Типичный случай

Пожалуй, Карл, не был так слеп ещё никогда в своей жизни. И пусть это было вполне объяснимо, смертью его жены Маргариты, когда он бесцельно гулял под палящим солнцем, всё ещё не осознавая этого всепоглощающего факта, и корил себя, старого балбеса,теряющего время зря, непутёвого доктора Мичела, поставившего не тот диагноз, несправедливую судьбу, решившую играть по-своему... он всё равно не мог себе этого простить. Клаус, его милый Клаус, всегда приветливый и жизнерадостный молодой омега из дома по-соседству, который каждый раз идя из магазина напротив, махал ему, улыбаясь так, словно нет ничего прикраснее, чем этот ясный день. Тот самый милый Клаус, который заходил с ребенком к ним в гости в особо трудные дни для Маргариты, когда она страдая от рака мозга и растеряв весь свой былой пыл, тихо сидела в постели, под мерный стук внутренних часов, отмеряющих последние года её жизни. Клаус, который был единственной негласной поддержкой Карла, на похоронах Маргариты. Единственным кто не отвернулся ни разу, единственный кто видел в них не просто пожилую пару, а два горящих в пламени сердца, нуждающих в любви...появился на их улице, в обычный сентябрьский день, весь в крови и с ребенком на руках. И уже тогда Карл знал, что это был не несчастный случай, не случайное истечение обстоятельств, а вполне намеренное избиение и его откровенная слепота. От былого Николауса не осталось и следа, он стоял с пустым взглядом и прижимал к окровавленному боку притихшего сына, наверное неосознанно, скорее инстинктивно забрав его с собой. Карл уже знал куда идти. Знал, но не принимал. Не принимал, что добродушный русский альфа, Николай Ивушкин, муж Клауса, способен на такое. И пусть тот случай, окончательно раскрыл ему глаза на реальность, заставив вспомнить о всех тех синяках Николауса что он уже видел на нём, Карл ненавидел его и до сих пор вспоминал. Вспоминал растерянный взгляд Коли, блуждающий по своим окровавленным рукам, и вышагивающего по двору их небольшого с Клаусом немецкого домишки. Вспоминал заплаканные голубые глаза Ягера, когда он умолял не вызывать полицию. Вспоминал и нервно вздрагивал. Клауса они тогда затащили в ближайший магазин, заперев двери. Он не сопротивлялся, безвольно повиснув на руках помогавшего продавца и наконец-то пришёл в себя лишь под гудки телефонной трубки. Тогда, наверное впервые Карл, так сомневался в значении слова "люблю". Он безусловно любил Клауса, и желал ему лишь всего самого наилучшего, но вот, то с каким отчаиньем на него смотрела пара голубых глаз, требуя сбросить звонок, ради блага мужа, с трудом поддавалась под описание этого лаконичного "lieben". Это была любовь сквозь боль и слёзы? Сколько это повторялось, сколько раз Коля поднимал на него руку, пока не достигло до точки невозврата — того ракового дня? И было ли это вовсе, та самая, книжная "lieben". Карл сомневался, называя адрес магазина полицейским, и положив трубку глядел в заплаканные глаза. Позже с неожиданно переполняющей его яростью шёл к небольшому немецкому домишку четы Ивушкиных. Колю тогда мелко трясло, фоном играла музыка, а чужая кровь на его руках засыхала каростами. Был ли это тот самый русский, что и раньше, Карл не знал. Знал ли он когда-нибудь настоящего Колю, Карл тоже был не уверен. Мир перевернулся, но полицейский, крупного телосложения заверил, что это типичный случай и все насильники — одинаковые. Когда их только видишь, они в растерянности, ходят кругами, пытаясь придти в себя и настроить на нужную ноту. Позже превращаясь в дружелюбных и доброжелательных людей, что было и с Колей. Он смущённо улыбался, теребя край рубахи и заверял герра полицейского в не серьёзности сего происшествия. "Я досих пор не могу понять как я его ударил" — слетело с его губ. "Ударил" эхом