Тэхён любовно поправляет полуживые цветы в хрустальной вазе, которые стоят здесь, наверное, уже тысячу лет; глав. врач смеется, говорит, что Тэхён уже поехал на своих цветах: весь подоконник ординаторской засеян пестрым разноцветием, у Тэхёна в кармане белого халата всегда бутон какой-нибудь очередной ерунды, которую сам Ким с восторгом называет «редким цветком». Вообще все считают доктора странным и инфантильным, что ли. Он специально ходит в детское отделение, чтобы расчесать одной девочке, всем сердцем полюбившей Тэхёна, волосы, заплести причудливые косы с васильками.
Тэхёна называли цветочным мальчиком: вроде имя необычайно нежно и тает на губах, расцветает, подобно весеннему разнотравию на улыбке, но все отделение тихо хихикало в углу, упоминая его.
Чонгуку прозвище Тэхёна нравилось, он с улыбкой шептал его, словно оно вот-вот взлетит, произнеся его чуть громче. Чон задыхался
порой(часто), а когда перед плывущим, мокрым от слез, взглядом появлялся доктор Ким, когда он хватал Чонгука за ребра теплыми руками (но не руками, а целой душой), когда цеплял аппарат, когда вводил адреналин, когда боролся каждый день за каждую крупу воздуха в легких Чон Чонгука, то больной кряхтел через последние силы радостное, будто дикое «цветочный…».
Иногда Чонгук плакал ночами, особенно когда приходили анализы, где черным по белому было написано будто ошметками от пуль «лечению не подлежит». Тэхён поджимал искусанные губы, садился на край кровати и гладил его волосы, заправляя в них такие же васильки, что и девочке из 16 палаты — Ким не мог не отдать ему результаты, не имел право, хотя и хотелось подарить Чонгуку хоть какую-то надежду, сжечь эти чёртовы бумаги. Уже третий год он лежит в одной и той же постели, смотрит одни и те же передачи по барахлящему телику, ест одну и ту же еду, мерзкую на язык. Доктору только и остается, что сидеть с ним ночами, беззвучно плакать, исследуя белый тресканный потолок. Доктор должен быть сильным, должен подавать пример больным, должен держать эмоции в стальных силках, только вот у Тэхёна с Чонгуком не получается совсем, ему от этого тихого обязанного спокойствия только хуже, только хуже, хуже, хуже.
Тэхён каждый день приносит ему цветы. Каждый божий, всегда разные букеты, иногда только веточку, иногда целый небрежный, но от того прекрасный, — теплый от рук Тэхёна — букет полевых цветов.
Наверное, привычка у них такая — днём Чонгук смеется, перебирает цветы, составляя новые комбинации и переливы, а ночью рыдает навзрыд, давя бутоны в своей голове накрахмаленной подушкой.
Цветы стали тем самым канатом, что стягивает пропасть между жизнью и смертью. Их бессмертным воспоминанием, первым и последним поцелуем. Каждый букет означал что-то, до чего
он не доживет: свадьба — такая пышная и бесконечная в воспоминаниях, ребёнок — такой маленький, но, но уже хранящий в себе все чудеса мироздания, день рождения матери, похороны. Не свои. Потому что ближайшие — только эти.
Когда Чонгуку стало очень плохо и он не смог двигаться, Тэхён все равно приносил букеты, клал их в холодные пальцы и смотрел за мелким подрагиванием фаланг. Будто только там осталось бьющееся горячее сердце. «Жизнь странная штука — вчера еще ты шутишь над смертью, сегодня же она смотрит тебе в глаза» — подумал тогда Чонгук, смотря перед собой, но видя только бесконечный обрыв. Пять лет назад, в свое восемнадцатилетие, он прыгал из самолета с парашютом за спиной, и под ним были только облака, застилавшие бескрайний горизонт. Вот, вроде бы одна бездна, но в эту, больничную, ты летишь, почему-то, с дырявым парашютом.
«— Тэхён, ты веришь в Бога?
— Даже не знаю. Я не уверен, что он есть, но я и не уверен, что его нет. А что такое?
— Как думаешь, для Бога я был хорошим человеком?
Тэхён, плачет, закусив ребро ладони.
— Главное, что ты был хорошим человеком для других людей».
***
Тэхён заходит в пустую палату, где свернуто аккуратное отбеленное белье. Он дрожит и кусает кончик языка, чтобы не закричать от боли, будто если Ким откроет рот — вопль уже не сдержится, сердце разойдется по швам.
Букет васильков на пустой кровати и моя вечная любовь — всё, что я могу тебе пообещать после смерти.
