I love you.

Он бесцеремонно распахивает дверь в его кабинет, взмахивая руками, будто бы иссиня-черными крыльями. — Нам стоит закрыться в твоем кабинете навечно, — как будто бы невзначай замечает он, устало стягивая с себя промокшее пальто и бросая его поверх стола на какие-то неважные, по его мнению, бумаги. Альфард устало потирает переносицу, терпеливо вздыхая, потому что осознает, что у него не выйдет заняться делами, не касающимися этой белокурой проблемы на его пороге. Эван не дожидается ответа, просто опускается на колени напротив изможденного Блэка, даже не задаваясь вопросом — почему тот выглядит таким уставшим, — ему сейчас не до этого. Юноша решительно тянется к пуговицам на воротнике помятой накрахмаленной рубахи Альфарда, нетерпеливо терзая их в попытке расстегнуть. Брюнет решительно тормозит его, слегка отталкивая от себя незваного гостя. — — Полегче, — с призрачной ноткой мольбы в голосе обращается мужчина, даже не подняв глаз на застывшего в удивлении Розье. Брюнет с нескрываемым недовольством стаскивает влажное пальто со стола на пол и откидывается в кресле, оценивающе, наконец-то, взирая на юношу, чьи губы застыли в немой усмешке. — С каких это пор ты против, — блондин изящно взмахивает рукой в воздухе, словно вырисовывая, что конкретно он имеет ввиду, — я думал, что все твои свидания проходят… ТАК. Без лишних слов, я имею ввиду, — Розье поднимается с колен, даже не пытаясь сдержать разочарованный вздох и нервно поправляет манжеты неприятно прилипающей к телу рубашки. — А я думал, что ты не любишь быть как все, — насмехается Альфард, по деловому отодвигая промокшие бумаги в сторону и приглашающе похлопывая по опустевшей столешнице ладонью, словно бы давая команду ручному пуделю. Эван недовольно морщит розоватый от холода нос, но занимает освободившееся для него место. — Какой послушный мальчик, — тихо посмеивается себе в ладонь Альфард, покровительственно протягивая руку к острой скуле юноши, проводя пальцами по свежей ссадине, скользя вверх и запуская пальцы в мокрые, путающиеся между собой золотые кудри. Эвана ведет от этих прикосновений, он расслабляет напряженную спину, сутулится и тянется следом за теплыми прикосновениями, — твой отец опять тебя бил? Эван вздыхает, оглядывая мужчину сверху вниз. Все его выражение лица просто кричит “ ты все испортил. Снова», но от этого Альфарду хочется лишь рассмеяться. — Нет, — коротко отрезает мальчишка, — ты хочешь поговорить? Я не для этого сюда пришел, — блондин внимательно следит за медленно и как-то устало возвышающейся над ним фигурой, чувствует как шершавые горячие подушечки пальцев скользят по его загривку вниз прямо под воротник и обхватывают шею, заставляя его шипеть от волны боли. Блэк наигранно разочарованно цокает языком, медленно выпуская позолоченные пуговицы из плена тщательно обшитых шелковыми нитками петель. Брюнет небрежно отводит в сторону воротник, видя как по плечу растекается почти-что кошмарная гематома. Маг морщится, спуская рубашку с плеча Эвана, который как-то потеряно потупил взгляд светлых глаз в пол. — Врунишка, — вовсе не всерьез порицает юношу мужчина, опаляя своим дыханием бледную щеку, а затем касается губами саднящего места под челюстью слева, оставляя за собой словно бы ожог, и Розье шумно выдыхает, замирая, ощущая, как влажные поцелуи опускаются к ноющему плечу. Он сжимает дрожащими от нахлынувшей боли пальцами широкую ладонь, властно покоящуюся у него на бедре. — Прости, — шепчет юноша куда-то в ключицы Альфарда, опаляя его неуместно горячим для своего замерзшего тела дыханием, и мужчина в ответ усмехается, перебирая спутавшиеся кудри на затылке любовника. Эван как-то отчаянно обхватывает в объятиях широкую грудь Блэка, тычась как брошенный щенок холодным носом куда-то за ухо, — я…ненавижу, когда меня утешают. —Тогда тебе стоит скрывать эти следы, — без упрека отмечает брюнет, расстегивая оставшиеся пуговицы на мятой мокрой рубашке юноши, но замирает, ощущая неприятную влагу где-то в изгибе шеи, — Эван, — в голосе звякает металлическая строгость. На самом деле, Альфард ненавидел слезы, ненавидел, когда кто-то пытается выставить напоказ свою слабость. Бывало этим увлекались брошенные дамочки — оскорбленная невинность в розовых шляпках и никогда, поймите, никогда они не вызывали жалости. Лишь жалящее куда-то под дых раздражение. Их высокие заунывные стоны, мокрые носы и красные щеки, тонкие пальчики цепляющиеся своими коготками в распахнутый пиджак. Они больше не похожи на лучшие портреты в музеях, на искусно созданные скульптуры. Похожи на неприятных назойливых зверьков, пытающихся укусить за палец любого, обратившего на них внимание, прохожего. Это не красиво, это даже не грустно. Это раздражает. Но безмолвно содрогающаяся в его руках угловатая, сутулая фигура почему-то вызывает почти-что ненормальное удовлетворение. Блэка будто-бы пустили