он замер, но не остановил девушку, когда она обхватила пальцами его ствол. Дредд не остановил ее и когда она огладила его. Андерсон почувствовала, как он начал напрягаться в ее руке. К тому времени, когда он стал полностью возбужден, его толстый член был почти таким же красным, как и его лицо. Она подошла к кровати. Это был единственный предмет мебели в комнате. Всего лишь металлический каркас, выкрашенный в белый цвет, с твердым матрасом, двумя мягкими подушками и жесткими белыми простынями. Кассандра забралась на ложе и откинулась назад. В слишком ярком освещении комнаты ее волосы, обрамляющие бледное лицо, напоминали цветом солому. Андерсон повернула голову и посмотрела на судью, и он медленно присоединился к ней. Он улегся на девушку сверху, а кончик его члена влажно коснулся ее бедра. Подтянув колени вверх, Кассандра прижала ступни к матрасу, который едва вздрогнул от их общего веса, и обхватила мужские бедра своими. Он пристально смотрел на нее, и все происходящее под холодным светом медицинских ламп было слишком нереальным. Дредд был последним человеком на Земле, которому они должны были приказать сделать это, но он был послушен. Он был последним человеком на Земле, которому они должны были приказать сделать это, но она не могла не радоваться, что это был он и никто другой. — Продолжайте, — резко сказала доктор. Дредд медленно и прерывисто вздохнул. Она не могла не читать его мыслей, когда он был так чертовски близко к ней, и поэтому Кассандра знала то, что он не говорил; судья понимал физиологию физической близости, несколько раз при исполнении служебных обязанностей он видел, как происходило совокупление, но вся его жизнь всегда и полностью была посвящена Дворцу Правосудия. Ведь когда Дредд перенес свой вес на одно предплечье и потерся членом между ее распахнутых бедер, когда он провел кончиком по клитору, а затем, отодвинувшись назад и чуть помедлив, вошел в нее, это было впервые, когда он делал это. Для Андерсон это был третий раз, когда она занималась сексом. Откровенно говоря, когда судья вошел в нее, глубоко и сильно, это было в десять раз лучше, чем предыдущие два раза. Он приподнялся с предплечий на руки и снова вошел в нее. Андерсон обхватила мужскую талию ногами, вцепилась в крашеные металлические прутья изголовья кровати и смотрела, как он двигается в ней. Дредд делал это так медленно, что она была удивлена, так как предполагала, что он захочет побыстрее покончить с этим, но в том, как мышцы его рук напрягались, то, как он, морщась, отводил глаза каждый раз, когда случайно ловил ее взгляд, то, как натягивались жилы на его шее, когда он медленно трахал ее, может быть, это было не то, что она себе представляла, но это был контроль Дредда во всем. Андерсон просунула руку между их телами, нашла клитор и потерла его. Она чувствовала, как ее бедра сами по себе плотно прижались к мужскому телу, впуская член на максимальную глубину. Судья прикоснулся обветренными губами к ее шее, и она неожиданно вздрогнула. Его разум был открыт для нее, широко открыт, как был открыт любой разум, когда его владелец знал, на что она способна, но она знала, что большего, по-настоящему отличного, или особенного, на что надеялась команда за стеной, как будто секс должен был увеличить ее способности каким-то волшебным образом, - ничего этого не случилось. Когда она вздрагивала под ним, крепко держась за него, когда она чувствовала, как напрягаются ее внутренние мышцы, как сжимаются вокруг его толщины, принося разрядку, ничего нового или особенного не произошло. Она не достигла новых головокружительных высот психической силы. Она просто чувствовала себя виноватой, что судью Дредда втянули в это против его воли. И когда он кончил в нее, то сжал челюсти так сильно, что шея напряглась, как будто бы в ней натянулась каждая мышца, но все еще продолжал молчать, как и она. Все, что произошло между ними, был просто секс. Секс, при котором команда ученых следила за их сердечным ритмом, кровяным давлением и каждым их движением. Она отказывалась стыдиться и надеялась, что он тоже не будет стыдиться. Он затаил дыхание, прижавшись к изгибу ее шеи, а затем, отстранившись от Андерсон, сел на корточки, лишь на секунду заглянув в глаза лежащей на постели девушки. Но, встав с постели, одевшись, выйдя из комнаты, Дредд не произнес ни