Туман в горах

Безжизненная земля крошилась под ногами в пыль — тропа петляла между темными, словно обугленными, деревьями, уводя прочь от вершины. В этой земле жила смерть, но и ее Вэй Ин, глупец, хотел победить своим способом — засадить картофелем, или редисом? Какой вздор. Цзян Чэн горько усмехнулся. Он остановился у подножия горы и обернулся, вглядываясь ввысь, туда, где пик терялся в густом тумане. Кишащих вокруг себя мертвецов Цзян Чэн словно не замечал. Они еле волокли за собой ноги, покачивались, сталкивались между собой, и между тем, бдительно охраняли вход на тропу. За войну Цзян Чэн привык к смраду, крови, боли, но рядом всегда было плечо, с которым они все делили пополам. За смрадной толпой подавали голоса взволнованные адепты его ордена, которых мертвецы так и не подпустили к горе. Они смотрели на него, они шли за ним, еще недавно — воевали за их общую свободу. Цзян Чэн тоже не мог от них отступиться и глубоко в душе хорошо понимал Вэй Ина. Только Цзян Чэну не по силам разорваться и помочь тому, кто этой помощи не желал. Перед глазами вдруг вспыхнуло непрошеное воспоминание — Облачные Глубины дышали весной, накануне они с другими учениками надрались как свиньи, а с утра Вэй Ин получил свое, и удар ферулой тогда казался страшнейшим из наказаний. Цзян Чэн первым схватил и взвалил его себе на спину, стенающего словно при смерти, а потом тот сказал, что не просил его нести. Действительно, не просил. И сейчас не просил тоже. Упрямый осел! Злость снова подстегнула плетью, Цзян Чэн стиснул зубы и последний раз бросил взгляд на мрачный пик, а через три дня увидел его вновь, в кровавом мареве, разыгрывая этот фарс. Они разошлись с Вэй Ином, не проронив ни слова, и Цзян Чэн и подумать не мог, какой тяжести на сердце ему будет стоить объявить, что Вэй Ин больше не имеет отношения к Юньмэн Цзян. Все из-за нескольких стариков, калек и детей. Каждому из них было, что защищать. Яньли хлопотала вокруг него, пока рука его висела безжизненной плетью, и принимать ее помощь было до невозможного стыдно. Цзян Чэн имел бы право на ее сострадание, если бы рядом был еще один человек. Имел бы право, если бы они оба получили от сестры по пощечине. Все, чем Цзян Чэн и Вэй Ин могли сейчас друг друга защитить — это ранить. Яньли не просила вернуть Вэй Ина, не просила мириться, она лишь сказала кротко: — Как он? — До побеления костяшек, ее тонкие пальцы с силой отжимали тряпку в травяном отваре. Пар над ним клубился и растворялся в осенней прохладе. Она забиралась из открытых окон под воротник, наполняла собою комнаты. Цзян Чэн смолчал, как ранил Вэй Ина в живот, и в голове билась мысль, что тот это заслужил. — Что ему будет? — вдруг оскалился Цзян Чэн, и рука Яньли замерла. — Пусть остается там, раз так хочет, хоть сделает свой собственный орден, — последние слова Цзян Чэн едва ли не выплюнул. Пристань пребывала в мрачной тишине, словно перед сильной грозой. Горы Илина, казалось, теперь всегда были видны издалека, Цзян Чэн замечал отовсюду, и при взгляде на них сломанные кости словно заново начинали ныть. Когда Цзинь Цзысюань прибыл просить руки Яньли, перед глазами Цзян Чэна почему-то предстало глупое и при этом сердитое лицо Вэй Ина. Яньли искрилась от счастья, тщетно пытаясь скрыть алеющие щеки, хотя на душе ее тоже лежала темная тень погребальных холмов. И эту тень Цзян Чэн не мог простить. Цзян Чэн не заснул в ту ночь, неустанно ворочаясь — так уж вышло, что Яньли с детства была не только его сестрой. Но разве мог сейчас Вэй Ин присоединиться и разделить с ней радость? Вэй Усянь, знай, ты этого не заслужил, думал про себя Цзян Чэн, старательно планируя их визит с Яньли в деревню у подножия Илина. У нас с тобой самая красивая сестра и ты обязан ее увидеть, мертвяцкий кусок. — Нужно имя, — сказала Яньли. — Для нашего первенца. Цзян Чэн долго молчал прежде, чем ответить. — Пусть выберет он. И хотя бы так будет рядом.