в закрытую веками комнату, дали заглянуть в замочную скважину и открыть ржавым ключом тяжелую скрипучую дверь. Розье такой по-сладкому беспомощный, невыносимо слабый и по-детски открытый. И желание вспыхивающее в груди ненормально — Блэк знает об этом, уверен на все сто процентов, но почему-то он не может сдержать расползающейся по лицу улыбки и желания сделать этому дрожащему комку в его руках больнее, сжать так, чтобы тому стало тяжело дышать, до хруста костей. Это было бы так приятно. И осознание болезненно скребущее по остаткам совести неожиданно ударяет в солнечное сплетение, заставляя невольно задержать дыхание. Знать причину этих слез он бы не хотел. Пусть малец молчит и плачет в его объятиях, а Альфард лучше соберет слезы губами, рассыплет их по податливому телу. И если юноша захочет заговорить — лучше закроет его рот жадным поцелуем, чтобы тот ничего не испортил. И от самого себя становится как-то мерзко. Совсем капельку. — Отец считает, что женитьба сделает меня ответственнее, поэтому уже нашел мне подходящую женушку, — бубнит Розье в плечо мужчине, который раздраженно стискивает зубы. Этот пацан все испортил. Слушать его не хочется. — Позовешь на свадьбу, если там будут ее симпатичные подруги и достаточно алкоголя, — Альфард устало отталкивает от себя цепляющегося за него мальчишку и садится в свое кресло, небрежно притягивая податливое тело к себе и усаживая его на колени. Удивительно, его глаза совсем не покраснели, лишь почему-то стали светлее, словно бы соль его слез вымыла сероватую дымку из радужки. Но ресницы мокрые паучьими лапками торчат в разные стороны и губы искусаны так, что кое-где в мелких трещинках неумело прячутся росинки крови. И несмотря на испорченное настроение, Блэк готов признать вновь, что этот юноша ангельски красив. Может, это стоит того, чтобы порой слушать его наивное нытье. Иногда, магу его даже становится жалко. — Я сказал отцу, что уже влюблен и не собираюсь жениться на подходящей партии, словно девица на выданье, и ему это не понравилось… — Да, и когда ты познакомишь меня со своей избранницей? Или, погоди, избранником? В тоне мага сквозит неприкрытая издевка, а блондин надувает свои розовые губы, аки та самая девица на выданье, коей он себя не считает, и Блэк усмехается, притягивая эту ходячую богему за шею, чтобы оставить еще один небрежный поцелуй где-то под подбородком. Розье как-то раздраженно вздыхает, но не сопротивляется. — Ты знаешь, что я говорю о тебе… И где-то на задворках сознания слышится звук бьющегося стекла. Внутри что-то скребется так, будто рассыпавшиеся осколки Блэк ложкой жрал. Он устало потирает переносицу, безвольно опуская вдоль тела руку доселе покоящуюся на чужом остром колене. Судя по испуганному взгляду блондина, заерзавшего на ставшем внезапно неудобном месте, он понял — что только что сказал. И Альфард молит всех магловских богов, чтобы этот пацан взял свои слова назад, заткнул свой рот и нашел ему более приятное для них обоих применение. Эван и до этого говорил эти слова, которые в данном конкретном доме строго запрещены, будто бы запретные заклятия. Но говорил он это в такое время и в таких положениях, что, впрочем-то, было наплевать, что там исторгает этот хватающий воздух, словно выброшенная на берег рыба, рот. Сейчас же. Эти слова режут слух. Взять бы этого щенка за шкирку и выбросить на улицу под дождь, да жалко. И Блэк дает ему шанс — время, чтобы исправиться. А Розье молчит, возмущенно сжимая губы, превращая их в тонкую полоску. Альфард в ожидании вздергивает брови, но, вскоре, не выдерживает повисшего в кабинете молчания. — Я понимаю, что ты имеешь в виду и мне лестно, но… — Брось, — умоляюще стонет Розье, — хватит. Я имею ввиду то, что имею ввиду. Я устал. Устал от невозможности сказать об этом. Я, ведь, не прошу тебя отвечать мне. Ни словом, ни чувствами, — Блэк уже было порывается сбросить с себя эту глупую тушку и выставить за дверь, но оно смотрит на него такими жалостливыми глазами, что внезапно просыпается непрошеная совесть. — Ты же понимаешь, что я никогда не скажу этого так… — Блэк, заткнись и сделай уже то, зачем я сюда пришел, — через силу усмехается Эван, пытаясь обратить прошлые пару минут в нелепую шутку, в неприятное воспоминание. И Альфарду удобно, ему хочется, чтобы это было так, а потому он принимает условия этой игры. — И для чего же, позволь поинтересоваться, ты пришел, — ухмыляется брюнет, запуская ладонь под полы липкой от влаги рубашки. — Не веди себя, как придурок, — фыркает Эван, вздрагивая от теплых прикосновений и задерживая дыхание. Порой, Блэку кажется, что ни одна невинная кисейная барышня не умеет так разыгрывать из себя недотрогу, как этот молодой львенок. И, наверное, эти минуты, когда он все портит, стоят тех часов, когда он заставляет мужчину забывать обо всех этих ошибках и о целом мире, находящимся за пределами их двоих.