слова. Врачи отпустили его, а через полчаса отпустили и ее. Эксперимент был закончен, а его результаты были неутешительны. Несмотря на то, что начальство возлагало большие надежды, что секс превратит ее в некоего сверхчеловека, а не просто талантливого мутанта, родившегося в доме, расположенном слишком близко к противорадиационной стене, это не сработало. Она не была уверена, хотела бы она в действительности этого или нет, но Андерсон покинула комнату, чувствуя себя полностью опустошенной. Сегодня они впервые с того дня видели друг друга, по крайней мере определенно дольше, чем просто мимоходом. Она видела его три недели назад, когда он проезжал мимо, и уловила вспышку чего-то, что мог видеть только он из всех судей, так что она точно знала, что это был он. Она также видела его десять дней назад, бегущего в противоположном направлении, когда он гнался за своим преступником, а она за своим. Андерсон до жути хотелось позвать его, пойти за ним или хотя бы найти его позже, но здравый смысл остановил опрометчивый порыв. Сегодня они видели друг друга, ожидая вместе во Дворце Правосудия. Она посмотрела на него и поняла, что он смотрит на нее, хотя шлем скрывал его глаза, но прежде чем она смогла найти слова, любые слова, даже не совсем правильные, его позвали, и все, что она могла сделать, это смотреть ему вслед. Однако вечером ее чувства наконец-то взяли верх над рациональным. — Андерсон, — сказал он, открыв дверь в свою квартиру. Она видела его форменную куртку и бронежилет на вешалках, висящих на крючке рядом с кухней, а под ними — сапоги. Дредд был все еще в своих кожаных штанах и футболке, хотя и босиком, но его гребаный шлем был на месте, как будто судья снова надел его, чтобы открыть Андерсон. Это все было так в духе старшего судьи. Она размышляла, была ли у него какая-нибудь одежда, которая не связана с работой. У нее самой было такой немного, да и Кассандра и не обладала его фанатизмом, поэтому, догадывалась она, ответ — вероятно, нет. — Дредд, — спросила девушка. — Можно мне войти? Какое-то мгновение он молча смотрел на нее, словно спрашивая "зачем", а затем отошел в сторону, позволяя ей пройти мимо него. Она предположила, что Дредд считает это лучшим вариантом, чем разговаривать с ней в общем коридоре, и он закрыл за собой дверь, словно желая доказать это. — Чего ты хочешь, Андерсон? — спросил он. Честно говоря, она сама этого не знала. Кассандра собиралась поспорить с ним, стоя на пороге, о том, почему он не впускает ее внутрь, но он уже впустил ее, и теперь она осталась без какого-либо подобия плана. Все, что она могла, так это сказать:  — Я не просила тебя. — Она сердилась на саму себя за произнесенную белиберду. — Эксперимент, — пояснила Андерсон. — Я не просила о твоем участии. Он скрестил руки на груди. — Я знаю, — ответил он, сводя на нет все ее порывы. Между тонкими бровями девушки пролегла горестная складка. — Мне очень жаль, — произнесла Андерсон. — Я знаю, что ты этого не хотел. Это была не моя идея. Он слегка вздернул подбородок, почти раздраженно. По крайней мере, она бы сказала так, если бы не знала его лучше. — Я знаю, — ответил он, и она нахмурилась. — Ты меня избегаешь? — спросила она. — Нет. — Мне кажется, именно это ты и делаешь. — Это большой город, Андерсон. Она вздохнула, раздраженно проводя пальцами по волосам. Почему она надеялась на что-то еще, кроме этого? Повернувшись, Кассандра прижалась лбом к толстой металлической пластине, укрепляющую заднюю часть двери квартиры Дредда. Они оба молча стояли. Звукоизоляция квартиры должно быть была действительно хорошей, подумала она, потому что она едва слышала улицу внизу. Все, что она могла услышать, — это поверхность мыслей Дредда, соприкасающихся с ее мозгом, — одна работа и калибры боеприпасов и еще что-то под этим. — Чего ты хочешь, Андерсон? — снова спросил он. Кассандра вздохнула, и от ее дыхания слегка затуманилась холодная стальная пластина. Да, она знала, чего хочет, потому что думала об этом каждую ночь с тех пор, как они были вместе в той гребаной белой комнате. Она хотела его, как будто он что-то докажет ей, как будто это значило, что у нее есть выбор или когда-либо был. — Андерсон, — хрипло произнес он, и она повернулась, ожидая словесной взбучки или что он грубо встряхнет ее, но ничего такого не произошло. Когда она повернулась, Дредд