пронеслось в голове Карла и он горько усмехнулся, — "ударил". Точно. Всего лишь ударил, выбив два зуба, испортив ему лицо, сломав руку и выдрав клок волос. Просто ударил. Коля продолжал нести полный бред, подкрепляя его улыбкой, заверяя, что это было лишь раз, что это была даже не ссора — так мелкий спор на почве политических разногласий. Красиво сказано, вот только правда куда уродливее — домашнее насилие и точка, в полицейском рапорте. Он изредка нервно дёргал головой, напоминая петуха, запуская петярню в волосы, и в его, пустых васильковых глазах, некогда таких живых и ясных, не виделось ни капли сожаления и расканья, лишь море страха за свою жалкую шкурку. Ярость вскипела в Карле с новой силой и если бы он был лет на двадцать, а того и на тридцать моложе, он непременно бы бросился на него с кулаками, показав что значит — "ударить", а что значит — "избить". Но ему было уже далеко семьдесят и подобная инциатива была бы чистым мазохизмом по отношению к себе. И прекрасно осознавая сей факт, он позволил повязать полицейскими неожиданно притихшего Ивушкина. Россыпь веснушек на его носу, словно вмиг поблекли, лишая игривости и всё сильнее делая его непохожим на прошлого всем известного Николая Ивушкина. Внешняя молодость так же угасла с его улыбкой, и Карлу неожиданно стало так брезгливо-противно смотреть на него, что он даже захотел отвернуться. Нет. Явно не за этого человека Николаус Ягер выходил замуж. Не этого человека он полюбил однажды, но этого человека он любит до сих пор. И это "до сих пор" было страшнее любого катаклизма в масштабе всего мира. Это "до сих пор" тащило за тонкие щиколотки Клауса на дно, заставляя тонуть и не верить в происходящее, подавляя сопротивление и недовольство. "Типичный случай" — звенел голос полицейского в ушах, заставляя посмотреть на это всё, со стороны случайного зрителя. Типичная молодая, на первый взгляд, счастливая семья. Типичные побои, типичная любовь к насильнику, и типичная игра в молчанку жертвы, перед сотрудниками органов защиты. Вот только Клаус с Колей были не типичными. Клаус был закалённым в армии, а Коля имел обострённое чувство справедливости и доброты. Но всё же это случилось. И сколько Карл не складывал эти ломаные пазлы, он так и не мог прийти к ответу и наконец понять мотив Коли. Он ускользал сквозь пальцы, словно песок. Мания власти? Мания величия над и так покорным Клаусом? Что такого мог сделать Ягер...нет, не так. Что такое было в поведении Ягера, что так бесило Колю на протяжении всех этих лет? И была ли проблема только в Клаусе? Это дело закроют, а Карл так и не узнает правды. Возможно Колю посадят, а Клаус продолжит жить дальше. Но так ли просто срубить всё на корню, после стольких лет вместе? После пяти лет совместного существования? Ответ напрашивался сам собой — нет. Однозначно нет. Для этого потребуется огромное мужество. Карл верил, что оно есть у Ягера. Он сменит фамилию и снова будет жить...хотя бы ради сына. А сын не будет знать отца, лишь изредка смотреть на фотографии. Может именно поэтому в России, откуда родом Коля, так и не назначили уголовную ответственность за домашними побои? Потому что это ломает семьи...но почему же всем всё равно, что это ломает людей? Ломает психику детей глядящих на это всё и в унисон рыдающих с отцом. Неизвестно. Людей всегда пугала неизвестность. Карла всегда пугала без проглядная тьма ближайшего будущего. Клаус ещё долго будет злиться на него, лёжа в больнице под капильницей, потому что так легче, легче чем думать о всё другом. Но потом он обязательно позвонит и поблагодарит тихо шепча в трубу и растирая слёзы по лицу. И это будет очередной "Типичный случай". Закончившийся испалосонной шрамами щекой, бывшего Ивушкина, и порядком униженного Николая. "Типичный случай".