уже снял шлем, и она смотрела, как он медленно и осторожно кладет его на кухонный стол, хотя она подозревала, что тот обычно лежит на краю его кровати. Он лишь пожал плечами в ответ на выражение удивления на ее лице и почему-то Кассандра решила, что это довольно красноречиво. Когда он поцеловал ее, это было глубоко, не совсем правильно и совсем неожиданно. Он снова пытался запустить пальцы в ее волосы, будто решив, что его полная неопытность не может мешать в задуманном. Он быстро учился. Их второй поцелуй был в разы лучше первого, а третий еще лучше, когда он терзал губами изгиб ее шеи и прижимал спину Андерсон к холодной двери своей квартиры. Она надела юбку, потому что иногда ей это нравилось, а не по какой-то другой причине, но когда его сильные руки нашли путь под ней, все, о чем она смогла думать, это то, что юбка была лучшей ее идеей за последние недели. Его длинные пальцы ласкали ее сквозь нижнее белье, и о Боже, о Боже, они проникли под кромку трусиков и касались места, где соединялись половые губы, раздвигая их. Она была уже мокрая из-за него. Когда Дредд задрал футболку и стянул штаны, обнажив себя от груди до колен, он был уже тверд. Сейчас они не подчинялись ничьим приказам. Это все было для них. Он был достаточно силен, чтобы, когда она подпрыгнула и обхватила его талию ногами, удержать ее там, прижав спиной к двери. Он был достаточно силен, что, когда вошел в нее, сделав глубокий резкий толчок, от которого у нее буквально перехватило дыхание, его колени не подогнулись. Он держал ее, хрипло дыша в ключицу, спрятанную под одеждой, одной рукой сжимая ее бедро, а другой крепко прижав к двери. Он входил в Андерсон короткими и резкими толчками, а ее пальцы сжимали его спину, скользя по разгоряченной коже. Судья трахал ее, пока у нее почти не закружилась голова от гудящей смеси того, что чувствовала она сама и того, что творилось в его мыслях. Он думал, что доказывает что-то этим, а Кассандра не была уверена, что это не так. Когда Дредд кончил в нее, то громко застонал, даже не пытаясь это скрыть. Она не понимала, почему он так и не отпустил ее на пол, пока не почувствовала, что он заскользил пальцами к клитору, лаская ее, неумело, но настойчиво, и это не заняло много времени, пока она, хныча, не кончила, жадно сжав его все еще твердый член. Она судорожно вздохнула, когда он в последний раз провел по клитору большим пальцем. Когда они кончили, Дредд отстранился, она решила, что, возможно, все-таки все правильно поняла. — Я не просила тебя, — повторила она снова, когда он стянул через голову футболку. Он посмотрел на нее искоса, когда окончательно стянул с себя штаны. — Я знаю, — ответил он, как будто ему было интересно, к чему это приведет. — Мне так и сказали. Прислонившись спиной к двери, она дотронулась затылком до холодного металла и смотрела на мужчину через всю комнату. — А ты бы пришел, если бы я тебя попросила? — спросила Кассандра, а он пристально посмотрел на нее. Без своей униформы, голый, покрытый шрамами и синяками, Дредд был не очень-то похож на самого известного, самого ненавистного преступниками судью во всем их тонущем в беспорядках городе. Он выглядел как человек, который провел много времени в одиночестве за работой, которая являлась тем, кто он есть, а не только тем, что он делал. Дредд выглядел как человек, который обманул смерть дюжину раз, но не имевший никого, с кем разделить радость. — Да, — ответил он. И ей не нужно было заглядывать ему в голову, чтобы понять, что он имеет в виду. Дредд слишком зациклен на своих привычках, чтобы делить с кем-то постель, да и кровать у него односпальная, но было уже поздно и Андерсон устала, поэтому легла на диван. Судья нашел для нее одеяло и выделил одну из своих черных футболок, чтобы спать в ней. Они не разделили кровать, но они разделили квартиру, и это что-то значило для нее, хотя она не уверена, что может четко сформулировать эту мысль. Прежде чем выключить свет, Дредд посмотрел на нее из спальни, но его шлем все еще лежал на кухонном столе. Его доверие стоит недешево, и она это знала. Честно говоря, и ее доверие - тоже. Она закрыла глаза и позволила себе медленно погрузиться в сон. Она заглянула ему в голову, так что знала, что он не был подходящим человеком для этого задания. Но это не меняет того факта, что он был единственным.